Полная версия:
День, когда я умерла
Екатерина Столбова
День, когда я умерла
Введение
Помните, как в фильме «Начало» герои Марион Котийяр и Леонардо Ди Каприо построили целый мир в сновидениях, в который позже Марион поверила и не смогла отличить, где сон, а где реальная жизнь? Это ее и убило.
Вот и я так же жила в своем вымышленном мире, не видела реальных людей и смыслов их поступков. Видела только проекции, которые рисовало мое сознание. Видела свое отношение к этим людям, а не их истинное лицо. Я верила в свою фантазию и не замечала, что творится за фасадом благополучия и идеальности.
Интересно, что заставляет нас не замечать происходящего вокруг? Уверенность в своей правоте, иллюзии, которые мы нарисовали, или вера, что мир заботлив и справедлив? А быть может, шлем, который надели на нас родители, пытаясь защитить от бед?
Мы повзрослели и всей своей плотью вросли в этот шлем, привыкли видеть окружающий мир лишь через его забрало. И с той, внутренней стороны шлема мир совершенно не похож на реальный. Он черно-белый, линейный и удивительно простой. Ведь все лежит перед твоими глазами, а если чего-то ты не видишь – этого не существует, его просто нет и не может быть.
Зато в таком мире все просто: есть только два цвета – черный и белый, а люди делятся лишь на плохих и хороших…
В этой книге я честно расскажу о том, что чувствовала, когда все вокруг рушилось. Как переживала боль, обиду, разочарование, гнев и крах надежд, когда не знала, как «правильно» это делать, ведь я обычный человек, а не просветленный мастер.
Опишу самые тяжелые моменты своей жизни, которые подтолкнули к суициду. Поделюсь тем, что помогло выстоять, выдержать и не сдаться.
Начнем со следствия, а причины оставим на потом.
Попытка суицида
20 февраля 2024 года
Снова бессонная ночь, еще одна из тысячи. Ссора с мужем, сотни слов, которые так и не были услышаны. Злость и безысходность, большая и опоясывающая. Сил больше нет. Безнадежность. Тяжело настолько, что даже дышать больно.
Как же я устала! Я больше так не могу! Мне больно, больно, очень больно!
Вытерла слезы, встала, заправила кровать, достала лед из холодильника, протерла им глаза, чтобы дети не видели, что я опять проревела полночи. Приготовила завтрак, накормила детей, проводила в школу. Дверь захлопнулась, грудь сдавило еще с большей силой, а я стояла и старалась не расплакаться прямо у дверей, но слезы все равно катились по щекам и мир вокруг расплывался. Дойдя до гостиной, рыдала уже в голос. Боже, когда же это все закончится! Я так устала, я больше не могу.
Не хочу больше слышать, что это я во всем виновата, не хочу слышать, что я шизофреничка, психичка, больная, что мне нужно лечиться, не хочу слышать, что «ко мне относились так, как я этого заслуживала». Я больше так не могу! Этой боли слишком много для меня одной!
Я так устала объяснять мужу элементарные вещи, которые ему должны были рассказать еще в детстве его родители: что обзываться плохо, меня это обижает и унижает, что нельзя орать и срывать на мне зло, если у него был плохой день, я тоже человек и тоже устаю. Я устала слышать, что «раздуваю из мухи слона» и что такое «его поведение нормально». Нормально – орать, обзывать, обесценивать и не слышать моих просьб о помощи.
Это никогда не кончится, сколько бы я ни прикладывала усилий, муж не меняется и не слышит меня! У меня нет больше сил что-то ему объяснять и доказывать. Я просто хочу, чтобы всему этому пришел конец!
Зачем это все, если даже самые близкие люди тебя предали? Я одна, у меня больше ничего и никого не осталось. Устала бороться. Устала ненавидеть. Я слабая и не справилась. У меня не вышло быть хорошей женой и мамой, как ни пыталась…
События до
28 августа 2022 год
Муж и свекр поссорились на даче из-за какой-то фигни:
– Я же говорил, оставь доверенность.
– Нет, не говорил.
– Говорил!
– Не говорил!!!
Когда я выходила из дома, свекор уже начинал говорить на повышенных тонах, на улице я услышала его ор, а когда вернулась обратно, застала сына в истерике и мужа, который его успокаивал.
Боже, я была готова убить свекра, он же знает, что Данилу нельзя расстраиваться, у него диагноз в кардиологии, там такие последствия могут быть.
Пока шла в комнату, где был свекор, пыталась успокоиться и максимально спокойно донести до него, что так нельзя. Я искренне надеялась, что он меня услышит, и верила, что смогу до него достучаться, ведь у нас всегда были нормальные отношения – по крайней мере, я в это верила. Тем более, муж уже просил родителей при нас не выяснять отношения и не ругаться.
– Не смейте орать при ребенке! – это была самая цензурная фраза из тех, что крутились у меня в голове, но голос задрожал, и скрыть возмущение мне не удалось.
– ТЫ ЧЕ ОРЕШЬ!!! – свекор даже не пытался сбавить тон.
– ХВАТИТ ОРАТЬ!!! – тут уже меня переклинило. Почему я должна позволять этому человеку кричать на меня и мою семью? Его же просили, но, видно, ему наплевать на своего сына, внука, на наши просьбы. Почему мы должны позволять ему так себя вести?
Свекор вскочил и рванулся ко мне, я пыталась отпихнуть его, но он пер, как танк, и просто вынес меня своим корпусом метра на 2–3 назад. Если можно было бы лечь на человека вертикально, то в тот момент свекор это сделал. Хорошо, что муж вбежал в комнату и держал руки свекра, чтобы тот меня не ударил. Мне было так противно, что он касался меня. Какое он имел на это право? Кто ему позволил меня трогать? Разве так взрослые люди решают конфликтные ситуации?
Из всего, что орал мне свекор, я запомнила лишь одну фразу: «Девочка, ты тут никто». Я же, как попка-дурак, повторяла одни и те же слова: «Не смейте орать при ребенке».
Интересно устроен наш мозг: из тех фраз, которые выкрикивал свекор, я услышала только ту, что была лучше всего мне знакома. Я ведь действительно всегда считала себя лишней, не чувствовала себя членом их семьи. Остальная информация, видимо, оказалась слишком болезненной для моей психики, раз мозг меня от нее защитил, вытеснив из воспоминаний.
Что это было? Это вообще нормально – взрослому человеку доказывать свою правоту криком? В их семье так принято: кто переорал, тот и прав. Ладно, хоть до мужа я донесла, что орать плохо, и он почти всегда разговаривал с родителями нормально, чем и бесил отца.
Тут и свекровь прибежала на крики. Я, будучи в возмущенном состоянии, спросила:
– Вы считаете нормальным так орать при детях?
И получила ответ:
– Нет, но это Дима отца спровоцировал, а ты в приказном тоне сказала ему не орать.
Спровоцировал чем? Тем, что не хотел ввязываться в конфликт и разговаривал спокойно, просил не орать в присутствии детей? А я почему не имею права разговаривать с ним в приказном тоне, если это касается жизни и здоровья моего ребенка?
Знала ли я, что это точка невозврата? Нет, не знала. Полезла бы снова в это? Скорее всего, да. Я вступила на тяжелый и очень болезненный путь, но это точно стоило сделать, потому что в итоге приобрела больше, чем потеряла. Я, как доктор Стрэндж, побывала во всех возможных реальностях и до сих пор уверена, что это была единственная, в которой муж меня услышал.
Разве так бывает? В каком мире это считается нормальным? Как такое вообще может быть? Господи, меня только дома накрыло. Я поняла, какой ужас произошел! Меня трясло, сердце бешено билось, тревога буквально разъедала желудок. Как так-то? Разве такое бывает? Мы ведь взрослые люди, разве так можно было? Этого просто не может быть!
Почему это все произошло, чем я заслужила такое? Я же всегда старалась быть хорошей: еду готовила, посуду мыла, на огороде помогала, не перечила, не грубила, общалась уважительно. Я просто не понимаю, чем я заслужила такое отношение, почему свекор даже не попытался со мной нормально поговорить, а сразу начал орать? Ведь так не должно было быть? Если я общалась уважительно, то и ко мне должно быть такое же отношение, разве не так? Я просто не понимаю, как так можно! Это не человек был, а зверь какой-то. Я видела его глаза, ничего человеческого в них уже не было.
30 августа 2022 года
– Ты допустил эту ситуацию, точнее, твое бездействие. Ты не должен был позволять отцу переходить на ор, особенно при Даньке.
– Что я, по-твоему, должен был сделать? Я разговаривал с ним спокойно, но он ничего уже не хотел слышать.
– Да хоть в морду дать, раз он нормально не понимает, или собраться и уехать с этой гребаной дачи.
– Ты во всем виновата, это ты поссорила меня с родителями!
– То есть твой отец орал, как недорезанный, довел сына до истерики, а виновата я? Как я должна была поступить?
– Ты должна была молчать, когда мой отец на тебя орал!
– А я не человек, что ли? Почему я должна молчать и позволять такое отношение?
– Если бы твой отец на меня орал, я бы молчал, чтобы вас не рассорить!
– Мой отец никогда бы себе такого не позволил!
Привычный мир рухнул. В голове роилось столько вопросов, что это жужжание не прекращалось даже ночью. Я разбилась на тысячи осколков, настолько мелких, что они почти превратились в пыль. Внутри зародился маленький пожар под названием ненависть, который совсем скоро уничтожит все вокруг.
Через неделю после этой ситуации и почти каждодневных ссор с мужем проснулся псориаз: спина, живот, руки и ноги, все было покрыто бляшками, такое в моей жизни было уже дважды в 13 и 19 лет.
***
На самом деле этот конфликт назревал давно, первый звоночек прозвучал, когда мы пришли показать свадебный костюм Димы его маме. Мы хотели поделиться радостью, какой он крутой и офигенный в нем, а мать опустила сына так, что я разревелась. Потом она звала своих гостей на нашу свадьбу и никак не унималась, хотя мы говорили, что зал вмещает максимум 65 человек, но в ответ только и слышали: «Ну хорошо, мы с отцом можем не ходить, раз вам места жалко».
Но главное разочарование случилось позже, когда я рожала Данила. Роды были сложные, использовали прием Кристеллера (когда давят на живот, чтобы ребенок быстрее вышел), а затем и вакуум-экстракцию. Это такой специальный аппарат, смесь пылесоса и вантуза, который присасывается к голове ребенка и вытаскивает его наружу.
Сына не могли достать 47 минут, он никак не шел, и мне казалось, что скоро лопну от этих манипуляций, как воздушный шар. Помню, как очень хотелось материться и орать, но я не могла себе этого позволить, потому что свекровь работала в этом же перинатальном центре, и я боялась ее опозорить. Поэтому просто молилась богу и твердила: «Господи, помоги».
Я читала, что новорожденного прикладывают к груди матери, но сына мне даже не показали – его завернули в пеленку и вручили свекрови. И когда они только успели ее позвать? Только минут через 15 после того, как наложили швы, мне дали посмотреть на ребенка. Все это время я отворачивалась к стенке, чтобы не показывать свою слабость, и пыталась не реветь от обиды.
А на следующий день свекровь пришла в палату во время кормления и сказала мне: «Что-то не похож на Диму, наверное, не от него».
Сначала эта женщина отобрала у меня самый важный момент на свете, а затем прошлась по нему своими грязными ногами. Но и это еще не все! Минут через 15 после ухода свекрови позвонил мой муж и сказал:
– Мама говорит, что сын не от меня.
– Еще раз услышу, что сын не твой, я соберу вещи, уйду к родителям, и ты больше не увидишь ни меня, ни сына!
– Да что ты начинаешь, это же шутка была.
– Нафиг такие шутки!
Это был момент, о котором я жалею до сих пор. Жалею, что не уехала тогда с сыном к родителям. Цена, которую я заплатила за решение остаться с мужем: 10 лет жизни, полностью расшатанная психика и несколько попыток суицида.
Прошло 11 лет, но до сих пор не покидает ощущение, что у меня отобрали что-то очень важное и ценное в этой жизни.
***
Позже свекровь опять завела свою шарманку: я должна доказать мужу, что это его ребенок. Муж снова промолчал, а я так ждала, что он ей ответит. Ведь я же ему говорила, что мне это неприятно, я так надеялась, что он защитит нашу семью и я почувствую, что мы с ребенком важны ему. На улице я высказала мужу все, что думала по этому поводу. «Ты будешь с ней общаться, уважай мою мать!» – все, что он ответил.
Почему нельзя было подумать: «А что испытывает жена, когда моя мать ее оскорбляет? Жена ведь, наверно, расстраивается. Чего я хочу добиться тем, что позволяю матери оскорблять жену? Я хочу, чтобы они общались?»
Если хочешь, чтобы мы общались, то следующий вопрос: как это сделать, чтобы всем было комфортно, а не только твоей матери? Надо быть полным идиотом, чтобы орать и принуждать к общению с ней. Это ненормальное поведение. Так не должно быть. Почему ты привык добиваться желаемого ором и манипуляциями?
Вместо того, чтобы нормальным человеческим языком донести, что тебе важно, чтобы мы общались, ты выбрал кричать и заставлять. И я общалась, наступая себе на горло, каждый раз молчала в ответ на ее придирки, потому что чувствовала себя никем, у меня не было права голоса. Очень легко манипулировать человеком, который находится в зависимости от тебя, не находишь?
А мог бы просто сказать: «Да, я знаю, что моя мать не следит за языком и не думает, что говорит. Но я хочу, чтобы вы общались, для меня это важно». Тогда бы я ответила: «Можно, я буду пресекать ее нападки? Просто скажу, что мне это неприятно». И все, конфликт был бы исчерпан. Было так просто это сделать и не доводить проблему до таких масштабов.
Поиск поддержки родных
В жизни каждого из нас обычно бывает две семьи: в одной мы родились, вторую построили сами. Когда происходит кризис в одной семье, мы ищем поддержки и понимания в другой. Когда чувствуем, что не хватает собственной опоры, то идем к родным, чтобы они помогли выдержать, выстоять и преодолеть все трудности.
Для меня семья – это люди, которые никогда не предадут и не обманут, всегда поддержат, выслушают, позаботятся и помогут. Их не надо просить об этом, они изначально такие, потому что им не все равно.
Я была уверена, что семья меня поддержит, но когда искала помощи и у сестры, и у брата, и у матери, в ответ только и слышала:
«Это ты от безделья дурью маешься».
«Дима не такой, он не мог так поступить. Он никогда так не сделает».
«А как я с вашим отцом столько лет прожила? Только со мной еще и свекровь была, а ты, слава богу, отдельно от нее живешь».
«Ты должна радоваться тому, что у тебя есть».
«Не так все у тебя и плохо».
«У меня и похуже было, но я справилась с этим».
«Не выдумывай».
«Не сходи с ума. Это все фигня», вот только для меня это была не фигня.
А я ведь не денег у них просила, мне просто нужно было, чтобы они выслушали и поддержали, сказали бы: «Я понимаю, как тебе сейчас тяжело, ты всегда можешь на меня рассчитывать, можешь на меня положиться, я готов/готова тебя выслушать в любое время дня и ночи». Неужели это так сложно? Разве я многого прошу?
Почему, когда мать жаловалась мне на отца, я всегда выслушивала ее, амортизировала, поддерживала, чтобы ей легче стало. Я ведь знаю, что отец очень сложный человек. Да и мне это было не трудно сделать, главное, я видела, что ей становилось после этого легче. Так почему же, когда помощь потребовалась мне, никто не помог? За что они так со мной? Почему это в обратную сторону не работает?
На редких семейных встречах я улыбалась и делала вид, что все хорошо или по крайней мере нормально, хотя внутри умирала. Мне было так больно и плохо, что все вокруг просто было не важным и нереальным. Существовали только я и моя боль. Хотелось, как ящерица, залезть под камень, забиться в самый дальний угол и ждать, когда отрастет мой хвост, оторванный самыми родными людьми.
Я поняла, что со мной хотят общаться только тогда, когда все хорошо, а разбитую, опустошенную и в отчаянии видеть не желают. Такой я не нужна.
И я перестала им звонить, совсем. Больше не видела смысла в нашем общении. Я теперь тоже не желала с ними разговаривать – хотела лишь залезть в свою раковину, свернуться клубочком и умереть. Почему все происходит именно так? Зачем тогда вообще нужна семья, если всем друг на друга плевать? Или им плевать только на меня?
Самым трудным было не испытывать чувство вины за то, что не звоню. Мне с детства внушали, что с родителями надо общаться, несмотря ни на что, какими бы они ни были.
Очень интересно получается: родителям не надо больше работать над тем, чтобы построить доверительные и теплые отношениями со своими детьми, не надо прикладывать усилия, не надо работать над собой, чтобы становиться лучше. Достаточно просто запрограммировать детей на общение и потом можно творить всякую дичь, зная, что дети никуда не денутся. Так получается?
К моменту ссоры со свекром я уже полгода не разговаривала с отцом, он опять делал вид, что меня не существует. Не поздравил с днем рождения и в конфликте со свекром не поддержал. Он предпочел молчать, ему свое уязвленное эго важнее меня и моего состояния. И все из-за того, что на свадьбе его внучки (моей племянницы) он зачем-то открутил кран в туалете домика, где мы жили, и устроил потоп, а я «посмела» ему на эмоциях сказать, что он меня подставил, когда вытирала воду на полу. Ведь именно меня невеста попросила приглядывать за домом, чтобы все было в порядке.
Вот так постепенно я потеряла веру во всех членов моей семьи. А позже узнала, что муж рассказал родным о моих попытках суицида, потому что мама упомянула это в разговоре. А раз знала мать, значит, и остальные были в курсе. И ни один из них не позвонил, не написал, не попытался меня вытащить из дома и поговорить о том, что происходит в моей жизни. Это ли не равнодушие и безразличие?
Моя семья оказалась не такой, как я ее видела, им всем все равно. Зато, если бы я довела задуманное до конца, они бы громче всех голосили на похоронах и причитали: «Как же так, ведь все было хорошо, и никто даже не мог подумать, что она на такое решится», ведь им очень нужна чужая жалость и внимание, они ею питаются.
Теперь я понимаю самоубийц – это те люди, которых никто не услышал. А они кричали о своей боли, поверьте мне.
Какое знакомое ощущение, когда тебя не слышат… Я его уже однажды испытала в школьные годы, когда вернулась домой в истерике и стала глотать таблетки. Аптечка у нас стояла в коридоре, а мама на кухне смотрела кино, и оттуда было очень хорошо видно, что я делаю. Но она не пыталась меня остановить, даже не встала со стула. Но не это было самое страшное – страшнее было ждать смерти. Я ведь думала, что двадцатью таблетками парацетамола можно отравиться насмерть.
Если спросить моего отца, из-за чего я тогда глотала таблетки, он не ответит, хотя мы с ним на следующий день после этой ситуации вдвоем ездили по городу на машине и разговаривали об этом. Точнее, это был монолог со стороны отца о том, что «это неправильный поступок», «на кого я их решила оставить», «так дела не делаются», «что они с матерью людям скажут» и «им будет очень стыдно за это».
И все-таки я была очень рада нашему разговору, потому что, наверное, это был единственный раз в жизни, когда я почувствовала, что ему не все равно и он хоть маленечко, но любит меня.
Сколько себя помню, родные всегда считали, что у меня дурной характер, и прикалывались над этим, типа как же не повезло твоему мужу. Отец часто повторял: «Такая же стерва, как мать» либо «это (тут девичья фамилия моей матери) порода», причем здесь не было похвалы, скорее, наоборот.
Интересно, неужели они действительно думают, что дело во мне? У меня с детства была расшатана психика, неужто ребенок в этом виноват – или все-таки родители не создали безопасное пространство для ребенка и не заметили, когда что-то пошло не так?
Конечно, я понимала, что мои родные далеки от образа идеальной семьи из рекламы майонеза, но была уверена, что они меня не бросят в трудную минуту и я всегда могу на них рассчитывать – но ошиблась.
У меня больше никого не осталось, и только оказавшись в одиночестве, я поняла, как много места занимали в моей жизни эти люди.
Я тонула в болоте и отчаянно искала хоть какую-то веточку, чтобы за нее схватиться. Когда опоры под моими ногами рушились, мне нужно было что-то, за что можно зацепиться и удержаться на плаву. Но все ветки, за которые я цеплялась, оказались просто ветками. Не было человека, который бы мне ее подал и удержал, и ветки шли ко дну вместе со мной.
Как известно, спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Не на кого больше рассчитывать, кроме себя самого.
Я поняла, что одной мне не справиться, но обращаться за специализированной помощью боялась еще больше, это был очень хороший повод лишить меня родительских прав в случае развода. И я точно знала, что свекровь не упустит возможности сделать мне максимально больно, да и в муже я не была уверена. Ведь уже были прецеденты, когда во время наших ссор он заявлял, что специально устроится на минималку, чтобы платить копейки по алиментам, и что ничего из нажитого имущества мне не достанется, так как я не работала, а сидела в декрете. «От свиньи не рождаются бобры». – как сказал бы мой отец.
Поэтому я пыталась искать выход из этого хаоса самостоятельно, пока не нашла выход в окно. Дальше уже выбор был: либо окно, либо психотерапевт.
Психолог №1. Крах иллюзий
13 сентября – 27 декабря 2022 года
Работа с этим психологом была похожа на вскрытие огромной гнойной раны. Как все-таки правильно заданные вопросы могут помочь найти ответы на то, что тебя беспокоит!
До этого момента я жила в мире, где люди выходят замуж и женятся по любви. Любить – значит заботиться о человеке и делать для него все, что в твоих силах, чтобы он был счастлив. И главное, что это делается взаимно.
Родители в этом мире мудрее и опытнее детей, они всегда расскажут, посоветуют, помогут. Ведь им виднее с высоты своих лет, как правильно поступить. В них уже есть мудрость и вселенское спокойствие.
Семья же – это твоя тихая гавань, твоя крепость, опора и источник силы, вдохновения и любви. Здесь тебя принимают любым, родные всегда поддержат, защитят, позаботятся.
И жить намного проще, когда жизнь протекает по предсказуемому руслу. Когда ты точно знаешь, что должна выйти замуж, родить двоих, а может, и троих детей, смотря как пойдет. Семью создают, чтобы было хорошо, здесь тебя любят, ценят и понимают – а иначе зачем это надо? И это не обсуждается вслух, а как бы дано по умолчанию.
В один миг моя утопия рухнула. Именно тогда я впервые осознала, как многое меня не устраивало в супружеской жизни, насколько ожидания не соответствовали реальности, в которую я попала. Поняла, что муж никогда меня не любил, не заботился, не защищал. Наши с ним родители вовсе не мудрые и справедливые взрослые люди, а инфантильные подростки. А моим брату и сестре совершенно наплевать, что там с тобой происходит, у них есть дела поважнее.
Так запускается эффект домино, когда одна фишка роняет другую, в моей жизни тоже каждое событие провоцировало цепочку изменений. А как жить в этом новом изменившемся мире, я не знала.
Конечно, я понимала, что надо вскрыть нарыв, чтобы выпустить весь гной. Затем нужно поставить дренаж и дать ране полностью очиститься для избежания рецидива. И лишь потом, убедившись, что рана действительно пуста, обработать и дать ей затянуться.
Я не догадывалась и представить не могла, что вскрытие этой раны будет настолько болезненным.
Мы каждую неделю находили новый ужас, который происходил и происходит в моей жизни – и так было все 3,5 месяца работы с психологом. Было очень больно, как будто каждый раз отрывали присохший к ране пластырь, но это приходилось делать сейчас, чтобы стало легче потом. Именно тогда я прозрела, поняла свою ценность и то, как много всего делала для детей, мужа и его семьи.
Не знаю, обязательно ли с точки зрения психологии действовать именно так – или можно все-таки в более щадящем режиме. Возможно, я была слишком слаба и не готова все это постичь, но мне было очень тяжело в тот момент.
Я опускалась все глубже на дно. И умирала все больше. Сил не было даже вставать по утрам, я почти перестала мыться и приводить себя в порядок, это требовало слишком больших усилий. Я хотела, чтобы меня оставили в покое, хотела лежать, свернувшись клубочком, и плакать – даже не плакать, а выть от боли.
Трудно было каждый день создавать для детей видимость нормальной матери. Если бы была возможность уехать куда-нибудь в тайгу и там побыть одной, прокричаться, прореветься, напиться, забыться, я бы быстрее пришла в норму. Но такой возможности у меня, к сожалению, не было.