Призраки затонувшего города

– Хм, интересно, надо с ней побеседовать. По утопленнику подождем от Зотова заключения, а вот к художнице твоей давай-ка мы сейчас наведаемся. Уже темнеет, нам еще назад добираться.

– А как же хозяева картины и гости ихние, что со вчера ночевать остались, вы с ними говорить не будете? Я велел никому не уезжать, вас дожидаться.

– С ними после встретимся, никуда ж они не убегут. Слава, ты закончил? Догоняй нас!

Сидорчук, знавший местность как свои пять пальцев, повел нас не улицами, а тропинками над рекой. Берег был высокий, обрывистый, но местами попадались более пологие спуски к воде, к небольшим песчаным отмелям. Над головой шумели высокие сосны. Заходящее солнце окрасило и небо, и реку в золотисто-алый цвет, где-то в кустах свои вечерние трели начали выводить соловьи. Сейчас бы сидеть в саду у Курочкиных, пить холодное пиво с ароматными пирожками, готовиться к утренней рыбалке…

– Вот мы и пришли. – Опер остановился перед небольшим, окруженным заброшенным садом домиком, от задней калитки которого тропа спускалась прямо к речке. – Художница, стало быть, тут обитает. Не всегда, конечно, это она на время из города приехала. Я на всякий случай у нее подписку взял о невыезде. Давайте обойдем с улицы, не с руки с задов заходить-то.

Но в это время дверь баньки, примостившейся рядом с домом, распахнулась и нам навстречу вышла девушка в легком сарафанчике. Одной рукой она прижимала к бедру таз с постиранным бельем, намереваясь развесить его на натянутой между двумя деревьями веревке. Гостей она явно не ждала и вздрогнула, заметив за забором нашу троицу. В сумерках лица ее было не разглядеть.

– А мы к вам! – прокричал зачем-то Сидорчук. – Вот коллеги из Рыбнинска хотят с вами побеседовать.

– Так что же вы стоите? – откликнулась она. – Поверните щеколду и заходите.

Михаил двинулся вперед, открывать калитку, а я словно прирос к земле. Этот голос не перепутать ни с кем, он до сих пор слышится мне во сне. Славка удивленно присвистнул.

Навстречу нам шла Кира Демина – девушка, навсегда разбившая мое сердце.

Кира

Леськово

21 июля 2018 года

Сказать, что я была рада увидеть Игоря Савельева, наверное, не совсем правильно. Скорее удивлена и раздосадована, что наша встреча произошла при таких обстоятельствах.

А еще этот полицейский, Сидорчук, который, кажется, уверен, что именно я стащила картину у Кругловых, и не скрывающий своего недоверия. Он наверняка хотел застать меня врасплох этим неожиданным визитом на ночь глядя.

Да, не в таком виде я бы хотела предстать перед человеком, который, проявляя ко мне явные чувства, вдруг на глазах у всех начал ухлестывать за какой-то девицей и резко оборвал наши дружеские отношения. Что бы там ни говорила Ниночка, но на их с Аркадием свадьбе я выглядела полной дурой, ведь пришли мы туда вместе с Игорем, а ушли порознь – я одна, он с этой фифой, которую вообще случайно занесло на торжество. Воспоминания о том вечере до сих пор вызывают чувство горечи и разочарования.

После гибели Бориса свадьба друзей была, наверное, первым неформальным и праздничным мероприятием, на которое я решилась выбраться. Хотя и Нина, и Игорь прилагали усилия, чтобы растормошить меня и вывести из депрессии. Словно сговорившись, они то и дело затевали какие-то посиделки, предлагали билеты в театр, от которых кто-то в последний момент отказался, или приглашения на выставки, которые могли быть мне интересны. Но новая кожа с трудом нарастала на мою ободранную душу. В один миг узнать, что твой возлюбленный – мошенник и охотник за сокровищами, использовавший тебя в своих целях, и тут же быть спасенной им от смерти и потерять его навсегда, такое разве в кино и увидишь. Я погрузилась в работу над проектом Кругловых и испытывала радость и облегчение, только навещая свою бабушку Серафиму Лаврентьевну в загородном пансионе. Но старушка была занята судьбой своего новообретенного непутевого племянника, который оказался замешан во всю эту историю с костелом и ценностями, и я очень уставала от этих визитов, во время которых приходилось заслушивать письма Николая из колонии.

Приготовления к свадебным торжествам, которые развернула Ниночка, назначившая меня подружкой невесты, казалось, пробили кокон, в котором я пряталась. За поиск наряда для новобрачной взялась моя мама, лучше всех разбирающаяся в модных тенденциях. Я же отвечала за художественное оформление церемонии и зала, выбирала драпировки, цветы, аксессуары, и такие приятные хлопоты понемногу возвращали меня к нормальной жизни.

Наши отношения с Игорем в это время находились на той зыбкой грани, когда дружба и взаимная симпатия вот-вот перерастут во что-то большее. По крайней мере, Савельев своей влюбленности не скрывал, но меня не торопил, за что я была очень благодарна. К событиям прошлого мы старались не возвращаться, словно наложив негласное табу на разговоры о них, а особенно о Борисе Левандовском, моей несостоявшейся любви, так трагически оборвавшейся.

Поэтому на бракосочетание Аркадия и Нины мы отправились как пара, тем более что жених с невестой считали нас крестными своего будущего семейного союза. Даже подарок мы купили общий – антикварный сервиз из костяного фарфора, чудом выторгованный у коллекционера из Ярославля. Чего я не могла предвидеть, так это тех чувств, которые ураганом обрушились на меня при виде счастливых молодоженов, не сводящих друг с друга полных любви и восторга взглядов. Вспомнив, как смотрел на меня Борис, как шептал слова признаний и сжимал меня в объятиях, я просто глупо разревелась. К счастью, гости списали это на мою сентиментальность и радость за подругу, и только Игорь, которому так и не удалось вытащить меня на танцпол, все понял. В нем словно что-то щелкнуло, и, как говорится, Остапа понесло. Обычно равнодушный к спиртному, он пил до дна за каждый тост и приглашал на танец всех девушек подряд. Одна из них, пришедшая с кем-то из коллег жениха, сразу же проявила инициативу, пересела за наш столик, хихикала не переставая и как репей прилипла к Савельеву. Вечер еще не закончился, но девушка вызвала такси и увезла еле стоящего на ногах кавалера. С тех пор мы с ним не встречались, но, по доходившим до меня слухам, Милана поселилась в квартире Игоря и их всюду видели вместе. Звонки с его номера я сбрасывала, и вскоре они прекратились…

И вот вчера, в самый неподходящий момент, когда я, растрепанная и раскрасневшаяся после стирки, вышла в сад развешивать белье, появился он, подтянутый и аккуратный Игорь Савельев. Да не просто так, а исполняя служебные обязанности, в роли следователя, пришедшего допросить меня, но уже не как потерпевшую, а как подозреваемую в преступлении. Нет, не так я представляла нашу встречу…

Но деваться было некуда, и пришлось пригласить всю троицу в дом. Не разговаривать же на улице в темноте, которая стремительно, как это бывает в разгар лета, опустилась на деревеньку, реку, леса. Хотя я лучше бы спряталась в сумерках, чтобы никто не заметил отсутствие макияжа, обгоревший на солнце нос и простенький хлопковый сарафанчик, в котором я занималась домашними делами. Савельев, также удивленный встрече, не сводил с меня глаз. Хорошо еще, в моей небольшой гостиной неяркое освещение, скрывающее красные пятна, появляющиеся на щеках от волнения. Избегая взглядов Игоря, я сосредоточила свое внимание на его помощнике, Славе, который выглядел наиболее дружелюбно. И подумала: давно я так не переживала из-за своего внешнего вида…

Нежданные гости расселись вокруг стола, демонстрируя, что их визит будет долгим. Взяв себя в руки и решив не суетиться, изображая любезную хозяюшку, я примостилась на стульчике около конторки и ждала, кто же заговорит первым.

Видя, что городские коллеги молчат, Сидорчук, откашлявшись, проявил инициативу:

– Вот, Кира Юрьевна, майор Савельев и старший лейтенант Курочкин из Следственного комитета прибыли с вами побеседовать, – начал он официально.

– О, вас можно поздравить с повышением, господа? – отреагировала я, вызвав недоумение у местного полицейского и смущение у Игоря и Славы. – О чем же изволите беседовать?

– Давайте начнем с пропавшей картины, – Савельев, придя в себя, вступил в разговор, – и с ее хозяев. Расскажите все, что известно.

– Что ж, хорошо. Кругловы, владельцы картины, мои заказчики. Вы с ними в прошлом году встречались, товарищ майор. – Тут я намеренно выделила новое звание Савельева. – Я руководила проектом по обустройству усадьбы, которую они купили здесь, в Леськово. Украденную картину я впервые увидела дней десять назад, Олег Владимирович Круглов привез ее из городской квартиры. В тот день в их доме были съемки для журнала по архитектуре и интерьерам. Портрет его родственницы заинтересовал корреспондентку журнала, и она сделала его центром своей статьи. А сегодня утром обнаружили пропажу картины. Кто-то ночью проник в дом, пока хозяева и гости, приехавшие на юбилей хозяина и новоселье, спали. Картина висела внизу, в гостиной. Спальня Ирины и Олега на втором этаже, в другом крыле дома. А гости разместились в специальной пристройке. Это, в принципе, все, что мне известно о самой краже, которая кажется очень странной.

– Почему странной? – с любопытством спросил Курочкин.

– Ну, во‑первых, кто-то рискнул залезть в дом, где были люди. Ведь Кругловы или кто-то из гостей могли проснуться, услышав посторонний шум. Во-вторых, в той же гостиной есть весьма ценные вещи, например антикварная посуда, статуэтки. У Ирины много дорогих украшений, а у ее мужа всегда при себе наличные. Подарки, тоже недешевые, остались на столике в холле. Но, насколько я знаю, кроме картины, ничего не пропало. Значит, вора интересовала именно она. И это самое странное.

– Возможно, картина представляет большую ценность. Вы, Кира Юрьевна, как специалист должны были это заметить, – вновь включился в разговор Савельев. И хотя голос его был официально строгим, взгляд выдавал того Игоря, доброго и заботливого друга, с которым мне было так хорошо когда-то.

– Да, я осматривала картину, когда мы ее размещали в гостиной и во время визита журналистов. Скажу честно, она меня заинтересовала. Но не своими художественными качествами, хотя чувствовалась рука талантливого мастера, увы, неизвестного, что сильно влияет на цену экспоната. А вот семейная легенда, которую рассказал Круглов, о женщине, изображенной на портрете, весьма занимательна. Она создает такой романтический, таинственный ореол. Но ради этого вряд ли кто-то пойдет на преступление. Причина в чем-то другом, и я пока не понимаю, в чем именно.

Признаюсь, я была не до конца откровенна. Но делиться своими сомнениями и догадками с Савельевым, а тем более с Сидорчуком, не хотела. Сначала мне самой надо во всем убедиться.

– Слава, запиши все данные про этих журналистов и ссылочку на статью зафиксируй. Изучим. Их бы надо тоже допросить. А что вы можете сказать об Иване Полежаеве? Кажется, хозяева подозревают его? – Видно было, что Савельева уже ввели в курс дела.

– Да особенно про него мне рассказать нечего, кроме того, что он приносит свежую рыбу и мне, и Кругловым, и многим другим в деревне. Рыбак все-таки. Вот и вчера утром приходил, щуку предлагал, большую такую. Но мне одной с ней не справиться, поэтому я отказалась и взяла пару окуней. Пожарила на обед. – Не знаю: зачем я решила поделиться такими подробностями? – Он еще сказал, что тогда предложит щуку Олегу Владимировичу, мол, барин оценит по достоинству.

– Значит, Полежаев был хорошо знаком с Кругловыми?

– Не знаю, насколько хорошо, ведь они здесь – люди новые. Но рыбку свою им заносил, это точно. Пару дней назад я видела, как он с Олегом разговаривал через забор, может быть, тот ему что-то заказывал. Точнее не скажу: когда я подошла, они разговор уже закончили. Иван быстро ушел, только рукой мне помахал.

О том, что беседа была явно на повышенных тонах и Ирина выглядела возмущенной, я пока решила умолчать.

– А вчера ничего необычного вы в нем не заметили? Может, он был взволнован? Во сколько, кстати, он к вам заходил?

– Кажется, около девяти утра, точнее не скажу. Взволнованным он мне не показался, как всегда балагурил, сыпал местными словечками – они такие забавные. Помню, сказал, хорошо, что утро пасмурное, удалось эту щуку выманить из укрытия, в камышах. Но торопился, от чая отказался. – Весь разговор с Полежаевым я передавать не стала, потому что был он какой-то действительно странный, непонятный. Надо над ним еще поразмышлять.

– А о картине Полежаев с вами никогда не говорил?

– Нет, точно не говорил. Не знаю, видел ли он ее вообще. А вот о Кругловых действительно расспрашивал. Старожилы на новых людей всегда внимание обращают. Но, я думаю, они его как постоянные покупатели рыбы интересовали… Да он вам сам лучше расскажет!

Савельев удивленно посмотрел на меня, потом на Сидорчука. Тот покачал головой:

– Так вы, Кира… Юрьевна, ничего не слышали? Иван Полежаев мертв, утонул сегодня…

Новость повергла меня в шок, всколыхнув прошлогодние кошмары, когда смерть буквально ходила по пятам. И вот опять вокруг меня гибнут люди. Понимая, что это, конечно, случайность, я тем не менее была потрясена до слез. Даже дыхание перехватило. Курочкин вскочил и принес из кухни стакан воды. Сделав несколько глотков, я успокоилась и смогла говорить:

– Послушайте, но это невозможно. Иван прекрасный пловец, об этом вся деревня знает. И лодкой он управлял мастерски, и реакцией обладал отличной. – Заметив недоумение своих гостей, я уточнила: – Он меня спас, когда в первый же день при купании течением унесло. Как же так?

– Река опасна для всех, так что будьте осторожны и на пляжу не ужарейте [18], – изрек Сидорчук и нетерпеливо взглянул на часы.

Заметив это, Савельев поднялся, вслед за ним вскочил Слава.

– Вы, Кира Юрьевна, никуда не отлучайтесь. Нам надо все, вами сказанное, протоколом оформить, так что мы к вам еще заглянем. Вы ведь были вчера вечером в усадьбе? Подумайте, вдруг что-то важное вспомните.

– Я и не собираюсь «отлучаться», товарищ майор, у меня пока работа у Кругловых не закончена, да и домик этот снят до конца лета. Так что всегда к вашим услугам. Номер мой есть у товарища Сидорчука, если вдруг вы его забыли, – съязвила я на прощание. Хотя на самом деле хотелось бы еще увидеться с ним и поговорить без свидетелей.

– Ничего мы не забыли, – пробурчал Савельев, выталкивая улыбающегося Курочкина в сени.

Гости наконец ушли, а я повалилась на кровать за печкой – ноги подкашивались и сил дойти до своей комнатки не было. Кража картины, встреча с Савельевым, новость о смерти рыбака – все это казалось каким-то сюрреалистическим сном. С утра позвоню Ниночке, пусть приезжает, мне просто необходимо с кем-то поделиться своими мыслями, от которых я этой ночью точно не усну!

Ирина Круглова

Леськово

21–22 июля 2018 года

Ирине не спалось. Открытые настежь окна не спасали от духоты. Воздух, казалось, замер, загустел, даже с реки не доносило привычной прохлады. Простыни были влажные. Ирина долго ворочалась и наконец встала, подошла к окну, прислушалась. Загустевшую тишину не нарушали ни соловьиные трели, которые всегда ее убаюкивали, ни другие посторонние звуки. Приятели, которые не успели разъехаться после вечеринки, давно уснули в гостевой пристройке. Только Олег, который никак не мог успокоиться и, чтобы не мешать ей, лег на диване в кабинете, ворочался за стеной, вздыхал и что-то бормотал. Тоже не спит. Внизу, на веранде, тлеет огонек сигареты – это один из работников по приказу хозяина охраняет дом. На этом настояла Ирина, опасающаяся повторного визита грабителей. Хотя в причастность к краже Киры она не верила, а этот рыбак, на которого первым пало подозрение, уже мертв. В деревне слухи разносятся быстро…

Но картина-то пропала. И муж просто чуть с ума не сошел, когда утром не обнаружил ее на стене в гостиной. Метался как раненый зверь, будто у него подлинник Джоконды украли, а не портрет дальней родственницы. Который, по словам Матвея, гроша ломаного не стоит. А что, если он неправ и они оба заблуждаются? И Олег именно эту картину обсуждал с каким-то иностранцем? Вдруг муж лжет, прикрываясь неожиданно вспыхнувшими чувствами к семейным реликвиям? То-то всю местную полицию на уши поставил. И в город уже позвонил, и в областной центр, требуя, чтобы прислали лучших сыщиков. Что-то она упускает…

Круглова в раздумьях закусила полную губу, не замечая, как лихорадочно мнет в ладони край тонкой кисейной занавески, пока та не треснула. Где-то вдалеке, за рекой, сверкнули зарницы, предвещая скорую грозу. Так вот почему так душно! Хорошо, что она с вечера и теплицы, и вольеры закрыла. Ирина вернулась в кровать, устроилась, подложив под спину подушки, и в который раз вспомнила тот день, когда познакомилась с Матвеем…

Она тогда в очередной раз вышла от гадалки, успокоенная и вдохновленная ее предсказаниями, и отправилась прогуляться по набережной. Ирина была так увлечена своими мыслями и блаженно щурилась на солнце, что налетела на прохожего, оступилась и сломала каблук. Первой мыслью было: «Теперь придется объяснять Олегу, куда я ходила и почему не берегу такие дорогие вещи». Огорченная, она подняла глаза, чтобы извиниться, и встретилась с сочувствующим и понимающим взглядом пронзительно голубых глаз, неожиданно контрастирующих с темно-каштановыми волосами. Смущенно улыбаясь, молодой человек учтиво придержал ее под локоть и помог добраться до ближайшей скамейки.

– Простите мою неуклюжесть, я замечтался и не заметил такую обворожительную даму, вот и налетел на вас. Надеюсь, вы не ушиблись? Разрешите, я посмотрю, какой ущерб причинила моя невнимательность.

Ирина, с которой впервые в жизни кто-то снял чувство вины, облегченно вздохнула и позволила юноше осмотреть ее летнюю туфельку.

– Тут совсем несложно все исправить! Знаете, здесь рядом есть обувная мастерская, там замечательный мастер, дядя Ашот, он в два счета поставит ваш каблучок на место. Вы посидите, буквально минут пятнадцать, я сейчас вернусь.

И, не успела она что-то возразить на эту тираду, молодой человек с туфелькой в руках убежал. Ничего не оставалось, как откинуться на спинку скамейки и ждать, подставив лицо легкому ветерку, дувшему с реки.

Прошло уже полчаса, а незнакомец не появлялся.

«Фетишист, что ли», – подумала Ирина и достала из сумочки телефон, чтобы вызвать такси.

В этот момент перед лицом появился роскошный букет из лилий и альстромерий.

– Хочу загладить свою вину. – Вручив ей цветы, молодой человек помахал туфелькой и присел на корточки, чтобы надеть ее на ножку хозяйки.

Ирина стала было возражать, но неожиданно рассмеялась:

– Напоминает сказку про Золушку, только башмачок не хрустальный. Да и я не юная падчерица. А вот вы вполне подходите на роль принца.

– Ну если вы не хотите быть принцессой, то назначим вас королевой. – Молодой человек подхватил ее шутку, с юмором и тактом у него все было в порядке. Не стал пошло уверять, что она юна как Золушка.

– И как же вас зовут, мой принц-спаситель?

– Ой, простите, я забыл представиться. Матвей. – Он вскочил, изображая, что снимает с головы невидимую шляпу и приветственно машет ею. – А вы, моя королева?

– Ирина. Сколько я должна за ремонт, Матвей?

– Что вы, это был мой долг, ведь я же вас чуть не сбил с ног. Вы не откажетесь со мной пообедать? Тут на набережной есть очень милый ресторанчик.

– Боюсь, это будет злоупотреблением с моей стороны, вы и так столько для меня сделали. – Ирина поднесла к лицу букет, вдыхая приятный аромат. Потом взглянула на часики на запястье. – Да мне уже пора, простите, я и так задержалась.

– Ну а завтра? Можно, я позвоню вам и мы встретимся, когда будет время? Не исчезайте, как Золушка, пожалуйста.

Она никогда не знакомилась на улице, тем более с такими молодыми мужчинами. Но то ли Матвей был так мил и настойчив, то ли слова гадалки Софии все еще мутили ее разум, Ирина, уже садясь в такси, быстро продиктовала свой номер телефона…

Он позвонил на следующий день. У нее как раз была назначена примерка у портнихи, и Ирина согласилась встретиться с юношей в кафе где-то поблизости. Час за чашечкой кофе пролетел незаметно. Они непринужденно болтали, как старые знакомые. Матвей оказался прекрасным собеседником, внимательным и весьма эрудированным, не надоедающим льстивыми комплиментами. От встречи с ним у Ирины осталось приятное послевкусие, как будто десяток лет сбросила. Молодой человек был программистом-фрилансером и мог свободно распоряжаться своим временем. Он приглашал Ирину то в кино, то на прогулку на кораблике. Они стали встречаться каждый день, хотя ей было сложнее выбираться из дома и объяснять мужу свое отсутствие. Олег, правда, был погружен в свои дела и последнее время пропадал на работе, не донимая супругу контролем и придирками. К тому же Кругловы готовились к переезду в загородный дом, нужно было сделать какие-то покупки, что позволяло Ирине находить предлог для отлучек.

Ира росла в любви и строгости, которые ее родители как-то гармонично совмещали. Отец, партийный работник, возглавлявший какой-то отдел в горкоме КПСС, был всегда сдержан, практически холоден с домашними, преображаясь только во время выездов на служебную дачу. Там, сняв деловой костюм и галстук, он, казалось, снимал чужую маску и превращался в доброго, веселого, остроумного папку, учившего дочку ловить рыбу и разжигать костры и певшего вполголоса песни Высоцкого и Окуджавы. Мать, работавшая на полставки в НИИ, мужа боготворила, чуть ли не пылинки с него сдувала, получая взамен доступ к вожделенным благам тех лет – продуктовым спецзаказам, поездкам в Москву в ГУМ и путевкам в санатории Крыма и Прибалтики. Дочку она баловала, но в меру: модные брюки клеш, рубашки батники и польская косметика Ире покупались только при условии отличных оценок в дневнике. Окончание школы пришлось на начало 90-х: распался Советский Союз, менялась власть, коммунисты теряли свои позиции в обществе. Отец метался, не спал ночами, пропадал на каких-то встречах и совещаниях, все чаще хватался за сердце и постоянно носил в кармане пиджака валидол. Ирочка как раз поступила в медицинский и готовилась к первому учебному году, когда случился августовский путч. Отец, поддерживавший ГКЧП, не вынес поражения заговорщиков и слег с инфарктом. Через месяц его не стало. Мать, утратившая, казалось, смысл жизни, как-то сразу сдала, замкнулась, дом, бывший для Ирины надежным пристанищем от всех житейских невзгод, пропитался запахом лекарств и стал напоминать склеп. Лишившись привычной отцовской опоры, Ира тоже чувствовала себя одинокой песчинкой в огромном и тревожном, быстро меняющемся мире. Спасала учеба, студенческие компании, походы и первая любовь – Олег Круглов, чье предложение руки и сердца она приняла не раздумывая.

Все двадцать лет брака Ирина была верной женой, хорошей хозяйкой и заботливой матерью, взяв за образец своих родителей. После замужества стараниями Олега ее мир очень быстро сузился до размера семьи, оставив за бортом и увлечение театром, и карьеру талантливого фармацевта. Когда родился сын, она надеялась вернуться в профессию, отсидев дома положенный трехлетний отпуск, но Ростик то болел, то его нужно было готовить к садику, потом к школе. Муж считал, что никакие бабушки и няни не могут справиться с воспитанием ребенка лучше матери. Олег много трудился, писал диссертацию, сначала кандидатскую, потом докторскую, ему были необходимы условия для работы и отдыха, которые также могла создать только жена. Его доходы позволяли семье жить на широкую ногу, ни в чем особо не ограничиваясь. У Ирины, казалось, было все, о чем только можно мечтать, – хорошая квартира, поездки на лучшие курорты, модные и дорогие вещи, массажисты и косметологи, престижный лицей для сына, тщательно отобранный мужем круг знакомых, приличных и обеспеченных людей. Не было одного – свободы. Иногда ей казалось, что в золотой клетке, куда посадил ее Круглов, живет не она, а какая-то безликая, послушная и нарядная кукла, как в сказке про трех толстяков. А Ирочка Резникова, подававшая надежды студентка-отличница, душа компании и мечтательница, куда-то пропала, исчезла, словно ее и не было. Осталась только оболочка, которую натянули на эту куклу…

И вот Матвей, такой молодой, легкий в общении, то трогательно-внимательный, то бесшабашно веселый, нашел ту потерявшуюся девочку и пробудил ее к жизни. Клетка распахнулась, а Ирина, потеряв голову от давно забытых чувств, погрузилась в этот роман, как в чан с молодильной водой. В тот день, когда они стали близки, неожиданный и сильный летний ливень застал их недалеко от дома, где жил юноша. Ничего не оставалось, как согласиться обсохнуть и переждать разгул стихии в его холостяцкой квартире. Матвей жил в мансарде старинного особняка, под самой крышей, и было что-то такое киношное в том, как они, смеясь, взбирались по крутой лестнице с витыми перилами и целовались на каждом пролете, как он, едва переступив порог и не дав Ирине оглядеться, бросился раздевать ее и покрывать поцелуями тело так, что перехватывало дыхание. Потом они лежали обнаженные на широкой низкой кровати, по крыше над их головами барабанили капли дождя, и смуглое мускулистое мужское тело сплеталось с ее – белым, женственным телом взрослой женщины. Удивительно, но Ирина не испытывала никакого стеснения от своей наготы, от полных бедер и покатых плеч с матовой кожей, по которым струились влажные распущенные волосы, хотя к мужу давно уже старалась не выходить совсем раздетой. Но здесь, рядом с Матвеем, слушая его страстный и восхищенный шепот, она казалась себе такой же юной, стройной, как два десятка лет назад…