Клякса

Бабка бережно развернула одно из писем и принялась читать про себя. Лицо у неё ожило, губы неслышно перебирали слова, глаза блестели в свете кухонной люстры. Наташе показалось, что за секунду бабка помолодела на десяток лет. Даже захотелось уйти с кухни, оставить её одну, чтобы не мешать.

Но двигаться сил не было. От чая Наташа согрелась и разомлела. Она отхлебнула ещё и, положив подбородок на ладонь, уставилась в окно. Тяжёлые капли всё стучали в стекло, но уже не так часто. Гроза миновала. «Ушёл ли Вадим с поля? Или остался там лежать в траве и смотреть на дождь». – Наташе захотелось позвонить Ире и спросить, вернулся ли брат и чем сейчас занят? Но это было бы странно. Да и зачем знать, разве для Наташи это имеет хоть какое-нибудь значение?

– А ты что ж, никак влюбилась? – бабка въедливо смотрела на Наташу. – Малая ещё, любовь-то крутить.

– Бабуль, ну с чего ты взяла?

Запиликал домашний телефон и спас Наташу от дальнейших расспросов.

– Отвечу, – тут же встрепенулась она.

– Ишь ты… – бабка проводила её взглядом, а потом принялась убирать со стола.

Ира, как чувствовала, позвонила сама, но говорила совсем ни о том, о чём Наташе хотелось бы знать.

– Классная просит помочь с покраской стен и полов в школе. Ты как, хочешь подзаработать?

– Не знаю, – рассеянно ответила Наташа, особо не вникая в слова подруги. Она прислушивалась. – Ир, у вас там музыка какая-то играет?

– Да тут Вадя врубил своё. Подожди, я на кухню уйду и дверь закрою, чтобы не мешало, – в трубке зашуршало, и музыка почти стихла. – Так ты меня слышала?

– Ну да…

– Тогда заходи завтра к десяти?

Сердце у Наташи подпрыгнуло к горлу.

– Нет, – выпалила она и, спохватившись, добавила: – Давай лучше у школы встретимся.

– Как хочешь. Договорились!

10

– Бойкот, значит, бойкот! – сказала себе Вера, наплакавшись. Она умылась холодной водой. Промокнула опухшее лицо полотенцем и вышла из ванной.

Мать только что вернулась с работы и, увидев её в коридоре, спросила насторожённо:

– Ты таблетку выпила? – Она подскочила, повернула голову дочери к свету и всмотрелась в лицо. – Опять глаза заплыли. Всё! Завтра пойдём к аллергологу. Сколько можно?! Пусть кладут в больницу. Дома ты сидеть отказываешься, следить за тобой некому.

Вера отвела взгляд и обречённо вздохнула. Она медленно высвободилась из рук матери и отступила в зал, откуда бубнил телевизор. Мать напирала за ней. Увидев отца с книгой на диване, она сразу перекинулась на него:

– А ты чего расселся?!

Тот отложил книгу и сделал потише телевизор.

– Дома она целый день!

– Где же дома, когда глаза у ребёнка опухшие? – не унималась мать.

– А мне откуда знать?!

Вера попятилась к шкафу, вытянула оттуда первую попавшуюся книгу. Потом рванула в коридор к ещё незакрытой матерью входной двери и, прихватив кеды, выскочила на площадку.

– Немедленно вернись! Там гроза! – кричала вдогонку мать.

Вера пробежала немного и начала задыхаться, а ингалятор остался дома. Вернуться сейчас – да лучше умереть! К тому же гроза уже прошла. Всё ещё тучное вечернее небо клубилось над городом. В воздухе головокружительно пахло озоном, но Вера не чувствовала. Она натужно глотала ртом воздух, хрипло выдыхала и шла всё дальше от дома, от двора, чтобы случайно не встретить подруг.

Почему она, Вера, всем мешает? Почему родители ссорятся из-за неё? Почему друзья ненавидят? Хотя с девчонками всё ясно. Сама виновата: написала в дневнике гадости, недоглядела, оставила дневник на столе. Даже дневнику доверия нет, открыл все тайны. Нет чтобы хоть кому другому, а то ведь этой злобной командирше Ирке. Как же плохо! «Если бы только меня не стало, – думала Вера, – если бы раствориться в этом пропитанным аллергенами, токсичном воздухе, будто и не было меня вовсе! Всем станет только легче. А главное, мне станет легче».

Она добрела до городского парка, но дальше, сквозь стену тополиного пуха, путь ей был заказан. Вера села на лавочку возле клумб с настурциями. Немного отдышалась и раскрыла книгу. Оказалось, схватила Шекспира.

«Нда! – вздохнула она про себя, листая том в скучной синей обложке из искусственной кожи. – И что тут? Гамлет… Король Лир… Ромео и Джульетта – ну, это, может быть. Всё-таки про любовь».

Вера, покашливая и часто отдуваясь, принялась читать, и сама не заметила, как успокоилась, задышала ровно и уже с интересом перелистывала страницы. Она сидела до сумерек, пока её не окликнули. На лавочку подсел одноклассник Макс из соседнего двора.

– Привет, – произнёс он неуверенно.

Вера кивнула.

– Чё читаем такое интересное? – он потянулся и прикрыл книгу, чтобы посмотреть название. – Ого! Для школы, что ли? Я пока не смотрел список литературы на лето. Ну и как?

Она пожала плечами и загнула уголок страницы, чтобы вернуться потом.

– Нам тут историчка предложила в школе поработать за деньги. Не хочешь?

Она помотала головой и шмыгнула носом.

– Забыл, у тебя же сопли… ну, в смысле, аллергия.

Она отвела взгляд в сторону.

– А чё молчишь-то?

Вера резко обернулась и, сложив пальцы в щепотку, показала, как закрывает рот на замок. Она вдруг вспомнила о своей обиде и уставилась на Макса, стараясь изобразить презрение, но втайне надеялась, что он воспримет всё в шутку и разговорит её как-нибудь.

– Так и будешь пырится? – спросил Макс с досадой в голосе.

Она коротко кивнула. Надежда растаяла.

– Ну и дура! – бросил он, подскочил и быстро ушёл в парк.

– Бойкот! – повторила одними губами Вера.

Ну и пусть! Это она объявляет бойкот всему миру. Принимает обет молчания и заговорит только тогда, когда сама решит, что пора. По крайней мере, до начала учёбы.

11

В школе пахло пылью и побелкой. С лестницы в левом крыле доносился стук. В раздевалке трёхэтажной пирамидой стояли старые парты. Рядом груда выпотрошенных картонных упаковок. Деревянные лавки и низкие подоконники прикрыты кусками заляпанного полиэтилена. Наташа увидела Иру в компании Эдьки и Макса. Эдька учится с Наташей и Ирой в одном классе, а Макс – в параллельном, с Веркой Симкиной.

– Опаздываешь! – крикнул Макс, ткнув пальцем в сторону круглых часов напротив входа. Те показывали половину двенадцатого и явно стояли.

– Ну ты и вырядилась, – заметил Эдька.

Ребята предусмотрительно оделись в старые джинсы и футболки. Наташа пришла в обычном летнем платье. Она и не подумала одеться как-то специально.

– Чего это ты, правда? Я же сказала, красить будем, – Ира подошла к Наташе и, сложив руки на груди, оглядела её с ног до головы.

– Это вы красить будете, а я на вас погляжу, – нашлась Наташа.

– Ага, сейчас – загалдели пацаны. – Тогда твою долю на троих разделим.

– Попросим халат у Риточки, – заявила Ира обычным своим тоном, которому не принято было возражать.

В коридоре показалась и сама Рита Сергеевна в синем рабочем комбинезоне и красной аляповатой бандане.

– Ребята, спасибо, что пришли, у нас здесь рук не хватает.

– Леська вчера в Сочи укатила с родителями, – отчитался Эдька, – а у Симкиной, как всегда, сопли. А ещё ей бойкот объявили, – Ира незаметно шагнула к нему сзади и ткнула локтем в поясницу. Эдька обернулся на Иру: – Ты чё, а?!

Ира сощурилась и медленно, едва заметно закивала.

Классная, должно быть, занятая своими мыслями, на фразу про бойкот не отреагировала. Она повела ребят на второй этаж. Кабинет истории пустовал, видно, отсюда и вынесли старые парты. Доску, шкафы и подоконники прикрыли полиэтиленом. Портреты и карты со стен сняли.

– Ну вот, сколько вас?.. четверо, покрасите панели, и по пятьсот рублей каждому. Краска, кисти, валики – всё готово. Я тут намешала, как вам такой цвет?

Классная присела над ведром с краской. Ира деловито заглянула.

– Нормально, – одобрила она светло салатовый оттенок. – А плинтуса? – Ира вела себя, как настоящий профи.

Классная довольно закивала.

– Вот эту возьмите, потемнее, – Рита Сергеевна подвинула поближе к Ире жестяную банку. – Я в кабинете физики буду в случае чего. Тут работы часа на два.

– Справимся! Перчатки есть? И ещё халат бы для Наташки какой-нибудь…

– Принесу. Ой, ребят, у меня там… – спохватилась классная и выпорхнула из кабинета.

Ира принялась разбирать кисти и валики, распределять, кому где красить.

Наташа выбрала самую тонкую кисть, обмакнула в краску и принялась рисовать на панелях завитки, лениво прохаживаясь вдоль стены. Мальчишки тут же последовали её примеру, только рисовали всякую похабщину.

– Перегрелись, что ли?! Сейчас Риточка вернётся, думаете, она вам за это заплатит? – накинулась на них Ира. Наташа продолжала рисовать, а мальчишки стали замазывать свои художества валиками. Ира тоже подхватила валик и взялась елозить им по стенам, недовольно поглядывая на Наташу.

– Ир, а сколько твоему брату лет? – спросила Наташа, старательно вырисовывая лепестки зелёной розы.

– Семнадцать, – буркнула Ира. Её больше ни о чём не спрашивали, но она отчего-то сама пустилась в объяснения: – Когда же он сгинет уже? В марте ему восемнадцать исполняется. Как раз на весенний призыв попадает. Вадя, конечно, в армию не собирается, но, может, хоть к отцу уедет в Нижний, чтобы повестку не вручили.

Наташа на секунду замерла.

«Уедет, – облегчённо выдохнула она и нарисовала ещё один лепесток. – И хорошо. Не видеть, не слышать…»

Мысли её потекли ровнее, привычнее. Она скрутила волосы в пучок и закрепила его на затылке карандашом, который подобрала с пола.

– Ир, так что с Симкиной будем делать?

– Ничего, – угрюмо отозвалась та, напирая на валик и закрашивая Наташины завитки. – Пусть живёт… пока.

Наташа уже не первый раз спрашивала. Ей нравилось наблюдать, как эта щекотливая тема нервирует подругу. Она давно поняла, Ира и сама сделала что-то такое, чего стыдится. Потому и упорствует – не прощает бедную Симкину. Та у Наташи особого сострадания не вызывала, скорее наоборот. Чем больше Симкина маячила во дворе и давила на жалость своим расхристанным видом, тем меньше хотелось с ней мириться. Сама Наташа никогда бы не унизилась, выпрашивая прощения, пусть хоть весь мир против неё и она сто раз виновата. Но и мучить Симкину так долго не стала бы, не настаивай на бойкоте Ира. В конце концов, Наташа решила не вмешиваться и посмотреть, чем дело закончится. А всё-таки хотелось вывести Ирку на чистую воду.

– Так что же ты такое вычитала? – спросила опять Наташа, небрежно помахивая кисточкой.

– Да ничего! – Ира оглянулась на мальчишек, но те ушли красить в другой конец класса. – Я тебе уже тысячу раз рассказывала. Зашла к ней как-то домой, это ещё весной дело было. Смотрю на столе у Верки тетрадь открытая.

– Открытая? – переспросила Наташа.

– Ну закрытая. Неважно! Я думала у неё там математика, хотела списать.

Наташа кивнула для проформы, понимая, что Ирка врёт. С чего бы ей списывать математику у Симкиной, когда та учится в параллельном классе, да к тому же троечница.

– Открываю, – запальчиво продолжала Ира, не переставая красить, – а там сразу про меня. Ну я прочитала. А дальше и про тебя, и про Леську, которая вообще ни в чём не виновата – божий одуванчик. Короче, заслужила Симкина! – объявила Ира строго. – И пусть теперь не ходит, сопли не распускает.

Ира закончила выговаривать, и в классе стало тихо.

Голос подал Макс:

– А она сама молчит как рыба об лёд.

– В смысле? – Ира обернулась.

– Я видел её вчера, возле парка сидела с Шекспиром. Попытался поговорить – молчит и ни в какую.

– А ты вообще зачем к ней полез? – возмутилась Ира. – У нас бойкот!

– Это у вас бойкот! – Макс плюхнул валик в лоток с краской. По полу разлетелись зелёные брызги.

– Ты, Макс, нарываешься… – Ира сощурилась и закивала.

«Интересно всё-таки, из чего этот Макс сделан?» – подумала Наташа.

– Хотя тебе-то что на Симкину обижаться. У вас ведь любовь. – Последнее слово Ира произнесла с нажимом и особым презрением. Смотрела она при этом совсем не на Макса, а на друга его – Эдьку.

«Сразу с козырей пошла», – Наташа заметила, как щёки Макса побледнели, а возле ворота футболки вспыхнуло красное пятно. Она решила дать ему последний шанс.

– Макс, а ты бы согласился молчать с ней… просто из солидарности? Ну раз вы дружите…

Ира хищно поддакнула Наташе.

– Мне с вами разговаривать не о чем, – Макс достал пропитанный краской валик, повернулся к стене и принялся усердно красить.

– Вы, девки, вообще оборзели! – заявил Эдик, но развивать тему не стал.

Когда вернулась Рита Сергеевна, все молча занимались делом. В раскрытые окна задувал бойкий ветерок. Стены сияли свежей зеленью. Классная рассчиталась, передав всю сумму Ире и назвав её «бригадиром». Та половину передала мальчишкам, как условились, а половину сунула себе в карман.

12

Вера расположилась на скамье возле подъезда. Она удобно уселась, сложив по-турецки ноги и откинув голову на высокую спинку. На её скрещённых тонких лодыжках лежала раскрытая книга в скучной синей обложке. Вера уже прочитала «Ромео и Джульетту» и «Гамлета», а теперь принялась за «Короля Лира». Шекспир оказался очень даже. Вера с головой ушла в чтение. Лишь изредка отвлекали улюлюканьем и громким грубым смехом дворовые пацаны – компания Иркиного брата. Они взялись лазать на трансформаторную будку и спрыгивать оттуда. Казалось бы, с виду почти взрослые, а ума как у малолеток. Этой весной компания поредела – одного посадили в колонию за грабёж, другого отправили к родственникам на перевоспитание подальше от дурного влияния улицы. Оставшимся всё равно неймётся, не допрыгались.

Вера покачала головой, а потом подумала, что рассуждает в точности как мама. Ведь это её слова она сейчас прокручивает в голове. Чтобы мать ни говорила – всё нудно и скучно. Она-то уж, конечно, не полезла бы на крышу трансформаторной будки, чтобы спрыгнуть оттуда. Высота метров пять-шесть, навскидку. «А может, это и впрямь весело», – подумала Вера из чистого протеста и снова погрузилась в чтение.

– Ты опять тут сидишь? – спросил недовольный хрипловатый голос.

Вера подняла взгляд на Макса. Она медленно закрыла книгу, опустила ноги и поправила подол платья.

– В округе больше лавочек не нашлось? – Макс пинал ножку скамьи испачканным зелёной краской кедом. – А… ты же у нас теперь немая… Ну давай!

Вера встала, собираясь уйти, но Макс исчез первым, быстро скрывшись в своём подъезде.

Настроение у Веры рухнуло. Она потопталась на месте, чувствуя, как горят щёки, и глаза наливаются слезами.

«Вот гад!» – выругалась она беззвучно. Плюхнулась на лавку, раскрыла книгу и заставила себя читать. Строчки плыли перед глазами, в носу хлюпало, смысл прочитанного ускользал, но Вера упрямо перелистывала страницу за страницей. В конце концов, она немного успокоилась, вернулась назад и уже осознанно перечитала.

Дверь подъезда хлопнула. Макс выкатил велосипед. Вера демонстративно сложила руки на груди, всем видом показывая, что с места не сдвинется. Почему бы ей не сидеть именно на этой лавке?

– Чё, поедешь со мной? – вдруг выпалил Макс.

Вера чуть не выронила своего Шекспира.

– Надо к деду сгонять за творогом, – невозмутимо продолжал он. – Ну?

Вера растерянно потупилась. Сердце зачастило, и обида вмиг куда-то испарилась.

– Давай, садись на багажник.

Макс перекинул ногу через раму, нетерпеливо махнул Вере.

Она, мысленно ругая себя, что так быстро сдаётся, подошла и устроилась на багажнике за спиной у Макса. Велосипед дёрнулся и резко сорвался с места. Вера от неожиданности вцепилась Максу в бока и поджала ноги. Они помчались вниз по улице и скоро выехали на трассу, ведущую в пригородные деревни. Макс отчаянно крутил педали, а Вера каждую секунду боялась, что они рухнут в кювет или их собьёт деревенский грузовик. Ехали на дикой скорости минут двадцать, пока не оказались в Камышевке. Там свернули с асфальта на пыльный просёлок в сторону речки. Велосипед страшно подпрыгивал на каждой кочке. Шекспир, зажатый подмышкой, давно выпал и исчез в придорожной траве. Вера испугалась до коликов в животе. Ей хотелось кричать, чтобы Макс хоть немного сбавил скорость, но, упорствуя в молчании, она только сильнее цеплялась за него. А Макс, будто нарочно, разогнался под горку ещё сильнее. И когда Вера уже была готова сдаться, они резко затормозили у деревянных ворот. Вера ткнулась носом между лопаток Макса, как раз в мокрое от пота пятно на футболке. Она быстро разжала руки и спрыгнула с велосипеда.

– Дед! Открывай! – заголосил Макс.

Заскрипела калитка. Показалось небритое узкое лицо с блестящими хитрыми глазами.

Вера приветливо кивнула, но не поздоровалась.

– Какой ты скорый, – просипел дед. – У меня корова ещё не доена, только со стада вернулась.

– Да я за творогом, – возразил Макс.

– А молоко мне одному куда? Возьмёшь, не пропадёт. Вон, на речку пока сбегайте. А я управляться пойду.

Макс махнул, мол, ладно. Потом передал деду велосипед, чтобы тот вкатил его в ограду, и, сунув руки в карманы джинсов, деловито зашагал по просёлку в сторону реки. Вера растерянно проводила его взглядом. Спохватившись, побежала догонять. «Увёз к чёрту на кулички и бросил, – злилась она про себя. – Зачем только я согласилась поехать? Ведь он издевается!» Она поравнялась с Максом. Тот посмотрел исподлобья, ухмыльнулся:

– Всё молчишь? Думаешь, так умнее кажешься? Чаще всего люди молчат, когда им тупо нечего сказать.

Вера остановилась. Макс тоже остановился и невозмутимо уставился на неё. Какое-то время они играли в переглядки. Потом Вера не выдержала. Она схватила Макса за запястье и начала пальцем чертить буквы на его ладони: «Т», «А», «К», «Н», «А», «Д», «О». Вера кивнула для убедительности, плотно поджав губы. Макс руки не отнял, так и стоял с подставленной Вере распахнутой ладонью.

– Ладно, – сказал он наконец. – Надо так надо.

Просёлок сменила узкая тропинка. Они спустились с высокого, густо поросшего травой берега к каменистому руслу реки.

– Купаться пойдёшь? – спросил Макс, быстро сбрасывая кеды и выгребая из карманов мелочь.

Вера помотала головой.

– А придётся! – он вдруг подхватил её на руки и как был в одежде вбежал в воду. Вера охнула, почувствовав спиной холодное течение.

– И сейчас промолчишь?! – заорал Макс, бросая Веру в воду.

Она погрузилась с головой. От неожиданности хлебнула мутной, отдающей тиной речной воды. Закричала, выбрасывая из лёгких фонтан воздуха. Пальцы нащупали мягкое илистое дно. Вера оттолкнулась и вынырнула. Не успев отдышаться, принялась отчаянно молотить руками по воде, поднимая стену брызг. Макс, стоящий рядом по пояс в реке, не ожидал такого напора. Вера как с цепи сорвалась. Она схватила его за ворот футболки и утянула под воду. Они барахтались несколько минут, потом всё же расцепились.

Макс первым выполз на берег.

– Ну ты и бешеная! – отплёвываясь, проговорил он.

Вера ещё раз окатила его брызгами.

– Хватит, сдаюсь! – Макс выставил вперёд руки.

Злая, как сам дьявол, она вышла на берег. Ей стоило большого труда сдержаться и не наорать на придурка Макса. Но заговорить теперь стало бы слишком грандиозным провалом. Ведь именно этого он добивался, но такого удовольствия она ему не доставит.

Волосы у неё растрепались и повисли сосульками. В кроссовках хлюпало. Мокрое платье неприятно облепило тело. Вера принялась выжимать подол.

– Прикольно искупались! – вдруг выпалил Макс, таращась на Веру.

Ярость, не успев улечься, вспыхнула с новой силой. Вера подхватила пригоршню гальки и запустила в Макса. Спотыкаясь и обдирая колени, она вскарабкалась на высокий берег и быстро зашагала к деревне.

«Придурок! Какой же придурок!» – кричала она в мыслях.

Макс окликнул, и Вера, не в силах больше сдерживать раздражение, побежала. Ноги путались в мокром подоле, но её несло вперёд всё быстрее и быстрее. Так было легче.

Промелькнула перед глазами утопающая в зелени деревня, и вскоре Вера очутилась на трассе. Она замедлилась, чувствуя, что выдыхается. В лёгких саднило. Вера пошла шагом, удивляясь теперь, как это умудрилась бежать так долго с её-то вечной отдышкой.

Мысли о Максе причиняли почти физическую боль. Вот так у них всегда. Она делает шаг навстречу – он издевается, заставляет почувствовать себя ничтожеством. Но стоит ей отдалиться – начинает маячить перед глазами и не отстаёт, пока Вера опять не поддастся его непостижимым чарам. И всё это, чтобы снова унизить её! Вот и сейчас, что ему за дело, молчит Вера или разговаривает? Нет, он хочет заставить её говорить – одержать над ней очередную победу и посмеяться потом. Может быть, даже с Иркой посмеяться, чтобы уж совсем прикончить. Но нет, на этот раз она не сдастся. Теперь молчание – её миссия, главное испытание!

Вера шла по трассе около часа. Платье почти высохло. Солнце уже низко висело над полем, а впереди вырисовывалось обширное городское кладбище по обеим сторонам шоссе. Вера прибавила шаг. «Только бы проскочить его, пока не стемнело», – думала она, зная, что уже не получится. Мокрые кроссовки тёрли пятки, глаза опухли из-за обилия полыни вдоль дороги. Мимо проносились машины. Пару раз даже останавливались, но Вера отказывалась садиться. Уж слишком рьяно зазывали. Вдруг за спиной её окликнули по имени. Затормозили о гальку велосипедные шины, подняв облачко пыли. Макс поравнялся с Верой.

– Давай подвезу, – сказал он, как всегда, небрежно.

Вера упрямо помотала головой, внутренне уже готовая согласиться. По бокам багажника у Макса висели две большие, под завязку набитые продуктами сумки. Он нагнулся к одной и вытащил Вериного Шекспира.

– Смотри, что нашёл. – Он протянул ей книгу. – Поехали, а то меня мать дожидается.

Вера тяжело выдохнула, чувствуя себя обманутой. Все её зароки – пустая брехня. Но как же она поедет, когда багажник занят?

– На раму садись, – невозмутимо велел Макс.

Вере ничего не оставалось, как послушаться. Она села на раму боком, неловко поджала ноги. Макс наклонился, чтобы взяться за руль. Он положил ей подбородок на плечо. Так они и ехали всю дорогу до города. Макс крутил педали и шумно дышал ей в ухо, но она не отстранялась.

13

После отработки в школе Ира предложила Наташе пойти в модное, недавно открывшееся кафе. Они объедались мороженым с фруктами и засиделись допоздна. Платила Ира. Оставшиеся заработанные деньги она молча присвоила себе. Наташа решила не спорить. На подобные мелочи жизни она внимания не обращала.

Теперь Наташа торопилась домой. Бабуля, придерживаясь строгих правил, не любила, когда она возвращалась позднее десяти вечера. Однажды даже отхлестала её кухонным полотенцем за непослушание. Родители никогда так не поступали. Они старались объяснять, считая, что руку на ребёнка поднимать недопустимо.

У бабки были свои, «средневековые», как называла их Наташа, правила. В целом они с бабулей ладили, но в чём-то совсем не сходились. Тот же сотовый Наташе не полагался ни под каким соусом, сколько бы она ни просила. Бабка считала, что домашнего стационарного телефона им вполне достаточно. А от сотовых вредное излучение и одно беспокойство. Компьютера у Наташи тоже не было – от него глаза портятся, да и вообще, вещь бесполезная. А если очень надо, можно сходить в библиотеку или к подружке. Магнитофон заменяло допотопное радио на стене с бесконечной «Шарманкой» от Баскова. Потому дома Наташа тосковала и особенно сильно скучала по родителям. И зачем только они улетели тогда в злополучный отпуск?! Мама звонила из Тель-Авива каждый день, рассказывала, сколько сладостей накупила для Наташи, новые платья, какую-то игрушку… И всё это рухнуло и разбилось вдребезги вместе с родителями. Потом Наташа вынуждена была переехать к старой бабуле в однокомнатную, а в родительскую трёхкомнатную пустили квартирантов, чтобы было на что жить вдвоём. Жизнь в одночасье переменилась.

Наташа вошла в свой подъезд и, поднявшись один пролёт, замерла. На батарее у окна сидел Вадим. Она хотела было пробежать мимо, но он преградил ей путь.

– Привет! – Он мотнул головой, отбрасывая с глаз длинную, крашеную в чёрный цвет чёлку. – А я тут тебя дожидаюсь.

– И напрасно. – У Наташи внутри всё затрепетало. И страшно, и волнующе одновременно.

– Может, пойдём погуляем? Время детское.

– Меня бабуля ждёт.

– Да ладно тебе! Дождётся. – Вадим сделал шаг вперёд, Наташа отступила. – Смотри, что у меня есть, – Вадим пошарил в кармане. – Это тебе, – он протянул ей патрон на распахнутой ладони.

– Зачем он мне? – Наташа опять попятилась.

– Это настоящий патрон! – глаза Вадима сверкнули в свете тусклой подъездной лампы. – Мы с пацанами на полигоне лом собираем. Там много таких нерасстрелянных валяется. Я просто о тебе подумал… Вот, решил принести.