скачать книгу бесплатно
Помню, весной девятнадцатого, когда генералы Слащёв и Кутепов вели свои дивизии с боями по Тавриде на восток, навстречу дончакам, было решено поддержать армейские операции ударами и десантами с Азова.
О переговорах Антона Ивановича и армейской верхушки с вице-адмиралом Саблиным и плане большого десанта в Мариуполь мне удалось предупредить наших заблаговременно.
Радиоперехват сообщения от коменданта Мариуполя командованию Южного фронта о том, что в порядке защиты от возможной атаки с моря залив и гавань защищены минным заграждением, я прочёл и, естественно, ни в какие сводки не внёс. Ни десант, ни даже эффективный обстрел промышленного города, откуда соединенными силами рабочих отрядов и анархистов Махно недавно были выбиты войска Донской армии, не должен был состояться.
Но человеческий фактор сработал по-своему…
Мариуполь
Настоящей канонадой это нельзя было назвать, иногда по нескольку часов не доносились раскаты орудийных выстрелов и снарядные разрывы, но всё равно гремело уже недалеко. И с каждым днем всё ближе и ближе.
Бывший инженер-лейтенант Императорского флота, ныне – начальник оперативной связи «красного» Мариуполя Леонид Матусевич так и сказал коллеге, белобрысому, немецких кровей лейтенанту Теодору Ломману:
– Наши уже близко. Дня три, не больше.
Теодор, он же Фёдор, – а за глаза его иначе как «лоцман Ломан» и не называли в соответствии с главной его морской профессией, которой он владел исправно, ответил без особого на то энтузиазма:
– Может, три, а может, больше. Этот военком, Апатьев, уже вроде полтысячи штыков набрал, завтра выступают.
Матусевич только рукой махнул.
– Пятьсот ополченцев против кадровых дивизий? Тут тебе, брат, не Фермопилы будут, а избиение младенцев.
– Какое-то время продержатся. А там, неровён час, махновцы вернутся или ещё какая сволочь. Красным наш город и порт ой как нужны. – Ломман отодвинул пустой стакан в фирменном подстаканнике Кавказского пароходства.
Чай у начальника Оперсвязи Мариуполя был настоящий, колониальный. Всеобщие в разорённой войною России превеликие продовольственные трудности в портовом городе ощущались не так заметно. Рыбка и в Азове, и на столе в кабинете на втором этаже, над комнатами телетайпистов и коммутатором, не переводилась. Вот только вместо хлеба были жёсткие сухари из продпайка неведомо какого войска.
– Вот, расщедрились. – Ломман с заметным усилием отломил осьмушку сухаря, закинул её в рот и продолжил, ещё не разжевывая: – Двести восемьдесят мин, почти весь арсенал флотилии выделили: на семь линий заграждения всей бухты. Если так с моря закрываются, то и на суше обороняться будут отчаянно.
– Так вы всё, закончили постановку мин? – спросил Матусевич с несколько странной интонацией.
Теодор, который «лоцман Ломан», понял её по-своему:
– А что прикажешь делать? На обеих тральщиках – братишки наглухо распропагандированные, «революционную сознательность» проявляли вовсю, так что рогатые шарики выставлялись по всем правилам. Я только фиксировал координаты да проводил потом тральщики в порт по чистому фарватеру. Да что я тебе рассказываю, ты же сам передавал рапорт в штаб красных.
Матусевич кивнул и отозвался с тою же интонацией:
– И что теперь, ни один серьёзный корабль сюда не прорвётся? Вот уж тебя наши отблагодарят, когда Слащёв с лишней кровью, но всё же возьмёт Мариуполь.
– Да уж… Рядышком с тобою, кстати, поставят к стенке, – согласился Теодор. А затем спросил, глядя Леониду Матусевичу в глаза: – А что, есть варианты?
Начальник оперативной связи поцокал ногтем по панели корабельной радиостанции, занимающей добрую четверть кабинета. Чуть помедлил и сказал:
– Принимал я сообщения наших. Подготовлен десант. Крейсер «Кагул» – ну ты знаешь, он тогда отличился, раздолбал красных на Ак-Монайских позициях, – эсминцы, канонерки. Два батальона пехоты. Хватит и на город, и вломить с тыла Апатьевскому отряду. К завтрашнему вечеру должны подойти на внешний рейд.
– Но войти в бухту… – начал Теодор.
– Ты их должен провести по секретному фарватеру. Я свяжусь с «Кагулом», предупрежу и договорюсь. Работаем?
«Лоцман Ломан» отнюдь не был тугодумом. В считанные секунды он понял, что при таком раскладе их служба «на красных» приобретает совершенно иной смысл, – они становятся не изменниками Белому делу, а достойными соратниками и вполне могут рассчитывать не на расстрел, а на награду.
Поэтому и сказал только, не вдаваясь в несущественные в данной ситуации резоны:
– Я тебе сейчас запишу координаты внешней минной завесы – передашь, чтобы остановились в паре кабельтовых. Но затем нам надо попасть на эскадру…
– А твои лоцманские катера?
– Нет, они на приколе, без команды коменданта порта не выйдешь.
– А если взять шаланду у рыбаков? – быстро переспросил Матусевич.
– Так они тебе и дадут. А вот весельный ялик в учебке взять можно. Пройдём вдоль берега до пустыря, а там – по проходу, я как знал, оставил его.
…На следующий день, когда радиоперехват однозначно подтвердил выдвижение к Мариуполю эскадры с десантом, из кабинета начальника оперсвязи на борт крейсера «Кагул» ушла радиограмма, не зафиксированная ни в одном журнале. В ней было предупреждение о минировании, координаты внешней линии минной завесы, обещание лоцманской проводки и просьба о подтверждении приёма сообщения.
Первое подтверждение приёма пришло менее чем через час.
А второе – когда эскадра появилась уже в зоне видимости, но ещё вне зоны досягаемости огня последних двух мариупольских трехдюймовок, не увезённых на фронт.
Радиограмму с указанием конкретного способа прибытия («два офицера на весельном яле») удалось отправить позже, после того как Матусевич и Ломман побывали на экстренном совещании в кабинете коменданта Мариуполя.
Ещё не ведая беды…
И Матусевич, и Ломман были одеты как обычно – в расстёгнутых матросских бушлатах поверх офицерских мундиров без знаков различия, а хозяин, «красный» комендант, в прошлом унтер, и комиссар, седоусый «дядя» по фамилии Никулин, из бывших моряков, – в мотоциклетных кожанках. Ещё трое участников совещания были из городского Совета; и по их инициативе как раз обсуждалась животрепещущая тема – уход последнего эшелона с арьергардом махновской дивизии.
Всего две недели прошло с тех пор, как махновцы – весьма боеспособные и тактически грамотные, – почти без потерь оттеснили от города и отогнали вёрст на тридцать чубатых дончаков. А вчера, после бурного выяснения отношений, бравые анархисты уселись кто на коней, кто на свои тачанки, кто в два «реквизированных» со стрельбой и мордобоем эшелона и укатили в сторону Юзовки.
Климович, из Совета, как раз требовал немедленно направить Муравьёву, Фрунзе и Троцкому телеграммы с требованием вернуть распоясавшихся анархистов или прислать дополнительные части для защиты города. На что комиссар Никулин только безнадёжно махнул рукой и обронил солёное матросское словцо.
И комендант тоже сказал с досадой, обращаясь почему-то к новоприбывшим:
– Вот, извольте видеть, товарищи! Эти махновцы – как ордена получать, так пожалуйста, а слово поперёк сказали – снялись и укатили, да ещё эшелон угля увели.
– Три платформы, – поправил его комиссар. – Но всё равно, каковы суки, а? И как теперь город защищать?
Матусевич осторожно сказал, стараясь никак не выдать ни своего отношения к происходящему, ни своей информированности:
– Но этот наш, замвоенкома, Апатьев собрал… Как его…
– Первый Мариупольский ударный советский батальон, – подсказал Климович.
– Ну, так вот. Защитят город. – И Матусевич не поскупился даже на некий, чуть ли не на плакатный жест: выставил раскрытую ладонь.
– Защитят – это вряд ли, – комендант, участник двух кампаний на Юго-Западном фронте и боев с «сичовиками» на Херсонщине, оценивал обстановку достаточно трезво. – Но продержатся, пока наши с севера подойдут.
Комиссар Никулин тоже не пылал оптимизмом. Так и сказал:
– Может, пару-тройку дней и продержатся. Если в спину им не ударят. Зря, что ли, к нам эскадра беляков подплывает? Высадят десант – и всем кранты.
Вот тут-то счёл самым подходящим моментом подать голос и «лоцман Ломан»:
– Ваши опасения преувеличены. Семь линий минных заграждений перекрывают вход и в Таганрогский залив, и в нашу гавань.
– Пусть только сунутся, – подхватил Матусевич, – такой фейерверк начнётся! Опасность с моря исключена.
– Если мины сработают. Вы, служивые, должны помнить, как в четырнадцатом тот проклятущий «Гебен» топтался прямо по минному полю и добрых четверть часа лупил по Севастополю. И ушёл, сука, безнаказанным.
«Служивые», равно как все прочие черноморцы, конечно же помнили, о чём речь. Даже те, кто в тот памятный день не оказался в Севастополе…
В то раннее утро линейный крейсер «Гебен» – он же флагман турецкого флота «Явуз Селим Султан», – вынырнул из тумана почти что на траверзе Северной бухты, где стояли на банках и якорях больше половины кораблей Черноморского флота России. Приблизился, вышел на внешний рейд и открыл огонь.
Несколько раз, пока 280-мм орудия линейного крейсера посылали трехсоткилограммовые снаряды на Севастополь, датчики линии гальванических мин, установленных на внешнем рейде, срабатывали, отмечая контакт со стальной громадой «Гебена». Датчики срабатывали, – а взрыватели гальванических мин не были включены. И пока шли переговоры и согласования, линейный крейсер с обоими своими эсминцами сопровождения отвернул мористее и скрылся в тумане…
Матусевич подтвердил с искренним сожалением, поддерживая официальную версию причин произошедшего в 1914 году:
– Да, проспали тогда в Севастополе, не успели включить линию гальванических мин. Но, – тут же он включил мажорную интонацию, – здесь у нас только контактные и магнитные мины, эти не подведут.
И, только сказав, спохватился, что проявил знание, вовсе не входящее в компетенцию связиста.
Но, оказалась, на это никто больше не обратил внимания. Комендант спросил только:
– А белые о наших минах знают?
Ломман развёл руками.
– Да, постановку мин утаить не удалось. Даже аэроплан их прилетал, разведывал…
Комиссар Никулин ещё раз посмотрел в окно, обращённое к Таганрогскому заливу, прищурился на ясно различимый силуэт трехтрубного крейсера, на тёмные линии канонерок и катеров, и с сожалением покачал седеющей головой.
– Не зря эскадра остановилась возле вашей «первой линии». Тральщиков своих небось ждут.
Матусевич ещё раз проявил осведомлённость, не соответствующую его должности, и опять никто, кроме Ломмана, не обратил на это внимания.
– Мины защищены противотраловыми зарядами. Так что траление – дело долгое. Успеет к нам подкрепление подойти.
Тут Ломман решил несколько повернуть разговор, чтобы никто не успел задуматься над репликой партнёра:
– А схема постановки минных полей засекречена и надёжно спрятана.
Воцарилась непродолжительная пауза. Затем комендант Мариуполя спросил только:
– А не лучше ли её вообще уничтожить?
Вот тут уже Ломман сказал с искренним, неподдельным возмущением:
– Как можно? Нам же самим надо будет всё разминировать… Когда опасность минует.
Никому из присутствующих, кроме Леонида Матусевича, естественно, и в голову не пришло, что под «опасностью» Ломман подразумевает советскую власть.
Совещание вскоре завершилось – обстановка отнюдь не способствовала долгим разговорам. И спустя несколько часов из узла оперативной связи, которым заведовал бывший инженер-лейтенант Черноморского флота России Леонид Матусевич, ушла собственноручно отправленная им радиограмма:
«Кагул».
Конфиденциально, срочно.
Флагману эскадры.
Вход в залив и гавань заминированы. Достоверная карта всех линий заграждения имеется. Примите в 6.00 с NW весельный ял с двумя офицерами для разъяснения обстановки. Ждём подтверждения.
М-порт.
Ответная радиограмма поступила менее чем через час. Нормальное время для согласования, принятия решения и отправки. В ней «М-порту» от имени Флагмана разрешалось прибыть на борт минного катера № 7, выдвигаемого в условленное время на NW от основной группировки.
…Время было выбрано неслучайно. На этой широте в средине марта едва начинает в пять часов брезжить рассвет, но к шести утра уже светает.
От артельных мостков офицеры отчалили вообще никем не замеченными. А когда – через полчаса – береговой патруль всё-таки заметил уходящий в море ялик, стрелять уже было поздно.
Преследовать вёсельный ялик было не на чем: дизельные лоцманские катера и оба баркаса с паровыми машинами стояли на приколе, разрешение на выход в море мог дать только капитан порта, а мог и не дать: мины не разбирают, где там свои, а где чужие. И стоило ли поднимать шум из-за какого-то ялика?
Вот так Матусевич и Ломман выгребли за внешнюю линию минного поля, а затем, преодолевая невысокую резкую азовскую волну, догребли ещё кабельтов до минного катера № 7.
С катера им сбросили штормтрап, на палубе обыскали, тщательно, но не грубо. Затем катер, взревев мотором, заложил разворот и помчался к «Кагулу».
И вот кают-компания крейсера, где самозваных помощников ожидают командир «Кагула», капитан 1-го ранга Остелецкий, седовласый морской волк со знаками различия Вооруженных сил Юга России, начальник штаба эскадры кавторанг Потапов и трое старших офицеров, – один морской и два пехотных, командиры десантных батальонов.
Старшина бригады катеров, испросив по-уставному разрешения, ввёл в кают-компанию Матусевича и Ломмана, в форме офицеров Русского императорского ЧФ, с погонами и нашивками.
Матусевич – он вошёл первым, – отдал честь и обратился к старшему по званию:
– Здравия желаю, ваше превосходительство. Разрешите представиться?
Каперанг Остелецкий выдержал паузу и только затем сухо бросил:
– Позже. Вы прибыли для разъяснения обстановки?
– Так точно, – отрапортовал Матусевич, не подавая виду, что рассчитывал на несколько иную интонацию. – Подходы к гавани Мариуполя заминированы.
– Это нам известно, – так же сухо бросил Остелецкий. – И это всё?
– Никак нет, – невольно сглотнул Матусевич. – Мы располагаем достоверной схемой постановки минных полей.
– Вот как? Забавно… – произнёс тем же тоном капитан 1-го ранга; на секунду его взгляд остановился на пакете в руке у Ломмана. – Вы её доставили?
– Так точно. Извольте получить.
Капитан 2-го ранга Потапов выступил вперёд.
– Разрешите, ваше превосходительство?
