Дисперсия света

– Ну, вот так, основное поставили, – Иван трогает бутылочку, – в остальном – женщины подправят. Сейчас Аннушка должна подойти. Раздался звонок в дверь. – А вот и она, – обрадовался и побежал открывать именинник.

– Анечка, здравствуй, как я соскучился!

– Привет… я тоже… поздравляю, милый…

Они вошли в комнату, где скучный неразговорчивый Вадим вдруг преобразился в радостного, открытого для всех, доброжелательного друга.

– Наконец-то, женская рука! – Произнёс он в улыбке, – Привет, Анна, как добралась?

– Привет-привет. Хорошо добралась. А Вы как тут, справились со своей непосильной задачей? О-о, вот это сюда не надо, – берёт одно из блюд, – это сюда поставим, а этот деликатес – сюда. А это унеси, потом съедите, – сунула она тарелку с чесночными баклажанами в руки Вадиму, и он послушно, в игривой форме, выполнил задание. Иван был рад хоть на секунду остаться наедине с Анной.

– Господи, когда закончится эта осада? – бросается он к девушке с объятиями.

– Тише, услышит, неудобно, – шикает Анна.

Вадим не заставил себя долго ждать, вошёл в комнату со словами: «Анечка, а что ты запропала, не приходишь?

– Работы много сейчас, заказы, поездки дальние – устаю, – сказала Анна между прочим.

– Ой, смотри, Иван, чтоб не украли такую красавицу! —

– Украдут, другую найдём.

– Что-о-о? Что я такое слышу? Ах ты… – Анна в шутку грозит Ивану посудным полотенцем, Иван делает вид, что испугался, и влюблённые смеются, не обращая внимания на Вадима.

– Ну, ладно, голубки, не пылите у стола, вроде как, гостей ждём, – остановил их, словно котят, длинноногий Вадим, но в голосе его чётко различалась детская обида.

– Ах, да, ещё же гости, я совсем забыл, – решил пококетничать Иван, дав понять, что с Анной он забывает обо всём.

– Нет, вы посмотрите на него, на этого именинника, он же в край обнаглел! – продолжала смеяться Анна.

– А мы всё терпим, – неожиданно перехватывает инициативу непрошенный гость.

Тогда Иван, зная прекрасно свои козыри, садится за рояль, играет и весело и громко напевает: «Сердце красавицы склонно к измене и перемене, как ветер мая…»

Снова ожидаемо звонят в дверь.

– Тише, кажется, звонок… – Вадим был рад сказать последнее слово в этом незримом поединке.

– Заморский! Мариночка! Молодцы! Как всегда без опоздания. Проходите.

Иван был искренне рад своим старшим друзьям.

Чета Заморских прожили вместе уже более 30 лет. У них одна дочь Вероника. Счастливы ли они вдвоем, неизвестно, может быть, даже им самим. Но они умели разделить и радость друг с другом, и горе. С Иваном они знакомы так же через родителей. Это была одна компания хороших и верных друзей. Так что, можно сказать, они достались Ивану по наследству. Но и Заморские, Владимир и Марина, чувствовали некую ответственность за судьбу сына их друзей. Владимир был прост в обращении, и не слишком придавал значение своему внешнему виду, хотя абсолютный чистюля. Марина любила хорошо одеться, даже где-то с шиком. В этом они не слишком подходили друг к другу, что являлось темой очередной стычки, красной нитью проходящей через всю их жизнь, чему, кстати говоря, была постоянным свидетелем их дочь.

– А вот и первые ласточки. Знакомьтесь, Заморские Владимир и Марина, мои друзья, а это мой двоюродный брат Вадим… ну, Анечку вы знаете.

– Здравствуйте, очень приятно познакомиться, – протянула руку Вадиму Марина.

– Здорово, паря, – не очень вежливо, корча из себя простачка, кинул Вадиму Владимир.

Иван, – окликнул Владимир именинника, – это тебе от нас с Маришкой, от души, – сказал он, отдав в руки Ивану нарядный пакет.

Из вежливости Иван должен был открыть подарок, но Владимир его остановил, сказав: «Потом откроешь…»

Анна же «подхватила» Марину, свою хорошую приятельницу, и они удалились, чтобы закончить с приготовлениями.

– Да, брат, – вспомнил Вадим, – у меня совсем вылетело из головы с этими столами, я же тебя не одарил! Вот, держи, – вытащил он из кармана «Тамагочи», знаешь, как играть?

– Спасибо, брат! – Произнёс удивлённо Иван. – Интересно, разберёмся.

– А у вас тут уже веселье вовсю? Слышно аж на площадке, – сказал Владимир, лишь бы что-нибудь сказать.

При посторонних, а Вадима он считал посторонним, он чувствовал себя неуютно.

– Это я тут слегка вышел из берегов, – сказал с усмешкой Иван, – вы проходите, садитесь к столу. А хотите, в ожидании остальных, посмотрите что-нибудь. Вон, Аннушкин дизайнерский уголок Вы его ещё, кажется, не видели. – добавил он, помогая Марине освободить сумку с принесёнными яствами.

Владимир, заинтересовавшись, поспешил к уголку и стал рассматривать его во всех подробностях.

– Да, Анна талантлива. Как это у неё всё получается? Так гармонично.

– Вы находите? – произнёс неожиданно Вадим.

– А ты что, не находишь? – «ничтоже сумняшеся», возмутился Владимир.

– Не хочу никого обижать, но мне кажется, это всё так устарело: все эти фото, дипломы, цветочки, – правдиво ответил Вадим.

– Ну, ты и хитрый лис! – от возмущения Иван аж выпрямился, – Мне- то ничего не сказал, промолчал, а тут…

– Ну, вот. Говорю. Я не скрываю своё мнение никогда и ни в чём.

– Видал, он не скрывает. Ну, так и что ж, узнали мы твоё мнение, и что? Всё вокруг тебя так и закружилось, так что ли? Для этого? Чтобы – центр внимания, да? Да нет уж, нам твоего мнения не надо! И не вздумай Анне сказать… своё мнение! – выпалил Владимир, не дав и рта открыть наглецу.

Снова позвонили в дверь, на этот раз как-то спасительно для всех.

– Это, наверное, Александр Александрович… пойду, открою, – вспыхнул Иван.

На пороге оказались друзья родителей Ивана, с которыми он не так был дружен, из почтительности, и не так часто общался. Но сегодня день особенный.

Чеча Юрий Витальевич и его жена, Татьяна Вешнина, по воле жены, жили под разными фамилиями. Он – историк, декан факультета, она – поэтесса, не столько признана, сколько известна в узких артистических кругах. Юрий Витальевич был хорошим педагогом и администратором, всегда блюл этикет – и в этот раз, добротный, металлического цвета костюм, сиреневая рубашка и серый галстук в тон ему очень шли. А жена его, находясь уже в солидном возрасте, всё ещё пребывала как будто на полметра от земли – витала и была счастлива во всех отношениях. Одеваться она любила так же, как будто собиралась в полёт: всегда на ней – либо пончо, либо палантин, либо на размер больше костюм с широкими плечами и брюками с широченными брючинами, либо юбка в пол. Сегодня она выбрала чёрно- красный пончо на блузку с освежающим белым воротничком и тёмные брюки.

Как бы ни различны были Юрий Витальевич и Татьяна, любой бы отметил: они – пара. Люди про их союз не могли бы сказать ничего дурного.

– Проходите, гости дорогие – громко и чуть подобострастно произнёс Иван.

– Погоди, именинник, вот мы тебя сначала за уши оттягаем! – Начал по-отечески Юрий Витальевич. – Гляди, какой тебе подарок – вытаскивает из кармана плеер с кассетой, – упаковка в пакете. Держи и пользуйся, будь, как говорят мои студенты, в струе. Хотя сам я эти дела не признаю: тетрисы-метрисы, тамагочи всякие ещё, поговаривают, электронные книги появятся… ну, это вообще ни в какие ворота не лезет! Осталось преподавателей-роботов придумать и всё – тушите свет.

– Ту-ту-ту-ту, сел на своего любимого конька! – вмешалась Татьяна и привычно перенесла центр внимания на себя, – Ванечка, поздравляю тебя, здоровья и – давай, дерзай в духе времени!

– Спасибо вам огромное, я не ожидал, такой подарок…

– Это всё Татьяна, она у меня продвинутая, а я тебе хотел подарить спиннинг, помнишь, как мы с отцом твоим на неделю как завалимся на рыбалку, ищи нас свищи.

– Спасибо, Татьяна, давно хотел такой, – Иван не знал, как уж благодарить их. – А вот, знакомьтесь, это мой двоюродный брат Вадим. Вадим, а это наш замечательный историк, декан факультета, любитель старины – Юрий Витальевич Чеча. И его супруга – Татьяна, поэтесса.

– Весьма… – с небрежным поклоном отреагировал Юрий Витальевич.

– Татьяна, очень приятно, – произнесла его жена с неистребимым в ней кокетством.

– Я, понимаешь, не люблю стихи, но Ваши послушаю, – голос Вадима звучал фальшиво, как в одну сторону, так и в другую.

– Обязательно. В нашей компании – это традиция, – ответила Татьяна очень естественно. В любой ситуации она была как рыба в воде, настолько опытна и уверенна в себе. Увидев, подошедших к ним Марину и Анну, она радостно воскликнула: «Мариночка, Анечка! – и пропела, взмахнув театрально рукой, – «Куда, куда, куда вы удалились!»

Подруги были рады встречи по такому весёлому поводу.

– Иван, где же твой незабвенный Александр Александрович? Сколько его ждать? – спросила недоумевающая Анна

– Да уже должен быть…

И тут же раздался звонок.

– А вот и он, – обрадовался Иван.

Да, на этот раз был он, Александр Александрович Ищенко. И с ним девушка Светлана.

Они вошли – высокие и стройные, как из другой галактики. Спустились сюда, к грешным землянам, чтобы, что? Вопрос.

– Александр Александрович, ну наконец-то, мы вас заждались, – слишком радостно, как будто на нервной почве, произнёс именинник.

– Прости, задержался. Знакомься, Светлана.

– Здрасьте, я Светлана, секретарша моего любимого боса. А это Ваш нам… т.е. наш Вам подарок, – она протянула Ивану пейджер.

Иван был смущён и удивлён, и не знал, как реагировать.

– Александр Александрович, да Вы что, такие подарки!

– Бери, бери, одна из последних моделей. В России такой не найдёшь.

– Спасибо большущее… – и повернувшись ко всем уже собравшимся, – Друзья, знакомьтесь, Александр Александрович Ищенко, замечательный человек, человек, который сделал свою судьбу, и девушка Светлана. Прошу. Ну, что, садимся за стол…

– Да, Александр, Александрович, а подполковник что, не приехал?

– Подгулял наш подполковник. Собеседник отличный, но… не надёжный.

– Значит, все – за стол. Друзья! Все – за стол! Анечка, приглашай. Усаживаемся!

Все стали рассаживаться за праздничный стол. Вадим предложил Марине сесть рядом с ним на диван. Она согласилась просто, без предубеждений. А Владимир, присаживаясь рядом с женой, был напряжён.

– Александр Александрович, прошу рядом с именинником. – обхаживал Иван своего дорого гостя.

– Танечка, идём сюда, вот тут нам будет удобно, – скромно, даже демонстративно скромно, тихим голом предложил Юрий Витальевич, – и они сели напротив именинника.

В комнату вошла Светлана:

– Мг, пока я мыла ручки, все уже сидят! Где моё местечко, – садится рядом со своим начальником, – где же ещё, рядом с моим цыплёнком… правда, он похож на цыплёнка, – обратилась она к присутствующим с риторическим вопросом. Публика была ошарашена, и Александр Александрович смутился, но виду старался не подавать. И произнёс как можно более вальяжно: «Светлана, будь проще! Ты же не на…»

Он улыбался своей неотразимой улыбкой, даря её всем и каждому.

Однако, Светлана была не управляема. Свобода, свалившаяся на голову простому советскому человеку, пронзив и его голову, и его сердце, дойдя до печёнок, так и пёрла из неё.

– А почему это я должна быть проще? Я такая, какая есть, хотите – смотрите, хотите… А что такое, Ива-ан! – Перебила она самоё себя. – Почему мы до сих пор не выпили за Ваш день рождения?

– Да… я… – Иван совсем растерялся.

Спасти положение взялся, как всегда, Юрий Витальевич, человек, привыкший отвечать за всё и за всех, не даром занимал столь высокое положение в обществе. Но было одно но: пафос всех этих значений остался уже в прошлом. Это «но» сидело у декана факультета в глубоком подсознании, которое он закрыл на три замка и никому не позволял туда проникать. Внешне он неизменно высоко нёс, как знамя в бою, то, что за всю жизнь добыл своим умом и привычкой к труду. Кстати сказать, и жена его, Татьяна, под стать ему, не мирилась не только с нынешним сложившимся положением в стране, но и со своим возрастом; и у неё было своё знамя.

Юрий Витальевич начал вполголоса, расковано, глядя куда-то в потолок, как человек, который не привык, чтобы его перебивали. И, правда, все стихли мгновенно.

– Ну, что, друзья, я, как самый старший, начну. Ваня, я помню тебя ещё совсем маленьким, помню твоих родителей, Царства им Небесного. Ты рос на моих глазах талантливым мальчиком. И я горжусь тобой, мой дорогой! Несмотря ни на что: ни на это время, чёрт с ним, ни на вечные склоки завистников, ни на отсутствие, будем говорить уж начистоту, – отсутствие каких-либо перспектив для искусства, для науки вообще…

И тут вдруг, неожиданно для оратора, откуда-то снизу, слышится голос Александра Александровича, Юрий Витальевич сразу как-то обмяк, насторожился, стал даже ростом меньше, и посмотрел на оппонента.

– Ну, это Вы, извините, загнули… про науку. Наука науке рознь. Смотря, какая… наука. В области электроники, например, так это настоящее золотое дно! Какие там открываются перспективы!

– Ну, да, да, да, сдаюсь! Тут я Вам не спорщик, – попытался он сделать хорошую мину при плохой игре, и, как ни в чём не бывало, снова выпрямившись, продолжал. – Так вот. Тридцать пять лет – это, конечно… не юбилей…. но уже ближе… к 40! И это какой-то уже итог? А в то же время и начало нового… Анечка, я на тебя намекаю. Вся надежда на Аню, да, да, да, – говорил он, покачивая головой, с лёгкой улыбкой

– Юраша, ты как всегда многословен, – предчувствуя неладное, забеспокоилась его жена.

– Да, простите, друзья. Словом, я поднимаю этот бокал за нашего дорогого Ивана… и за новый виток его… молодой жизни! Ура! – поднимал он бокал по мере того, как многозначительно повышал голос на последних фразах. И все, откликаясь, но как-то не вместе, вяло, прокричали: Ура-а!

Александр Александрович и вовсе не пытался кричать, – чему-то улыбнувшись, он залпом выпил бокал шампанского.

Общение шло тяжело, но аппетит и всякие вкусности, приготовленные Анной и переданные матерью Вадима, взяли своё: хозяева и гости ели и пили, провозглашая дежурные тосты, – и скоро уже все были навеселе. Требовали музыки и танцев.

Иван включил магнитофон. Грянуло: «Падают, падают, падают листья…» Именинник подхватил Анну в танец. Глядя на хозяев, и Вадим пригласил Марину. Декан и предприниматель остались за столом. Там же оставался почти уже совсем пьяный Владимир. Татьяна и Светлана тоже не прочь были бы потанцевать, но они увлеклись – и чём-то мило щебетали.

Владимир, сидя с бокалом вина, долго глядел на свою жену «в объятьях» Вадима, и вдруг возмутился:

– Вишь, какой! Уголок ему Анькин не понравился, а! Видали вы такого! А теперь к Маринке прицепился. Танцуют они.

– Владимир, Вам уже хватит, – вмешался Юрий Витальевич.

– Юрий Витальевич, я Вас уважаю. А вот его – он тычет пальцем в Вадима, – его нет. Хоть он и брат нашему Ваньке. Да какой он брат?!

Музыка прервалась финальными аккордами, и Иван приглушил звучание, когда началась новая песня.

– Дорогие гости! – торжественно начала Анна, попросившая любимого помочь ей. – А ведь я ещё не поздравила своего Ивана, т.е. я его поздравила! Но не вручила подарок!

И вот он наступил, момент торжественного вручения.

Все, – как будто все, – выразили одобрение протяжным и высоким, в музыкальном отношении: – У-у-у!

– Иван, ты помнишь, что я тебе говорила?! – произнесла Анна громко, перебив всеобщий гул.

– Конечно, дорогая, – радостно ответил именинник.

– Ну, так жди! – заявила Анна, – он у меня там, в машине остался, – добавила она и поспешила к выходу.

– Ну- у, это Аня нас заинтриговала, – объединяющее оглядывая всех, произнёс Юрий Витальевич.

Тут и каждый захотел высказать своё особое мнение.

– Ой, как интересно! А она сама дизайнер, да? Ой… – наигранно протараторила Светлана, прижимаясь к Александру Александровичу. – Представляю, что там! – ответил тот. – А я даже представления не имею, – по-детски пискнула Татьяна.

А Иван гипнотизировал дверь и улыбался в предчувствии.

И вдруг Вадим заявляет.

– А я знаю!..

Все зашикали на него, чтобы он не нарушил интригу. Владимир даже пригрозил ему, когда в нём протрезвел в бывший вэдэвэшник: «Нэ, скажи, скажи, что там!»

– Лягушонка в коробченке, – посмеиваясь, выпалил Вадим.

Не успел Владимир назвать его дураком и снова сесть за стол, как дверь приотворилась. Показалась сначала спина Анны, затем все увидели, как она тащит за собой большие, еле поместившиеся в дверь ослепительной красоты белоснежные крылья. – Вот мой подарок, – Анна с любовью смотрела на Ивана и ждала его реакции. – Анна, это ты сама такое сотворила?! – не знал, как точно выразить свои чувства именинник. Он был поражён её фантазией и даже храбростью перед тем, что могут просто не понять.

А среди публики, действительно, не у всех это вызвало восторг: кто и выразил своё единодушие, а кто-то недоумевал, у кого-то это вызвало циничный смешок.

– Иван, я хочу подарить тебе эти крылья, – решилась объясниться храбрая Анна.– Можешь повесить их на стену. Можешь выбросить их вон, с балкона. Но они всё равно останутся и в твоём сердце, и в твоей памяти, как символ моей любви и веры в тебя, в то, что ты снова обретёшь это прекрасное чувство полёта!

Она подошла к Ивану и помогла ему одеть эти крылья.

– Анька, молодец! Умница, Анечка! Браво! Браво! Надо выпить за это! Шампанского! По русскому обычаю! – демонстративно, глядя на непрошенных гостей, громыхал Юрий Витальевич.

– Дорогая моя Анна, я тебе безумно благодарен за эти крылья, которые ты даришь мне, ТВОИ крылья, – Иван стоял в буквальном смысле окрылённым и восхищённым своей девушкой, – за эти слова, сказанные при всех, это дорогого стоит… я просто не нахожу слов…

– Горько! – вскричал Владимир. И все подхватили: горько!.. горько!.

Иван, предаваясь воле гостей, нежно поцеловал Анну. Не то, чтобы он не хотел ее целовать при всех, просто чувствовал во всём какую-то фальшь, а именно сейчас ему хотелось искренности и уединения.

– Иван сыграй нам что-нибудь бодрящее, – предложил Юрий Витальевич.

– Сыграй нам вальс, – подхватила его жена Татьяна.

– Нет-нет-нет, лучше знаете что? – вмешалась Светлана и принялась напевать то, что Ивану следовало узнать и воспроизвести. Но вместо пения у неё вышло нечто невразумительное, похожее на мычание жующей коровёнки. Её начальник, очень чуткий к тому, чтобы не выглядеть глупо, по-отечески взял хмельную Светлану за плечи, и ловко повернул ситуацию.

– Ваня, это она пыталась напеть тебе Гершвина… – сказал он снисходительно, – Принимаешь заказы? Давай, мою любимую.

Иван, не снимая крыльев, стал играть «Колыбельную» из оперы «Порги и бесс». Александр же Александрович извинительно поцеловал руку Светлане и подошёл к Анне с приглашением на танец. Ивана это как-то и не задело, он был, наоборот, польщён вниманием такого человека. А вот Светлана была уязвлена, и, не зная, как поступить, прихватив фужер с шампанским, покачнулась в направлении к дивану. И уже оттуда, с дивана, глупо улыбаясь, проглатывая гласные, вставила свой риторический вопрос: «Правда, классная музыка? Хоть и не та…»

Но музыка звучала недолго. Под стать ей, к роялю подобралась хитренькая и пластичная поэтесса Татьяна, и эдак невзначай, слегка прервала её, начав вполголоса:

– Под такую чудесную мелодию мне ничего не остаётся, как только прибавить свой поэтический слог. Она сделала паузу, после которой замолчал по традиции и рояль, добубнив музыкальную мысль до логического конца.

Татьяна читала так, как подобает поэтессе, измученной тяжелой и беспросветной жизнью:

– О, люди! Я плачу. Не трогайте слёз

Моих! По щекам извиваясь,

Ручьями текут они в пропасти грёз

И вдребезги там разбиваясь,

Забрызгали кровью своей, растеклись,

По скальным уступам опасным

И жалобным криком (!) беды разнеслись,

Его подхватила летучая высь,

Так жутко… так больно… и властно!

Поэтесса, застыв с поднятой рукой, ну, как обычно, стояла так секунд тридцать, наслаждаясь овациями. А гости вокруг дежурно кричали: «Браво! Татьяна! Браво! Татьяна ты – класс!» Светлане даже захотелось процитировать. Как ни странно, ей это удалось.

– «Так жутко… так больно… и властно…» – произнесла она проникновенно, – эти строчки особенно легли мне на сердце.

Александр Александрович был, конечно же, в своём репертуаре, сарказм не сходил с его языка.

– А мне особенно понравилось вот это… «ПАСКАЛЬ-ным уступам…». Что-то в этом научное такое, классическое… – с наигранной задумчивостью отрецензировал он.

Марина тоже решила обратить на себя внимание и сказала совершенно искренне; и тоже процитировала, но не Татьяну.

– А мне очень понравилось: слёзы, слёзы… «О, слёзы людские!»

Вадим, склоняясь над Мариной, прошептал ей на ушко: «Вам не душно здесь? Может, выйдем на площадку за свежим воздухом?» Она согласилась, захваченная неожиданным порывом молодого человека. Так бывает с женщинами с детским складом характера. Нет, не инфантильным. Это особый характер – сильный характер цельной натуры, с одним только нюансом – они не любят, когда покушаются на их свободу. И свобода эта тоже особая – свобода 3-летнего ребёнка, которому по праву принадлежит весь мир. Запретить нельзя, но если не договоришься с ним, проблем не оберёшься.

Владимир заметил уход жены. Он сделал что-то вроде порыва встать из-за стола, произнося: «Марина… Марин… ох!» – И не смог, охмелев окончательно.

Марина с Вадимом вышли из квартиры на лестничную площадку, где смогли уединиться. Вадим хотел этого давно, и вот, улучшил момент.

– О, как тут хорошо, – выдохнул он, сделав вид, что буквально задыхался в духоте Ивановой квартиры.

– Свежо, – равнодушно констатировала Марина.

– Ну, как Вам вечер? Нравится?

– Вечер? Вечер замечательный. Впрочем, как и все предыдущие. Мы ведь часто собираемся этой компанией. Все мы очень любим Ванечку…

– Ну, понятно, у брата именины. Но не всё же о нём. Давайте поговорим о вас, – напирал Вадим слегка раздражённо.

– Обо мне? А зачем это вам? Вы – молодой человек… в сыновья мне годитесь!

– Тем более, будем на «ты», как сын с мамой, согласны? – сделал милую рожицу Вадим.

– Ну, хорошо, сыночек, будем на «ты», – сдалась Марина.

– У тебя очень грустные глаза. Ты несчастлива?

– Ого, как тебя заносит: сходу – в воду!

Они замолчали. Вадим смутился и не нашёлся, что сказать.

А тем временем, из квартиры доносилась музыка, слышался гул мужских голосов и жизнерадостные восклицания Татьяны.

– А что ты смущаешься? В этом нет ничего удивительного. Просто, весь вечер я наблюдал за тобой и за твоим мужем. Мне показалось…

– Э-эй, мальчик! Не забывайся. Ты решил покопаться в моей душе безнаказанно, без всякого на то права?

– В том-то и дело, что безнаказанно и без всякого на то права: мы вдруг встретились, поговорили, ничего друг другу не должны и ничем не обязаны; так же, просто, разойдёмся и больше никогда не увидимся. А у Вас шанс – выплакать мне свою душу. Вы так проникновенно сказали о слезах…

– Вадим, ты просишь у меня невозможного. Ты когда-нибудь видел пересохшую землю, в огромных, с мужской кулак, трещинах? Вот как ты думаешь, сколько нужно воды, чтобы она превратилась в пышную, мягкую, плодородную почву?

– Думаю, нужен сильный продолжительный ливень.

– И то будет мало. А ты хочешь, чтобы я сейчас распахнула душу, которая камнем в груди, – жёстко ответила Марина.

– А кто в этом виноват? Твой муж? – мягким примиряющим голосом спросил молодой человек.

– Что ты вцепился в моего мужа? С чего ты взял, что он? – усмехнулась Марина.

– Я считаю, мужчина в ответе за женщину, – в голосе Вадима прозвучало, мало ему свойственное, чувство долга и ответственности.

– И всё? Думаешь, этого достаточно? А дети? – возмутилась Марина.

– Дети? – неподдельно удивился Вадим.

Марина даже рассмеялась.

– То-то и оно, что для тебя это – инопланетный мир! Тебе и в голову не пришло, что… «ещё и дети»!

– Что, ещё и дети? – Вадим умел прикинуться тугодумом, когда нужно было скрыть какой-нибудь его прокол.

– И дети могут быть причиной…

– Причиной чего? – всё ещё недопонимал Вадим.

– Причиной… «этих грустных глаз, которые ты наблюдаешь уже целый вечер».

– Что, так серьёзно? – он напрягся.

– Мальчик мой, как я могу с тобой говорить о вещах, о которых тебе, может быть, ещё рано знать, которых ты не в состоянии понять?

Вадим, чувствуя в её голосе снисхождение к нему, рискуя быть немедленно отвергнутым, вдруг срывает с её губ поцелуй. Это возмутило женщину, но после его слов, сказанных отчаянно искренне, она успокоилась.

– Ты что думаешь, я такой мальчик–одуванчик. Я – мужчина. Знаешь, сколько я видел в этой жизни? 25 лет, а у меня уже седина. Не надо со мной говорить, как с подростком, я знаю женщин.