Слезы Вселенной

– А почему тебя назвали Анжеликой? – как-то поинтересовался Евгений Аркадьевич у жены.

– Мама очень любила фильмы про Анжелику, – обрадовалась такому простому вопросу жена. – Я тоже их посмотрела. Очень понравились, я даже плакала.

Зачем надо было спрашивать: и без того Сорин знал, что и жена, и теща – обе непроходимые дуры. Тесть тоже это знал, потому и пил. В свое время тесть приобрел магазинчик – с помощью зятя, разумеется. Но дело не пошло. Магазинчик Евгений Аркадьевич прикрыл, а помещение оставил за собой, разместив в нем ненадолго свой офис. Затем в бывшем магазинчике располагался офис финансовой пирамиды «Млечный путь», руководство которой растаяло на просторах Вселенной. Затем достаточно долгое время там находился зал игровых автоматов. Когда игровой бизнес оказался вне закона, на освободившуюся площадь въехала микрофинансовая организация. И ни жена, ни теща, ни уж тем более тесть, который как владелец недвижимости получал арендную плату, не подозревали, что все эти весьма прибыльные предприятия принадлежали Сорину.

На Анжелике он женился по разным причинам: во-первых, на нее на улицах оборачивались мужики; во-вторых, она в постели была готова на все; в третьих, она стала работать в его обменнике, когда Пятииванов решил выйти из предприятия; в четвертых… Причин можно было придумать сколько угодно, но Евгений знал, что была лишь одна настоящая причина, толкнувшая его на это безумие, – его собственная глупость… Конечно, романы у него бывали и при Анжелике. Сначала они были непродолжительными и достаточно редкими, но потом Евгений Аркадьевич разошелся. Случалось даже и со студентками, которые ему улыбались. Каждый раз он обещал себе не делать этого – и слово свое нарушал. Ему даже стало казаться, что он для того и таскается на лекции, чтобы выбрать одну из тех, кто смотрит на него во все глаза с обожанием.

Однажды в мае, по завершении последней лекции, после которой оставался только экзамен по основам биржевой деятельности, к Сорину подошла девушка, на которую он старался не смотреть, потому что это сбивало с мысли.

Подошла и спросила:

– Можно мне получить список литературы для подготовки к вашему экзамену?

Понятно, что это был всего-навсего предлог. Евгений Аркадьевич посмотрел на нее, и сладостная благодать растеклась по всему его телу, обволакивая сердце и делая слабыми ноги.

– Вряд ли вы успеете весь список осилить. Но могу посоветовать проштудировать мои произведения. Они есть в институтской библиотеке… И в магазинах тоже имеются… Сейчас, кстати, вышла последняя моя монография «Бесценный опыт ценных бумаг». – Он заглянул в синие глаза студентки и понял, что тает, как мартовский снег на солнце.

Но был май, и времени оставалось совсем мало.

– Простите, как вас зовут? – поинтересовался Сорин.

– Вероника Левшова, – ответила девушка, немного смущенная тем, что молодой преподаватель интересуется ею.

– Вероника, – повторил он, – кто же вас так оригинально назвал? Мама, наверное, ведь Вероника означает победительница.

– Не совсем так, – поправила его девушка, – Вероника – в переводе с древнегреческого «приносящая победу». Только по-древнегречески имя звучит как Бероника. А вообще, Вероникой звали ту девушку, которая вышла из толпы, когда Христос нес свой крест на Голгофу, сняла с себя платок и вытерла с лица Спасителя пот и кровь. И на платке отпечатался образ Христа.

– Какая вы образованная, – притворно удивился Евгений Аркадьевич, – может быть, отобедаем сегодня вместе?

– Вероникой назвала меня не мама, а бабушка, – словно не услышала его студентка. – Она объяснила, что в ее детстве по телевизору демонстрировали популярный сериал для детей «Капитан Тенкеш». Это венгерский вариант Зорро. И там у главного героя была любимая девушка Вероника, с которой все время происходили какие-то несчастья: то она в яму провалится, то начнет тонуть, то ее куча австрийцев утащит в свой лагерь, чтобы там допросить… А капитан Тенкеш ее все время спасал.

– Какой увлекательный сюжет! – восхитился Сорин. – Так как насчет моего предложения пообедать?

– Нет! – твердо ответила девушка. – И вообще, зря я к вам подошла.

Через два дня была консультация по подготовке к экзамену. Больше половины группы на нее не явились, но Вероника пришла. А он принес свои три книги: «Правила биржевой игры», «Исповедь биржевого брокера» и «Как лучше всего взорвать фондовую биржу и кому от этого станет легче». На последней книге он поставил дарственную надпись: «Веронике от тайного поклонника».

Экзамен она сдала на отлично. Евгений Аркадьевич даже восхитился ее знаниями.

– Не ожидал! – сказал он, улыбаясь, и снова начал таять, как мартовский снег.

На этот раз она не отказалась пообедать вместе. На своем Bentley он довез ее до студенческого общежития, в котором она жила. Подождал, пока она приведет себя в порядок. Вероника выскочила из дверей в белом платье, ослепительно прекрасная в солнечном свете… В ресторане сидели до глубокого вечера, потом поехали к нему – в квартиру на берегу Финского залива, на двадцать третий этаж. В квартире имелась сорокаметровая терраса с видом на морскую гладь, которая в тусклом свете белой ночи переливалась и сверкала, как серебряная парча. Евгений угощал гостью коктейлем из шампанского и мартини с зелеными оливками и что-то рассказывал, изнемогая от желания.

Но первой не выдержала Вероника.

– Я больше не могу так жить, – едва не плача простонала она, – я люблю тебя с первого взгляда…

Он подошел и поднял девушку на руки, а Вероника обхватила его шею и прижалась крепко-крепко.

На террасу спланировали две чайки, нацелившиеся на оставленные на столе бутерброды.

Утром Вероника никуда не уехала, осталась жить у Евгения. К его удивлению, она оказалась девственницей, что весьма немаловажно для первого свидания – в назидание всем вступающим во взрослую жизнь молоденьким девушкам.

Глава третья

Вероника завтракала в столовой. Делала это не спеша: не потому что боялась подавиться пищей, а потому что размышляла. А мыслей было много: о предстоящем литературном вечере, о том, что надеть по этому случаю, какую речь произнести, приветствуя гостей и участников. И о муже тоже думала – в частности, о том, что произошло только что. Физическая близость, конечно, между ними случалась, не так чтобы редко, но хотелось бы чаще… А вот есть ли между ними духовная близость – в этом был вопрос… Когда-то ей казалось, что они понимают друг друга с полуслова, но теперь Вероника не знала, что и думать. Третий год они не спят в одной постели: он сам предложил разойтись по разным спальням, ссылаясь на то, что спит неспокойно и ворочается по ночам, а еще иногда храпит. Это было правдой, но Вероника стерпела бы его храп, если бы была уверена, что муж ее любит… Вот и сейчас она завтракает в одиночестве, а он не спешит, увлеченный общением с английской газетой…

На самом деле Евгений Аркадьевич очень хотел спуститься: ему вдруг нестерпимо захотелось кофе с имбирем и корицей, но не такого, который любят все, особенно люди, следящие за своим здоровьем и прислушивающиеся к советам врачей. Сорин усовершенствовал рецепт борьбы со свободными радикалами в своем организме: он добавлял в чашку ложку меда и чайную ложечку коньяка.

Он побрился, оделся, посмотрел на себя в зеркало… Но тут зазвонил телефон.

Номер вызывающего был незнаком, но зато появилось сообщение, что это звонок из Следственного комитета, а потому Сорин решил ответить.

– По какому вопросу? – поинтересовался он.

– Полковник юстиции Гончаров беспокоит, – прозвучал в трубке мужской голос, – начальник департамента городского управления…

– Я понял, – не дал договорить полковнику Сорин, – я же спросил: по какому вопросу?

– Вам знаком гражданин Степан Пятииванов?

– Знаком. То есть был знаком, но я с ним уже много лет не виделся. А что случилось? Он в очередной раз влип в какую-нибудь нехорошую историю?

– Как сказать, – ответил голос в трубке, – с одной стороны, может, и не влип. А вообще его убили.

– Как? – не поверил Евгений Аркадьевич. – Степку убили?

– Вообще, его застрелили. Это не ограбление, потому что при нем и деньги, и телефон… Выстрела никто не слышал – пистолет, судя по всему, был с глушителем, да и гильза не была найдена… Что мне вам объяснять, тем более по телефону: давайте встречаться.

– А я-то вам зачем?

– Объясню при встрече. – Полковник юстиции помолчал пару секунд и произнес: – Хотя чего скрывать. Он вам вчера названивал, а вы, судя по всему, заблокировали его номер. А разговаривали с ним в последний раз по телефону почти полгода назад…

– Заблокировал, – признался Евгений Аркадьевич, – потому что он денег просил постоянно. И мне надоело это… Я человек небедный. Но я не из тех, кто даст голодному рыбку. Я из тех, кто предлагает удочку. Хочешь денег – заработай, я скажу, как и где. Но ему, видите ли, каждый раз требовались наличные, и суммы были немаленькие…

– К полудню я к вам подъеду, – пообещал полковник юстиции, – постарайтесь на это время не назначать никаких встреч, а если они уже запланированы, то перенесите. Вы мне все расскажете и будете свободны, если и в самом деле ни при чем.

– А вы не могли бы обойтись без своих предположений?.. – попытался возмутиться Сорин.

Но из трубки уже доносились короткие гудки.

Евгений Аркадьевич спустился в столовую, где за столом скучала Вероника. Жена улыбнулась ему, а он махнул рукой – дескать, не до того сейчас. Светлана Петровна начала выставлять перед ним тарелки, но Сорин покачал головой.

– Только обычный мой кофе.

– Я уже переговорила с Колей, – начала рассказывать жена, – по поводу подиума в павильоне…

Коля был управдомом Сориных. Когда дом строился, Николай трудился прорабом, потом сказал, что ищет постоянную работу: может быть водителем, садовником, сантехником и даже телохранителем, если получит лицензию, с чем проблем не должно быть, потому что он воевал и даже был ранен. Но с лицензией ничего не вышло. А вообще, Коля умел делать все: чинить проводку, чистить канализационные трубы, сбрасывать снег с крыши особняка, стричь газоны, отвозить машины на техосмотры и еще многое другое. Но главное – Коля очень умело управлял обслуживающим персоналом, что было неудивительно, потому что он окончил командное военное училище.

Помимо Николая и повара Светланы Петровны, в число постоянного персонала входили еще горничные Люсьена и Маша, а также два водителя, Саша и Паша. Александр возил Сорина, а Паша – Веронику Алексеевну. Постоянное присутствие водителей не требовалось, и поэтому они появлялись в поместье по предварительной договоренности, когда надо было куда-нибудь отвезти кого-либо из Сориных. Но вообще, Вероника и сама любила водить свой автомобиль. А Евгений Аркадьевич был и вовсе асом.

Постоянный персонал проживал в двухэтажном флигеле, в котором располагались четыре небольшие квартирки. Однако Вероника подозревала, что Николай сожительствует с Люсьеной. Она так и сказала об этом мужу, но Евгений Аркадьевич весело рассмеялся и рукой махнул:

– Ну что же: их дело молодое.

Николаю было под пятьдесят, а Люсьене ровно сорок. Принимая ее на работу, Вероника Алексеевна, естественно, поинтересовалась, откуда у претендентки на должность горничной такое экзотическое имя. И та призналась, что ее мать в далекие советские времена была учительницей французского и состояла в переписке с парижанином. Тот однажды приехал в СССР на несколько дней, потом убыл назад, продолжал писать, но когда узнал, что учительница ждет ребенка, стал давать разные советы, в каждом письме новый. То он предлагал, чтобы учительница оставила работу, а он будет помогать материально, а в следующем письме требовал сделать аборт, потому что он сам очень плохо помнит свое проживание в Ленинграде, поскольку находился в состоянии перманентного опьянения и непонятно, кто там еще родится. Потом написал, что лучше бы никто не рождался, потому что он ждет свою «Conte de fée russe[2]» в Париже. А потом признавался, что вообще-то он женат, но они будут жить втроем, его жена не против – она даже сказала, что можно и втроем, но вчетвером как-то веселее… Мама Люсьены читала письма внимательно и по нескольку раз, даже помнила их наизусть, потому что роман по переписке был для нее любовью всей жизни.

Между тем школьная учительница благополучно родила девочку, и переписка сама собой тут же оборвалась. В графе «отец» поставили прочерк, но когда Люсьена получала паспорт, она сама попросила, чтобы ей дали отчество Максимовна, не говорить же незнакомым людям, что ее папа – Дидье. К тому же что это за отчество – Дидьевна? А Максимом звали дедушку.

Вообще, Люсьена была отличной горничной и к тому же в случае необходимости помогала Светлане Петровне на кухне. И, несмотря на прямой доступ к разным продуктам, у нее была отличная фигура. Она обычно подавала на стол, когда к Сориным приезжали гости. Вероника, однажды проводив горничную взглядом, шепнула мужу, что в Люсьене все-таки есть что-то французское.

– Задница! – сказал Евгений Аркадьевич и засмеялся.

Он вообще был веселым человеком, что подтверждало старую истину: богатые люди грустят редко, а если и случается нечто подобное, то исключительно в мексиканских сериалах.

К полудню Вероника отправилась смотреть, как идут работы по подготовке павильона. Рабочие уже устанавливали подиум и тянули провода для софитов, распаковывали ящики с зеркалами, которые планировалось установить в простенках между окнами. Она смотрела на все это с крыльца, чтобы не мешать трудовому энтузиазму узбекских пролетариев. А когда начала спускаться по ступеням, увидела, как раздвинулись ворота с чугунной кованой решеткой и на розовую брусчатку въехал белый Range Rover, за рулем которого сидел молодой мужчина в сером костюме.

Range Rover медленно направлялся к высокому крыльцу дома Сориных. Лицо мужчины, сидевшего за рулем, показалось Веронике знакомым, и она поспешила следом.

Евгений Аркадьевич спустился с крыльца, чтобы встретить гостя, хотел было сопроводить его в дом, и тут как раз подоспела Вероника. Сорин представил ее мужчине, а тот назвал себя:

– Полковник юстиции Игорь Алексеевич Гончаров.

– А я – Вероника, и у меня к вам вопрос…

– Прости, дорогая, но мы заняты, – сказал Евгений Аркадьевич, намекая на то, что жене не стоит присутствовать при мужском разговоре.

И все же Вероника спросила.

– Простите, Игорь Алексеевич, – обратилась она к гостю, – вы случайно не знакомы с Леной Калитиной? Просто я недели две назад заехала на заправку. Вы как раз заканчивали заполнять бак этого «Ренджровера», а рядом стояла девушка, в которой я узнала свою знакомую. Хотела выйти, но не успела: вы с ней сели в свою машину и укатили…

– Знаком с ней, и не случайно, – ответил полковник юстиции, – она моя невеста.

– Надо же, как тесен мир! – обрадовалась Сорина, – мы с ней когда-то жили в одном доме, и даже на одной лестничной площадке. Ее мама приятельствовала с моей, она сильно болела, и, чтобы девочка не скучала и не волновалась, я приходила к ней, и мы играли. Только ей было тогда лет десять, а мне больше… Так что особой дружбы между нами не было. Но я ее вспоминаю всегда с теплотой. Как она сейчас?

– Как жили в одном доме?.. – удивился Евгений Аркадьевич. – Ведь ты из Великих Лук. Ты же в общаге шарилась, когда мы с тобой познакомились.

Его жена немного качнула головой, давай понять, что обиделась на слово «шарилась» и на то, что ей напомнили о ее общежитском прошлом, но объяснила вполне спокойно и даже с улыбкой:

– Когда мне было пятнадцать, мама вышла замуж, а ее избранник как раз из этих Лук, работал там в городской администрации, он убедил маму продать здесь квартиру и перебраться к нему, что мы и сделали, о чем потом пожалели. Особенно я. Я же тебе рассказывала.

– Может быть, – кивнул Евгений Аркадьевич.

– Лена сейчас – кандидат технических наук, – наконец ответил на вопрос Гончаров, – и у нее есть вполне готовая докторская с рецензиями и экспертными оценками.

– То есть она технарь, – вздохнула Вероника. – В тридцать с небольшим почти доктор наук – замечательно! Только мне тогда казалось, что у нее способности к филологии. А теперь, наверное, у нее времени не хватает на книги, на стихи, например. Как и у вас, вероятно.

– Ну почему же? Я, например, люблю поэзию, – улыбнулся Гончаров, – некоторые стихи даже наизусть знаю, хотя специально не разучивал – прочитал несколько раз и запомнил. А вот с современной поэзией совершенно незнаком. Последний из поэтов, которого я ценю, это Заболоцкий.

– Кто? – удивился незнакомой фамилии Евгений Аркадьевич.

– Николай Заболоцкий. Мне все у него нравится. Но особенно на душу легло стихотворение про то, как в поле замерзают два старика, отправленные в лагерь во время раскулачивания.

– Я не помню такого стихотворения, если честно, – призналась Вероника, – да я и Заболоцкого не очень хорошо знаю.

Гончаров кивнул и начал декламировать стихотворение – не читать, а просто рассказывать. Сорин при этом вздохнул и посмотрел в сторону, словно его уличили в отсутствии интеллекта.

А полковник юстиции читал стихи:

Где-то в поле возле Магадана,Посреди опасностей и бед,В испареньях мерзлого туманаШли они за розвальнями вслед.От солдат, от их луженых глоток,От бандитов шайки воровскойЗдесь спасали только околодокДа наряды в город за мукой.Вот они и шли в своих бушлатах —Два несчастных русских старика,Вспоминая о родимых хатахИ томясь о них издалека.……………………………………

Он закончил и произнес:

– Как-то так.

– А вы с Леночкой приходите к нам в следующую субботу к шести вечера, – предложила Вероника, – мы проводим литературный вечер. Популярные современные поэты будут читать свои стихи.

– С большим удовольствием, – ответил Гончаров.

– Вероника забыла предупредить, что вход платный: на двоих тысяча евро, – напомнил Евгений Аркадьевич, намекая жене, что не хотел бы видеть в своем доме случайных людей, да еще связанных со Следственным комитетом.

– Наскребем эту тысячу как-нибудь, – не смутился полковник юстиции, – я как раз недавно премию получил.

– Прости, дорогая, – произнес Сорин, подхватывая Гончарова под локоть, – но у нас важный разговор, а потом мне надо спешить по неотложным делам.

Они расположились в кабинете на первом этаже в просторной комнате, которую сам Евгений Аркадьевич называл комнатой для деловых встреч. Здесь, помимо рабочего стола хозяина, помещался еще невысокий круглый стол с расставленными вокруг него креслами для дружеских посиделок в перерыве между обсуждением деловых проектов. А вдоль стен располагались стеллажи, где за стеклянными дверцами теснились книги. Гончаров прошел мимо одной из полок и остановился.

– У вас даже есть работы Данцига и Кумпанса по линейному планированию…

– Ничего себе! – искренне удивился Сорин. – Вы знаете, кто это? А у меня большая подборка работ по линейному планированию. Я даже стараюсь развивать идеи Канторовича по этому вопросу. У меня тоже практически готова докторская диссертация, как и у вашей невесты, но только на наиболее актуальную для современной экономической науки тему…

– Давайте перейдем к делу, – не дал ему договорить Гончаров, опускаясь в кресло возле круглого столика. – Нам известно, что вы с убитым Пятиивановым учились в одном классе, потом вместе стали заниматься бизнесом и, по утверждению некоторых, знавших вас в те далекие времена, кинули своего партнера и друга. Но это не моя терминология. А тех, кто делился со мной этой информацией.

– Кто вам сказал такую чушь? – удивился Евгений Аркадьевич. – Мы с ним действительно вложили свои средства в общий бизнес, занимались обменом валюты. Но почти сразу случился обвал рубля… Вы когда-нибудь слышали про «черный вторник», который полностью добил остатки социалистической экономики?..

– Которую потом окончательно похоронила ваучерная приватизация? Слышал, конечно. Но это все не является форс-мажором, на который вы собираетесь сослаться.

– Я не собираюсь ни на что ссылаться, хотя это и в самом деле чистейшей воды форс-мажор. В один день мы с Пятиивановым потеряли все. Да и не только мы: пострадал тогда весь народ, все рядовые труженики… Через какое-то время я вернул Степику все, что был должен, и даже больше, если считать в рублях. Потом подкидывал ему небольшие суммы время от времени. И совсем недавно тоже дал. А потом мне это надоело: я ведь не дойная корова, не золотая антилопа. Так что к убийству своего школьного друга не имею никакого отношения, потому как между нами уже нет не только делового, но и личного общения. Кстати, вы обещали рассказать, как это произошло.

Полковник юстиции посмотрел на Сорина внимательно и ответил не сразу:

– Доподлинно неизвестно, как это произошло… Пятииванова обнаружили вечером. Во дворе возле его автомобиля. Он ехал домой. Поставил машину в соседнем дворе – у него была старенькая «копейка»… Он постоянно там ее ставил, по словам жены, Степан чего-то боялся… Не говорил, что или кто ему угрожает, но она чувствовала опасность, спрашивала мужа, но ваш друг говорил, что у него все нормально. В тот роковой для него вечер ваш бывший одноклассник вышел из автомобиля, начал по старинке запирать машину на ключ, и в этот момент кто-то подошел сзади и выстрелил ему в затылок.

Евгений Аркадьевич вздохнул и посмотрел за окно, на павильон, возле которого стояла «Газель», из которой узбеки выгружали фанерные ящики.

– Жалко парня, – с грустью произнес Сорин. – Ему ведь только-только исполнилось пятьдесят. Жить да жить, как говорится.

– Он в последнее время скрывался от кредиторов. Вы знаете об этом?

– Я ему раза три или четыре давал суммы, которые он просил.

– Вдова показала, что два раза вы давали, на общую сумму около шестисот тысяч.

– Мне кажется, что больше, но все равно: разве шестьсот тысяч – маленькая сумма?

– Для него огромная. Но его общий долг был восемнадцать миллионов. Сумма неподъемная для простого человека, если, конечно, он не возглавляет банк или биржу. Вы же в курсе, что он занял деньги в микрофинансовой организации, чтобы оплатить операцию матери? Операция не помогла. Его мама умерла, потом похороны, потеря работы… Степан пытался договориться с кредиторами, но впустую. Время шло, и долг увеличивался в разы. Квартиру, которую ваш друг унаследовал от матери, забрали за долги, но этого не хватило.

– Он мог бы мне все объяснить, – прошептал Евгений Аркадьевич. – Я бы обязательно помог. Но он говорил только, что очень надо, повторял как заведенный. А на что надо – так и не сообщил. В конце концов, восемнадцать миллионов – хоть и огромная для меня сумма, но я смог бы ее найти… мы ведь дружили когда-то. А что за микрофинансовая организация его так…

– А вы разве не знаете? – удивился полковник юстиции. – Могли бы поинтересоваться. Это компания «Дартс», учредителем которой, что удивительно, являетесь вы, Евгений Аркадьевич. Причем единоличным учредителем.

– Я? – удивился Сорин. – Вы уверены, что это не какая-то ошибка?

– Уверен, потому что проведена необходимая проверка документов: подписей, печатей… Компания учреждена семнадцать лет назад. По бухгалтерским документам, прибыль у компании небольшая, но директор предприятия Фельдман уверяет, что ежеквартально вручал вам двадцать пять миллионов рублей наличными.

– Как вы сказали? Фельдман. Владимир э-э-э… кажется, Евсеевич. Был у меня когда-то такой подчиненный, работал в бухгалтерии, я его с треском уволил и с тех пор даже не слышал о нем…

– И не встречали, я понял вас, – кивнул полковник юстиции. – Однако Фельдман показал, что вы его не уволили, а перевели с повышением в новую контору, которую открыли по совету некоего олигарха.

– Теперь вспомнил, – закивал Евгений Аркадьевич, – но ведь столько лет прошло. Когда-то очень давно мне действительно дал денег на раскрутку известный финансист. Вероятно, он и получал напрямую от этого Фельдмана. Кстати, этот олигарх тоже уже отошел в мир иной…

– Уж не Карпоносенко ли?

– Именно он, – после некоторой паузы ответил хозяин дома. – Всесильный в те далекие годы Лев Борисович не посоветовал, а приказал мне открыть микрофинансовую компанию, которая предоставляла бы населению микрозаймы, а всю выручку я должен был отдавать ему лично, оставляя только необходимую сумму себе и коллективу. Но я ни разу не брал денег для себя лично, потому что компания была открыта на средства Карпоносенко, и к делам этой организации никакого отношения я не имел. Все вопросы к Фридману… то есть к Фельдману… Видите, я даже фамилию его путаю.

– Спросим и с Фельдмана, и с Голубева.

– А это еще кто?

– А это директор другой вашей микрофинансовой конторы и по совпадению тоже бывший ваш сотрудник.

– Как вы сказали? Голубев? Что-то смутно вспоминается. Ведь столько лет прошло.

– Могу дать подсказку. Вы встречались с ним неделю назад в гостинице «Астория», а именно в баре, находящемся на первом этаже. Заканчивался третий квартал, и вы получили от него двадцать миллионов рублей: сорок пачек пятитысячных находились в маленьком кейсе, который вы забрали себе. Вы даже не открывали его, выпили чашечку кофе и ушли, прихватив кейс, с которым на встречу явился Голубев. «Астория» – ваш прокол: не надо было там встречаться – там везде установлены камеры, и доказать, что вы взяли принесенный для вас портфельчик, не составит труда.