Любовь серого оттенка. Тьма в объятиях света

Не ожидая получить четкий и внятный ответ, я спустилась руками с крепкой груди к рельефному прессу, увлеченная собственными фантазиями, ощущением его сильного и идеального тела. Дух захватывало от того, что все это, даже его глубокое дыхание, принадлежит мне. Что я могу любить его, и ему это нравится, он наслаждается нами так же, как я.

Опьяненная им, я уверенно опустила руку еще ниже, но Брайен тут же перехватил мою ладонь и повернулся ко мне лицом. Мой недовольный стон он немедленно заглушил поцелуем еще более страстным и пылким.

– Ты прекрасно знаешь все, что я скажу, если вопрос касается тебя, – все же ответил мне Брайен прямо в распахнутые губы, прервав поцелуй.

Последний раз он мягко прикоснулся к нижней губе, слегка оттянул ее и переключился на шею. Мое дыхание участилось, когда его ладонь накрыла грудь.

– Хочу слышать каждый ответ. Вновь и вновь.

Я чувствовала, как он упирается в мой живот, и от этого раскаленная волна желания топила меня в предвкушении, обволакивала каждую клеточку тела. Мою очередную попытку прикоснуться к нему Брайен оборвал. Он отстранился от меня: одна его ладонь все еще ласкала грудь, а другая сжимала запястье.

– Ты не представляешь, в каком я состоянии, Аврора.

– Представляю. – В доказательство я прогнулась в спине, чтобы ярче ощутить его.

За мою маленькую шалость я получила наказание: Брайен развернул меня лицом к стене, прижал к холодному кафелю, и я слегка вздрогнула из-за пробежавших по телу мурашек. Мне хотелось продолжить свои дразнящие игры, но одной рукой Брайен поймал обе мои, заставил выпрямить их над головой и вытянуться перед ним.

Он убрал мои влажные волосы на одну сторону и склонился к уху:

– Я же сказал, что не представляешь.

Не отстраняясь, он свободной рукой поднял мою ногу и поставил ее на край ванны. Я не сопротивлялась и готова была сделать все, что он пожелает, лишь бы пожар в груди никогда не потухал и Брайен вечность прикасался ко мне.

– Дело не в препаратах. Их эффект силен только в самом начале. Он яркий, но проходит достаточно быстро, не оставляя после себя ничего и лишая памяти.

Брайен все это шептал мне на ухо, прижимаясь ко мне сзади и медленно ведя пальцами от сгиба колена к внутренней стороне бедра.

– Неужели дело во мне?

Я развернула голову так, чтобы одна щека прижалась к плитке, а другая согрелась от тепла его дыхания.

– Ты бы хоть сделала вид, что удивлена.

Губы Брайена мягко касались кожи, а пальцы оглаживали ягодицу, периодически поднимаясь к тазовой косточке.

– Сейчас я в замешательстве, как ты держишься. Почему ты все еще…

Не дослушав меня, Брайен наконец-то прикоснулся ко мне между ног, стал ласкать меня и срывать первые, сдержанные стоны. Я контролировала себя, потому что знала, что так могла раззадорить, заставить его мучиться так же, как он заставлял страдать меня из-за запрета ответных ласк.

– Мне мало, – пожаловалась я, хотя сама дрожала и напрягалась из-за нарастающего чувства внутри. Слова и реакция тела противоречили друг другу.

Когда Брайен вошел в меня сначала одним пальцем, а затем двумя, я простонала уже слишком громко, выдав себя, и в лихорадочном состоянии попыталась найти любимые губы. Растворяясь в контрасте холода плитки и жара прижимающего меня к ней тела, я теряла контроль над собой. Нога соскользнула с бортика из-за приятных судорог, я случайно зацепила стоящие на нем баночки, и они рассыпались вокруг наших ступней по полу.

Ванна была узкой, нам не хватало места, но тем не менее я прогибалась так, чтобы мы плотнее прижимались друг к другу, вставала на носочки и пыталась стать выше, на нужном уровне, чтобы дать понять, на что я желала заменить эти невероятные ласки пальцами.

– Брайен, умоляю, – простонала я, хватая ртом воздух.

Он наконец-то отпустил мои руки и развернул обратно лицом к себе. Онемевшие ладони упали на широкие плечи, я тут же потянулась за страстным поцелуем и получила пылкий и всепоглощающий ответ. Пока мы целовались, Брайен подхватил меня под ягодицы, и я обвила ноги вокруг его талии. Вода бежала по нам, было скользко и неудобно, но мой темный наконец-то усадил меня на себя и выбил из нас обоих остатки рассудка.

– Я хочу тебя. И всегда только тебя, – прошептал он мне в губы и вновь поцеловал.

Мне нужно было совсем чуть-чуть, чтобы получить желаемое. Я вжималась в стену, упиралась в нее ладонью, искала опору ногой, чтобы стоять тверже. И когда я пяткой обнаружила что-то достаточно крепкое, чтобы опереться, то стала сама насаживаться на Брайена. Он подключил освободившуюся руку к ласкам, и вихрь невероятных ощущений тут же захлестнул меня, и я рассыпалась на мелкие осколки, пролепетав что-то о том, как мне хорошо с ним. Забылась, погрузилась с головой в собственное наслаждение. Я продолжала сжимать его, игнорируя то, что вода больше не бежит по нам, что больше не трусь лопатками о кафель.

Я пришла в себя, когда меня, мокрую и голую, уложили на диван.

– Тебе нужна передышка?

Он стоял между моих распахнутых ног, и его силуэт очерчивал лунный свет, льющийся из окна.

Пульсация стихла, но я все еще чувствовала ее отголоски внутри. От одной мысли, что я могла ощутить Брайена внутри себя вновь, возбуждение снова росло. Приподнявшись на локтях, я уставилась на него с вызовом.

– Передышка от чего?

Я представляла, в какой же сексуальной усмешке растянулись его губы, каким же диким был его взгляд. Он приблизился, оперся одним коленом на диван и склонил голову набок.

– Я не закончил, Аврора. Теперь мне мало.

– А, ты об этом? – продолжила игру я.

Намеренно медленно погладила свою грудь, спустилась к животу и бедрам. Брайен наблюдал за моими движениями недолго: он почти сразу навис надо мной, скользнул членом между бедер и стер с моего лица надменность.

– Аврора, ты опять нарываешься.

– Это так очевидно?

Я обняла его за шею, притянула к себе и поцеловала очень нежно, понимая, что скоро настроение переменится, что я доведу до того, чтобы движения стали бесцеремонными и грубыми, идеальными под мое состояние.

Мы обнимались, с особым трепетом ласкали друг друга, двигались медленно и сладко, растягивая паузу. Я обожала то, как мы чувствовали друг друга, как с каждым разом превращали нашу близость в что-то более невероятное, изучая друг друга и подстраиваясь под настроение. Мы никогда не боялись громко и прямо говорить о своих желаниях.

– Ты можешь лучше, – прошептала я, обрывая нас, разрушая мягкую, тягучую атмосферу, когда почувствовала, что Брайен готов войти в меня.

Он сделал это тут же, заставляя меня издать громкий то ли стон, то ли крик удовольствия. Но Брайен не стал двигаться, он замер.

– Порой ты до неприличия разговорчивая, – сказал он, пока мучительно медленно погружался в меня. Затем он вышел, чтобы повторить движение, только грубее и немного быстрее.

– Хотел бы заткнуть меня?

Очередной грубый глубокий толчок, из-за которого импульс прошелся по всему телу и сжал в тисках колотящееся сердце.

– Твой рот становится все искуснее. Поэтому да, я бы с радостью его заткнул.

– И твой рот может быть очень полезен.

Подтверждая мои собственные слова, Брайен поцеловал мою грудь, втянул сосок в рот и слегка его прикусил. Мне пришлось приложить все усилия, чтобы окончательно не растечься лужей и продолжить.

– Я все еще могу говорить, Брайен. Это значит только то, что ты все еще можешь… лучше.

Он словно сорвался с цепи. Меня перевернули на живот, приподняли за бедра и шлепнули по ягодице, после чего сжали ее. Я приготовилась к тому, что прямо сейчас вновь забудусь в бешеном ритме, но Брайен потянул меня на себя, поставил на колени и прижал спиной к себе.

– Сделай это сама, – прошептал он, целуя меня в шею.

Я помогла себе рукой и села на него, наслаждаясь ощущением наполненности.

– Глубже, Аврора, – приказал Брайен, и я послушалась, двигая бедрами так, чтобы взять больше. – Активнее двигайся, дорогая.

У него был такой низкий и хриплый голос, что мне хотелось, чтобы он без конца говорил со мной и толкал к пропасти. Я набирала темп, пока Брайен целовал мою шею, плечи, пока его ладони ласкали мое все еще влажное после душа тело, пока он спускался пальцами вниз.

– Я люблю тебя. Очень сильно люблю.

Мое признание усилило химию между нами. Я потянулась к затылку Брайена, запустила руки в волосы и развернула голову к нему.

– Я тоже тебя очень люблю, – ответил он перед тем, как впиться в меня новым страстным и до сумасшествия желанным поцелуем.

У меня перехватило дыхание от движения языка и губ. Я повалилась вперед, прогнулась в спине, подставляя бедра, и вжалась лицом в постель. Брайен вновь двигался внутри меня, сам уже контролировал глубину и темп, угол проникновения и сводил меня с ума этим, уничтожал крепкой хваткой на ягодицах, подключал движение пальцев между ног и плавил в тягучее вещество из обожания к нему. Я упивалась нашими звуками: его дыхание, шлепки и собственные заглушенные диваном стоны. Оргазм ослепил, оглушил, выбил воздух из легких. Пока я сжимала пальцы, кусала простыню и фокусировалась на напряжении внутри, Брайен тоже приближался к разрядке, совершая последние жесткие толчки.

Мы развалились на диване, наслаждаясь сладкой истомой. Нагие, удовлетворенные, счастливые в моменте. Я хотела бы вечность упиваться нами, но мы всегда были ограниченны. Мы всегда должны были отпускать друг друга после очередной незабываемой встречи. И никто не знал, повторится ли она вновь.

На сборы времени не было. На улицу мне пришлось выходить с непросохшими волосами, поэтому Брайен заботливо укутал меня в очередную свою толстовку с капюшоном.

Мы оба хотели продлить нашу ночь, но решили не подставлять Дэйва. Из-за моей беременности наша семья могла привлечь слишком много внимания со стороны светлого мира.

Брайен рассказал мне о том, что происходило на встрече с другими избранными темными, что он чувствовал, когда его опоили.

– Как будто ты похотливое животное. Все уходит на второй план, становишься ведомым инстинктом размножения. Но перебороть это возможно, если ты любишь.

Я в свою очередь рассказала о том, что Блэйк не был любезен, но я дала ему отпор.

– Зато он отвлекал внимание на себя. Так что польза от него была. Не разжигай конфликт с ним, прошу.

Подробности о том, что Блэйк сравнивал мою судьбу и судьбу Эйми, я упустила, так как Брайен и без того злился на своего друга.

Я пыталась убедить Брайена, что меня не нужно провожать до окна. Но он настоял на своем, аргументируя позицию тем, что так он быстрее сможет вернуться домой. Просто так без надзора он все равно оставить меня не мог, а я слишком долго обходила дом и шла к подъезду.

Брайен поднял меня на плечах, и я сразу вспомнила, как все начиналось. Как я накручивала себя, думала о худшем, боялась. Тогда я неуверенно сидела на нем, переживала, что свалюсь, хотя он всегда крепко держал меня и твердо стоял на ногах. Перед тем как залезть в окно, я аккуратно наклонилась и поцеловала Брайена на прощание, глотнула еще каплю нашей любви через настойчивые, но все равно нежные движения его губ.

После короткого, но достаточно бодрящего сна мне нужно было встретиться с Джой. Подруга чуть ли не с порога начала показывать мне фотографии кроватки и уже купленной для ребенка одежды, пеленок и прочего. Пришлось насильно затащить ее в свою комнату и усадить на кровать.

– Посмотри, разве они не прелестны? – Она показала пальцем в экран телефона, и от разнообразия крошечной одежды у меня зарябило в глазах.

Джой шокировала: она словно закупилась одеждой на годы вперед. Ее ребенок пойдет в школу, а у него все еще будет то, что мама купила ему до рождения. Она смущала и даже пугала меня, потому что я не чувствовала подобной потребности сносить все полки в магазине. Возможно, это я была ненормальной, а не она? Ведь мою голову занимало не то, как обеспечить ребенка, а как подарить и сохранить ему жизнь.

Но я не стала ничего говорить. Джой была слишком счастливой, чтобы портить все и обесценивать ее радость.

Среди множества снимков я остановилась на одном. Меня привлекло небольшое розовое пятно. При выписке из роддома разрешен только один цветной элемент: лента розового или голубого цвета. Розовый цвет символизировал девочку, голубой – соответственно мальчика.

Я тут же подняла голову на подругу, а та улыбнулась шире, чем я когда-либо видела.

– Девочка? – спросила я.

Джой вот-вот готова была лопнуть из-за обилия эмоций. Она точно светилась изнутри, даже кожа не скрывала ее внутреннее солнце, я видела его и чувствовала.

– Да! – воскликнула она. – Ты не представляешь, как я рада! То есть я бы обрадовалась и сыну, безусловно! Мы с Гейлом уже говорили о втором ребенке. Я не успела родить, а уже хочу второго, я сумасшедшая?!

– Нет, совсем нет, – успокаивала я, хотя Джой вряд ли нуждалась в поддержке. – Если вы с Гейлом этого хотите, то так и будет. Ничто не должно мешать вам быть счастливыми.

– Я хочу уже поскорее взять ее на руки, услышать первое слово, увидеть первые шаги! Хочу дать ей все, чтобы она выросла лучше меня! Чтобы ее жизнь была невероятной, беззаботной и… У меня слов не хватает!

Не знала, какой момент должен настать, чтобы мое признание прозвучало достаточно органично. Джой приняла меня, мои отношения, поддержала и дала так много, чтобы я не теряла связь со своим прошлым в светлом мире. Но я переживала, что она неправильно меня поймет, если я расскажу о беременности слишком пресно.

Тем не менее я набралась смелости и заявила о своем положении с вынужденной радостью, которую из-за страхов боялась проявлять в полной мере:

– Я беременна.

Джой, еще секунду назад болтающая без умолку, застыла с открытым ртом. Она хлопала глазами и долгое время не знала, что сказать. Но затем я услышала писк, громкость которого постепенно увеличивалась.

– Я тебя поздравляю! – Она крепко-крепко обняла меня. – У вас будет чудо-карапуз! Это же замечательно!

– Замечательно? – удивленно спросила я, пытаясь отстраниться, но Джой крепче прижала меня к себе. – Ты забыла, что он темный?

Подруга все же отпустила меня, но только для того, что отмахнуться от моих слов, как от мухи.

– Он супертемный, не сомневаюсь, что он все решит.

– Я тоже в нем не сомневаюсь. Но все же…

– Даже слушать ничего не хочу! Знаю я тебя: ты там уже прожила все худшие варианты, даже толком не подумав о том, что жизнь может быть счастливой после некоторых трудностей.

«Супертемный» и «чудо-карапуз». Никто еще не верил в это больше Джой. А если эта девушка что-то говорила, то делала это от чистого сердца. И мне опять не захотелось омрачать нашу встречу тревогами, поэтому я нашла в себе силы продолжить беседу так, будто мы обе сможем скоро стать счастливыми мамами.

Мне не хотелось прощаться с Джой. Время с ней пролетало незаметно, я воодушевлялась и открывала новые источники силы в себе. Никогда бы не подумала, что она, безупречная светлая, будет так сильно поддерживать меня и всю мою «темную» жизнь. Неужели моя мама когда-то была такой же? Как они посмели убить в ней весь этот искренний свет? Подобное не должно произойти с Джой.

Как только подруга ушла, вернулся Дэйв. Он держал в руках конверт.

– Нашел в почтовом ящике. Это для тебя.

С любопытством я открыла его и обнаружила внутри документ из больницы, правда, без единой печати или подписи. Меня уведомляли о том, что необходим повторный визит к психологу по имени Бэйли. Видимо, мой рисуночный тест дал неудовлетворительный результат.

Глава 9

Ночью нам с Брайеном удалось провести вместе от силы минут пять. Он срочно должен был идти на очередные уроки и тренировки, но я успела рассказать ему о планах на день. Брайен занервничал, когда услышал о том, что меня ждал психолог на повторный сеанс, но я заверила, что справлюсь.

– Мы должны делать вид, что ничего не понимаем.

Хотя мы прекрасно понимали, что оба мира следят за нашими отношениями. И мой мир уже был в курсе моей беременности. Я не верила, что «знающие люди» считали, будто я вынашиваю ребенка от законного мужа. Они не делали шаги, выжидали, и мы с Брайеном надеялись, что такое подвешенное состояние продлится как можно дольше. Верили, что нам удастся всех переиграть.

Утром я уже была в больнице и, оказавшись единственной в очереди, сразу прошла в кабинет Бэйли. С моего недавнего визита ничего не изменилось, на столике опять стоял горячий чай. Я была одна в давящих четырех стенах, но не переставала чувствовать, будто кто-то пристально следит за каждым моим вздохом.

Я постаралась как можно удобнее устроиться на диване, чтобы поза моя была расслабленная и безмятежная. Бэйли зашла в кабинет стремительно, но я сдержалась и не вздрогнула из-за ее внезапного появления.

– Здравствуй, Аврора.

От одного ее приветствия у меня холодок бежал по телу. Она снова держала в руках свой дурацкий блокнот, а вместе с ним какую-то папку.

– Здравствуйте, – с фальшивой радостью поприветствовала я, – вы хотели меня видеть?

Бэйли кивнула и вместо того, чтобы сесть напротив меня, заняла место рядом. Диванчик и до этого казался мне весьма миниатюрным, а после ее появления его размеры словно уменьшились в несколько раз. Я боялась лишний раз пошевелиться, разрушить свой образ, показать дискомфорт. Казалось, что я очутилась на краю пропасти и осталась ждать, когда эта милейшая женщина меня столкнет.

Только Бэйли уже не была милой. Никакой любезности и притворной симпатии. Женщина долго терроризировала взглядом обложку блокнота, прежде чем в итоге посмотрела на меня с усталостью.

– Ты же знаешь, что я предпочитаю, когда со мной разговаривают на «ты», – вдруг заявила она. – Не ври хотя бы в этом, Аврора. Меня ты помнишь. И помнишь все, что я тебе сделала.

Внутренности сжались в тугой узел, но ни один мускул на лице не дрогнул.

– В прошлую нашу встречу вы сказали, что с вами можно на «ты». – Я улыбнулась шире. – Простите. То есть прости. Мне непривычно.

– Мы говорили с тобой об этом и когда я зашивала тебе руку, и когда сидела с тобой в том самом лагере. Мне жаль, но вряд ли ты примешь мои извинения.

Бэйли как будто отнимала весь кислород прямо у меня из-под носа. Я дышала глубоко, но воздуха не хватало. Вот-вот я могла упасть в очередной обморок. Чтобы не раскиснуть, я незаметно ущипнула себя за бедро, и это меня взбодрило.

– Я ничего не понимаю.

– Результаты твоего теста показали, что ты не светлая. Но в это же время и не темная. Ты не помнишь, но подобный тест тебя заставляли проходить, когда ты только попала в больницу. – Бэйли достала из папки изрисованные листы. Разнообразные рисунки ни о чем мне не говорили, я не могла вспомнить, как рисовала их. Но для психолога все было вполне понятно, она хмурилась и бегло оглядывала проклятые бумажки. – Тогда твои результаты были крайне нестабильны. Сейчас я вижу, что ты пытаешься найти некий баланс.

Неужели меня с потрохами выдавали рисунки?! Неужели моя жизнь и жизнь моего ребенка напрямую зависела от того, что именно я нарисовала в каждой клеточке? Если бы я отвечала только за себя, то не боялась бы их идиотских игр в попытке изучить меня. Даже за Брайена я не сильно тревожилась, так как знала, что темный мир никогда не позволит светлому навредить будущему правителю. Но у ребенка в данную секунду была только я, и от моих действий зависела его судьба.

От страха сердце колотилось бешено и дико, в груди горело, но я оставалась хладнокровной. Нужно было понять, для чего вдруг эта женщина стала раскрывать карты. Чтобы заманить в ловушку? Если так, то разумнее всего прикинуться дурочкой, побег – вариант для более экстремальных и не беременных натур.

– Я правда не понимаю, о чем ты говоришь. Я лишь сделала какие-то рисунки, что они могли рассказать обо мне?

– Эти рисунки могут стать прямым доказательством того, что ты до сих пор водишься с тем темным. Впервые после контакта светлого и темного человека второй остался жив. Он важная персона, как все полагают, возможно, даже преемник. И у вас с ним связь.

Бэйли знала все. Смысла врать не оставалось, но я не спешила подтверждать то, что она с уверенностью излагала.

– Аврора, все подозревали, что лечение может на тебя не подействовать. Что ты в итоге все начнешь вспоминать. Если бы не твой темный, ты бы стала озлобленной, хотела бы убить врагов сильнее типичных светлых. Но тебе помогли. Ты с ним воссоединилась.

– Абсурд. Тебе об этом поведали мои шедевры? – Я кивнула в сторону бумаг, которые Бэйли крепко держала.

– Когда ты рисовала, то очень долго думала над каждым рисунком и перестаралась в некоторых местах.

– Я художник. Мне нужно было все хорошо представить.

– Это никак не влияет. Светлые не думают о том, что нарисовать, и их тесты практически идентичны, у всех схожие «идеальные» установки. Твой же тест отличается.

Я резко встала с дивана, чего Бэйли явно не ожидала, и посмотрела в глаза женщины, боясь ошибиться в том, что читалось в них: они были полны сочувствия и сострадания.

– В одном из рисунков ты изобразила то, что свойственно лишь темным. Это показало, что в тебе есть латентная агрессия. Вот, посмотри, – она ткнула пальцем в листок, – тут много острых углов.

Выявленная латентная агрессия могла в эту же секунду превратиться в явную. Тест не ошибался: у меня зародилось дикое желание выколоть глаза Бэйли, чтобы она больше не пялилась на меня, как на несчастную девчонку с тяжелой судьбой. Я не верила ей. Она давила на мои слабые точки, будто знала, как я всегда мечтала в светлом мире открыто говорить о своей любви и получать поддержку, а не порицание.

Бэйли пристально смотрела на мои руки, и только тогда я поняла, что сжимаю ладонь в кулак.

– Я не прошу тебя рассказывать мне. Будет лучше, если я останусь в неведении. Но ты должна быть начеку: они позволяют тебе быть с темным, пока видят в этом выгоду для себя. Они не идиоты.

Она верила в то, что я начну делиться с ней своими секретами?

– Я никому не показала этот тест, – продолжила Бэйли, не получив от меня никакой реакции. – Ты должна срочно его переделать, я помогу тебе, чтобы все выглядело, как у светлой. Только тогда тебе надо сделать еще некоторые задания, и опять же не без моего вмешательства.

– Это шутка такая?

Инстинктивно я отошла на, как мне казалось, безопасное расстояние. Но Бэйли не оставила меня в покое, а стала медленно, аккуратно подбираться ко мне.

– Я не желаю тебе зла. – Каждый ее шаг отдавался ударом в голове.

Она старательно транслировала сочувствие, но все, что я видела – картинки из того лагеря. Ее белый халат всегда казался мне иным. Я сразу узнавала ее, даже если была в коматозном состоянии. Эта женщина была самым близким для меня человеком в то время, она вечно крутилась рядом, то заботилась, то проводила очередные процедуры.

Я не знала, как к ней относиться, ни тогда, ни сейчас.

– Доверься мне, – сказала она, оглушая меня.

Ее слова эхом раздались в голове, голос слегка исказился, и в нос ударил запах лекарств.

Она постоянно говорила мне эти слова, когда пыталась «по-доброму» поставить мне укол, без применения грубой силы. А я всегда верила ей, хотя эти лекарства вызывали галлюцинации, в которых я умирала от рук Брайена. Потому что только ей было жаль, только ее я видела рядом, когда не могла двигаться. Но она продолжала мучить меня.

Я была уверена, что вспомнила абсолютно все. Но, как оказалось, это совсем не так: хоть я и была почти всегда не в себе из-за лечения, что-то мне удавалось улавливать, и это отпечатывалось на подкорке.

– Как ты смеешь, – сквозь стиснутые зубы произнесла я, отталкивая прочь ее тянущиеся ко мне руки.

Ей не стоило говорить мне те слова.

Определенно не стоило.

Я застыла от ужаса тех дней, ощутила на себе холод палаты и истощение. Единственное, что сейчас связывало меня с внешним миром, – адская головная боль от прорывающихся воспоминаний.

– Они убили твою маму, Аврора. Я знала ее до того, что с ней произошло: она училась на два класса младше меня и была известна невероятной силы добродушием, лучезарностью. Ее все любили. Когда я вышла замуж и оказалось, что у меня проблемы со здоровьем, мне позволили начать обучение на врача. Из-за блестящих результатов в школе меня сразу перевели на курс, который готовит сотрудников так называемого лагеря, где ты была. Я так гордилась, что мне позволили работать на правительство. Я как раз подписала договор о неразглашении, когда к нам поступила твоя мама. Она почти достигла совершеннолетия.