Бич сновидений

В маленькой комнате стояли две узкие кровати. На светлой стене изгибался серый дракон и, несмотря на то, что у него были нарисованы оба зрачка[2], улетать он не собирался.

Феликс, не раздеваясь и не снимая обуви, рухнул на кровать, вытащил из кармана плоскую коробочку, достал два белых шарика и проглотил, не чувствуя вкуса. Легче не становилось, но появилась хотя бы надежда на облегчение.

– Голова болит? – сочувственно спросил его все тот же неугомонный лучник – теперь сосед по номеру на время пребывания в Бэйцзине. – У меня есть хорошие таблетки, хочешь дам? Или сладкого чаю – выпьешь? Мне помогает…

Дэймос пробормотал нечто неразборчивое, а потом, прежде чем непрошеный помощник помчался за чаем, вытащил из второго кармана брелок, снятый, пока тот вис на его сидении. И закрыл глаза.

Воздействие было легким, едва уловимым.

Но когда танатос очнулся, его сосед уже мирно посапывал в своей постели.

«Всего лишь устал после долгого переезда. Захотел отдохнуть», – насмешливо подумал Феликс и поднялся со своей кровати.

Он бесшумно вышел из номера, прикрыв за собой дверь, спустился по лестнице и, мимо пустой стойки администратора гостиницы, выскользнул на улицу.

Шквал смутно знакомых запахов обрушился на него. Все они будоражили и вызвали желание целиком погрузиться в этот город, что Феликс и сделал, помня дорогу до нужного места наизусть.

Над Бэйцзином ползли тяжелые, низкие, серые тучи, готовые пролиться холодным дождем.

Город окутывала легкая дымка смога. Глаза немного пощипывало, словно от долгой бессонницы. В воздухе будто плавала мелкая пыль. Привычное ощущение.

Выброс с заводов. Тех самых, о которых говорил диктор. Заточенных на дешевое производство и не обремененных дорогостоящими и сложными очистными сооружениями. Но это ерунда, снесет ветром в океан рано или поздно. А вот заражение почвы и земли гораздо серьезнее.

Феликс вспомнил, что отец… настоящий отец, а не тот, придуманный Нестором благополучный житель Полиса, постоянно говорил об этом на своих университетских собраниях. И даже печатал статьи о загрязнении окружающей среды, о грядущей экологической катастрофе, об ответственности перед потомками. Надо ли говорить, что работы он лишился быстро. Сначала работы, а потом и… всего остального.

Дома отступили, вдоль дороги потянулась высокая решетка парка. За ней ярко светились круглые фонари.

Когда показались широко распахнутые ворота, Феликс направился к ним, решив сократить дорогу.

Воздух здесь был гораздо чище. Высокие деревья, переплетаясь кронами над головой, бросали глубокие тени на дорожки, проложенные под ними прямыми стрелами. Те уводили в разные стороны. К череде озер, соединенных изогнутыми мостиками. Пруду, над которым покачивались жесткие темно-зеленые листья лотосов. Храму с «драконьей» крышей. Садам, где цвели поздние астры…

Дэймос шел, жадно вдыхая, с удовольствием смотрел по сторонам.

Задержал взгляд на компании парней, играющих на открытой площадке под деревьями. Они перекидывали друг другу волан с перьями, касаясь его только коленями и боковой поверхностью стопы. Были заняты игрой, поэтому не обратили на одинокого позднего прохожего внимания. Феликс помнил, что и сам часто после школы… или вместо школы проводил время именно так.

В длинных крытых галереях, ведущих к храму, сидели группы немолодых бэйцзинцев. Разбившись по пять-шесть человек, под музыку дешевых радио-проигрывателей, они увлеченно играли в шашки. Бодрые марши сменялись мелодичным женским пением, и снова заглушались маршами. Удары костяных фишек по доскам сопровождались довольным смехом и радостными возгласами.

У выхода из парка старик в канареечно-желтом спортивном костюме занимался гимнастикой. Его движения были плавными и текучими как вода. Но можно было не сомневаться, что один удар сухой и жесткой ладони с выступающими венами может переломить доску… или сломать чью-нибудь шею. Феликсу доводилось наблюдать подобное.

Среди высоких идентичных бетонных домов он свернул – и оказался на узкой улочке, плотно застроенной лавками и магазинчиками, чайными и ресторанами. Над головой закачались алые бумажные фонарики, прилавки манили десятком разновидностей спелых манго, грудами кокосовых орехов и маленькими красными помидорами, продаваемыми как деликатес. Тут же стояли поделки из дерева и металла. Бумажные веера, напоминающие разноцветных бабочек, колыхались на ветру и шелестели. В широких железных чашах с треском раскалывались жареные каштаны.

Людей было много. Они двигались, словно в медлительном речном потоке: останавливаясь возле чайных магазинов, плавно обтекая лотки с фруктами и прилавки, где в скудном электрическом освещении щетинились деревянные шпажки с нанизанными печеными тараканами и скорпионами.

Феликс открыл дверь магазинчика, ничем не выделяющегося из ряда таких же заведений, вежливо улыбнулся продавцу, поднявшему голову на звяканье дверного колокольчика, и учтиво поклонился, сказав по-бэйцзински:

– Я к госпоже Ли.

Внутри было тихо и пусто. На длинных полках из светлого дерева, занимающих все стены, стояли наполненные стеклянные колбы. Феликс узнал желтоватые корни женьшеня, слюдянисто-белые сушеные ласточкины гнезда, щупальца каракатиц… Здесь же торчали пучки трав и были насыпаны горсти цветочных лепестков. В центре помещения на столе возлежал гриб чага, потрясающий своими размерами.

Юноша прошел магазин насквозь, мельком заглянул за ширму в глубине: там на грязноватой кушетке сидел мужчина голый до пояса, в его плечи и спину были воткнуты длинные иглы. Пожилой бэйцзинец с непроницаемым лицом вгонял в поясницу посетителю еще один тонкий шип.

Феликс толкнул неплотно притворенную дверь черного хода, попал в узкий темный коридор. В конце его виднелась еще одна створка.

Танатос распахнул ее и шагнул в просторную гостиную, заставленную потертыми креслами, диванами из красного плюша и низкими столиками. Бордовые занавеси с золотыми кистями драпировали стены. Запах духов, благовоний и пыльной ткани щекотал ноздри.

Дэймос неспешно натянул перчатки, выполняя неизменный ритуал всех темных сновидящих. И тут же деревянная панель, замаскированная длинными бамбуковыми висюльками, открылась.

Навстречу вышла немолодая ярко накрашенная женщина, одетая экстравагантно до вульгарности. Лиловое переливающееся платье обтягивало ее мощные бедра и плечи, алая шаль с длинной бахромой тщетно пыталась прикрыть монументальную грудь, красные кожаные туфли на высоком каблуке плотно обхватывали тяжелые ступни, пышные волосы, выкрашенные в малиновый цвет, клубились вокруг полного лица огненными локонами.

– У меня послание, – произнес Феликс чрезвычайно вежливо. – И просьба.

Хозяйка салона свиданий, как оценил для себя это место дэймос, окинула его внимательным взглядом, который задержался на перчатках молодого посетителя.

– Так послание или просьба…? – произнесла она низким грудным голосом на чистейшем койне.

Феликс не показывал удивления. Хотя рассчитывал увидеть кого-нибудь другого, более солидного.

– Послание с просьбой.

Он вынул из кармана куртки ключ с деревянным брелком и показал женщине. Та взглянула на весьма выразительную фигурку, подвешенную на цепочке, сначала мельком, потом подняла старомодный лорнет, поднесла к глазам и осмотрела «послание» более внимательно.

Затем спросила дрогнувшим голосом:

– Ты его ученик?

– Да, – ответил Феликс.

– Он никогда не брал учеников. – Ее лицо с решительными складками у губ потеряло на мгновение всю свою жесткость, в глазах мелькнула растерянность.

– Я особенный, – многозначительно улыбнулся юноша, вновь убирая брелок, выточенный в виде миниатюрного гроба, в карман.

– Чего он… ты хочешь?

– Адрес. Человека по имени Чжен Вэй.

– О, это известный человек! – улыбнулась она недобро. – Очень известный.

Феликс понимающе усмехнулся, правильно расшифровав ее двусмысленную интонацию:

– Известный… в плохом смысле?

– В плохом для него, – подтвердила она и поджала губы, отчего они сузились в яркую тонкую полоску.

Дэймосу стало ясно, что больше ему ничего не скажут.

– Адрес, – напомнил он.

Женщина поразмыслила, затем кивнула:

– Хорошо. Подожди минуту.

Она развернулась и величественно удалилась, прогремев занавесью у перегородки. Феликс не боялся неожиданностей. Знал, что навредить ему хозяйка салона не сможет. У Нестора была ее вещь. И, судя по реакции на безобидную безделушку, ей очень не хотелось, чтобы старый танатос обратил на нее свое пристальное внимание.

Собеседница, действительно, отсутствовала одну минуту, не больше. И вернулась, держа конверт. Положила на край стола, аккуратно, двумя пальцами, придвинув в сторону Феликса.

– Открой, – велел тот, не прикасаясь. И она была вынуждена подчиниться. На деревянную столешницу лег листок бумаги.

Ученик Нестора пробежал взглядом по столбцам бэйцзинского письма. Человек, которого он искал, жил в Фейхуане, городе Феникса… весьма символично.

– Благодарю, – Феликс выпрямился, посмотрел на женщину. Затем перевел взгляд на бордовые драпировки, и снова взглянул на нее: – Не боишься, что хунвэйбины разгромят твое гнездо порока?

– Им тоже нужно отдыхать иногда, – ответила она сухо, явно не желая обсуждать эту тему с чужаком. Тем более чужаком опасным. – А у меня солидное заведение.

– Такие заведения могут сильно навредить тем, кто в них ходит.

В ее взгляде Феликс отчетливо прочитал досаду… а еще она не могла понять, для чего он задает вопросы и говорит все эти фразы.

– Не думаю, что кому-то могут навредить несуществующие вещи. Они есть. Но их как бы нет. И люди в них – вроде есть, но их нет тоже. В любой момент они могут и действительно, – она помолчала, словно пробуя это слово на вкус губами, – физически… исчезнуть.

Значит, работа здесь продолжается вплоть до физического уничтожения… понял Феликс. Запоминая для себя, но никак не комментируя эту информацию.

– Надеюсь, мое посещение продолжит оставаться такой же несуществующей вещью. Для всех, кого оно могло бы заинтересовать.

Она отступила на шаг.

Кивнув ей на прощание, дэймос вышел, почти физически ощутив, как рада она избавиться от его присутствия.

Глава 2

…город Феникса

…Город Феникса потрясал воображение. Бэйцзинская Венис – жемчужина на воде – сиял золотыми огнями, переливался черным перламутром реки, закованной в две каменные набережные, над которыми возвышались деревянные дома.

Почерневшая от времени древесина их стен сразу наводила на мысль, что они простояли тут не одну сотню лет. Хаотичное нагромождение строений, уводя вглубь от реки перепутанными ущельями переулков, мощеных крупными неровными пластами каменных срезов с гор Наньхуа – подтверждало догадку. Это делало атмосферу здесь особой, словно прошлое никогда не сталкивалось с настоящим: и плавным течением реки хранило время великой династии, усилиями которой этот город был рожден.

Со всеми ее знаниями и тайнами…

Хотя перевалило за полночь, то тут то там вдруг прорывался грохот музыки бесконечного числа клубов. Над крышами с треском взлетали разноцветные салюты.

Фейхуан жил по своим законам.

Отличным от остального – сдержанного и строгого, безостановочно работающего – Бэйцзина.

Здесь в любое время суток можно увидеть толпы туристов из разных областей страны бродящими вдоль старинных улочек. Они взбираются по высоким ступеням к летнему дворцу императора. Или переходят вброд широкую реку: прыгая с камня на камень, поставленных словно костяшки маджонга, и опасно балансируя в центре течения, чтобы сфотографироваться. У многих были только двадцать четыре часа на отдых в этом городе. А затем следовало вернуться к своей работе. И никто не собирался терять это время зря. Впрочем, у Феликса имелась лишь ночь. И пока она не закончилась – ему следовало поторопиться.

Дэймос быстро шагал по влажным каменным мостовым запутанных проулков, порой откровенно похожих на щели между высокими фундаментами построек: взбегал вверх или спускался вниз по неровным черным выступам, иногда касаясь цоколей домов обоими плечами, так близко вплотную те стояли друг к другу.

Он определял верную дорогу по карте в своей голове. Туристический проспект, который ему повезло получить вместе с билетом на ночной рейс до Фейхуана, юноша изучил в автобусе, а затем порвал на мелкие кусочки и выкинул в окно.

Над крышами светилась пагода, стоящая у самой воды. Та, что должна была стать его ориентиром. Издали она напоминала горную ель, свободно раскинувшую ветви, вблизи выглядела жалко. Штукатурка потрескалась, вход зарос травой.

Проходя мимо, Феликс почувствовал острое сожаление.

Драконы, хранившие этот город и эту землю, улетели бесследно. Оставив после себя роскошные пустые дворцы и дичающие сады.

…Наконец, он добрался до деревянного строения, которое искал. С окнами, выходящими на реку.

Вошел в подъезд. И здесь стены тоже хмуро надвинулись на него, грозя придавить. Ноздри дэймоса втянули запах сырой рыбы и жареной лапши. Феликс невольно сглотнул голодную слюну, пытаясь вспомнить, когда ел последний раз, но велел себе не отвлекаться.

Поднимаясь по узкой лестнице, считал пролеты. На втором свернул в коридор, остановился у ближайшей двери.

Постучал.

Открыли не сразу. С той стороны послышался приглушенный шум, надсадный кашель, шарканье, невнятное бормотание и только после этого загрохотал замок. Деревянная створка распахнулась. На пороге стоял мужчина. Высокий для бэйцзинца. Худой, изможденный, под узкими темными глазами глубокие тени, в черных жестких волосах пряди седины. Одежда: мятая рубашка, когда-то белая, черные брюки с пузырями на коленях – создавалось впечатление, что в них спали много ночей подряд.

Увидев Феликса, человек невольно отшатнулся, ухватился за косяк. Дэймос заметил, что его мизинец обмотан толстым слоем бинта, грязного и разлохмаченного по краю.

Ученик Нестора стремительно шагнул вперед и произнес успокаивающе мягким, обволакивающим голосом:

– Господин Чжен, простите, что побеспокоил и пришел без приглашения. Я просто хотел поговорить с вами. О вашей работе.

Мужчина как будто успокоился. В его глазах мелькнуло удивление, а затем обреченное понимание.

Он молча отступил, пропуская позднего гостя внутрь.

Феликсу показалось, что он уже видел этого человека. …Вот только где?

Мутная лампочка в красном абажуре давала очень мало света, но можно было разглядеть крошечную комнату. Здесь поместился обшарпанный стол у стены с гравюрой: река и горы – на бумаге виднелись следы грязных пальцев, один край надорван. Узкая кровать, покрытая засаленным темно-бордовым синтетическим одеялом. За рваной серо-зеленой занавеской приткнулись электрическая плита с двумя проржавевшими кругами и полка с посудой. В раковине мерно капала вода из подтекающего крана. На деревянном полу скопился слой грязи.

Запах сырости и древесной гнили сочился изо всех углов. А еще было очень холодно, через открытое окно осенний стылый ветер свободно гулял по убогому жилью. Вместе с ним сюда также свободно долетал шум дискотек с того берега.

Дэймос, зайдя в комнату, окинул ее быстрым взглядом и остался стоять у кухонного угла, не делая попытки занять ни кровать, ни единственный стул.

Чжен произнес низким, хрипловатым голосом:

– Вас тоже интересует моя книга?

Феликс понятия не имел, о какой книге идет речь, но заметил это «тоже», прозвучавшее в вопросе.

– Может быть, прикроем окно, – предложил он неожиданно для хозяина убогого жилища.

– Нет! – резко ответил мужчина и потянул себя за воротник грязной рубашки. – Душно. Когда закрыто – задыхаюсь.

Танатос невольно прищурился, наблюдая. Если ему жарко в таком холоде, значит с этим человеком что-то не так.

– Тогда просто опустим штору, – Феликс улыбнулся, произнеся с легким нажимом: – пожалуйста.

Когда он просил, возражать ему было невозможно. Зацепившись за стул по дороге, Чжен подошел к подоконнику, неловко дернул за шнурок, распуская бамбуковую занавеску, и отгородился от реки тонкой преградой из золотистой соломки.

Стало если не теплее, то уютнее и… безопаснее. Феликс понял, что ощущал, будто кто-то следит из темноты за каждым его движением.

– А теперь скажите, что вам нужно на самом деле. – Чжен тоже как будто расслабился. Его лицо с острыми скулами стало мягче, исчезла жесткая гримаса, кривящая губы.

«И все же, где я его видел?»

– Мне знакома тема, над которой вы работаете, – произнес Феликс серьезно в полете полнейшей импровизации. – Я хотел поделиться информацией.

– Если бы вы пришли на несколько месяцев раньше… – Писатель криво улыбнулся, шагнул к столу, выдвинул рассохшийся, скрипучий ящик, пошарил в нем, достал пачку сигарет. Ему было трудно закуривать, рука с травмированным мизинцем слушалась плохо.

Не снимая перчаток, дэймос забрал у него дешевую пластиковую зажигалку, крутанул колесико, высекая язычок пламени. Чжен наклонился над огоньком, осветившем его лицо с резкими чертами, и Феликс понял, что тот гораздо старше, чем ему показалось сначала.

И танатос, наконец, узнал его.

Фотография из далекого прошлого. На стене в кабинете, над фальшивым камином, где стоят нефритовые шахматы с застывшей партией. Мат в три хода… Ферзь белых, готовый поразить короля черных, но ему так и не будет суждено сдвинуться со свой клетки.

Отец, высокий, с зачесанными назад каштановыми волосами, в строгом костюме, темно-графитный цвет которого разбавлен ярким галстуком и блеском дорогого пера в нагрудном кармане, пожимает руку молодому человеку. Тот слегка склоняется во время этого рукопожатия в почтительном бэйцзинском поклоне и в то же время улыбается в объектив, искренне и открыто.

На заднем фоне здание университета с белыми, уходящими в небо колоннами Полиса и цветущими вокруг вишнями Бэйцзина.

Вот этот человек с фотографии, постаревший на десяток лет, стоял сейчас рядом с Феликсом. Неожиданное открытие. Которое объясняло хотя бы то, почему Нестор нашел сведения о Чжене в подсознании ученика.

Писатель выпрямился, резко кивнул, благодаря за помощь, выпустил облако дыма в сторону окна, и сизый ручеек потек на улицу сквозь тонкие щелки между палочками бамбука.

– И что бы случилось, если бы я пришел раньше? – дэймос покрутил зажигалку в пальцах и как будто по рассеянности опустил себе в карман.

Он нигде не оставлял вещи, к которым прикасался, и не упускал случая прихватить чужие.

– Пригласил бы вас в местный ресторан, есть тут недалеко одно прекрасное место. – Чжен стряхнул пепел на пол. – Угостил бай-дзиу[3]. И мы бы побеседовали.

– Что случилось? Кто-то преследует вас? Может быть, присылает письма с угрозами?

– Странно, что вы спросили… – произнес Чжен задумчиво. – Я ни с кем это не обсуждал, но вы удивительным образом вызываете доверие…

Феликс усмехнулся невольно.

– Я выложил в сеть первые главы своей книги и сразу получил ответ. Обвинение во лжи. – Бэйцзинец снова нервно затянулся. – Требование немедленно прекратить пятнать имена героев, убрать порочащие сведения, а еще лучше обратиться к другой теме. И если я не сделаю этого, могу лишиться сначала рук, строчащих лживые слова, а затем и головы, в которой они возникают.

– Весьма поэтично, – произнес Феликс, наблюдая как ночь, скрытая за бамбуковой шторкой, жадно вытягивает из комнаты тонкие струи дыма.

Чжен снова поднял руку с сигаретой, зажатой между указательным и средним пальцем. Забинтованный мизинец был гораздо короче, чем полагалось.

– Что у вас с рукой?

– Случайность, – небрежно отмахнулся Чжен. – Слишком острый нож. Соскользнул, и я лишился фаланги.

– Не поехали к врачу? – продолжал допытываться Феликс.

– Я же говорю, это пустяк, – резко оборвал его вопросы писатель.

Феликс не стал настаивать. Возможно, Чжен не запомнил, что случилось, вернее – его воспоминания безжалостно стерли.

А возможно, напротив, хотел бы – да не мог – позабыть, что произошло с его рукой.

Ученику Нестора была знакома эта практика дэймосов. Он сам видел пару коробок с отрезанными частями тел в тайниках учителя. Полный контроль над жертвой с помощью подобных трофеев.

И по всем признакам, Чжен был на крепком крючке.

Нарушена система терморегуляции. Ему жарко, хотя в комнате реальный холод. Он перестал следить за собой – первый шаг к затяжной депрессии. Окно не занавешено – сам того не понимая, он дает возможность постоянно наблюдать за собой.

– Вы убрали книгу из Сети?

– Убрал. Но что-то подсказывает, в этом уже нет смысла. – Тот протянул Феликсу смятую пачку.

Юноша взял сигарету, но не закурил, хотя очень хотелось, просто поджег ее и держал в пальцах, затянутых тонкой тканью перчатки, время от времени стряхивая столбики пепла на пол.

– Не думали уехать? – спросил дэймос.

– Полагаете, от них можно бежать? – глухо рассмеялся Чжен. – Я сомневаюсь.

– А вы не пытались?

– Нет, – он тяжело опустился на кровать, заскрипевшую под его весом. – Никакого смысла. Мне намекнули, что они везде. И всегда найдут, куда бы я ни шел.

– Я могу почитать вашу книгу? – Феликс ногой выдвинул табурет из-под стола, сел напротив писателя.

– Зачем вам? – с прежней усталостью спросил мужчина. – Впрочем, читать нечего. Я уничтожил все материалы.

В комнате повисла пауза, наполненная посторонними звуками: скрипом полов в соседних квартирах, капаньем воды.

«Апатия», – думал Феликс, рассматривая собеседника. – «Подавленная воля. Ну, и физическая боль. Таким человеком легко управлять».

– Чжен, заварите чаю. И заодно расскажите, как вы работали с Икаром Стратосом.

Тот послушно поднялся. Шагнул к кухонному углу, отодвинул занавеску, за которой скрывалось несколько полок. Но затем замер и настороженно оглянулся на гостя.

– Работал, но… Это было какое-то время назад… Давно. И я не сохранил с ним никаких контактов.

Чжен порылся среди мисок и плошек, достал чайник из темной шершавой глины, такие же маленькие чашечки, поставленные одна в другую, каменную ступку и узкий стальной нож. В общем, все для заваривания пуэра. А вот и сам он – круглая спрессованная плашка зеленовато-черного цвета. От нее пахло землей и сухими корнями.

– Двадцатилетний Пуэр, – пояснил бэйцзинец. – Произведен в провинции Юньнань. Форма прессовки Бин Ча.

– И над чем вы работали вместе? – спросил Феликс, которого абсолютно не интересовали подробности чайной церемонии, но ему надо было отвлечь внимание человека на бытовые мелочи и слегка отцепить сознание от блоков.

Чжен включил маленький электрический чайник, такой же замызганный, как и все в этой комнате. Отколол небольшой кусок пуэра ножом и начал растирать в ступке.

– Этот сорт двадцать лет выдерживался в земле, – пояснил он Феликсу. – Нужно смыть пыль и микроорганизмы, которые завелись в нем за это время.

– Ну да, – отозвался тот, и вновь вернул писателя к интересующей его теме: – Ваша работа была как-то связана с надвигающейся экологической катастрофой в Бэйцзине?

– Существует несколько способов приготовления Пуэра, – продолжал неторопливо, со вкусом рассказывать Чжен, как будто не слыша гостя. – Например, с предварительным прожариванием, которое обеспечивает необходимую дезинфекцию.

Голос писателя звучал мягко и плавно, журчаще, словно вода, бессмысленно переливающаяся из одного сосуда в другой. В иное время и в ином месте слушать его было бы даже занятно. Однако Феликс, внимательно наблюдающий за жертвой дэймоса, понимал, что расслабляться нельзя.

Чжен выключил чайник, плюющийся паром, скользнул взглядом по столу, его рука дернулась, и в тот же миг танатос резко уклонился в сторону. Мимо пролетел нож, предназначенный для разрезания лепешек Пуэра, и с гулким ударом воткнулся в стену.

Чжен оглянулся. Его лицо было отрешенным, неподвижным.

– В чайном каноне Ча Цзин, созданном во время династии Тан, – произнес он умоляющим голосом, – первом в истории трактате об этом благородном напитке, чайный мудрец Лу Юй говорил…

– Чжен, – невозмутимо произнес Феликс поднимаясь. – Так что там со сроками накопления критической массы ядовитых отходов производства? Вы знаете, что произошло с Икаром? Вы знаете, что его убили?

– Лу Юй говорил… – повторил тот с упорством заведенной куклы, – что чай это символ гармонии и единства мироздания. Поэтому приготовление его очень важный и неторопливый процесс.

Феликс уже понял, что никаких других слов Чжен произнести не может. Даже если очень хотел дать ответы. Запрет на эту тему был в его подсознании.

Ударом ноги юный танатос толкнул ему навстречу стул. Чжен запнулся, падая. Феликс перепрыгнул через него, оказался возле плиты.

– В монастыре Лу Юй постиг мудрость и… – продолжал бормотать человек.

Что еще постиг мудрец, он не успел договорить. Дэймос с силой ударил писателя ребром ладони по склоненной шее.