скачать книгу бесплатно
Вадим и не ожидал, что удастся так быстро отыскать деньги. На этот раз не пришлось рассказывать про большое будущее в Силиконовой Долине – новых кредиторов волновали только срок и процент. Первый был коротким, а второй – высоким. Кредиторы были старомодные и диковатые – два провинциальных бизнесмена, Манукян и Фонаренко, которые верили, что в Москве лучшая маржа.
Отыскать их удалось через бывшего однокурсника, совершенно случайно, который рекомендовал Вадима своим землякам. О проблемах Вадима тогда еще не было слышно, а об успехах знали все. Однокурснику даже пришлось уговаривать Вадима, чтобы тот взял деньги, потому что сумма по московским меркам была невелика.
Но ее вполне хватило бы, чтобы на несколько месяцев забыть о Смирнове и билете на самолет. «А там Лиза вернется – куда она денется, сидит в своей Испании одна, – рассуждал Вадим. – Никому она не нужна, кроме меня, – уж больно она странная». Побег жены теперь казался ему проявлением слабости, а ее связь с Анной – глупым экспериментом, неудачным к тому же. «Возможно, она сидит там и ждет моего приезда и прощения, возможно, они с папочкой и условились так, – а вот фиг им! Смирнов блефует: он не бросит мой проект – сам нехило в него вложился! Никакой предприниматель не бросит такого успешного дела», – Вадим все еще верил в свой грядущий успех. А если вера ослабевала, укреплял ее кокаиновой дорожкой.
Реальность была слишком сурова, чтобы отказаться от грез. Раздобытые деньги были слишком невелики, чтобы не попытаться их преумножить, и Вадим вспомнил про биржу. Ранее по настоянию Лизы он оставил игры на «Форекс» и ММВБ, – оставил не без обиды, потому что не в пример Лизе верил в свои трейдерские таланты. Теперь же настало время всем доказать, как Вадим умеет творить деньги из пустоты – исключительно силой своей интуиции и аналитической мысли.
Показать бывшему банкиру Смирнову, и Лизе, которая, как он слышал, делала успехи в работе биржевым аналитиком до своей болезни, – вот чего хотел Вадим. И заработать денег – но все проиграл очень быстро.
Кредиты вышли, а кредиторы уже стучали в дверь. Но Вадим не спешил отворять им – после предательства Смирновых он считал себя свободным от любых обязательств, он не чувствовал себя в долгу. «Чего им надо? Пусть идут к черту!», – и блокировал номера, менял сим-карты, перестал появляться в офисе, потому что нечем было платить зарплату; пришлось закрыть странички в социальных сетях. С болью в сердце он удалил свой инстаграм.
Но все это не спасло Вадима от того, что однажды на пороге его дома появился Дмитрий Бавыкин. Вчерашний рязанский омоновец, который второй месяц ожидал перевода в столицу, а пока ютился на съемном углу в коммуналке и искал, как подзаработать денег. Фонаренко и Манукян его тоже нашли по знакомству. Бавыкин пообещал им вытрясти деньги из московского должника.
Москвичей он не любил. Москва казалась ему неправильным местом. Привычная звенящая пустота вокруг себя, равно как и в собственной голове была невозможна здесь: улицы наполнялись шумом, а черепная коробка – обрывками мыслей и эхом чужих голосов. Остро чувствовался недостаток солнца, а под ногами вместо белого снега была едкая мокрая грязь. Пространство между тоскливыми небом и землей было заполнено пестрыми магазинными витринами, запахом кофе и мурлыканьем музыки, яркой уличной иллюминацией, пробуждавшейся с наступлением темноты. Все это должно было отвлечь людей от земли и неба. Но люди не были веселы, они перемещались по городу, вовлеченные в плотные человеческие потоки, обидно ограничивающие их скорости – как бы быстро они ни бежали. Всякий, кто бежал быстро, хотел бежать еще быстрее, но неизбежно упирался в чужую спину. Тот, кто приобрел машину для большей скорости, в результате двигался медленнее, чем пешеход. Подземные завидовали наземным. Наземные проклинали пробки и сводки погоды. Здесь все страдали, но не настолько, чтобы покинуть Москву раз и навсегда.
Бавыкин решил здесь задержаться. Как и у многих, приезжавших сюда, у Бавыкина были амбиции, нахрапистость и природная агрессивность, не считавшиеся в столице зазорными. Бавыкин не был умен, а из образования имел только три года в ПТУ и год в войсках химзащиты. Он уже был женат – жена с полуторагодовалой дочкой сидели сейчас в родном поселке под Рязанью и дожидались, когда Бавыкину выделят место в московском служебном общежитии.
Бавыкин знал, что перед такими как он жизнь никогда не расстилает ковровых дорожек, но иногда предоставляет возможность выдернуть дорожку из-под чужих ног. Жизнь подставляет его под удар, но вместе с тем вручает щит и дубинку. За крепость его черепа были готовы платить. А главное, ему никто не запрещал ненавидеть.
Вадима Бавыкин отыскал без труда, пробив его по полицейским базам и наведавшись в офис на Чистых прудах со служебным удостоверением. Там он узнал адрес квартиры Смирновой, а дальше – дальше к Вадиму пожаловал «газовый инспектор». То, что в доме нет газовой трубы, Вадим вспомнил, только когда уже щелкнул замком, отпирая дверь.
Приоткрытая дверь широко распахнулась от удара снаружи, и две руки вцепились в ворот его рубашки.
– Ну что, деньги Манукяну будем отдавать, а-а-а?! – прокричало прорвавшееся в дом курносое безволосое существо, хрипя и матюгаясь.
Вадим растерялся, а через минуту только и бормотал, что все дело исправит один звонок Смирнову.
По требованию Бавыкина он набрал Смирнова прямо сейчас, но тот на звонок не ответил. Вадим слезно обещал до вечера до тестя дозвониться.
О Смирнове Бавыкин был своими работодателями осведомлен, поэтому применять к его зятю силу не торопился. Важнее было получить деньги, чем разбить этому хиляку нос.
Бавыкин дал Вадиму на все три дня, а для демонстрации серьезности своих намерений решил реквизировать у должника телевизор. Но телевизора не нашлось: Лиза принципиально его в доме не держала.
– Что, наркоман, телек уже загнал? – спросил провинциал Бавыкин, у которого отсутствие в этой небедной квартире телевизора не укладывалось в голове.
Тогда Бавыкин изъял у Вадима зеркальный фотоаппарат, попавшийся ему на глаза. Фотоаппарат этот он вскоре продал, пустив вырученные деньги себе на комиссионные.
После знакомства с Бавыкиным Вадим понял, что очередного визита к Смирнову не избежать, а с Лизой – с Лизой, видимо, придется, как того хочет ее отец, мириться. Это значит, что он, Вадим, проиграл Смирновым – что было предсказуемо, просто Вадим как можно дольше оттягивал обидный момент проигрыша.
Остатки своего самомнения Вадим растворил в стакане с виски, который попытался, но не сумел выпить залпом. Как оказалось, Лизе не слишком нужен он, а Смирнову – прибыль от вложенных денег. Эти упрямцы поставили свои фишки на карту, чтобы показать Вадиму, кто он есть. Просто наемный сотрудник, которого отец поставил следить за своей чудаковатой девчонкой. Муж по договору, дареный жених.
«Какие у меня на нее права? – Она ведь даже фамилию не поменяла, так и осталась Смирновой, словно заранее знала, что этот брак ненадолго.
Что будет, если я верну ее и привезу в Москву – она снова ляжет в кровать с Коротковой? Или может, все-таки какого-нибудь мужчину выберет?
Что скажет тогда ее отец? – А ничего: снова потребует от меня все проглотить».
Этот внутренний монолог при закрытых дверях прокуренной квартиры, разбавляемый глотками спиртного, Вадим вел два дня, потому что на третий надо было звонить Смирнову. Но позвонить не получилось – все номера Смирнова оказались вдруг не доступны. А из новостей на Яндексе Вадим узнал, что в Альпах упал самолет.
Это был крах: Вадим схватился за голову. Он метался по комнате, но в то же время чувствовал в глубине себя нечто приятное и согревающее. – Это была злая радость за то, что упал все-таки Смирнов. И пусть Вадима вскоре может постигнуть та же участь, Смирнов этого уже не увидит. Он отправился в небытие первым, а значит, проиграл – он.
Все это было утешительно, но не спасало Вадима. Как бы не был он ошарашен, ему пришлось поспешно собрать сумку и покинуть квартиру на Большой Декабрьской ранее, чем к нему наведается вчерашний коллектор.
Он договорился пожить у друга, но через неделю пришлось съехать – к другу пожаловала иногородняя родня. И Вадим перебрался к своим родителям, уже много лет живущим в районе Марьина Роща в щербатой панельной пятиэтажке. Там, по месту прописки, омоновец Бавыкин отыскал его без труда.
Он подстерег Вадима у подъезда, когда тот вышел в магазин. Домой Вадим уже не вернулся: Бавыкин усадил его на пассажирское кресло его же собственной «камри», а сам, завладев ключами, сел за руль.
Бавыкин тоже видел новости в Яндексе.
Бавыкин дал понять Вадиму, что теперь ему никто не поможет, в тех грубых выражениях, в которых изъясняться умел хорошо.
Бавыкину было обидно, потому что даже он понимал, что крупная рыба ушла. Кошка сдохла. И все, что теперь оставалось Бавыкину, это трясти Вадима в надежде, что хотя бы мелкая монета посыплется из карманов должника.
Перво-наперво надо было тщательно обыскать дом, потому Бавыкин повез Вадима на Большую Декабрьскую, пеняя себя, что поленился учинить обыск раньше. Там, в распотрошенной квартире Лизы Смирновой, и застал их Михаил.
Синяя тетрадь
– Покурить бы, – заныл Вадим, с ногами забравшийся в кресло-качалку, тоскливо поскрипывающую в кататонической монотонности.
Михаил, расположившийся напротив в каминном кресле, потянулся было к валявшемуся на полу вейпу, но Вадим остановил его:
– Да нет, там, в пианино должна быть трава, сверток – поищи.
– Марихуана? А если бы этот ее нашел? – изумился Михаил.
– Не нашел бы, – отвечал Вадим с раздраженной беспечностью, – он слишком для этого туп. А если бы и нашел, то ничего не сделал. Как ты уже понял, он здесь не при исполнении.
Вадим спрыгнул с кресла и направился к пианино сам. Открыв его верхнюю крышку, он бесцеремонно, по локоть залез в струнное чрево и принялся шарить там, попутно производя какофонию. Наконец он извлек серый пакет, прекратив пытку инструмента.
– Ты что, собираешься сейчас это курить? – с опасением спросил Михаил.
– Да, а почему нет? Ты сам не хочешь?
Михаил не хотел. Он не хотел курить траву, потому что никогда даже не пробовал наркотиков. Он не хотел быть свидетелем разборок из-за чужих долгов. Не хотел иметь никаких дел с людьми с удостоверениями вроде Бавыкина. Знать их не хотел. Сомнительный человек Вадим был ему тоже неприятен. Но Михаил помнил о кипрских деньгах, о которых узнал сегодня утром у нотариуса. Путь к ним лежал через Вадима, и Михаил спросил:
– Ты точно не знаешь, где сейчас может находиться твоя жена?
– Не имею не малейшего понятия, – ответил Вадим. Руки его тряслись, когда он пытался развязать бечевку, которой был обмотан бумажный пакет. Михаил с жалостью посмотрел на него, но помогать и не думал.
– Ну, хотя бы предположить? Где она была до крушения самолета?
– Где-то в Испании, – кряхтел Вадим над пакетом. – Я не знаю точно – у ее отца не узнавал, потому что не собирался ехать. А оно вон как вышло – теперь и не у кого спросить, – Михаилу показалось, что Вадим на последней фразе хихикнул.
– А номер телефона ее, адрес электронной почты? Ты ей писал, звонил?
– Номер ее недоступен. Думал сначала, что заблокировала меня, попробовал с другой сим-карты – бесполезно. Даже гудков нет. Телефон, похоже, она сменила. Электронную почту сейчас тебе нацарапаю, – и Вадим поднял с пола ручку, оторвал клочок серой бумаги от свертка с травой, написал на нем и подал Михаилу. Старостин брезгливо взял записку.
– А что насчет профилей в социальных сетях?
– Все удалила – я сам удивился. Несколько дней назад зашел: ни фейсбука больше нет, не инстаграма, из мессенджеров пропала.
– Вот это странно, – сказал Михаил, с подозрением посмотрев на Вадима. Уж не он ли был причиной такой скрытности своей жены? До того как они расстались, что между ними происходило? – А из-за чего вы с женой разошлись?
– А вот это не твое дело, – огрызнулся Вадим, который, наконец, догадался вскрыть пакет ножом для бумаг. – Да мы с ней официально не расходились: по документам мы муж и жена, понял? Это значит, что я тоже имею право на долю во всем этом, – и Вадим дерганным движением руки очертил в воздухе рваный круг, не уточняя, на долю в чем он имеет право. – А вот что ты за сын Мещерского, это надо еще посмотреть.
– Самый настоящий, – Михаил сам удивился собственной наглости. – По документам.
– Ну-ну, – пальцы не слушались Вадима, когда он сворачивал косяк. Неловкое движение, и он все рассыпал. – Черт, что ж такое-то! – возопил Вадим. – Как не везет-то!
– Может, тебе не надо в таком состоянии?
– Может, это мое лучшее состояние. Живое состояние – через месяц-другой его может и не быть, если я не рассчитаюсь с долгами, – неприятно паясничая, возразил Вадим, принимаясь за очередную самокрутку.
– А откуда у тебя долги?
– Откуда? Потому что я – бизнесмен. Я работаю в сфере венчурных инвестиций. Высокая доходность и высокие риски. Сам-то ты работаешь где?
– В офисе, продаю оборудование для общепита, – невесело пробурчал Михаил.
– Манагер, что ли? А чего так мелко? Для сына Мещерского что, не нашлось местечка получше?
– Я не готов с тобой это сейчас обсуждать.
– В настоящее время мы не готовы ответить на ваш звонок, все операторы заняты, – издевательски пропищал Вадим, зажав пальцами кончик носа. – Не, а серьезно, что так?
– Я не знал своего отца, мы с ним никогда не встречались, – ответил Михаил твердо, потому что это была правда, хотя и сказанная о другом человеке.
– Фигасе! – присвистнул Вадим. – Впрочем, всякое бывает. Бабы, они такие.
– Причем здесь бабы?
– Бабы, они такие, – повторил Вадим, вперяя взгляд в изображение на портрете.
Женщину на картине это ничуть не смутило. Все с тем же светским высокомерием и недобрым исследовательским интересом смотрела она поверх голов, словно внизу суетились не люди, а белые мыши.
Михаил взглянул на Вадима, потом на Лизу и усмехнулся.
– Как получилось, что Смирнов не сумел решить твоих проблем с долгами?
– Как получилось? Смирнов был тот еще жук. Он хотел от меня добиться одной вещи, я тянул – в результате Смирнов не выдержал, и умер первым, – на лице Вадима вновь была издевательская, полусумасшедшая улыбка. – Может, ну ее, эту траву, – предложил он, отчаявшись скрутить самокрутку. – Может, по коньяку?
Михаил отрицательно покачал головой, но Вадим уже бросил свое курево и неверной рукой разливал коньяк по стаканам, звеня о края горлышком бутылки.
– А чего он от тебя хотел? – Михаилу казалось, что недоговаривая Вадим вынуждал собеседника раскручивать беседу и провоцировал дальнейшие вопросы.
– Да чтобы я помирился с его дочерью.
– Ну так и что в этом плохого?
– Она мне изменила.
– Понятно, – смутился Михаил. Дальше расспрашивать ему совсем не хотелось, но Вадим явно желал продолжить сеанс семейных разоблачений. Он отхватил уже половину налитого в стакане коньяка.
– И как ты думаешь, с кем? – Вадим интригующим, игривым взглядом посмотрел на Михаила.
– Понятия не имею. Но думаю, что Лизу надо искать у любовника в таком случае, – сказал Михаил отрезвляюще резко.
– У любовника, – Вадим сделал нежный акцент на последнем слове, – я уже искал. Нет ее там, и никто ничего не знает.
– То есть она не к любовнику ушла, а так – в никуда? Как-то странно, – Михаил поднял глаза и еще раз посмотрел на портрет. «Такая женщина может». – А в документах ее не искал? Может, там есть какие-то намеки о том, где она находится?
– Документы не изучал детально. Но если хочешь, ты посмотри, – Вадим подошел к белому секретеру и потянул за ручку: ворох бумаг посыпался вниз. – Бавыкин тут уже все разворошил. Деньги искал, собака.
Старые коммунальные счета, выцветшие кассовые чеки, рекламные проспекты, атлас подмосковных дорог…
– Важные свои документы она забрала, когда уходила, – пояснил Вадим.
Несколько каталогов женской одежды, договор с интернет-провайдером, медицинская стоматологическая карта, стопка чужих визиток, инструкция от стиральной машинки… и вдруг в руках у Михаила оказалась ученическая, синяя с тиснением тетрадь.
Михаил открыл и прочел на первой странице:
«Я никогда не умела вести дневников. Как будто бы робела перед ними, не любила я белой бумаги.
Я не сильно надеюсь, что что-то получится и теперь.
Вот, я уже написала “что что-то”, а это некрасиво. А если зачеркну, то будет грязь. А если продолжу в том же духе писать ни о чем, то получится графомания.
Вот, я уже оправдываюсь, – а перед кем?
Точно читаю лекцию в огромной и пустой аудитории, и неловко от того, что никто не пришел, но в то же время всегда есть вероятность – кто-то притаился за дверью и подслушивает.
А еще я слишком часто употребляю здесь “Я” – словно пытаюсь убедить других в его существовании. Сама же я сильно сомневаюсь в этом».
20 апреля 2014 года
– Что это? Посмотри, – сказал Михаил с легким смущением. Почерк в тетради был аккуратный, округлый, с хорошим нажимом. Почерк отличницы.
– Это? – Вадим небрежно, веером пролистал тетрадь. – Это ее писанина. Выкинуть надо.
– А я могу себе забрать?
– Бери.
* * *
Все, что было у Михаила, когда он покинул квартиру на Большой Декабрьской, это номер телефона Смирновой, недоступного для звонков, адрес электронной почты и старый дневник. Все, что мог сделать Михаил, чтобы разыскать Лизу, – это написать ей электронное письмо и ждать. Но прежде он захотел познакомиться с Лизой получше.
День подходил к концу, Михаил спустился в метро и с «Улицы 1905 года» поехал по сиреневой ветке прямиком в Выхино, где и проживал. Люди, чей день сегодня прошел не так интересно, как у него, с тусклыми, безрадостными лицами заходили, а после того как поезд миновал «Пушкинскую», – втискивались в вагон. Обступленный ими, лишенный другой опоры, кроме них, вместе со всеми мечтавший о скорейшем окончании поездки, – Михаил был сегодня все-таки счастливее и беспокойнее, чем обычно.
