Алое пламя

– Не выгонишь.

– Мне надо просто найти момент, когда он…

– Не выгонишь. Все, веди меня наверх.

– Лёнь, там правда беспорядок…

– Мне глубоко плевать на твой беспорядок. Я этого ублюдка выкину, а потом наводи чистоту, сколько хочешь.

Смирившись, Валя достала ключи.

В квартире пахло несвежими сосисками, чесноком, грязными носками, сигаретным дымом и перегаром. В сломанном унитазе текла вода. В центре кухни стояли заляпанные глиной ботинки, следы тянулись в гостиную. У окна обнаружился человек в трусах, с сигаретой в зубах и бутылкой пива в руке.

– Прелестно, – прокомментировал Москвин. – Сволочь, в глаза мне смотри.

Петя медленно обернулся и потер лоб, уронив при этом сигарету.

– Ты кто? – просипел он, сфокусировавшись на Лёне.

– За тобой пришел. Вещи иди собирай.

– К-какие вещи?

– Свои. Только свои. Нам чужого не надобно.

– Я тебе сейчас врежу, – не очень уверенно сказал Петя.

– Не выйдет. Я ловко уклоняюсь.

– Валь, это кто? – уже более осмысленно спросил Петя.

– Анютина, молчи, – велел Москвин.

– Она не Анютина, она Петрова! – поправил его Петя.

– Я не меняла фамилию! – возмутилась Валя.

– Святые панталоны, так ты еще и Петр Петров? Серьезно? – Москвин подтолкнул его к дверям. – Вали давай. Трусы чистые возьми. Носки все равно уже не спасти, можешь дальше в них ходить. Мозоли натрешь, но тебя не жалко.

– Ты че вообще? – Петя протрезвел еще больше.

– А я гляжу, вы интеллигент, батенька. – Москвин продолжал теснить его по коридору в сторону спальни. – Из какого уезда, какой губернии? Где усадьба ваша расположена-с? – Тон его становился все более издевательским по мере того, как Петя, опасно пошатываясь, приближался к шкафу с одеждой.

Валя быстро достала из шкафа спортивную сумку.

– Анютина, покидай туда чего-нибудь, – сказал Москвин, не отрывая взгляда от слегка посеревшего Пети. Валя сложила в сумку пару рубашек и свитеров и протянула ее Лёне.

– Валь, да ты чего, да куда я? Я тут живу! – Петя попытался посмотреть на жену, но Москвин встал между ними, загораживая Валю.

– Тебе сказано – на меня смотри, – низким голосом произнес он. Валя с ужасом наблюдала за тем, как меняется его лицо. Черты его становились все жестче, глаза уже были полуприкрыты, из-под золотистых ресниц сверкали две зеленые молнии. Петя поперхнулся и замолчал. Москвин брезгливо сгреб его немытые волосы в хвост, подтянул его к себе так, что Петя теперь со страхом взирал на него снизу вверх. – Тебя. Здесь. Больше. Не будет, – медленно и четко сказал Москвин. Петя попытался кивнуть, но Лёня только сильнее откинул его голову назад. Петя начал оседать на пол. – Вон отсюда, – громко сказал Москвин, и отпустил Петины волосы. Петя рухнул мимо кровати, попытался ухватиться за покрывало, ударился об угол шкафа, запрыгал на одной ноге. Москвин швырнул ему джинсы и футболку.

Когда за ним закрылась дверь, Валя осторожно посмотрела на Лёню.

– Анютина, ты чего? – спросил он нормальным голосом, подходя к ней.

– Ничего. Но это было страшно.

– Обычное актерское мастерство, – пожал плечами Москвин. – Теперь надо здесь убраться.

– Лёнечка, я сама все сделаю, – произнесла Валя.

– Сделаешь. Убираться я не умею, честно тебе скажу. И сантехника вызови, чинить унитазы я тоже не мастер.

– Лёнь, – тихо сказала Валя. – Прости, пожалуйста. Неудобно вышло.

– Честно тебе расскажу, вот в шубе сексом неудобно заниматься. Кстати, у тебя есть шуба?

– Нет, – призналась Валя.

– Купи себе. Избавишься от этого придурка окончательно – и сразу купи.

– В смысле… окончательно?

– Слушай, ты меня… назовем это удивляешь. – Москвин посмотрел Валю. – Ты чего, правда думаешь, что он больше сюда не явится?! Ты странная такая. Он сейчас пойдет к маме. Она его протрезвит. Он припрется сюда и будет требовать денег, харчей и квартиру. Поэтому я его буду ждать. Думаю, часам к девяти утра к нему вернется наглость.

Петя позвонил в дверь в девять пятнадцать. Квартира сверкала чистотой и уютом, насколько это было возможно в сложившихся условиях. Глиняные ботинки Валя отнесла на помойку.

Дверь открыл Москвин. Петя попытался проникнуть внутрь, но с похмелья сдвинуть сто с лишним килограммов живого веса оказалось непростой задачей.

– Чё пришел? – лениво спросил Москвин.

– Это моя квартира, – сообщил Петя.

– В документах по-другому написано. Квартира по этому адресу унаследована Анютиной Валентиной Павловной от своей бабушки, потомственной москвички. Вступление в наследство произошло до заключения брака. Какие претензии можете предъявить?

– Я тут живу!

– Вы имеете право на адвоката. Все, что вы скажете, может быть использовано против вас.

– Какого адвоката?! Живу я тут! Вот, вещи мои… тут.

– Были, – кивнул Москвин. – Вали, мой хороший. Лучше сам уходи.

– Это мой дом! Я ремонт сделал. Я мебель покупал. Не собираюсь я никуда уходить! – Петя выпятил грудь колесом. Москвин трагически вздохнул.

– Чеки есть? Ну, по ремонту, по мебели? Документы? Платежные поручения?

– Это было семь лет назад, ты издеваешься?!

– Нет, мой дорогой Петр Петров. Это ты издеваешься. Ты вообще родом-то откуда?

Петя растерялся было, но быстро вспомнил:

– Челябинск! Тракторомоторный район!

– Оно и видно, – простонал Москвин, одним толчком выставляя Петю за порог. – Езжай, бога ради, в свой тракторомоторный. Там соскучились, поди.

Глава 5

Добравшись до офиса, Валя сначала договорилась о смене замков в квартире, а потом пошла проверить Алису. Та сидела в своем углу, руки ее лежали на клавиатуре, но она ничего не печатала.

– Привет! – бодрым голосом начала Валя. – Ты вещи собрала уже?

Алиса перевела взгляд на подругу.

– Я собрала Мишины вещи, – уточнила она. – Миша сказал, что поедет один.

– Вы так и не помирились?

– Он со мной не разговаривает, – сказала Алиса. Лицо ее было очень бледным. Коса, в которую она заплетала свои роскошные рыжие волосы, безвольно висела у нее на груди. Теперь Валя понимала, почему никогда не видела подругу с другой прической.

– Скажи, пожалуйста, сколько вы уже вместе? – спросила Валя, устраиваясь на краю Алисиного стола.

– Два года и три месяца, – не задумываясь, ответила Алиса.

– Всё… всегда было так?

– Как? – Алиса смотрела на нее своими огромными серыми глазами.

– Он всегда заставлял тебя делать то, что ты делать не хочешь?

– Он не заставляет, – потрясла головой Алиса.

– Он просто приказывает.

– Что ты имеешь в виду? – Алиса выпрямилась, голос ее зазвенел.

– Спокойно, дорогая. Я не критикую твоего Мишу, – поспешно сказала Валя.

– Он самый прекрасный, – запальчиво ответила Алиса.

– Хорошо, хорошо, я не спорю.

– Я в нем всё обожаю, – уже спокойнее сказала Алиса.

– Хорошо. Можно один маленький вопрос? – Валя понимала, что лучше остановиться, но ей было очень страшно.

– Конечно.

– Почему ты ходишь на работу все время в этом платье?

– Потому что оно рабочее.

– А почему только оно – рабочее?

– Миша сказал, что оно лучше всего подходит для работы. Оно удобное, строгое, легко стирается.

– А у тебя нет других удобных платьев?..

Что-то мелькнуло в глазах Алисы. Валя ждала чего угодно, но раздавшийся звонкий смех поставил ее в тупик.

– Ну что ты, Валечка! У меня теперь вся одежда удобная! – Алиса погладила подругу по плечу. – Вот я помню раньше, когда у меня такое все было обтягивающее, с огромными вырезами, там еще белье нужно было специальное – ой, это ужас был, да, особенно на работе неловко так. И я еще красилась ярко, Миша говорил, что мне идет. А потом понял, как нужно, и мне рассказал, и так хорошо стало! – Она снова улыбнулась, теперь уже мечтательно.

– Молчи, Анютина, – услышала Валя единственный голос, который был ей сейчас нужен. Москвин смотрел на нее своими невозможными глазами цвета хризолита, смотрел, не моргая. Валя слегка кивнула в ответ. Сердце ее билось в два раза быстрее нормального.

– Слушай, стажер, – сказал Москвин, убедившись, что Валя его поняла. – А пойдем, покурим?

– Я не курю, – сказала Алиса. – И я не стажер, Леонид Владимирович.

– Да, да, я вспомнил. Ведущий специалист. Я буду просто звать тебя рыжей, если ты не возражаешь. Ты можешь не курить, просто постоишь с нами. Пойдем.

Он еще что-то говорил, довольно долго, мягким, спокойным голосом. Алиса пошла с ним и с Валей, бледность на ее лице уже сменилась легким румянцем, она задумчиво трогала себя за кончик косы и смотрела на Москвина, не отрываясь.

– …и согнали нас на тренинг по карьерному росту. Сидим в круге, как общество анонимных неудачников. Коуч, молодой придурок, предлагает всем по очереди публично заняться карьерным эксгибиционизмом, а именно – принародно озвучить, кто кем хотел стать в детстве; потом огласить, получилось или нет, и, если нет, то почему? – Москвин закурил третью сигарету, внимательно следя за Алисой, которая уже вполне искренне улыбалась. – Очередь дошла и до меня. Я говорю: в детстве хотел стать членом Политбюро ЦК КПСС, чтобы служить делу Ленина, нашей партии и советскому народу.

Валя начала забывать, зачем они собрались. Ей безумно нравился Лёня.

– И этот коуч меня спрашивает на серьезнейших щах: «Сбылось?»

Алиса захохотала так, что группа коллег, стоявших в отдалении, синхронно повернулась в ее сторону.

– Я говорю – нет. Он, не моргнув глазом, спрашивает: «А почему?» Конечно, потому, что я был недостаточно мотивирован и проактивен, у меня был некачественный роудмэп, который не учитывал мнение всех ключевых стейкхолдеров!2 Они с какой планеты прилетели все сюда?! Они кто вообще?.. Им же можно сказать, что пять тысяч лет назад половцы во главе с Рюриком напали на Советский Союз, но получили решительный отпор от Александра Невского и Сталина, и ведь поверят!.. Смартфонные балбесы…

Не меняя тона, он вдруг обнял Алису за плечи, на пару секунд притянув к себе. Она инстинктивно подняла голову, чтобы поймать его взгляд, и тогда он просто спросил: – Рыжая, ты знаешь ведь, что можешь мне доверять?

– Да, – растерянно пробормотала Алиса.

– Ну и хорошо, – легко ответил Москвин, отпуская ее. Потом выбросил сигарету и потянулся. – Все, леди, я вас покидаю. Если судьба будет благоволить нам, то еще встретимся сегодня снова на том же месте, в тот же час. А если злодейка разлучит нас, то увидимся в аэропорту.

Судьба оказалась не в настроении, и Валя не встретила Лёню до конца дня. Уже подходя к дому, она поймала себя на мысли, что хотела бы его увидеть. Впрочем, думать об этом было некогда: надо было собрать вещи для поездки в Энск, а заодно подготовить все для временного переселения мамы, которая не без удивления, но согласилась посидеть с Аришей три дня. Майский вечер приятно ласкал кожу добрыми солнечными лучами, и Валя вдруг поняла: это отпуск. Настоящий отпуск, который она себе не позволяла уже пять лет.

Она не заметила черный седан, но не заметить Москвина было невозможно. Он стоял у подъезда и небрежно курил.

– Анютина, привет. – Он потушил сигарету и забрал у нее пакеты с продуктами вместе с сумкой. – Пойдем.

– Что случилось? – спросила Валя, открывая дверь. – Что-то с Алисой?

– Без понятия, это все потом. Мне сейчас у тебя надо кое-что проверить.

Войдя в квартиру, Москвин принюхался, потом молниеносно обошел скромные Валины угодья.

– Хорошо, – констатировал он. – Плохо, что курить у тебя нельзя, а в остальном хорошо.

– Ну как курить, если тут Арина.

– Да понятно. Пожрать есть чего?

– Лёня, ты пришел поесть? – поразилась Валя.

– Нет, …! Я пришел вытурить твоего придурка, если он снова появился.

– Ты не мог бы не ругаться? – Валя прошла к холодильнику и достала два подноса. – Вот, пироги. С мясом и с капустой.

– Восторг, – оценил Москвин. – А ты чего такая тощая, кстати?

– Похудела, – сказала Валя. Чайник начинал закипать.

– Ты пышнее была, точно помню.

– Была.

– И? На фига худела?

Глядя на то, как Москвин ловко расправляется с пирогами, Валя почувствовала спазм в желудке и попыталась вспомнить, когда она ела в последний раз.

– Я не могу есть, – внезапно призналась она.

– В каком смысле? – Москвин уставился на нее своими невозможными зелеными глазами.

– Мне не хочется. То есть я чувствую голод, но ничего из еды не привлекает. Невкусно.

– Так. – Москвин отложил пирог. – Да что ж за бабы мне попадаются. Одна психованнее другой. Чего это у тебя аппетит пропал? Когда?

– Когда Петя начал пить, – прошептала Валя.

– Ясно. Психосоматика цветет так, что аж трогать страшно.

– Что трогать?..

– Тебя, блин! – взвился Москвин. – Кости одни! Дурдом на выезде! Одна влюбилась в полного придурка, вторая не жрет!

– Ты и не должен меня трогать, – опешила Валя.

– Я и не трону. Пока кусок вот этого пирога не изволите сожрать прямо перед моими очами.

– Я не могу.

– Чаю налейте, барышня.

Валя быстро наполнила самую большую кружку, какую смогла найти, и поставила ее перед Москвиным.

– Да не мне, а себе. – Москвин передвинул кружку на ее сторону стола. – Теперь ешь.

– Я не хочу, – попыталась возразить Валя, но Лёня быстро порезал пирог на мелкие кусочки и оперативно приложил к ее губам вилку с одним из них.

– Ты, главное, начни, – сказал он. Валя поймала его взгляд. Что-то произошло, после чего она послушно съела весь пирог, кусок за куском, запивая сладким чаем. Вкуса она не почувствовала, но внутри стало тепло. Москвин смотрел на нее скептически.

– Мне кажется, я впервые нормально поужинала, – сказала она, осознав случившееся.

– Идиотка ты, – сообщил Москвин. – Себя уничтожить хочешь? Типа, тебя как бы становится все меньше, ты превращаешься в тень, потому что никому ты не нужна, вот и пусть все видят, как ты постепенно пропадаешь?

– Я так не рассуждала, – покраснела Валя.

– Да уж, конечно. Я сразу знал, что за тобой следить надо.

– Когда сразу?

– Когда ты в банк пришла. Мы с тобой на одном этаже тогда сидели, помнишь? Потом ты переехала на третий.

– Было такое время…

– А чего Петька запил-то? – спросил Москвин без тени интереса на лице.

Валя помолчала, но ей очень хотелось рассказать, и она стала рассказывать.

– Петя не хотел, чтобы я выходила из декрета и возвращалась на работу, – осторожно подбирая слова, начала она. – А мне до слез хотелось вернуться. Я сходила с ума дома. Я нашла няню, познакомила с ней Аришу, и все шло хорошо, пока свекровь не вмешалась. Она была оскорблена до глубины души – мол, как же Арина будет с чужой женщиной, если у нее есть бабушка?! Ну, Петя встал на сторону матери, и я решила, что буду платить зарплату ей, раз уж так сложилось…

– И свекровь стала жить с вами, – мрачно предположил Москвин. – Отвратительное решение проблемы.

– Нет, она жила отдельно, просто приезжала по утрам. А ты жил… с родителями?

– Жил.

– Понятно… В общем, когда Арише исполнилось два года, Петя заметил, что она не разговаривает, на горшок не ходит, и все время устраивает истерики. Неврологи поставили нам диагноз: СДВГ. Синдром дефицита внимания и гиперактивности. Пейте ноотропы, готовьтесь к ежедневному ужасу в школе. А пока – логопеды и дефектологи вам в помощь. Петя стал меня шпынять тем, что это все моя вина. Вот если бы я сидела дома!.. Я его слушала вполуха, особенно когда бегала за Аришей и уговаривала ее надеть шапку. С шапкой вообще какая-то история вышла странная. Именно шапку она категорически не хотела надевать. Вот совсем, до истерики. А зимой как без шапки? У меня набралась целая коллекция шапок. Ни одна из них не помогала. Пару раз пришлось оставаться дома вместо прогулки, но тогда Аришка начинала орать, потому что хотела на улицу. От отчаяния я полезла на родительские форумы. И буквально через несколько дней кто-то написал под моим сообщением: «Почитайте о теории привязанности».

– Это что еще за психологическая чушь?

– Да я бы уже согласилась на колдовство и заговоры, а тут мне предлагают целую теорию!.. В общем, спустя пару дней я поставила Арине собственный диагноз: нарушение привязанности плюс адаптация, причем жесткая. Оказалось, что Петя был прав со своей мантрой «вот если бы мать была дома».

– Я ничего не понял, – перебил ее Москвин. – Привязанность либо есть, либо нет. И к чему адаптация?

– В общих чертах ты прав, просто… Если мать не вызывает у ребенка доверия, то ребенок испытывает огромную тревогу, и начинает цепляться за мать, становится… искусственно беспомощным, что ли.

– Почему ты не вызывала у нее доверия-то?

– Потому что уходила на работу!

– Чего?? Все ходят на работу! Нет, есть, конечно, женщины, которые всю дорогу дома сидят, но тогда знаешь, что получается? Что дети их в итоге ненавидят! За то, что у них нет своей жизни, и они делают что? Правильно, лезут в жизнь ребенка. – Москвин как-то громко задышал.

– В более взрослом возрасте так и получается, наверное. Но, пока ребенок совсем маленький…

– А как ты потом выйдешь на работу, если долго и нудно будешь ждать, пока ребенок станет достаточно взрослым?!

– Все верно. Я же не спорю, – мягко сказала Валя. – В общем, мы дошли даже до гомеопатии. Я объяснила свекрови, как давать Арине препарат, и стала ждать результатов. Их не было. Однажды я сдала большой проект на работе и вернулась домой в середине дня, поскольку все равно уже не соображала от усталости. В квартире было тихо, Арина спала в детской. Я прошла в гостиную, где обнаружилась свекровь, в аналогичном состоянии анабиоза. На кухонном столе красовалась почти пустая бутылка водки. В мусорном ведре нашлась еще одна. А еще там валялась почти полная баночка с гомеопатией и абсолютно пустая упаковка из-под транквилизаторов.

– Ох ни фига себе…

– Ну да. Мы страшно поссорились с Петей. Он сказал, что знал об алкоголизме матери, но считал, что забота о внучке хоть как-то заставит ее держать себя в руках. Что при этом будет происходить с Ариной, его волновало гораздо меньше. Ну, я собрала его вещи и выгнала. Он даже почти не сопротивлялся… Следующие месяцы мы вместе с педиатром наблюдали за Ариной, подбирали и корректировали лечение, учитывая возможный синдром отмены, уточняли вероятность СДВГ… За Ариной следила теперь милая девушка Настя. Арина стала гораздо лучше спать по ночам. Постепенно уходили истерики. Внезапно проснулся интерес к горшку. Она по-прежнему отказывалась делать две вещи: надевать шапку и разговаривать. А потом Петя вернулся.

– Мда, – выдал Москвин, прослушав этот чудесный рассказ. – И чего, Арина так и не говорит?

– Нет. Ну, какие-то отдельные слова, но связной речи нет. – Валя даже не замечала, как слезы катятся по ее лицу.

– Чего врачи советуют?

– Советуют отдать в коррекционную школу, когда придет время. А она умная, Лёнь! – Валя посмотрела на него с такой мольбой, что любой бы отвел взгляд от смущения. Вместо этого Москвин взял ее за подбородок и выдержал всю боль и тоску, которые обрушились на него сквозь ее глаза.

– Я диагнозов ставить не умею, – сказал он, когда Валя отчасти успокоилась. – Ты ешь давай пока. Мы с твоей Ариной разберемся. Она со мной очень даже разговаривала однажды.

– Как… разговаривала?

– Ну чего ты на меня блюдцами своими голубыми смотришь? – Москвин спокойно допил чай из ее кружки. – Макароны попросила. Чего-то рассказывала. Я к тебе приезжал тогда за книгами, помнишь?

– Лёня! – Валя вскочила и хорошенько встряхнула его за плечи. Сто с лишним килограммов почти не шелохнулись в ответ. – Что она говорила?!

– Я ж говорю, одна психованнее другой. – Москвин нехотя выпрямился, легким движением избавился от рук Вали, наклонился к ней и поцеловал.

Невозможно вспомнить потом, что происходило. Потому что остается единственное: он любил тебя. Для него существовала только ты. Он наслаждался каждым мгновением, когда задумчивость сменялась на твоем лице удивлением, а потом восторгом – таким, который накрывает полностью, и нет такой океанской волны, которая была бы сильнее и мягче одновременно. Он смотрел на тебя с улыбкой, в которой желание смешивалось с восхищением, а сила – с невероятной добротой и пониманием. Для него твоя кожа была самой бархатной, волосы – мягче шелка, глаза – прозрачнее хрусталя. Почти теряя сознание, ты повторяла его имя, а он смотрел на тебя, и это было главным.

– Анютина, я напоминаю, что нам пора в аэропорт, – проговорил Москвин чуть позже, перебирая ее волосы, полностью закрывшие его грудь. – Ты сложила вещи? Пора выходить.

Валя подняла голову. Во взгляде ее, впервые протрезвевшем с того мига, как Москвин ее поцеловал, читался ужас.

– Лёня… – прошептала она.

– Что Лёня? Лёня спускается вниз курить. А Валя берет чемодан и причесывается. – Москвин встал с кровати, потянулся и принялся одеваться.

– Лёня, как это могло произойти?! – Валя спешно накинула на себя первую попавшуюся одежду. – Лёнь, что мы наделали?!

– Ровным счетом ничего плохого. Беременной не останешься, за этим я проследил.

– Москвин!..

– Да что, блин? Все было волшебно. Жду тебя внизу. – Он поцеловал ее в лоб и ушел.

– Ты пойдешь звонить жене?! – успела спросить Валя перед тем, как дверь захлопнулась.

Глава 6

В Энске было холодно.

Шесть часов полета по-разному повлияли на участников экспедиции. Леонидас был обескуражен тем фактом, что из его жизни безвозвратно исчезли не только эти шесть часов, но и дополнительных столько же: в Энске было уже десять утра, а организм Леонидаса по-прежнему считал, что на дворе глубокая ночь, и должно быть темно и никаких поющих птичек!.. Он решительно не понимал, как можно начать день в четыре утра. Ему хотелось спать и есть, а вместо этого ему предлагали сначала проследовать на осмотр завода. Бернхард к временному коллапсу был морально готов, его угнетали только неудобные кресла в самолете. На третьем часу перелета у него начала ныть спина, что было вполне предсказуемо, но от того не менее неприятно.

Вале казалось, что она находится внутри таинственного сна. Она смотрела на Москвина, который с аппетитом уминал сомнительную самолетную еду, и не верила собственным воспоминаниям о том, что произошло накануне вечером.

Михаил Логинский – когда-то в начале карьеры за ним закрепилось прозвище «Великолепный», потому что на любое возражение клиентов он отвечал: «Это великолепно!» – мрачно молчал. Периодически он хватался за телефон, потом вспоминал, что связи в самолете нет, и раздраженно убирал аппарат в карман. К моменту приземления он уже заметно нервничал.

Объединяло всех одно чувство: очень хотелось спать.

В составе экспедиции оказались также и Ося с Алексом. Ося воспользовался оказией, чтобы проверить залог, полученный банком от металлургического завода «Алое пламя». Алекс высказался в том духе, что аналитики тоже должны осмотреть производство, и полетел вместе со всеми. Он очень любил командировки, потому что в командировке, с его личной точки зрения, не надо было работать.

В последний момент к улетающим присоединилась и Алиса. Михаил не смог замять тот факт, что именно Алиса как клиентский менеджер ведет «Алое пламя», в связи с чем Бернхард мягко попросил его все-таки взять Алису с собой.

Валя чувствовала себя лишней в этой компании. Оказавшись в аэропорту Энска, она вдруг ощутила себя той самой стажеркой, которая много лет назад высадилась на этой земле с почетной, хоть и заведомо провальной, миссией по спасению любимого начальника. В то время она очень любила Марка. Звезду со стальным взглядом, обладателя тигриной походки, самого таинственного мужчину. Любила, не зная его. Она могла рассказать, какой сорт кофе он пьет и обувь какой марки носит, но это ни на шаг не приблизило ее тогда к пониманию того, кто же он такой.

Впрочем, и сейчас она не чувствовала себя ближе. Марк по-прежнему работал в банке, по-прежнему был начальником – поднявшись, впрочем, на одну, но существенную ступень карьерной лестницы, – а Валя успела уволиться, выйти замуж, родить Аришу, вернуться в банк… Но Марка так и не разгадала. Как не могла теперь разгадать и высокого, зеленоглазого, до неприличия обаятельного Москвина. Бросая незаметные, как ей казалось, взгляды на профиль своего соседа по креслу, она видела сногсшибательно густые золотистые ресницы, высокий лоб с крутым завитком светлых волос, видела четко очерченные губы, которые ей хотелось целовать, как вчера, и… дальше ее наблюдательность сдавалась в плен чувствам, причем сдавалась без боя.

– Нас ждут на заводе, – без всякого энтузиазма произнес Михаил Великолепный, когда вся группа москвичей собралась возле двух такси.

– Сначала мы едем в гостиницу, – сообщил Москвин, заметив тоску на лице Леонидаса. – Там мы заселяемся в нумера, потом нормально едим, и только потом следуем на завод.