Боги Олимпа. Любовный роман

Генеральный директор фирмы «Домос», где она работает, любил ее отеческой любовью и не потому, что папин друг был. И всегда говорил: Ну почему, у меня только эти оболтусы, сыновья? Ну не дал бог дочь, так хоть бы, байбаки эти – то, были бы приличные. Вышла бы ты за одного моего замуж, вот и дочка у меня была бы. Так нет же. Дал бог обормотов, да ещё же и не очень они с головой дружат. Одни гульки на уме, так и те не в дело. Ноги длинные, голова круглая и большая, а ума в ней очень мало. А ведь добавить то, поди, же ты, нельзя. Вот деньги есть, если их нет, можно заработать, а ума, если нет, ни купишь, ни займёшь.

Ты дочка, если что надо, давай без стеснения говори. Я ведь знаю, ты метеор, если отдохнешь, наверстаешь вдесятеро. Твоему хахалю, я знаю что сказать, а сама уж ты там гляди, как решишь, так и объясни. Человек ведь если сломается, то починить его не всегда получается, это в машине заменил деталь, она и побежала опять. Ты девочка держись, а я не подведу, будь уверена. Ни о чем не беспокойся. Время до массовых отпусков еще терпит, так что, отдохни родная, у тебя вся жизнь впереди, еще наработаешься. И она решила для себя, что отдыхать, так уж по полной, а не так себе.

Когда вернулась домой, Лена уже пришла на обед, доила Красулю. Михайло не было, но Лена вся светилась. Ой, Ленуська, да ты как – будто не с плантации, да под корову, а прямо со свидания, да на танцы, – сказала Катюша и засмеялась, задурачилась, радуясь счастью этой доброй женщины.

Да видно хватит уж мужика водить за нос, сколько можно издеваться; а то откажется от меня и останусь я, в девках, – хохотала в такт ей, под коровой Лена. Вот приедут дети в июле, буду говорить с ними, да и пусть казак переходит ко мне. А ты гляди не думай ничего, как ездила, так и чтоб каждый год, как по писаному, к нам. Ведь он и тебя любит, как моих детей. Он ведь такой, Михайло, или любить или ненавидеть, так уж на всю катушку, так уж до смерти. И она счастливо рассмеялась, сверкнув белизной зубов.

Процедив молоко в глиняный кувшин, крикнула: Катеринка, поставь молоко в холодильник. Придешь с моря то, а твое любимое молоко в кувшине, уже как лед. Я ведь не забыла, что только в кувшине. Ах, девонька моя, какая же ты умница, что приехала – то ко мне. Теперь ведь молодежь, больше по заграницам катается, вон мои, о Турции все заговаривают, а ты не предаешь свою красавицу, своё Чёрное – синее море. Вот так, наверное, и в любви к мужчине, будешь верна навек.

Ну, к столу, к столу, давай обедать; а то байками то кормлю, а ты, поди, уж голодная. С утра, небось, больше ничего и не ела. Вон виноград достала, какой ты любишь, дамские пальчики; уж и урожай был в прошлом году, лоза ломалась, такие гроздья были. А вот помидорчики, принесла только что. Вкусные, хоть и не видели, еще солнышка настоящего, как следует. Они, разговаривая, накрывали на стол. Катюша, помогая хозяйке, все думала, что Ленуська начнет сейчас, тоже да про то же. Но Лена, пригласив девушку к столу, ни о чем таком ее не спрашивала, ее разговор был, просто ни о чем: О море, об урожае помидор, о погоде. О запретном, она ни словом не обмолвилась, просто она была настоящей матерью. Да ведь и свое еще не зарубцевалось, только-только стало затягиваться, тоненькой пленочкой. Она хорошо знала, что это такое, потерять родного человека, а тут ещё и не одного. Да, и это же, не кто иной, а любимые родители, дороже их нет никого на свете.