Испытание

Старательно занимая Андрея разговорами, она дождалась, пока гости разошлись, чуть ли не насильно вытолкала мать на улицу, под дождь и легко затащила Андрея в постель. После короткого вялого соития он тут же уснул, а Ирочка накинула халат и полночи просидела за столом, глядя в окно. Залучить Рубахина на ночь, насколько она помнила из разговоров родителей, было делом несложным. Но вот удержать… Да и не нужен ей старый любовник. Ей нужен законный муж со всеми вытекающими правами на имущество.

Утром она приготовила ему кофе с ликером, жаркое признание в любви, напирая на особенную любовь к его бессмертным творениям, и ушат брани, предназначавшийся завистникам, пытающимся лишить его заслуженной славы.

Все сказанное, помноженное на юный напор и персиковую кожу девушки, Рубахин принял как откровение. Это утро убедило его, что на свете существует справедливость, а также единственный человек, являющийся носителем этой справедливости.

Ирочка, не отличаясь большим умом, случайно попала в самую точку. Их страхи были похожи: больше всего на свете Ирочка боялась безвестного прозябания в нищете и первых морщин. Рубахин же – подступающей старости и забвения. Ничто не связывает людей прочнее, чем общие страхи. С головой у Андрея к тому времени стало совсем плохо: мысли все чаще путались, волнами накрывали приступы подозрительности. Один лишь страх не изменял ему, был кристально ясным и возрастал с каждым днем. В персиковой девочке он увидел свое спасение и от старости, и от забвения. Молодая жена сделает его молодым и сохранит память о нем на долгие годы, до тех самых пор, пока неблагодарные потомки не разберутся, что к чему и не восстановят справедливость.

***

Развод едва не убил Дину.

Он собственно и был обыкновенным убийством, отличающимся от прочих лишь своей узаконенностью. Нож, входящий в сердце, прекращает жизнь человека, обрывая его связь с прошлым и будущим. Для Дины развод был таким же ножом, с той лишь разницей, что душа ее не отлетела в мир иной, и сознание оставалось ясным, вынуждено созерцая, как, корчась в муках, медленно умирает память и закрывается тяжелая дверь в завтрашний день. Прожитая жизнь откладывается в памяти как колония кораллов: большой белый остров, причудливой формы. В этом острове все: любовь и быт, слезы и смех, покорность и бунт. Через двадцать лет остров уже так огромен, что напоминает материк своими размерами и прочностью. Кому из его обитателей придет в голову мысль о землетрясении?..

***

После первого же визита к Ирочке, Андрей все решил. Он спрыгнул с кораллового острова на проходящий мимо корабль. Он брезгливо оглянулся. Место, где он провел лучшие годы своей жизни, показалось ему отвратительным. Мозг, отравленный алкоголем, помноженный на воображение беллетриста, изобретал для Дины мучительную пытку. Андрею мало было покинуть остров, ему необходимо было уничтожить его.

Поэтому он, как ни в чем не бывало, вернулся домой. И вскоре стал собираться в служебную командировку в Свердловск, объяснив жене, что местное издательство собирается выпустить сборник его ранних рассказов. Ничего не заподозрив, Дина привычно упаковала чемодан мужа, аккуратно сложив белые сорочки, пару костюмов, галстуки и несколько комплектов белья. Андрей забрал все деньги, остававшиеся в доме, заверив, что через пять дней получит большие командировочные и вернет сторицей. Дина радовалась, что Андрея снова будут печатать, а потому все странности поведения мужа в этот день списывала на его счастливое волнение. Но она была сдержанным человеком и, ни словом, ни улыбкой не выдала своей радости. Уже в дверях Андрей остановился, поставил чемодан на пол, взял лицо жены ладонями и уставился ей в глаза мутным взглядом. Жест этот был настолько непривычным и неприятным, что Дина по инерции отшатнулась, но Андрей держал ее крепко: щеки смялись, рот вытянулся трубочкой.

«Ты хоть немножко рада, что моя слава возвращается?» – спросил он хрипло.

Дина, приложив некоторое усилие, отстранила, наконец, его руки от своего лица и спокойно произнесла:

«Разумеется».

Андрей подхватил чемодан и, не оглядываясь, вышел.

«Сука, – пробормотал он, когда дверь за ним закрылась. – Холодная, бесчувственная сука!»

***

Он позвонил ей через неделю и сказал, что задерживается. И победоносно заметил в конце двухминутного разговора:

«Скоро уже. Дня через два. Жди!»

Дина положила трубку и пожала плечами. Последний раз голос Андрея звучал так победно, когда тираж его нового романа перевалил за пять миллионов. Неужели и сейчас такое возможно?

Вечером того же дня Дина получила повестку, где ей предписывалось явиться в суд. Она долго гадала, зачем могла бы понадобиться органам правосудия и, решила, что вызывают ее свидетельницей по делу кого-нибудь из знакомых. Ведь вызвал же ее следователь по делу Ирочкиного отца. Правда это был не суд, но кто знает, какие у них там правила. Как бы там ни было, она не станет никого чернить, как и в случае с Ирочкиным отцом. На большую часть вопросов она отвечала: «не знаю», «не имею представления», «не слышала», «не помню».

На ступеньках здания суда Дина столкнулась с Ирочкой. Девочка уже месяц не показывалась у них дома, и, расцеловавшись с ней, Дина попеняла ей за то, что она совсем забросила Вику, у которой кроме нее и подруг-то нет.

«Я понимаю, – поднимаясь по ступенькам и обнимая Иру за талию, говорила Дина, – Вика – совсем не интересный собеседник и подруга, конечно, скучноватая. Но, пожалей ты ее, позвони как-нибудь на досуге».

Перед дверью в зал суда, Ирочка отстранилась от Дины, широко улыбнулась ей и сказала:

«Вот такой вы мне нравитесь. Оставайтесь такой и дальше».

Взгляд ее стал незнакомым и безжалостным, Ирочка добавила:

«Если сможете…»

Дина увидела Андрея, как только вошла в зал и сердце ее сжалось. «С ним что-то случилось, – в панике подумала она. – Неужели счет, открытый в зарубежном банке? Говорила же я…»

Она не сразу поняла, о ком идет речь, когда судья заговорил о разводе. Некоторое время она еще считала, что попала сюда ошибкой. Все происходило как в дурном сне: Ирочка сидела впереди гордо выпрямив спину, Андрей, щурясь, поглядывал на нее, а судья говорил о разводе и разделе имущества.

«Прекратите, – хотелось крикнуть Дине. – Немедленно прекратите этот спектакль!»

«Я ничего не понимаю, – сказала она судье, когда он обратился к ней с вопросом».

«Что же здесь понимать? – удивился судья. – Я говорю о доле имущества, причитающейся вам с дочерью. Насколько я понимаю, вы никогда нигде не работали, так значит…»

Напряжение возросло настолько, что Дина боялась потерять сознание или утратить контроль над собой и разрыдаться при этих посторонних и враждебных людях. После врачи зафиксируют у нее микро инсульт, но сейчас, испытывая лишь острое недомогание и не понимая его причины, Дина, не произнося ни звука, кивала головой, и, не глядя, подписывала бумаги.

Когда все кончилось, Ирочка взяла Андрея под руку и оба они, не оглянувшись на Дину, покинули зал заседаний. Только теперь Дина вдруг поняла, что же здесь делала подруга ее дочери. Вместе с прозрением к горлу подкатывала нестерпимая тошнота.

Дина не успела встать, ее вырвало на красный ковер…

***

Наверно она потеряла сознание. Потому что, когда пришла в себя, над ней стояла пожилая медсестра и совала под нос нашатырь. Для нее вызвали такси, ей помогли спуститься к машине. Она плохо соображала и с трудом передвигала ноги.

Дверь ей открыла Виктория. Глаза у нее были сухими и мертвыми. По дому расхаживали незнакомые люди, составляя опись имущества. Дина прислонилась к стене и сползла на пол. Она не помнила, как Виктория дотащила ее до кровати волоком. Людям с казенными глазами не пришло в голову помочь ей…

***

Через месяц Дина вышла из больницы высохшая и безжизненная. В черных глазах горела одна только ненависть. Вика привезла мать в квартиру ее родителей. Дина обвела глазами стены с выцветшими обоями.

«Я оставила им все, – глухо сказала Виктория. – Забрала только одежду».

Мать внимательно посмотрела на дочь и подумала:

«Я бы поступила также…»

Она обняла Вику и обе, наконец, заплакали…

***

Прошло около года, прежде чем их судьба резко переменилась.

Дина устроилась работать корректором в маленькое издательство, Виктория со своим неполным филологическим образованием помогала ей как могла. Развод, лишивший ее в одночасье мужа, здоровья, памяти, денег и надежд, сильно сказался на ее характере. Куда делось холодное благородство, с которым она шла по жизни и которого не отняли у нее даже бесконечныеперестроечные очереди. Теперь Дина цеплялась за жизнь с остервенением безнадежно больного. С помощью интриг в издательстве она выбивала себе работы больше остальных, сражаясь за каждую тысячу знаков, приносящую хотя бы несколько лишних рублей. Она стала подозрительной и хитрой. Мечты о мести бродили в ее душе, но, сознавая собственную немощность, она загоняла их глубоко внутрь, тем самым лишь ускоряя и усиливая брожение…

Однажды Дина заболела и вернулась с работы днем. Выпила аспирин, но все никак не могла прилечь и бесцельно шаталась по квартире. И тут ей на глаза попался дневник Вики. Дочь вела дневник класса с шестого, никогда его не прятала, но Дине ни разу и в голову не приходило взять его в руки. А тут словно дьявол какой толкал в спину и шептал: «Прочти! Проверь, на чьей она стороне. А вдруг она тайно встречается с отцом?»

Последняя мысль привела Дину в такое негодование, что она, плохо соображая что делает, схватила тетрадку, и, отбросив все соображения нравственности, стала жадно читать.

Когда Виктория вернулась домой, мать встретила ее с распухшим от слез лицом и счастливой улыбкой. «Прости меня, Вика, – лепетала она, задыхаясь от радости, – прости, но я прочитала».

Это был захватывающий, терзающий душу рассказ обо всем, что им пришлось пережить. Вика писала о ней с такой проникновенной теплотой и преданностью, что Дина напрочь позабыла о своей болезни, перелистывая страницы. Она листала их осторожно еще и потому, что каждая – она понимала – была на вес золота.

Больше всего ее потрясло то, что Виктория, увлекшись повествованием, забывала порой ставить даты. В конце Дина с удивлением обнаружила, что повествование, миновав настоящее, уносит ее в будущее. Вика сочинила для матери счастливый конец.

«Зачем ты это придумала?» – спрашивала ее потом Дина.

«А как иначе я могла пережить то, что с нами происходило?» – грустно улыбалась Виктория.

Что может быть слаще мести для брошенной женщины? И что – счастливее того момента, когда она сжимает в руках орудие этой мести? Дина больше не расставалась с дневником Виктории. День и ночь она стучала на пишущей машинке, набирая текст, написанный Викой, делая вставки, переставляя куски. Через две недели она стояла на пороге одного из новых крупных издательств, пришедших на смену старым академическим и активно завоевывающим рынок.

Два наглых мальчишки, чуть старше Виктории, дерзнувшие назвать себя издателями, бесцеремонно разглядывали ее. Дина положила на стол пухлую папку, но молодые люди не проявили к ней никакого интереса.

– О чем? – кисло спросил тот, что постарше.

«Что им сказать? О жизни, о любви, о предательстве». Дина усмехнулась:

– Слышали когда-нибудь об Андрее Рубахине?

– Слышали, – отозвался другой. – Даже в школе проходили. Но если это, – он ткнул в папку мизинцем, – в том же духе, не тратьте время. Как говорится, не кочегары мы, не плотники…

Дина усмехнулась:

– А о личной жизни его наслышаны?

– Да вся страна наслышана, столько об этом писали… Громкий грязный скандал.

– Так вот перед вами – роман, в основе которого и лежит этот громкий и грязный скандал. Более того. Написан он дочерью Рубахина.

Глаза молодого человека загорелись, а второй тем временем уже открыл папку:

– Весьма любопытно, зайдите завтра…

Назавтра ей предложили подписать договор, на редакцию которого ушло почти столько же времени, сколько и на редакцию романа дочери. Основным камнем преткновения стало главное требования Дины: Виктория никогда не будет издаваться под фамилией отца. Псевдоним они могут придумать сами, но фамилия Рубахина – даже мелкими буквами, даже в скобочках, даже в аннотации – промелькнуть не должна.

Через три месяца на прилавках магазинов появился первый роман тогда никому еще не известной Виктории Королевой «Убийственная любовь», а в центральной газете вышла статья, которую потом перепечатали и перепели все провинциальные издания, повествующая об очередной Золушке. О том, как отец – известный писатель прокоммунистического толка – бросил и предал свою семью, оставив жену и дочь в глубокой депрессии и без всякой помощи, и о том, как она вырвалась из глубин этой депрессии благодаря своему блестящему роману. Вывод был прост и ясен: время отцов прошло, на смену ему приходит новое поколение.

Дина постаралась придать статье скандальный привкус, и уже через месяц первый тираж романа Вики был распродан. Более того, поклонницы Виктории, среди которых были весьма высокопоставленные дамы и журналистки, словно сговорившись, предали Рубахина анафеме, и уже к концу года его имя на газетных полосах стали упоминать исключительно в тех случаях, когда речь шла о худших мужских качества.

***

…За год Виктория написала еще пять романов. Не было такого журнала, который не считал бы своим долгом писать о ней регулярно. Центральное телевидение баловало ее приглашениями в лучшие программы. А Дина блаженствовала, редактируя рукописи дочери и руководя ремонтом в новой квартире.

К огромному сожалению Дины, Андрей не смог ощутить всей силы ее мести. Незадолго до выхода первого романа Вики у него случился инсульт, после которого в голове у него окончательно помутилось. Общие знакомые рассказывали, что выглядит он ужасно, словно дряхлый старик, выражение лица – совершенно бессмысленное, запах от него исходит невыносимый. И, скорее всего, долго он не протянет. Услышав об этом Дина задумалась… Полновластно распоряжаясь гонорарами дочери, она стала готовиться к похоронам…

Глава 4

От Королевой Полина вышла другим человеком. Она гордо несла голову и отвечала снисходительной улыбкой на удивленные взгляды прохожих. Да, она спускается в метро вместе со всеми, но не имеет больше никакого отношения к толпе, живущей обыденной жизнью. Она вхожа в дом самой Королевой, а значит, относится к узкому кругу избранников судьбы. Пройдет совсем немного времени, сладко вздыхала Полина, и они с Викторией станут самыми неразлучными подругами. Еще один вздох – и фантазия вовсю заработала крыльями, унесла ее на несколько месяцев вперед, закружила…

Полине привиделось, как Виктория, нет, разумеется, тогда уже просто – Вика, знакомит ее с потрясающими молодыми людьми, какие непременно ведь должны окружать Королеву, иначе с кого она пишет молодых красавцев, наделенных умом, силой духа и внутренним благородством? Полина скромно опускает глаза, а молодые люди многозначительно переглядываются, а кто-то восторженно шепчет: «Какая девушка…»

Полина засмеялась от счастья и тут же наткнулась на неодобрительный взгляд мужчины в строгом пиджаке, проходящего мимо. Конечно, в этой их толпе смеяться не принято, и уж где ему понять… Полина посмотрела вслед пиджаку с сожалением. Что видят эти люди, бегая вот так вприпрыжку со своими портфельчиками, пусть даже из самой что ни на есть натуральной телячьей кожи, на работу, просиживая восемь часов в каком-нибудь евро-стерильном офисе, возвращаясь домой, и покупая по дороге сосиски? Что они знают о высшей магии жизни? Разве им ведомо то, что скоро приоткроется ей?

Именно ей, Полине, предстоит стать наперсницей известной писательницы, которой она, естественно, будет поверять свои тайны и душевные порывы. И, конечно же, сладко щекотала мысль, что, состарившись, она вполне могла бы описать в мемуарах эту необыкновенную дружбу…

Полина витала в облаках. Ведь кто знал, что сегодняшний день станет переломным в ее судьбе? Кто мог представить, что выйдя из дома с последней надеждой, она вернется счастливой обладательницей главного приза? Нужно непременно как-то отметить, чтобы запомнилось… Шампанское, конфеты и может быть – фиалки? Только вот, деньги…

Спустившись с небес на землю и вспомнив о своем плачевном материальном положении, Полина чуть не заплакала. Как это унизительно в такой день думать о мелочах! Не успела она расстроиться, как в голову ей пришла блестящая мысль и через час она уже стояла перед директором фирмы «Помощница» победоносно улыбаясь.

– Это фантастика! – уже в третий раз повторял директор, потирая руки. – Невероятная удача! Расскажите-ка мне еще раз как все было. Нет, постойте, я позову нашего кадровика… Пусть послушает.

– Я бы хотела получить небольшой аванс, – заявила Полина.

– Аванс? Ах, да. То есть я хотел сказать – конечно. Разумеется. Послезавтра – вас устроит?

Полина прикусила губу. Если бы ее жизнь не сделала сегодня крутой поворот, она бы непременно промолчала, довольствуясь этим «послезавтра». Но сегодня она избрана. А избранные, по ее твердому убеждению, могли позволить себе и поспорить. – Очень жаль. Тогда я, пожалуй, не смогу завтра приступить к работе, как обещала.

И повернулась, чтобы уйти.

– Одну минуточку, – вскричал директор строго, но стоило Полине обернуться и вскинуть бровки, тут же взял другой тон. – Подождите. Сколько бы вы хотели получить вперед, – спросил он, доставая портмоне и морщась, словно от зубной боли. – Тысяча вас устроит?

Еще по дороге в фирму Полина подсчитала, что на коробку конфет, шампанское и фиалки ей хватило бы сотни. И решила попросить рублей триста – нужно ведь еще купить единый проездной. Но о тысяче даже не мечтала…

Кажется, где-то прорвало рог изобилия, и он теперь щедро орошал Полину всевозможными дарами.

Из «Помощницы» она вышла состоятельной дамой. Мысли об избранничестве покинули ее, а их место заняли тревожные размышления о том, как много в городе карманников. Купюру Полина крепко зажала пальцами в кармане и старательно обходила стороной мужчин и женщин, казавшихся ей подозрительными. В вагоне метро Полина дважды чуть не упала, но руку из кармана так и не вытащила.

Выбравшись из метро на проспекте Ветеранов, Полина позволила себе немного расслабиться и принялась методично обходить ларьки, разглядывая конфеты и напитки. Наконец ей показалось, что она отыскала то, что хотела и, достав купюру, она нагнулась к окошечку ларька. Но в ту же секунду кто-то крепко взял ее за локоть.

Полина обернулась. Перед ней стояла женщина средних лет с пластиковой папкой.

– Здравствуйте, – сказала женщина и поправила очки, ожидая ответа.

– Здравствуйте, – удивленно протянула Полина.

– Я представляю институт научно-социологических исследований. Мы просим вас ответить на несколько вопросов. Вы собираетесь принять участие в переписи населения?

– Да…

Женщина тараторила так быстро, что Полина едва успевала уловить смысл сказанного.

– Вы законопослушный гражданин?

– Да, – снова кивнула Полина, не особенно понимая о чем речь. – Наверно – да.

– Вы любите детей?

– Да…

– Вы дали три положительных ответа, а значит получаете карточку нашего института. Вот.

Женщина сунула в ладошку Полины пластиковую карточку.

– Карточка означает, что вы приняли участие в социологическом опросе. Кстати! Там внизу номер, потому что одновременно вы участвуете в розыгрыше главного приза нашего института. Сотрите здесь.

Полина послушно стерла фольгу, под которой оказался вовсе не номер, а маленький автомобиль.

– Прекрасно, – сказала женщина, заглядывая ей через плечо, – вы выиграли машину. Жигули. Одиннадцатая модель. Сейчас оформим.

Она раскрыла папку и вопросительно посмотрела на Полину.

– Как ваша фамилия?

Все произошло так быстро, что Полина, которой сегодня повезло уже дважды, не успела ничего заподозрить. Она уже открыла рот, чтобы назвать свою фамилию, как вдруг к ним подскочила молодая девица:

– Одну минуточку! – закричала она. – У меня тоже машина!

И сунула свою карточку под нос сначала женщине с папкой, а потом – Полине.

– Накладка, – покачала головой та. – Должен быть только один. Может быть, ваша карточка с другого опроса?

– С вашего. Вон мужчина меня только что опрашивал. И велел подойти к вам оформить приз.

– Обидно, – снова покачала головой женщина. – Раз у нас два приза, придется выигрыш аннулировать. Машина только одна. Прошу вас вернуть мне карточки.

– Ага! – девица спрятала свою карточку за спину. – Сейчас я вам ее отдам, а вы по ней мою машину получите. Нет уж, дудки!

– Тогда одной из вас придется отказаться…

Девица весело расхохоталась.

– Кто же в здравом уме от машины отказывается? Правда? – обратилась она к Полине и та неуверенно кивнула.

Она не поспевала за развитием событий, но до следующей минуты все ей казалось естественным и нормальным. Однако, в следующую минуту сотрудница института научно-социологических исследований сказала:

– Хорошо, тогда вам придется ваш приз разыграть. Кто больше заплатит…

И тут Полина прозрела. Матушки-святы, да она же угодила в лапы обыкновенных уличных кидал – лохотронщиков. Про них же любой ребенок в Питере знает, а она вот вляпалась, как последняя идиотка. Правда, раньше они предлагали обыкновенные лотерейные билеты и никаких опросов не проводили. Хотя это мало что меняет…

Полина в ужасе посмотрела по сторонам, мечтая, чтобы рядом вдруг обнаружился хоть один милиционер. Тщетно. Милиции не было, зато она заметила несколько сомнительного вида молодых людей в черных очках, оттесняющих от них прохожих. Люди спешили по своим делам, отводя глаза от случайной жертвы уличных шарлатанов, и лишь какой-то очкарик с пакетом кефира в руках, стоял у соседнего ларька и смотрел на Полину вроде бы с сочувствием…

– Я пойду, – сказала Полина решительно. – Мне никакая машина не нужна.

– Тогда я аннулирую обе карточки! – быстро сказала женщина.

– Как бы не так! – заорала девица и перерезала Полине путь к отступлению. – Ты должна участвовать…

Дальше все и вовсе стало похоже на дурной сон. Быстрым шагом мимо них шел парень в спортивном костюме и, поравнявшись с Полиной, выхватив купюру, которую она так и держала в руке. Он свернул за ларьки так быстро, что она даже глазом моргнуть не успела.

Лже-социолог и девица, словно сговорившись, потеряли к ней всякий интерес, отвернулись, заговорили о своем и направились в сторону метро.

– Верните мои деньги! – крикнула Полина им вдогонку, но двинуться с места не сумела: с двух сторон ее держали под руки те самые ребята в черных очках.

Они оттащили ее за ларьки и толкнули так, что она упала, больно шлепнувшись о землю. Юбка при этом задралась непростительно высоко. Лицо Полины сморщилось от боли. Последнее, что она увидела, это как противно усмехались ее обидчики. Она заплакала, горько всхлипывая. А потому не могла видеть дальнейшего, только почувствовала, что рядом с ней шлепнулся кто-то еще, кто-то с грязной бранью пробежал мимо, а ее вдруг оторвало от земли и понесло…

Оттерев слезы, она успела заметить, что парень в темных очках лежит на земле без движения, а ее тянет за руку тот самый сочувствующий очкарик.

– Бежим! – крикнул он ей в ухо. – Их тут человек пятнадцать. Я считал.

Они рванули сквозь толпу к домам, свернули в какой-то двор и только тогда перешли на шаг.

– Где ты живешь? – спросил очкарик. – Я провожу.

Полина резко остановилась. Это минуту назад она верила всем вокруг, теперь началась обратная реакция: все ей казались врагами.

– Не нужно меня провожать, – сказала она. – Вы собственно кто такой? Еще один…

Губы ее задрожали, а по щекам снова потекли слезы.

Молодой человек усадил ее на скамейку и протянул носовой платок. Полина взяла его, не задумываясь, и поднесла к лицу. Платок был чистым, отутюженным, хорошо пах и Полина слегка успокоилась.

– Вечно со мной какие-то приключения, – всхлипывала она.

– Ну, ну – осторожно потрепал ее по плечу молодой человек, – опасность миновала. Вам пора бы успокоиться. Пропажа денег – это еще не конец света. Как говорится – не в деньгах счастье.

– Успокоиться?! Я несколько месяцев искала работу. Сегодня наконец нашла. А завтра не смогу туда даже доехать… Это же весь мой аванс…

Горе Полины было так велико, плакала она так горько, а всхлипывала так громко, что и не заметила, как осталась на скамейке одна.

Конечно, ничего удивительного в том, что посторонний человек не стал слушать ее рыдания, не было. Удивительно было другое: на скамейке лежала газета, которую молодой человек держал в руках, а сверху на ней – единый проездной на месяц, деньги и визитная карточка.