Вспышки

Только благодаря инициативе состоятельной тети Марина поступила в колледж, где училась дистанционно, не выходя из дома. Та же сердобольная родственница отдала племяннице старый компьютер. Девушка обладала врожденными талантами, была неглупа и быстро осваивала навыки графического дизайна. Благодаря упорному труду и тому, что она считала учебу единственной отдушиной в жизни, Марина создавала настоящие шедевры, поражающие оригинальностью замысла. Работы ее заметили, стали хвалить. В социальной сети даже появился настоящий поклонник ее творчества. Саша написал сообщение, выражая личное восхищение автору. Он был первым, кто стал искренне интересоваться мыслями Марины, ее внутренними переживаниями. Они переписывались каждый день о сотне обыденных мелочей, но главная боль девушки так и осталась тайной за семью печатями. Она жгла ее изнутри, мешала дышать. Марина просто не смела признаться первому и единственному другу, что она – инвалид поневоле. Чувствуя, как маска фальшивой ущербности словно навеки приросла к ее невинному лицу, девушка ненавидела себя и винила за обман ближнего. Не проходило ни дня, чтобы она не просыпалась в слезах, не рвала на себе волосы, не думала о своей подлости.

Бежали дни, проходили месяцы. Саша все реже предлагал встретиться, удивляясь нарастающей отстраненности подруги. Марина стала даже избегать его, чувствуя внутри тупую, ноющую вину при разговоре. Каждый новый день она просыпалась с мыслью, что сегодня признается другу в том, кто она есть на самом деле. Она знала, что в этот самый момент он отвернется от нее, так как не сможет замарать себя такой подлой ложью. Нет, нет, он слишком хорош для нее, слишком чист и бесхитростен. Он был рожден для иной, максимально открытой жизни. Жизни, полной воздуха, света, искусства и правды. Ему просто нечего делать в этом змеином вероломстве, в этой малодушной подлости. Ближе к обеду смелость для признания куда-то испарялась, уступая место скользким отговоркам. Вечер был полон изнурения всех душевных сил. Марина буквально угасала в сомнениях и задушенной правде.

Однажды она решилась, перерезав себе все пути к отступлению согласием на реальную встречу. Стоя у зеркала в платье старшей сестры, так как своих собственных у нее никогда не было, Марина пристально вглядывалась в незнакомое отражение в зеркале. Перед ней стояла тощая, почти прозрачная моль с вытянутым от удивления лицом. Неужели это была она? Чье это было лицо со светло-русой копной волос и прозрачными, почти бесцветными глазами, в которых утонула сама жизнь? Незнакомка таращилась, хмурила белесые брови. Под глазами залегли глубокие, черные тени, скрывающие муку тайны. Марина сморщилась, недовольная отражением, и отошла от зеркала. Затем она тихо открыла дверь, пользуясь отсутствием матери, и впервые в жизни ускользнула в незнакомый мир без мнимой поддержки инвалидной коляски. Робко опираясь на поручни, прижимаясь к стенам домов, сжавшись, вжимая голову в худенькие плечи, Марина приближалась к месту свидания. Они договорились встретиться возле торгового центра. Спрятавшись за углом витража, девушка жадно вглядывалась в прохожих, высматривая знакомое, такое родное лицо друга. Он пришел вовремя и оказался еще лучше, чем Марина представляла в мечтах. Статный, высокий, с открытым и уверенным лицом, с любопытным блеском в черных глазах. Девушка смотрела на него, и ее била нервная дрожь. Она вдруг осознала, что та дружба, которая чудесным образом зародилась между ними, на самом деле была чем-то большим, непознанным и оглушающим. Парень начинал нервничать, пристально всматриваться в часы над входом, часто оглядываться по сторонам. В какой-то момент Марина вдруг сильно прижала кулаки к груди, развернулась и побежала в обратную сторону, путаясь в подоле платья, неуверенной походке, сбивчивом потоке мыслей. Красная и запыхавшаяся, девушка вернулась домой, падая на ступенях лестницы в подъезде, сдирая колени в кровь. Ноги странно заплетались, отказывались идти, словно подтверждая фальшивый диагноз врачей. Нервы плясали и были натянуты до предела. Она бежала, билась, силилась спастись, вернувшись в безопасную, такую привычную клетку.

В проеме двери стояла разъяренная мать, широко растопырив локти. Спитое лицо с мутным взглядом пылало гневом.

– Совсем озверела? Кто тебе позволил на улицу смываться? Что люди скажут? Ни стыда у тебя, ни совести. Да еще платье у сестры отжала, мерзавка. Совсем страх потеряла! Решила мать родную подставить! Быстро иди в дом, а то заметят и лишат вспоможения! Что потом жрать будешь? На какие шиши балду гонять? Привыкла, небось, на перинах нежиться да мух на окне считать. Поганой метлой тебя теперь на работу не загонишь! Не видела ты смаленой совы!

Тихая покорность дочери вдруг сменилась истерикой. Пятясь назад, неуклюже оседая на отказывающую ногу, Марина закричала:

– Я так больше не могу! Дайте же мне жизни! Видит Бог, я не прошу многого. Хоть минуту, хоть каплю счастья. Каждый день я чувствую себя ужасно одиноко, мучаюсь и вспоминаю отца. У меня есть братья и сестры, но они меня избегают и смотрят с презрением. Я просто не знаю, что мне делать, как быть. Я очень люблю тебя, мама, но я не могу так продолжать, быть невидимкой и тенью. Мне не хватит смелости что-то изменить из-за любви к тебе. Единственный человек, с которыми я общалась в интернете, сегодня утерян навсегда. Потому что я просто не могу рассказать ему об этой ситуации, об этом отвратительном вранье, гнусной фальши. Просто хочу, чтобы это поскорее закончилось. Мама, что же мне делать? Мамочка, пойми меня, наконец, и помоги выбраться из этого болота лжи! Я гибну, я тону, милая, родная, любимая мама!

В сумрачном чреве подъезда наступила тишина, нарушаемая лишь нервными всхлипываниями несчастной. Суетно похлопывая дочь по плечу, Анна Эдуардовна щурила узкие щелки глаз:

– Ну, будет, будет реветь. Разнюнилась тут. Все я понимаю, не чурбан же я, в конце концов. Ты лучше… это самое… зайди-ка быстрей домой, там и поплачешь, доча. В комнате-то оно сподручнее будет, да и люди не увидят. Думаешь, ты одна такая страдалица на всем земном шаре? Каждый человек бремя несет, для того и рожден. То, что причиняет тебе боль, дает и силу ее пережить. Главное, молчи и терпи. Христос терпел и нам велел. В колясочку садись… так… правильно. Вот тебе и плед на коленки, вот и шторку сейчас прикроем. Спи, моя маленькая, моя глупенькая… тихо, спокойно спи…

Письмо другу

Елена Владимировна Шпак работала проектировщицей в отделе отопления и вентиляции уже пятнадцать лет. Каждый день она вглядывалась в сытую, безразличную праздность коллег и тайно грустила. Трудилась она без напряжения, с вялой ленцой. После университета девушка была полна сил и желаний, горела азартом, предлагала инновационные, смелые решения. Позже Леночка заметила, что рвение ее вызывает лишь раздражение, а умные предложения – зависть. Все вокруг варились в густом, инертном желе, а Лена бродила, исходила соками жизни, чадила. Никому не было нужно подобное сумасбродство. Постепенно юная сотрудница уяснила, что своим неуемным энтузиазмом не только распугивает потенциальных друзей, но и наживает врагов. Чрезмерное старание не приносило прибыли, оно не поощрялось и, более того, порицалось. Лена смирилась, покрылась пылью равнодушия, успокоилась и тут же стала своей в доску. Вместо блеска в глазах появились кофе-паузы с песочным печеньем, авралы трансформировались в сплетни о соседних отделах. Жизнь потускнела, но стала удобной. Постепенно Леночка превратилась в Елену Владимировну, тихую, неприметную женщину в трикотажной кофточке и поношенных джинсах. Мечты молодости сменили контейнеры с обедами, творческие идеи – блуждания на сайтах светских новостей. Елена стала обычной офисной тефтелей на пару, без надежд, без огня, без исканий. Но когда она возвращалась домой, то в киселе забытых грез вспыхивала искра, царапающая еще не совсем остывшую душу. В такие моменты женщина вспоминала, что когда-то очень давно, в другой жизни, она мечтала стать писательницей. Родители глумились над подобной блажью, называли дочь экстравагантной дурочкой, открыто смеялись и, в конце концов, отправили поступать на факультет, который Лена бы выбрала в самую последнюю очередь. Проходили годы, стирались фантазии, но иногда, в минуту возрождения чувств, рука сама тянулась к листу бумаги. Нет, женщина уже не мечтала и не надеялась что-то изменить. Это скорее был инстинкт самосохранения, тайный порыв к спасению. Вот и сейчас, вернувшись с постылой работы, Лена на миг представила, что пишет письмо лучшему другу. Другу, которого у нее никогда не было.

– Здравствуй, родной, любимый. Жалуешься, что давно не пишу и совсем про тебя забыла. Каюсь, грешна. Не то чтобы совсем нет времени, но я словно обессилела, лишилась энергии. Работа высасывает все соки, превращает в бесчувственное животное, способное лишь принимать в рот пищу, лежать на диване и смотреть сериалы. Уже вижу, как ты хмуришь лоб, осуждающе смотришь мудрыми глазами на мои кривые строчки. Ты никогда не любил моей бездеятельности, всегда желал мне лучшей жизни, жизни деятельной, полной творчества и любопытства. Но я не терминатор, способный вынести пошлую пыль обыденности и не заржаветь, а живой человек, слабая женщина. Выслушай же, милый, мою настоящую историю жизни. Выслушай и не осуждай. Так уж вышло, что я разменяла свет на пошлость по собственной воле. Сама виновата, корить теперь некого.

Буквально с рождения мучаюсь. Я выросла в ужасной среде. Это самое мягкое, что я могу сказать о своем детстве и юности. Я думала, что когда повзрослею и начну жить одна, все наладится и превратится в весенний сад, но нет, совершенно нет. Силы иссякли совершенно. Я ничего не добилась. Сколько бы я не старалась, денег и карьерного роста у меня нет, и никогда не будет. Хочется спросить у всех мучеников судьбы, рожденных на дне жизни: «Как живете? Как справляетесь со стыдом перед самими собой за детство, юность, с тем, что кто-то рождается в богатой семье, получает лучшее образование, не знает, что такое – считать каждую копейку, дрожать и унижаться, скрывая желания?». Неужели это все проходит бесследно? Не верю! Тот, кто с детства экономил талончик в троллейбусе и со страхом высматривал контролеров на следующей остановке, никогда не научится гордо держать голову и чувствовать себя свободным человеком. Я давно уже взрослая, но меня сильно задевает, когда меня хоть как-то пытаются унизить и уколоть. Я замечаю за собой, что это моя проблема, моя личная боль, которая никогда не пройдет, всегда со мной рядом. Моя семья была не нищая, родители не пили и работали на заводе, но все, что я помню из детства – это куча психологических проблем из-за ощущения своей никчемности. Я даже не могла подруг пригласить домой, стеснялась, пряталась и придумывала тысячи отговорок. Уже тогда многие люди делали евроремонты, у нас же затхлое старье и беспорядок были нормой. У всех одноклассников родители были состоятельные, образованные, у меня же – деревенские и простые. Мы никогда не голодали, но особо ничего не могли себе позволить. Я и сейчас завидую людям, которые выросли и стали с родителями лучшими друзьями, у кого были интересные родственники и друзья семьи. Со своими даже не представляю, о чем говорить. Ни к чему не стремились в жизни, их всегда и все устраивало. Все разговоры об акциях на зельц, рассаде, кухонной плите, соседях-говнюках и проволочнике, пожравшем картошку. Другие родители имели хобби, ходили друг к другу в гости, на пикники, старались украсить жилище, играли на гитаре и пели на семейных вечерах, устраивали литературные конкурсы, театральные представления, собирались всей родней и играли бурные свадьбы, любили детей и жили ими, умели развеселить и много, так много рассказывали. Вот ничего этого не было, хотя у подруг были именно такие семьи. Духовная нищета – самая страшная. Теперь я это знаю. Я старалась развиваться, читать, чтобы хоть как-то справиться с глухим, топким бесчувствием, однако все, что я получала за подобные попытки – смешки и унижения. Основная беда нищих семей в том, что они привыкли сдаваться без малейшей попытки борьбы. В них крайне редко рождаются принципиальные люди, сильные духом. Такие семьи сами такого не знают и не умеют, и не учат этому своих детей. Я же какой-то другой уродилась, но силы мои уже на исходе. От этого и страдаю повседневно, до головных болей и тошноты. Видно, пошла я в покойного деда. Тот всегда был бешеным, как дикий зверь, но никогда не сдавался. Но если я унываю – у меня сразу бедлам в квартире, не могу довести начатое дело до конца. Загораюсь и моментально гасну. Дед же был иным. Он и жил в чистоте, и до последнего дня жизни книги читал, и разными вещами интересовался. Притащит себе с помойки ткацкий станок и ковры плетет на нем, лучась восторгом. Восхищаюсь им постоянно, помню и всегда держу в голове. Ведь если он не сдавался – значит, и я смогу, и у меня срастется.

Своих людей и свое место в этом мире не могу найти. Часто остаюсь без денег, потому что работодатели обманывают меня с большим вкусом. У меня до сих пор нет дома, живу на съемной квартире. Хозяйка нервная, мне не доверяет. Ненавидит за снятые со стен ковры, проверяет мой быт каждые выходные, приходит всегда внезапно. Мой вечный кошмар – поворачивающийся ключ в замке ранним утром и любопытная рожа в проеме. Даже в свободный день нет мне покоя. Нет друзей, нет молодого человека, да и не было никогда. Постоянно попадаются не те люди и не те ситуации, словно я проклята с рождения. В университете пять лет ждала и надеялась, что один парень меня заметит – не заметил и женился на блондинке из состоятельной семьи. Я же русая, долговязая, невзрачная. Случались только маленькие знаки внимания, примерно раз в год, как блуждающие огни в кромешной тьме. Вокруг постоянно попадаются именно такие люди, которых я на дух не переношу – очень шумные и тупые соседи, пьяницы, агрессивные коллеги, сплетники, моральные уроды. Сейчас мне уже тридцать восемь лет, а чувствую себя разваленной старухой. С зубами все очень плохо, больше половины – гнилые, денег на хорошего стоматолога вечно не хватает. Я не пью, не курю, пломбирую остатки, но бесплатный сыр только в мышеловке – зубы стремительно теряю. Уже даже стесняюсь разговаривать, смеяться во весь рот. Постоянно борюсь с лишним весом. Я худая, так как занимаюсь спортом, но битва с калориями будет до конца моих дней, я это знаю. Есть люди, которые могут слопать целый торт в одно горло и парить воздушными феями без усилий. Это не про меня. Я в вечной борьбе, в вечной гонке за стройную тушку. Мне нравятся очень худые тела, но почему жизнь такая несправедливая? Некоторым наплевать на тело. Они жрут ведрами и тазами, а все равно как изящные лани, а я – заключенная еды, в вечной тюрьме удушающих диет. Мой желудок вынужден давиться кефиром и гречкой, отсюда мои дурные мысли и настроения. Не могу высыпаться, вынуждена вставать в семь утра каждый день – это просто не для меня, но надо спешить на работу, от которой ты получаешь минимум, чтобы просто выжить. Рабский режим вечного мученика! После обеда клонит в сон, а надо терпеть и стараться делать вид, что усердно работаешь. Я давно хочу свой бизнес, и работать на себя. Конечно же, не получается, нет начального капитала. Да и откуда же ему взяться? Самое обидное, что жизнь такая несправедливая, хотя я очень много старалась и продолжаю стараться изменить ее. Ты скажешь: «Ну, да, так бывает. Нечего раздувать из мухи слона, так почти все живут и не жалуются». Тогда зачем же мне такая жизнь? Я безумно устала, нет сил и желания ни на что, еле-еле хожу на работу и падаю в кровать после. Я пока ни разу не получала от жизни того, чего хотела. Регулярно проигрываю, с постоянством и размахом. Я не знаю вкуса счастья, везения, покоя, любви и победы. И нет, ничего плохого никому не сделала. Скорее наоборот, я всегда и со всеми добрая, вежливая, заботливая. Живу одна и мне безумно больно от всего, что со мной случилось. Просто существую и жду с огромным нетерпением конца и избавления от этой пытки. Много лет меня преследует душащее желание исчезнуть, пропасть без вести, уничтожить все, что было мной оставлено. Я не чувствую интереса к людям, они не привлекают меня ни в романтическом, ни в сексуальном плане, и меня это пугает. Еще больше меня настораживает то, что я потеряла интерес практически ко всему: искусству, природе, наукам. Я могу не принимать душ неделю, забыть помыть голову. Я и без того не красавица, а от этого еще и чувствую себя мерзко, не хочу выходить в люди. У меня часто случаются сонные параличи, естественно, сопровождаемые слуховыми и зрительными галлюцинациями. Мне часто кажется, будто за мной наблюдают, будто кто-то следит за каждым моим движением и словом, а на работе я со страхом ищу скрытые камеры. Часто при общении с людьми я трясусь, задыхаюсь, пытаюсь избавиться от гнетущего общества. Я не верю им, все они лгут. Мне кажется, люди общаются со мной из жалости, или потому что другого выхода нет, поэтому я не стремлюсь к общению, избегаю его. Мне хорошо одной, хоть и страшно, особенно по вечерам, когда внутри так пусто, а на улице так темно, почти как в моей одинокой, загубленной душе. Я часто не могу сосредоточиться на вещах, не могу перестать мечтать, опаздывать, посвящать дни глупому разложению в кровати. Иногда мне кажется, что я правда однажды сойду с ума и умру глупой смертью во время психоза. Люди свяжут меня и добьют топором, о чем втайне мечтали много лет. И будут правы. Жизнь моя мелкая, как чайная ложка. Что же со мной случилось? Как вышло такое нисхождение в пропасть? Ведь я всегда была против подобного… и вот до чего я докатилась сейчас. Скажи мне, мой единственный друг, у меня депрессия? Может быть, а может это лишь период тьмы, и я драматизирую? Может быть. Может.

Если я родилась в неблагополучной семье, то я не достойна любви? Меня никто и никогда не полюбит? Скажи же мне, ответь. Даже если я хороший человек? Я не выросла меркантильной тварью, не способна обидеть ближнего. Я тихая, стеснительная, всегда хочу помочь и сделать, как лучше. Я всегда буду невидимкой? Просто потому, что не выбирала, в какой семье родиться? Проблема бедных в том, что они считают нормой ад. А я не считаю, я отвергаю его всем сердцем и хочу другого мира: ясного, правдивого, цельного. Жизнь и мир не такие, как принято их принимать и смиряться. Они прекрасны, полны приключений, чудес и возможностей. Просто у бедных нет на это времени и денег. В каком-то смысле это порок общества, недоразвитие всего человечества. Бывает, человек сделал все, что мог, и даже больше. Он рвал себя бесконечными попытками, кромсал свою душу и тело в желании получить законное счастье. Счастье не по праву рождения, а по вселенскому смыслу и божественному предначертанию. И все равно он беден и несчастен… этот трудолюбивый, одинокий, страдающий человек. Он так и не смог дать хорошую жизнь своим детям. Безмерная любовь – это не путевка в жизнь, ее недостаточно. Очень это все тяжело. Нас учат, что деньги не главное, но деньги – это хорошее, свободное, здоровое, вкусное, вежливое. Приятная внешность, уютный дом, интересные события, изысканная еда, красивые вещи, время. Это больше, чем просто бумажки. Это твое право жить по собственному выбору. Без них ты существуешь, бьешься и борешься, но только не живешь. Бедные люди не виноваты, что их тоже родили бедные и несчастные люди. Они бывают очень достойными и возвышенными. Надеюсь, мой комплекс бесприданницы не оттолкнул тебя. Нет, конечно, нет. Ты всегда добрый и понимающий, за что я тебя и люблю. Скучаю по тебе и жду ответа. Пиши, мой друг, всегда рада тебе и твоим мыслям. Твоя Лена.

Откинувшись на спинку стула, женщина задумчиво сидела в теплом свете настольной лампы, целиком погрузившись в мечты. По лицу ее блуждала усталая улыбка. Сонное оцепенение прервал истошный крик на улице. Из открытой форточки доносилась словесная перепалка. Сосед, пьяный до зеленых соплей и сжеванных рукавов, учил нерадивого собутыльника:

– Саня, ну ты дурила! Зачем бояру взял? Говорил же тебе: настойку пустырника надо брать! Она же дешевле на целых пятнадцать копеек! Все тебя учить надо, что бы ты без меня делал?! Пропал бы во цвете лет младых! Ох, житие наше тяжкое, скорбное. Сыта свинья, а все жрет, наша же доля сиротская. Копил, копил, да черта и купил. Легкий кошелек – тяжелое проклятие.

Маньяк

Детективы – это безумцы, которые ради раскрытия преступления способны заставить планету крутиться по часовой стрелке. Мария Павловна Бережная выросла на детективах. Она просто обожала книги Агаты Кристи с их закрученными сюжетами, зловещими тайнами и интригами. Еще в детстве поклонница читала и перечитывала запоем лучшие произведения автора. Девочка искренне любила писательницу за умение так запутать следы, что никогда не догадаешься, кто убийца, хоть мозг продай. Чтение и многократное перечитывание умозаключений Пуаро или мисс Марпл доставляло ей прямо-таки интеллектуальное наслаждение и научило анализировать и связывать разные события в последующей жизни. Уже, будучи взрослой, представительной дамой, Мария Павловна томно вздыхала и повторяла с неизменным восхищением:

– Люблю эту чертовку за ее неповторимый стиль, за ее благородную, цивилизованную «английскость», за разнообразные сцены из британской жизни. За то, что она умудрялась в достаточно скупых фразах прекрасно показать разнообразные характеры и типажи людей; за то, что не держала читателей за идиотов; за советы по жизни, данные вроде бы между прочим, но от этого не менее ценные; за то, что учила быть внимательной к деталям. Поверьте мне, детали – это то, что создает реальность, сам дьявол на них поднаторел, а он дураком не был. А любовь – она у нее не главная, но такая приятная составляющая, греет женскую душу с завидным постоянством!

– Но позвольте, как можно так искренне восхищаться низкопробной литературой? Агата Кристи – это развлекательное чтиво. Хотите серьезных вещей – читайте Сартра и Камю.

– Избавьте меня от Ваших претензий на элитарность! Этого пресловутого высокого искусства и надрыва и так в жизни хватает. Спите спокойно под ваш артхаус и философские словоблудия, а меня попрошу не тревожить. Мне вполне неплохо живется и с Агатой, и с Марининой, и с Куликовой, и с Чейзом, и даже с Донцовой. Я блевать радугой от совершенства не желаю, мне достаточно моих милых, близких сердцу вещиц. Я и сама мастерица всякие штучки изобретать и подглядывать там, где другие бревна не заметят.

Так рассуждала Бережная и, надо заметить, не кривила душой. Замечала она действительно многое, даже больше того, что было на самом деле. С легкой руки Марии Павловны сотрудники определили, кто небрежно сливает кофе в умывальник. Этим «выродком», как окрестила его наша героиня, оказался хилый, сутулый инженер Тихонов. До момента раскрытия преступления мужчину причисляли к вполне сознательным офисным работникам. Но грех – есть грех, от него не спрятаться даже в туалетной кабинке. С подачи доморощенного детектива злоумышленника начали методично третировать и портить ему кровь. Закончилось все тем, что Тихонов громко уволился, не имея сил и желания работать в душном климате серпентария. Мария Павловна ликовала и потирала руки. Войдя во вкус расследования, она тщательно следила за зазевавшимися коллегами, искала чужие волоски на их рабочей одежде, принюхивалась к пятнам, оставленным от чашек. Она словно превратилась в овчарку-ищейку с обостренным нюхом и бесшумными лапами. Ее стали бояться, тихо ненавидеть, но уважать. Вершиной личных талантов Бережной стал молодой специалист, тайно наматывавший рулоны туалетной бумаги под рукава свитера. Мария Павловна молниеносно учуяла опасного субъекта, выследила по алым пятнам на щеках, суетливой походке вдоль стен, виноватой улыбке. Прямым доказательством злодеяния послужил край бумаги, скромно выглядывающий из-под обшлага рукава. Подкравшись сзади, Бережная ловко схватила трепещущую на сквозняке улику и принялась яростно разматывать. Сотрудник, пойманный с поличным, краснел, заикался, пытался оправдаться в глазах опытного детектива. Все было напрасно. Как говорится, нечего сваливать волку на холку. Так развлекалась Мария Павловна, так она служила во благо отечества.

Началом расследования нового дела послужило подозрительное лицо нового соседа с третьего этажа. Хмурый субъект не понравился Бережной сразу. Однажды возвращаясь с работы, наблюдательная женщина заметила, что данная личность обладает подозрительным взглядом. Подобные глаза она часто встречала у маньяков-убийц в детективных сериалах. Мария Павловна моментально встала в стойку, принюхалась и навострила чуткие уши. Она начала замечать, что данный персонаж часто высматривает миловидную девушку с собакой. Маньяк приближался к жертве поближе, топорщил усы и садился рядом на скамейку, пристально полируя взглядом. Более того, внимательная дама заметила, что эта нечисть снимает юную особу на камеру со своего балкона, подло и украдкой. Пес у девушки, надо сказать, был бойцовской породы, мускулистый и сбитый телом. Именно это обстоятельство пока сохранило жизнь несчастной, по мнению подпольного следователя. Мария Павловна приговаривала про себя: