Полная версия:
Амир. Часть IV
Но каким взглядом, досказать не успел, в комнату стремительно вошёл Вито:
– Рина, что с тобой?
Амир сразу оказался на постели и схватил меня за руку:
– Что происходит?
– Ни… ничего, всё нормально…
– Рина теряет энергию, очень быстро.
– Кому?!
Но Вито лишь покачал головой, он не знает, кому я отдаю энергию, и тоже взял меня за руку. Я хотела возмутиться, но тяжесть рухнула так неожиданно, что я стала заваливаться на постель. Темнота.
Громкий голос Фисы разносил в пух и прах всех иродов, начиная от сотворения мира. Когда я пришла в себя, она облегчённо вздохнула:
– Вот и хорошо, милая моя ласточка, вот и хорошо, всё, теперь я их к тебе на волосок не подпущу, пусть вождь за морем поживёт, да думу думает там.
И началось – на мои попытки задать вопрос, в чём же они всё-таки виноваты, только махала руками и продолжала возмущаться:
– Ты только подумай, жизнь им твоя нужна – жизнь! Да любовь единственная, солнце твоё погаснуть может, а они только о себе и думают! Перевлюблялись все, один Родя и остался, да и он …тоже надумал себе, а ты всем готова свет свой отдать! Я вождю несчётно говорила, нельзя ему рядом быть, нельзя, погубит, а он только зыркнет глазищами, да голову опустит, только и речи, что спасёт, найдёт способ… А где он, способ-то, коли ты сама размахиваешься жизнью во все стороны!
– Амир…
– Далеко.
Фиса тяжело вздохнула, погладила меня по бессильной руке.
– Вито тогда предупреждал, что ты очень слаба, тебе говорил, да вы оба как… рази вас остановишь, Серёжа на страже стоял, помогать издали пытались, да где там! Ироды, одно слово, нечисть, ничем их не пронять, как родились от крови чёрной…
Я уже не слышала её, с трудом отвернулась в другую сторону, печаль и тоска завладели едва живым сердцем. Только мы начали нормально, ну почти нормально общаться с Амиром, только чуть-чуть привыкли друг к другу, просто к присутствию – ну да, полежали вместе на одной постели пару раз при полном облачении в костюм ирода – и сразу судьба заставила разбежаться на разные континенты. Судьба, за что? Почему ты так нас постоянно друг от друга отталкиваешь, ведь я уже почти поверила, что Амир на самом деле стремится меня полюбить, именно меня, со всеми моими тараканами в голове и телесами. Как он тогда сказал, ласково обозвал мягким животиком, никто его не заставлял, да и целовался совершенно искренне, без какой-то игры.
Амир стал смеяться, не хмуро улыбаться иногда, а смеяться настоящим смехом, даже когда тихо посмеивается, и то видно, что это радость, исходящая из души. И улыбка изменилась, не кривой изгиб губ, а улыбка состояния сердца и чувств. Только когда я эту улыбку снова увижу?
От грустных мыслей отвлекла Фиса, грозно заявив, что пора меня кормить.
– Я не хочу есть.
Будучи уверенной, что она начнет меня укорять, я попыталась спрятаться под одеяло, но руки не слушались, поэтому просто закрыла глаза. Тёплая ладошка погладила меня по щеке и грустный голос прошептал:
– А как ты его встречать-то будешь, когда он вернётся? Амёбой ползучей? Долго вождь не выдержит, душа к тебе стремится, да и… мужское взыграло давно, не удержать хотенье, ой, не удержать…
– Фиса!
– Так я что? Я ничего, просто как баба, в смысле женщина говорю, мужик, он и в шкуре ирода мужик, суть одна – мужеская, а им что надо…
– Фиса!
– Джон вот, не ирод конечно, но и не совсем мужик, монгол английский, чужестранец-рыцарь, а туда же – заместо воды чего намешал, а потом зажимать вздумал в тёмном углу…
– После твоих песен, что ему оставалось…
– Ты это брось, спела-то всего ничего, я ещё и другие знаю… ох, вовремя… Машенька, заходи уже, чего хнычешь, не боись, мачеха ругаться не будет, повезло тебе с отцовой женой.
В комнату вошла грустная Мари, и я радостно улыбнулась, как давно я её не видела.
– Мари, как я рада тебя видеть!
Она кинулась ко мне, сразу обняла и лихорадочно зашептала:
– Рина, отец тебя спасёт, он что-нибудь обязательно придумает…
– Ты, Машенька, лучше сразу признайся, слезами делу не поможешь, слово скажешь, на душе легче и станет.
Голос Фисы прозвучал неожиданно строго, и я удивлённо подняла на неё глаза, в чём это Мари нужно передо мной признаваться? Она такая чистая девушка, что ничего предосудительного сделать не может. А Фиса только добавила:
– Говори, Машенька, говори, Рина мачеха добрая, простит, только признаться самой надобно.
И что это Фиса меня всё мачехой обзывает? Причём жена отцовская? Никогда таких разговоров не возникало, о том, что я какая-то родня её матери по крови многосотлетней давности тоже речи не было.
– Мари, не говори ничего, ты ни в чём передо мной виновата быть не можешь…
– Рина, я… я… ты мне энергию свою отдавала…
– Ну и что? Это же я, а не ты, мало ли…
Фиса категорично уточнила:
– Много, очень много, едва в живых осталась.
– Фиса, я не понимаю – в чём может быть виновата Мари, если это я ей энергию передавала?
Мари сильнее прижалась ко мне и сквозь слёзы зашептала:
– Рина, я виновата, я очень перед тобой виновата, и перед отцом… я хотела… а она вытянула из тебя и передала всё мне… всю твою энергию передала мне…
– Мари, кто – она?
– Анна… я говорила с ней о тебе… а она как услышала, что ты мне… не родная мать… побледнела и… и всё у тебя забрала… мы не сразу поняли, только Вито почувствовал… но не успел… Рина, мне нет прощения.
И я поняла – это Анна вытянула из меня жизнь, пожалела девушку, что та с мачехой вынуждена жить, и решила ей помочь избавиться от злыдни в лице меня. Только ироды в чём виноваты? Я с трудом подняла руку и погладила Мари по светлой головке:
– Глупышка, ты ни в чём не виновата, ты же не знала, что Анна так отреагирует…
– Нечего трепать попусту перед чужой девкой, Амир прав, что… отправил её подальше от всех, пусть Родя с ней разбирается.
– Фиса, не ругай Мари, у неё такая чистая душа…
– Душа оно конечно, только разум пора иметь. Хотя… какова родня, у некоторых в голове никогда порядка не будет.
Я засмеялась, и даже Мари смогла улыбнуться – Фиса в своём репертуаре.
4
Только вечером, накормленная ужином, умытая от остатков еды, так как вилку решила держать сама, и завёрнутая в очередную травку, я смогла спросить Фису:
– Объясни, почему ироды виноваты в моём бессилии, если это Анна сделала? И за что ты их изгнала?
Фиса мрачно посмотрела на меня, пять раз вздохнула, только потом решилась:
– Эта шалава всё перепутала в их силе, они тебе помогать ринулись, а получилось, что у тебя же себе и забирать стали. Она Темноту в себе носит, вроде человек, а чернота в душе такая, что ироды в подмётки ей не годятся. Вот и получилось, что их Темнота с ейной-то объединилась, да у тебя жизнь забирала… коли не Амир, то конец бы тебе пришёл, смог остановить эту… эту…
Тяжёлый взгляд в темноту окна показал, что Фиса готова сказать другие слова, но мой взгляд останавливает.
– А эти влюбленные овечки больше всех у тебя жизни-то забирали, с невестами делиться вздумали.
– То есть…
– Мало того, что Маше больше всех досталось от этой… этой… так ещё и Витёк от себя… от тебя добавил. И Лёша с Ясенькой, вот ты подумай, какова сила, они уже далеко были, а ведь достала, разок и видела… шал-лава…
Это слово оказалось единственным, которое позволительно произносить в моём присутствии из всего словарного запаса Фисы в адрес Анны. Амир их отправил, это о них он крикнул, чтобы убрали, предполагая, что именно им я отдаю свою энергию, и ещё Анне. Но не помогло, даже он не смог её просчитать, её человеческой темноты в душе.
– Фиса, Анну воспитывала мачеха?
Она кивнула, всё уже выяснили, каждую минуту её жизни. Пожалуй, Серёже досталось от Амира, что привёз в дом такую… а откуда они могут знать, как её воспитывала мачеха на самом деле, вдруг всё казалось внешне очень даже благостно. Или она сама не приняла новую жену своего отца, какой хорошей бы та не была. Вот они человеческие отношения – одновременно очень сложные и очень простые.
– А Серёжа где?
– Не переживай, вождь его конечно воспитал чуток, но в живых оставил, должен же быть в доме мужчина, даже если он пока пацан неразумный.
– Но ведь он сам ему разрешил приехать с Анной!
– Потому и простил.
Фиса откровенно рассмеялась над логикой вождя, ей ли его не знать, все его хитро-мудрые ходы.
– Так в доме…
– Только мы с Мари, да Серёжа, обслуга не в счёт, мутанты.
– Я до сих пор отдаю свою энергию?
– Коли далеко, то не достаёт, а рядом как река бурная. Всем подряд.
Тяжёлый вздох насторожил Фису, и она сразу спросила:
– Чего вздыхать вздумала?
– Обидно, Анна – человек, а такая ненависть…
– Так у людей ненависть и есть, у иродов её не бывает.
И вдруг так улыбнулась хитро, что теперь уже я насторожилась.
– Рина, только с тобой у них скоро столько её будет…
– Ненависти?
– И её тоже, Амир теперь своё сердце так растревожил, что в нём уже всего полной ложкой.
– Но он её не убил?
Почему-то страх заполнил сердце, что бы ни сделала Анна, нельзя позволить Амиру снова… неправильная мысль. Я даже представить не могу, как он меня защищает от всяких врагов, которых знаю только теоретически, то есть не знаю совсем. Поэтому думать о её судьбе не буду, у вождя есть право действовать так, как он посчитает нужным.
– Не убил.
Ответ Фисы успокоил, но она сразу отвернулась, и я поняла, всё-таки что-то с ней сделали.
– Как с ней Роберт разбирается?
– Уж он знает. Ты об этом не думай, их дело, как тебя оборонять от всяких шалав.
Полежав в полной тишине, Фиса тоже о чём-то задумалась, я всё-таки решила уточнить:
– Я так и не поняла, почему ты на них ругалась, они ведь не виноваты, что Анна такое совершила.
– А что тут понимать, ироды они ироды и есть…
И вдруг стала очень серьёзной, взгляд потемнел почти как у тех самых иродов.
– Рина… даже не знаю… жажда во всех опять всколыхнулась, ты не бойся, недолго было…
– Жа… жажда… Фиса… ведь давно… уже никогда…
– А вот! И я уверена была, да и они… Амир чуть с ума не сошёл, что заново всё с тобой. Ты не бойся…
– Я не боюсь. Но Фиса, она же обычный человек…
– Да не в ней дело-то, не в ней! Хоть и шалава, змея… это нутро их лезет! Ирод прёт! Энергия изменилась, повернулась во все стороны и сразу нутро победило! Зверь вылез, никакая любовь не остановила! Они сами, уже сами из тебя жизнь тянули! Все!
Она даже руками лицо закрыла, пытаясь спрятаться от ужаса, рухнувшего на всех в тот момент, но почти сразу посмотрела на меня своими пронзительными глазами ведьмы.
– Неправду говорю, Витёк едва колыхнулся, он и помог, закрыл тебя от них.
Я неожиданно успокоилась, оледенение уже почти охватившее весь организм, отступило, и сквозь ещё сжатые зубы получился только хриплый шёпот:
– Он раньше всех отказался… от живой крови…
– Верно поняла, верно, лебёдушка наша, всё сразу осознала.
Фиса погладила меня по простыне, укутавшей тело с травами, и призналась:
– Я тут о королеве-то повыспрашивала, так вот, легшее ей было, сильно легшее, чем тебе, золотая моя. Таким путём ты первая идёшь, все камни да сучки, что на дороге лежат сама вынуждена обходить, да ноги об них резать.
– Как это… ей легче? Она самая первая выжила…
– Выжила, знамо дело, своё страдание получила, показала, что возможно закон обойти, а может и вправду поменять смогла, закон-то. Только муж ейный сто лет к встрече с ней готовился, изводил в себе зверя, кровушку как капли принимал, чтобы только в живых остаться, да силу сохранить. Мечтой она уже была, ещё не родилась, королева-то, а он о ней уже думал да ждал, мать ему предрекла такую судьбу, вот он и готовился. И полюбила королева его с первой встречи, с взгляда синего.
Я представила Глеба – оказалось, помню, хотя и плохо понимала в тот момент, что делаю, действительно – глаза такие синие-синие, очень уверенный взгляд.
– А на Амира я упала, старая разведёнка.
– Так и королева-то не девица юная, твоего возраста.
– Она… а глаза такие молодые…
– Ну, коли ты не лежишь тряпкой, тоже глазки сверкают, молодым только позавидовать.
– Амир её любит…
Такого смеха я у Фисы ещё не слышала, тихий ехидный смешок ведьмы, говорящей о своём извечном враге, даже мороз прошёл по коже:
– Рина, да он тогда не то, что любить, мысли в голове собрать не мог, только воинское и осталось: как бы выжить, да врагов перебить. Оно, конечно, тряхнуть тряхнула, ничего супротив не скажу, сильна королева женским чутьём, да и с иродами научилась к тому времени обращаться. Не ревнуй, ты ему сердце разбередила, вошла в него да кусаешь, не даёшь заново застыть, характером своим да любовью безоглядной. Оно кровоточит теперь, страхов да боли много, а он – вождь, бояться не умеет, да и ирод тоже страха не знал, за тебя цепляется, руками за тело белое… Рина, Рина, Рина, токмо тебя и зовёт каждую минуту, хоть и глаз грозный, да слово на губах замерзает…
– Он меня зовёт…
– Зовёт, милая, зовёт, только ты его своими ручками да глазками и держишь, посмотришь на него, у него сердце петь сразу начинает. Потому эта… Анна и смогла дело своё чёрное сотворить, ежели бы у них остался иродов холодный, бездушный комок заместо сердца, то ничего она не сделала, нечему было бы волноваться. Ломает их, нутро ломает, а отвернёшься, испугаешься…
– Я не боюсь! Разверни меня!
Фиса сразу улыбнулась своей обычной мягкой улыбкой:
– Вот и хорошо. Машенька, помоги мне из амёбы заново Рину слепить.
Стремительно появилась Мари и радостно стала меня разматывать из остывшей простыни. Заодно новость сообщила:
– Рина, Серёжа с Амиром разговаривал, завтра приедет мутант с сильной энергией, попытается тебе помочь.
– Хорошо, пусть будет мутант.
– Только он…
– Мари, хоть какой, я не боюсь. Главное, чтобы помог.
– А маслице не надобно?
– Нет!
Но Фиса внесла свою лепту в моё восстановление, и очень чувствительную. Так как я решила, что всё смогу, то и двигаться стала почти нормально, откуда-то появилась сила. И ноги пошли, и руки взмахнули. Вместо маслица мне было предложено физическое занятие: называется бег по пересечённой местности с ужасами покруче голливудских. Я сначала быстро шла, потом бежала по ночным дорожкам сада, а она пугала меня из-за кустов разными криками и неожиданными видами, почти такими же иллюзиями, которые создавал Роберт. То кузнечик грозно кричал на меня, то рыдающий шар с большими глазами выкатывался под ноги, и я подскакивала на бегу или ломилась в кусты от страха. Совершенно измотанная такой прогулкой, я сразу уснула, а рано утром меня разбудила Мари известием, что мутант прибыл.
– Хорошо, я только приведу себя в порядок и позавтракаю.
– Серж уже ждёт в столовой.
Завтракала только я, Мари ничего не смогла поесть и только робко поглядывала на меня. А Серж очень внимательно меня рассматривал, и, не выдержав этого взгляда, я спросила:
– Серёжа, что-то не так?
– Рина, прости, но внешность мутанта…
– Фиса вчера меня уже приготовила к встрече.
Серж поднял брови точно как Амир, пожал плечами, но не стал спорить – Фиса для него непререкаемый авторитет. Но взгляд остался таким же внимательным.
Я дрожала от страха, закрыв глаза и сжав кулаки. Мутант обнимал меня множеством рук и приставил к моему лбу свой клюв. Курица-осьминог с щупальцами-руками и большими прозрачными глазами. И поразительно, просто невероятно – он говорил, ясно и чётко произнося слова. Когда я замерла на пороге кабинета Амира, он сидел на полу, или лежал, не знаю, находился на полу, и, увидев меня, сразу поздоровался:
– Доброе утро, Рина. Меня зовут Андрей.
Серж чуть подтолкнул меня в спину, и я сделала маленький шажок, с трудом прошептала:
– Здравствуй… Андрей.
Пока я шла к столу, ноги подкашивались, а руки дрожали, никакая подготовка Фисы не помогла мне выдержать невероятно тяжёлый взгляд Андрея, прозрачный, как путь в иное пространство. Если бы он не подхватил меня своими руками-щупальцами, я бы упала. Невероятным образом я не потеряла сознание, хотя страх сразу превратил меня в ледяную статую. Как долго мы стояли, я не понимала, лишь всё сильнее жмурила глаза до боли и ярких вспышек, пока Андрей не произнёс едва слышным длинным звуком:
– Аааааамиииир…
Передо мной возникли яркие голубые глаза Амира, и тепло постепенно проявилось где-то внутри организма, даже кулачки разжались. Я уже совсем успокоилась и даже посмела приоткрыть глаза, когда Андрей такими же длинными звуками произнес имена Вито, Алекса и Роберта. И каждый раз я видела перед собой улыбающиеся или смеющиеся глаза. Мне даже стало жарко в множестве рук, плотно обнимавших меня, так сильно внутреннее тепло согревало тело. Я как будто наполнялась этим теплом, и источник был в моём собственном организме.
Голос Андрея вывел из лёгкого тумана почти бессознательного состояния:
– Рина, ты ещё слаба, но энергию уже никому не отдаёшь. Серж, помоги Рине.
Тут же сильные руки мягко подхватили меня, и Серж медленно пошёл под комментарий неизвестно откуда появившейся Фисы:
– Вот и ладно, вот и молодец, не испугалась красавица наша, солнышко ясное, лебёдушка белая… Андрюша всё может, он такой, хоть и страшен видом своим, да сердце доброе. Наш он, рядышком с тобой жил, только с роднёй не повезло, такой уродился.
Я уже практически пришла в себя и глубоко вздохнув, смогла признаться Фисе:
– Этот Андрей… я испугалась, Фиса, как я испугалась, мне так стыдно, но я испугалась. Надо извиниться перед ним, он же почувствовал, догадался, что я его очень сильно испугалась…
Оказалось, что Андрей шёл за нами и вдруг встал перед Сержем, посмотрел на меня своим жутким взглядом.
– Ты действительно хочешь извиниться?
– Прости, я очень испугалась… прости меня… я трусиха.
С трудом удерживаясь, чтобы снова не зажмуриться и не закрыть лицо руками, я повторила:
– Прости меня… за мой страх.
Андрей как-то вытянулся на своих руках-ногах и стал много выше Сержа, покрутил головой, точь-в-точь как курица – резкими короткими движениями, рассматривая меня с высоты, и выдал свой вердикт:
– Ты меня боишься. Рина, ты первый человек, который просит у меня прощения за страх. Амир прав.
Но в чём прав Амир объяснять не стал, повернулся как солдат и пошёл вперед. Длинно вздохнув, Фиса изрекла:
– Вот оно как, ну Рина, ну красавица наша, велика твоя сила.
– Ой, Фиса, да в чём сила, если испугалась как котёнок.
– В признании, милая моя, в этом сила твоя, что не испугалась признаться в своём страхе, да прощения попросить не убоялась.
– Фиса права, ты меня поразила.
Серж говорил чуть надтреснутым голосом, как подросток, который впервые высказал своё мнение взрослым. Он тоже вздохнул и пошёл вслед за Андреем.
И началось настоящее восстановление меня, как объекта в виде пустого шарика. Меня накачивали энергией как гелевый шар, иногда мне казалось, что я, как и он, скоро взлечу к потолку. Сразу после завтрака мной занимался Серж, а после обеда Андрей. Я быстро привыкла к нему, признание в собственном страхе очень облегчило общение, тем более, что сказалось его уникальное, как он сам выразился «самообразование в птичнике».
– Я долго прятался в курятнике одного из домов в деревне, растекался по полу, никто меня и не замечал, голова-то куриная.
– А твои родители, как они могли…
– Мать оставила меня в роддоме, а врачи заспиртовать не успели – я сбежал, утёк через форточку.
Он весело рассказывал об обитателях скотного двора, где царствовал гигантский боров, гонявший даже быков:
– Хозяин был пьяницей, но кормил всех по часам, а на убой водила хозяйка. Он всегда запивал на недели, если кого-то приходилось резать, жалел всех. Только Ваську не любил, но тронуть не смел, всё-таки производитель, на свиньях в основном и держалось хозяйство.
Этого Ваську не боялся только большой рыжий кот Амур, ободранный в боях за любовь местных кошек практически до бесшерстного состояния, но сохранивший внутреннее достоинство хищника.
– Амур прыгал на Ваську и кусал за уши до тех пор, пока тот не забивался в какой-нибудь угол и не начинал визжать от боли и унижения.
Все рассказы Андрея были очень добрыми, никакого злобствования или ехидства, хотя ему самому явно немало доставалось от обитателей скотного двора. Сама я не осмелилась спросить его о том, как он попал к Амиру, но Фиса однажды вечером рассказала его историю:
– Андрюша после пожара, хозяин всё-таки допился до горячки и поджёг один из сараев, уполз в лес, ходить он тогда совсем не мог, да и говорить горлу не позволено…
– Как это – не позволено?
– Дак горло-то куриное, только кудахтать и мог.
Ужас, невероятный ужас существования маленькой детской человеческой души в непонятном теле среди животных. И потом вспоминать ту свою жизнь весело, рассказывать о ней таким трусихам как я.
– Его Родя нашёл… твои родные места навещал.
Я вопросительно взглянула на неё, и она честно призналась в том, о чём я сама уже давно догадалась:
– Вождь всё выяснил о тебе, половинка всё-таки.
Смущённо отвернулась, и, чтобы уйти от опасной темы, быстро продолжила:
– Это потом уже Андрюшу оперировали, и разговаривать научили, Родя его энергию оценил, да способности всякие. Вот и пригодилось.
Она посмотрела на меня, грустно вздохнув несколько раз, сложила руки на коленях.
– Родя многих таких спас, найдёт совсем… куском каким-нибудь, а врачи потом из этого куска душу высекают.
– А почему Андрей так сказал, в чём Амир прав?
Фиса сразу замотала головой:
– Этого я знать не знаю, может разговор какой у них был перед отъездом, кто ж теперь сказать может.
И таким честным взглядом на меня посмотрела, что я сразу догадалась – знает, или понимает, о чём был разговор, но говорить мне не будет, оставит на будущую семейную разборку.
Ночью я думала о том, какой странной жизнью живу, ни времени, ни пространства – только чувства. Я не замечаю дней, никаких чисел, для меня время делится на периоды битвы за жизнь и за любовь. Не так, не периоды, на самом деле я постоянно борюсь за любовь Амира: только, то в относительно здоровом состоянии тела, то практически никаком состоянии. Течение времени вижу по изменениям в окружающей природе, причем кардинальным – лишь по участившимся штормам за окном и пожелтевшей листве в саду догадалась, что уже осень. Прошлая жизнь не вспоминается, практически не помню лиц знакомых и даже физиономию своего бывшего мужа. И дело не в том, что я теперь живу во дворцах, а в скорости событий, происходящих вокруг меня. Даже теперь, когда я целыми днями только лежу или плаваю, вокруг меня что-то происходит. Амир не просто ждёт, когда я восстановлюсь, он ищет выход и действует, совершает массу поступков, о которых мне кто-нибудь, та же Фиса, потом расскажет. Или не расскажет, но я это уже знаю.
И этот дом – в котором мне очень уютно, он мой дом, что бы в нём не происходило – Амир решил строить сразу после истории с Силой хасов. Он понял одним мгновением, что она не даст мне жить, не так, у нас должен быть свой дом, созданный нами, а не шатер вождя хасов шестисотлетней давности. С гаремом. Я хихикнула и спряталась с головой под одеяло, стремительно действует вождь, не просто словом отказался от гарема, а построил дом для нас двоих. Права Фиса, права не в том, что королеве было легче, я думаю, страданий ей досталось, физических в особенности, а в том, что мы с Амиром упали друг на друга в очень сложные моменты собственной жизни. И основа этих сложностей состоит в том, что мы оба никому и никогда не доверяли в своей прошлой жизни. Да и физическое состояние обоих, он с его жаждой моей крови и я с неожиданной передачей ему энергии и эмоций, в которой едва выжила, мешало совместному общению, простому нормальному знакомству мужчины и женщины. И каждый раз, как только мы делаем малюсенький шаг навстречу друг к другу, происходит нечто, что может отбросить нас далеко назад, и только совместная попытка сохранить хоть капельку достигнутого, удерживает нас рядом. Ну да, особенно меня рядом с ним.
Поднявшись с постели, я подошла к окну, мысли не давали покоя, и организму потребовалось движение. Море опять штормило, волны беззвучно двигались огромными валами, чуть поблёскивая в ярком свете луны. Ветер уносил к тёмному небу вихри брызг и тяжёлые тучи принимали их, чтобы снова кинуть на бушующие водные горы. Мы с Амиром представители разных миров, даже разных планет, настолько отличаемся друг от друга во всём. О физических возможностях даже не стоит говорить, та малая толика, которую я знаю, и то впечатляет, а уж то, что Амир мне не показывает, даже боится показать? И он прав в своём страхе. Сейчас я его воспринимаю как обычного, пусть и очень сильного мужчину, а увидев его изменения, именно физические изменения, смогу ли я как прежде относиться к нему, вдруг меня сломает этот ужас перед тем, каким он иногда становится? А может быть, сойду с ума, или никогда уже не смогу его полюбить.
