1941, или Игры Сумрака

– Посудите сами, фрёйляйн Ковальска, каковы ваши перспективы в Советской России? Я вижу их следующими: будучи несовершеннолетней и одинокой фрёйляйн, вы утратите не только свою имущество, но и свою свободу, попав в один из этих ужасных детских домов. Если до вас не доходили слухи, то поверьте мне, вы не хотите знать, что там твориться. Скажу лишь, что согласно информации, которой располагает моя контора, заключенные Дахау содержаться в значительно лучших условиях!

– И все-таки, почему Аненербе заинтересовано в моем сотрудничестве, чем я привлекла внимание?

– Фрёйляйн Ковальска, давайте не будем повторяться. Я уже говорил, что не уполномочен обсуждать какие-либо подробности. Я лишь должен доставить вас моему начальнику. Единственное условие, которое мне разрешили вам передать, что вне зависимости от результатов собеседования с моим руководством, вы получаете гражданство Третьего Рейха. Я думаю, что для столь разумной фрёйляйн выбор очевиден.

«Лично я никогда не думал, дочери мои, что однозначные решения и очевидный выбор есть зло. Просто твердо помните, что и добра там нет», говорил некогда отец Павел. Добро мне сейчас явно не помощник, так что выбор действительно очевиден!

И вот я лежу на кровати в небольшой комнате под самой крышей, которую герр Вюст отвел мне в своем доме. Свою часть соглашения немцы соблюли с присущей им педантичностью. полноценная кормежка, не за одним столом с герром ученым, конечно, опрятная и удобная комната, пусть небольшая, ванна с проточной водой, куча книг… – только мало это все походило на те царства, которые мне так щедро сулили. С ритуалом что-то принципиально не заладилось с самого начала, и я видела, что герр ученый теряет ко мне интерес и копит раздражение. А это не безопасно. Как бы мне не переехать из его дома в его же лаборатории. Умереть я по-прежнему не боялась, но мысль о кацапской сучке не давала мне тихо сдаться. А что еще хуже: я ни на шаг не приблизилась к своей цели – меня не учили ни драться, ни стрелять, ни каким-либо шпионским трюкам. Более того, живя в доме, как в изоляции, я не получала никаких сведений о внешнем мире. Шанс с большой буквы ш начинал превращаться в немецкое слово на ту же букву. А еще эти дурацкие сны, в которых я прислуживаю этому грузину – я официантка, а грузин с друзьями, кажется, вершит судьбы мира. К тому же после этих снов я просыпалась уставшей и меня тянуло снова подремать. Сквозь слипающиеся глаза я смотрела на большое зеркало в металлической раме, висевшее напротив кровати.

Так было и в этот вечер. Зеркало было старинным и немного мутным, смеркалось, но я не зажигала света – отчего зеркало начинало казаться дверью в какой-то коридор. Неожиданно в нем появилась тень, будто огромный черный паук отражался в его глади. Меня подкинуло на кровати.

– Почему ты, это не я!, – хрипло крикнула я срывающимся от ярости голосом, – Почему ты там, за зеркалом? Стань мной, тварь восьмилапая, немедленно!, – задним числом я поняла, что это не совсем адекватная реакция на огромного, более чем метрового, паука. Но тогда меня возмущало одно: почему это не я!

– Не переживай, это не только не ты, но и не я, а всего лишь моя Тень, – неожиданно прошелестело отражение паука, – Но у тебя есть такая же. Только ты пока не умеешь выходить с ней на СОЗНАТЕЛЬНЫЙ контакт!

Еще шипеть на меня будет, сейчас ты станешь мной во чтобы то ни стало, решила я и я-Зоряна, увидела, что пауков в зеркале стало два. А я, стоящая внутри коридора на восьми лапах, поняла, что я меньше и слабее своей противницы. Правда та не принимала боевой стойки.

– Так ты действительно не я и не ты, – сказала я—Зоряна, – А что, таких как мы много?

– Да целое Семейство Враайиинлайа, это несколько тысяч!, – рассмеялась паучиха.

– А что такое Семейство?, – спросила я—Зоряна, – А что за Коридор, где мы стоим? А как мы друг с другом?, – вопросы сыпались один за другим. А я, стоящая в Коридоре, видела образы: темного елового леса, перекрученных паутин в пустоте, мелькающие лица, компанию юных голубоглазых блондинок за столом, уставленным яствами… что-то еще, чего я-Зоряна вообще не могла понять. Это было как сон: который вроде бы видел, вроде бы знаешь – но о чем он, рассказать невозможно.

– Не так быстро, помедленней!, – закричала я-Зоряна.

– Ну что ж, если мы поделили свои Тени, давай поговорим на другом уровне, – прошелестел паук, – Отошли свою Тень, а то ты можешь четко не запомнишь наш разговор, а это важно. Я могу рассказать Тени, но не хочу ее подчинять.

– А как?, – хотела спросить я-Зоряна и вдруг поняла, что паук в Коридоре остался один. И это не моя Тень.

– Я могу научить тебя кое-чему, что поможет тебя отомстить, – прошипела моя собеседница.

Научи, – ответила я.

– Этот немец, – прошипел паук, – хочет чтобы ты вышла на контакт с Хээльмной.

– Да, он не раз мне об этом говорил. А кто эта Хээльмна? Какая она? Она тоже может быть здесь, в Коридоре?

– Моя двоюродная сестра, – в зеркале возник образ тонконогого паучка-сенокосца, – Хотя она и не любит это свой облик. А ее любимый облик она продемонстрирует тебе сама, – тоненько засмеялась паучиха, от ее смеха зеркало начало подрагивать,

– Запомни лучше заклинание вызова, – и она медленно и четко произнесла четверостишье на незнакомом мне языке от которого у меня перед внутренним взором начали составляться детские кубики в какую-то примитивную, но кажется не трехмерную, конструкцию, – Хээльмна будет учить тебя всяким трюкам, например, она научит тебя создавать иллюзии, захватывающие разум других людей и побуждающие их действовать в логике этих иллюзий. Учи ее науку хорошо, это полезное умение. Потом она отправит тебя обратно во Львов, играть на территориях Советского Союза в ее игры. Она будет говорить тебе, что хочет помочь Галитчине стать независимым и сильным государством. Но помни, это все бред: Хээльмне плевать и на Галитчину и на тебя и на твою месть, ты нужна ей лишь для того, чтобы отвлечь меня.

– От чего отвлечь?

– От расследования ее настоящих дел, которые творятся в Берлине. Но я уже разгадала ее интригу, а ты поможешь мне загнать ее в ловушку. За это я помогу тебе отомстить.

– Как?

– Право узнать как ты получишь после того, как выйдешь на контакт с Хээльмной. Думаю, ты поняла, что сообщать ей о нашей встрече не стоит. После того, как ты встретишься с ней – подойди к любому зеркалу и позови меня. Запомни, мое имя – лииси Рэйэлл, – звонко произнесла паучиха и исчезла в мутных глубинах зеркала.

То, что видела я-стоящая в Коридоре – не лезло ни в какие рамки моего знания о мире. Конечно, я верила, что существует Рай и Ад, населенный ангелами и чертями, места, куда попадают души после смерти – этому нас учили в гимназии. Однако, сейчас меня посетило озарение – наш мир устроен значительно сложнее. Или это уже не наш мир? Где существуют те сумбурные образы, которые видела я, стоящая в Коридоре? И где сам этот Коридор и возможна ли вообще такая постановка вопроса? Прав был отец Павел, когда говорил нам, что наш мир – это мир Божий. То же, что я увидела, было слишком не такое, слишком чуждое – и лес, и паутины на елях, и компания блондинок: как книги написанные разными людьми, как картины разных художников, – ясно было, что Создатель нашего мира не причастен к тому. Но тогда, там нет ни добра, ни зла. Что же за жизнь в том мире, какие интриги ведут его обитатели? Зато в нашем мире мое положение домашней зверушки герра Вюста более не актуально. Лииси Рэйэлл даже не подумала предоставить мне времени на размышление: создавалось впечатление, что она была абсолютно уверена в том, что я соглашусь. Что ж, пауки ловят в свои сети не только мух, но и пауков поменьше, – но завтрашний день преподнесет и мне, и герру Вюсту нечто новое: мне предстоит знакомство с Хээльмной, а герру Вюсту – с моими сетями.

Утро традиционно началось с того, что угрюмый Щульц поднялся по узкой винтовой лестнице в мою каморку и позвал меня завтракать. На завтрак были жаренные сосиски с яйцом и пиво. Щульц считал, что пиво полезно и даже мне наливал стаканчик, хотя я его и не пила. Впрочем в этот раз я не отказалась: пиво оказалось горьковатым на вкус. После завтрака я сказала Щульцу, что хочу видеть герра Вюста и он вышел, чтобы позвать его.

– Ты хотела меня видеть, Зоряна?, – голос Вюста выдавал тщательно скрываемое недовольство. – Зачем?

– Я готова попробовать еще раз! Уверена, что сегодня у меня все получиться!

Герр Вюст встал и жестом позвал меня следовать за ним. Мы оказались в комнате с камином, Герр Вюст закрыл тяжелые темно-бордовые шторы и стал возиться с растопкой камина. Он всегда делал это сам, а не поручал Шульцу. Руки у него немного дрожали, выдавая тревожность или даже страх. «Интересно, чего он так боится?», – подумала я. «Нежели, контакта? Мой контакт с Паучихой, хотя и потряс меня, длительного страха не вызвал – сейчас мне было интересно, какие будут ощущения от контакта с Хээльмной. То, что у меня все получиться, я была уверена».

Наконец, камин разгорелся и герр Вюст, начертил перед ним восьмигранную звезду со свастикой в центре и встав на центр свастики стал произносить слова на незнакомом мне языке. Это был точно не немецкий. Неожиданно мне в голову пришли мелодичные слова, которые мне вчера велела запомнить Рэйэлл, и кубики сложились в показанную фигуру. «Анкхаэ стриитс наэрхэ страйнна, энс хкаэ лиис Вглейиилхайнна, анкхаэ лииси виэлле сторрэхт, экхи эриид Хээльмна воррэхт!»23, – звонко продекламировала я, протягивая руку к пламени камина. Герр Вюст тихо выругался по-немецки, резким прыжком выскочил из восьмигранной звезды и уставился на меня выпученными глазами. Пламя в камине окрасилось в кроваво-оранжевый цвет, а одно из поленьев в камине с резким щелчком выпустило сноп искр, некоторые из них попали в герра Вюста и тот лихорадочно захлопал себя руками по брюкам. Я обернулась спиной к пламени, на противоположной стене висело большое зеркало – когда я посмотрела на него, оно уже помутнело и в его глубине возник образ ужасной сгорбленной старухи. Рот ее был приоткрыт и было видно, что у нее остался всего один зуб, зато длинный, желтый и искривленный. Волосы ведьмы когда-то были рыжими, но давно уже поседели и свалались, вися сальными шнурками.

– Удивлена, Вальтер! Ты выучил шиншийский? – прохрипела старуха и злобно рассмеялась – Впрочем так меня звать быстрее, чем часами медитировать на огонь, бормоча на плохом древненорвежском!

– Это не я, Госпожа! Это девочка тебя позвала, – ответил Вюст, указывая на меня левой рукой. Пальцы на ней предательски дрожали.

– Не гоже пугать такую красавицу моим обликом, – прохрипела старуха и подняв узловатые руки вверх, закружилась противосолонь. Когда кружение остановилось, я увидела в зеркале отражение прекрасной пани с длинными светлыми волосами и ярко-зелеными глазами. – Ты – Зоряна!, – сказала она утвердительно, – А кто я ты и так знаешь! Назвала мое имя при вызове!

– Да, я звала тебя. Мне показалось, что так, как это сделала я, более правильно, чем возня с камином. Я хочу, чтобы ты научила меня магии, Хээльмна!

– Лииси Хээльмна!, – ее глаза вспыхнули изумрудным огнем, показавшимся мне смертельно опасным. – Не забывай о том, кто ты и кто я, смертная! И еще: откуда ты знаешь слова Заклинания Вызова?

– Они сами пришли мне в голову, пока герр Вюст бормотал свои, – ответила я. Интересно, я вроде говорю по-польски, а она понимает и отвечает мне тоже по-польски.

– Любопытно, но такие озарения в магии иногда бывают. Ладно, Зоряна, будешь учиться! И первый урок состоит в том, чтобы научиться искусству отводить людям глаза!, – голос лииси Хээльмы повеселел. – Ты, Вальтер, это уже умеешь, а потому покинь помещение: обучение – тайный процесс и не любит лишних глаз и ушей.

Как ни странно, герр Вюст тотчас же покинул кабинет. Похоже, что он боится лииси Хээльмну. А я ни боюсь…

Подозрения и версии (Рассказывает герр Вюст)

Выйдя из кабинета, я направился в столовую и приказал Шульцу подать коньяку. Несмотря на ранний час, мне требовалось выпить. Эта галицкая девчонка поразила меня: сначала у нее вообще ничего не получалось, она даже в медитацию войти не могла! И вдруг сегодня она бойко читает заклинание на сложнейшем шиншийском языке (я филолог и то не смог выучить его за 5 лет, хотя Она и пыталась учить меня языку) и обращается к Ней просто по имени – верх наглости, впрочем что взять с галитчанки? Она конечно рассердилась: изумрудное пламя в Ее глазах явно показало это, но потом мгновенно сменила гнев на милость. Все это было более чем странно и мои подозрения относительно интриги Щульца возросли. Когда Щульц принес коньяк и бокал, я велел ему еще раз рассказать мне, как он нашел Зоряну в Лемберге… Мне требовалось поймать его на противоречиях, которые несомненно были. Странная девочка, очень подозрительная и совсем непохожая на дочку хозяйки той кавярни…

Однако Щульц ровным голосом излагал мне все тоже, что и первый раз. Никаких противоречий или, тем более, недосказанностей я в его рассказе найти не мог. Он приехал в Лемберг под видом инженера и встретился со своим агентом, который, как мне было известно является бойцом Украинской Повстанческой Армии, находящейся в СССР на нелегальном положении. Отец этого бойца – сочувствующий немцам старый львовянин хорошо знал все, что происходит в городе и рассказал, что хозяйку кавярни «Краковска кава» три дня назад прикончили. Застрелили из пистолета и ее саму и ее дочь, причем в дочь стреляли целых 5 раз. Я вновь отметил, что эти смерти какие-то подозрительные – кому может быть надо убивать хозяйку кавярни и тем более ее дочь, юную девчонку? Правда мои приятели из ведомства Шеленберга, бывавшие в СССР, говорили мне, что русские часто убивают друг по совершенно идиотским поводам: например, сидели, выпивали и вдруг двое, не сговариваясь, бросились на третьего и зарезали. Потом сняли с него сапоги, продали и продолжили пить. Впрочем таких придурков русская милиция с легкостью ловит и отправляет на каторгу в Сибирь. Учитывая, что Лемберг свеже оккупированная территория, в нем должно быть полно чекистов – русской спецслужбы, известной своим профессионализмом и жестокостью – но, по словам старика, за три дня преступление никто не раскрыл. Это была первая странность в информации Шульца. Дальнейший его рассказ был еще более подозрителен. Шульц отправился в ту кавярню, беспрепятственно вошел в нее (еще одна странность: коммунисты допускают вопиющую безалаберность, не опечатав место преступления и оставив до него свободный доступ!) и обнаружил, что на втором, жилом, этаже прячется девушка, по описанию подходящая к той, которую я велел разыскать. Да, звали ее, как и требовалось мне – Зоряной. Еще одна странность: слишком уж легко у Шульца получилось найти девчонку. Странно и то, что девочка согласилась поехать с незнакомым ей, достаточно непривлекательным на вид (у Шульца безобразный шрам на лице, еще с Первой Мировой) немолодым мужчиной. Обратно границу Шульц переходил нелегально – советские пограничники, относящиеся к всемогущим чекистам, точно бы не выпустили герра инженера, который въехал один, а выезжает с дочкой! Насчет того, что у Шульца есть каналы для нелегального перехода границ я знал, но странно вот что. Ради того, чтобы вывести девчонку, он, старый и опытный разведчик, пожертвовал личиной инженера: очевидно, что более ее использовать невозможно. Значит он посчитал, что девчонка важнее… А когда я давал ему задание, я не подчеркивал его особую важность. Однозначно, Щульц ведет свою игру, решил я. Осталось понять какую.

У меня было два пути. Точнее три, но третьим – сдать Шульца гестапо – я пользоваться не хотел. Не люблю я их костоломов, да и терять Шульца мне не хотелось. Оставалось или обратиться за помощью к моему другу Шелленбергу24 или войти в контакт с Ней и спросить у Нее. А Она очень не любит, когда Ей задают вопросы. Шелленберг впрочем то же не любит. Точнее, он начнет задавать встречные вопросы, на многие из которых мне не хотелось бы отвечать. Потому, поразмыслив, я решил обратиться к Ней: в конце-концов, это ведь Она посоветовала мне найти девчонку…

Вечером я вновь разжег камин и вошел в состоянии медитации. В этот раз Она явилась почти мгновенно и я изложил ей свои подозрения. К моему удивлению, Она выслушала их абсолютно бесстрастно – даже поленья в камине ни разу не выстрелили снопом искр.

– Вальтер, твоя немецкая педантичность и твоя подозрительность, более свойственная старому еврею, чем немцу, могли бы принести тебе хорошую карьеру в разведке, – рассмеялся Ее образ в пламени. – Я развею твои подозрения: Шульц не причем, он честно выполнил свою работу. Просто мне очень нужна Зоряна и я немного помогла Шульцу в поисках. Или ты думал, что ничего кроме явления своего образа в камине я не могу?!

– Нет, я и не думал уменьшать Ваше Могущество, Госпожа! Я полностью удовлетворен Вашим ответом и благодарю за разъяснения, – ответил я.

– Отлично! Обучением Зоряны я занялась, ее способность к магии намного сильнее твоей! Через полгода я смогу… впрочем об этом узнаешь в свое время, если я посчитаю нужным информировать тебя. А пока мне требуется, чтобы Зоряна могла проводить опыты над твоими заключенными. В институте. И чтобы об этом знало как можно меньше людей, особенно из прихлебателей Гиммлера, – резко сказала Она. – Да, и еще: пусть Зоряна научит тебя Вызову! Надоел мне этот камин!, – тут она, как всегда, внезапно исчезла в снопе искр.

Я стер магические знаки на полу и вышел в столовую. Мне опять захотелось коньяка и я приказал Шульцу принести бутылку. Проклятие, думал я, прихлебывая отличный французский коньяк, Она велела мне учиться у этой галитчанки. И ведь не откажешь Ей! А подозрений моих Она не развеяла: заявить, что Она-де помогала Шульцу нетрудно, но это всего лишь слова. Я же, как ученый, привык доверять только фактам. Видимо, как бы не хотелось мне этого, придется обратиться к друзьям из разведки…

Послушница двух Орденов (рассказывает Зоряна)

Быть послушником Ордена Молчания Зачарованных Городов мне в целом даже нравилось. Правда лииси Хээльмна как-то отметила, что если бы я училась в ее родном мире, процесс обучения понравился бы мне значительно меньше – на начальной стадии, ученик обычно не вылезает из лукочистки. У меня вместо лукочистки были регулярные посещения Дахау, где я отрабатывала на узниках различные магические приемы. По началу все было безобидно: моей задачей было, например, сделать так, чтобы они не запомнили моего лица после краткого разговора со мной. И прочие тому подобные невинные трюки. Потом пошли упражнения не столь безобидные и наконец пришел черед до умения убивать. Хотя, следует отметить, что это только я по старой привычке делила новые умения на «безвредные» и разрушающие. Сами шиншийцы не придавали этому значения, сортируя свои ритуалы исключительно по степени призванной для их реализации силы. В целом учеба в Ордене вызывала у меня неоднозначное отношение: с одной стороны было страшно любопытно узнавать тайны мира, да и ощущение собственной власти после разучивания очередного магического приема приятно кружило голову. Ряд же вещей откровенно шокировали, причем времени, чтобы справиться с этим шоком моя наставница не предоставляла. С ее точки зрения в ситуации не было ничего экстраординарного. Одним из моих сильнейших потрясений был урок по копированию памяти. Естественно, для повышения уровня практических навыков, все ритуалы, производящиеся незаметно, я стремилась отработать на как можно большем кругу лиц. То же было и с копированием памяти. Я последовательно обработала: хозяйку близлежащего кафе, Щульца, уборщицу в Аненербе и нескольких узников Дахау. Оказалось, что жизнь хозяйки кафе не слишком отличалась от той жизни, что была у нас раньше. К национал-социализму она относилась спокойно и одобрительно, отмечая рост своего уровня жизни, что позволило ей оплатить обучение своей дочки в престижной школе. Память Шульца хранила много того, чего мне хотелось бы поскорее забыть: там было много насилия и крови, которые, несмотря на оправданность, лежали тяжелым грузом. Но труднее всего было уложить тот факт, что всех увиденных женщин я начала делить на тех, кого хочется затащить в постель и тех, кого – нет. Меня же он пока еще не причислял к женщинам, я находилась у него в категории «дети» и даже вызывала некоторую жалость, но в целом, была почему-то несколько противным ребенком. А вот равнодушно смотреть на цветочницу с нашей улицы я не когда еще несколько дней. Уборщица – страшно гордилась, что работает в престижном институте под руководством Рейхсфюрера и особенно тем, что дважды видела самого Адольфа Гитлера, когда он приезжал в институт. Она боялась, что на ее место возьмут какого-то унтерменша, но при этом глубокая вера в Фюрера, Который Позаботиться О Простом Человеке ее успокаивала. В целом читать память граждан Рейха было азартно и увлекательно и напоминало игру в прятки: как будто бы я прячусь, а на виду остается совсем другое. Их немецкие мысли давали картину мира состоящую из разнообразных ярких деталей конструктора, которые можно было крепить один к другому достаточно универсально. Мысль получалась четкая, строгая, весомая и многосвязная. И вообще на мир немцы смотрели позитивно и оптимистично, будучи глубоко уверены в своих силах построить из этих кирпичиков нечто приятное для себя в будущем. С узниками Дахау все обстояло иначе.

Скучно. Скучно. Скучно… И страшно. Надоело. Господи, как мне это все надоело. Скорей бы уж! Чего они так долго ждут. Зачем это все? Зачем этот глупый арест? Зачем эти гои в форме? Зачем эти глупые вопросы? Зачем их некошерные блюда три раза в день. Господи, можно подумать, кому-то хочется это есть. Зачем эта камера? Эта койка? Эта бледная стена? Мирочка говорила про такой цвет – бледное, как тесто для пирогов у фрау Паулины. Мирочка, Мирочка! Как же я без тебя? Мирочка… и Абраша с Ривочкой. Абраша, мой Абраща! Что же они с тобой сделали? Как же так, как же это может быть? Ты всегда был такой веселый и так заразительной шутил про этих коммунистов. А они сказали, что ты – коммунист. Абраша, мой Абраша. Хорошо, что ты уже там с Мирочкой и Ривой. Может быть, вы пьете там кофе, если там пьют кофе. И вспоминаете бледные пироги фрау Паулины. Рива, Рива – прости, что я не хотел видеть тебя женой своего Абраши. Господи, сколько у нас было всего прекрасного! Сколько у нас было всего! Рива прости меня, что тогда, на озере, я не стал тебя слушать. Прости меня, глупого старика… Зачем нам нужны были эти ссоры? Господи, ну почему это все со мной? Скорей бы все это кончилось! Чего они ждут? Стучат в дверь. Наконец-то. Только бы не сейчас…

Выбравшись к границам своего я, я с трудом подавила рвотные позывы. Я как будто бы снова стояла в нашей кавярне за испачканным столом. И снова и снова пыталась отрицать то невообразимое, что уже никак не отменить, но принять невозможно. В сознании всплыли слова отца Павла».. помните, что зла там может и не быть, но добра там точно нет». Ты не прав, святой отец! Это чистое зло. Это хуже, чем убийство. Чем была виновата я тогда? Что плохого сделал этот старик-еврей, что его ставят перед лицом невозможного? Я тогда столкнулась с этим один раз и нашла в себе силы преодолеть, а его каждый день ломают все больше и больше, заставляя перестать хотеть быть. Я с трудом взяла себя в руки. Спокойно, – говорила я себе, – Надо успокоиться, я не в камере, им меня не сломать, я не должна показывать свою слабость.

День мне дался нелегко, приходилось следить за кучей мелочей, выполняемых в повседневной жизни автоматически – я не хотела показывать окружающим глубину своего потрясения. На плановом вечернем уроке с лииси Хээльмной я с трудом могла собраться.

– Что с тобой, Зоряна? Ну-ка сосредоточься, я обучаю тебя элементарной вещи!

– Сходи сама и посмотри, лииси!, – взорвалась я, не выдержав, – Камера №26, заключенный №14678. Удивительно умиротворяющие впечатления!

– Во-первых, мне не требуется никуда ходить, я и так вижу все в твоей памяти! Если бы ты не пыталась довольно бездарно изобразить брачную пляску самки ээнгоо, ты бы сообразила это сама, – прозвучал холодный голос Хээльмны и в ее глазах предупредительно вспыхнул изумрудный огонь, – Во-вторых, я не вижу решительно ничего такого, из-за чего следует впадать в истерику. Ты начинаешь меня разочаровывать.

– А то, что твориться в Дахау – это, нормально и хорошо? Этих людей планомерно ведут к тому, что они сами уничтожат себя. Это как самоубийство, только без бритвы и пистолета.

– Это всего лишь чойо, да еще из Игрового Мира. Вообще не родич тебе, файа! Нашла из-за чего переживать! Вопросы же смертных грехов обсуждают в Коалиции Артурианских Католиков, а не у меня! А сейчас ты повторишь урок четко и без ошибок, либо это будет последнее наше занятие!

Я сдержалась и повторила.

– А чтобы вылечить тебя от излишней впечатлительности, с завтрашнего дня, ты будешь учиться убивать Зеленым Огнем. К твоему сведению, оно уничтожает не только тело, но и душу бесследно!, – заявила Хээльмна в конце занятия.