Чужое имя

– Нет, обманула. Десять лет походов, а не в горы. Начинала в поисковом отряде, который пропавших людей искал. По болотам, лесам. Это, конечно, не поход в полном его понимании, а спасательная операция. Но потом всё как-то переросло именно в походы, ну которые с палатками, кострами и гитарой. И со временем добралась до гор. Другой уровень. Да, перешла на новый уровень походов. Не по высоте, а по сложности, я имею в виду. Это не простое увлечение, сил много отбирает. Зато и дает много чего другого.

– Например? – заинтересовался я.

– Да по-разному. Кому чего не хватает, наверное, то и дает. Мне вот спокойствия в жизни не хватало. Даже лесные походы не подпитывали энергетикой так, как это сделали горы. Стоишь на верхушке, смотришь в небо и в тебя словно зарядка как в батарейку льётся.

Мы снова замолчали. Она пододвинула свой рюкзачок поближе, достала оттуда какие-то тетради, сложенные листы, положила перед собой на столик, но не спешила разворачивать.

– Еду в Рязань на учебу. – кивнула она на тетради.

– Второе высшее? – я прикинул возраст по её внешности.

– Третье. – она снова устало улыбнулась. – На этот раз по основной профессии.

– А чем вы занимаетесь? – не удержался я от вопроса.

– Медсестра скорой помощи.

Видимо вселенная в самом начале моего пути за ответами и вдохновением решила сначала осадить меня в самомнении. Со мной в купе оказалась медсестра, человек благородной профессии. Медсестра скорой помощи, а «скорая», в моем понимании, это эпицентр человеческих проблем со здоровьем, ведь всё начинается со «скорой», и эти люди принимают первый удар. Еще Анна десять лет ходит в походы, чем заткнула меня за пояс с моими потугами начинающего путешественника. И ещё третье высшее… А я тут с кризисом среднего возраста пытаюсь лёжа на полке разобраться. Вот человек, явно моложе меня, свою жизнь кроит как заправский портной, в то время как взрослый дядька рефлексирует из-за неудач с писаниной.

– На врача учитесь?

– Ага. Вот после суточной смены теперь еще на коллоквиум готовиться

надо.

– Ого, это же очень трудно, наверное? – снова я удивился силе воли Анны.

– Физически терпимо, а эмоционально… Двояко получается. С одной

стороны, так выматываешься от чужой боли за эти сутки, что хочется домой и забиться в угол. – ну наконец-то я услышал о её слабости. Аж приятно стало, что этот железный человек не такой уж железный. – А с другой, за целый день насмотришься на то, как они страдают, а у тебя нет ни знаний, ни опыта, что бы помочь им, вот силы как-то сами и появляются на конспекты и учебники. Сегодня откачивали наркомана. Падшая личность, если честно. Но человек, жалко его. За ним бабуля в реанимацию поступила. Тут уже возраст сделал своё дело, и в глазах желание покоя. Таких еще жальче. А следующим мальчик маленький, каким-то невероятным образом с балкона сорвался, родители недоглядели. Тут вообще душа разрывается. Невинное создание страдает от невнимания нас, взрослых. Вот и едешь в институт ради них всех. Ради падших, от которых отказался весь мир. Ради стариков, которые сделали всё для этого мира, и сами хотят на покой. Ради детей, которые мир-то и не видели. Но устаешь, конечно. Сегодня так вымоталась, что чуть под машину не попала. Как сомнамбула со смены вышла и на первом же переходе пошла на красный. Еле увернулась от машины…

Теперь я смотрел в окно, переваривая всё сказанное. Эту философию необычно сильного сострадания к любому, попавшему в беду. Эту готовность к самопожертвованию через постоянное истощение. Эту самоотдачу. Я всегда думал, что самые большие циники, это врачи. А тут встретив эту девушку весьма усомнился в своём прагматизме. И насколько её мировоззрение не совпадало с моим! Я ехал в этой камере с четырьмя откидными нарами разбираться исключительно со своими проблемами, а она ехала в этой келье что бы читать конспекты и учиться помогать другим. Наверняка, тоже выбирала незанятое купе, что бы её не беспокоили.

– Может чаю хотите или кофе? – спросил я, пытаясь как-то приобщиться к её мировой спасательной миссии.

– Нет, спасибо. Почитаю вот… – она пододвинула тетради.

– Тогда, пожалуй, я не буду вам мешать. – буркнул я и полез наверх.

Немного поворочавшись, я всё же уснул под равномерное раскачивание и стук колёс. Спать в поезде – это, как мне кажется, вид психотерапии. Мне жена говорила, что мурчание кота очень полезно для человека, так как частоты и вибрации, издаваемые пушистым, благотворно влияют на наш организм. Но вот вибрации поезда я считаю средством более сильным.

Мне приснился сон, как я стою на вершине горы и протягиваю вверх недавно подписанные мною контракт на покупку чужого имени. В какой-то момент серые тучи расступаются, и я жду, что на меня снизойдет сияние. Но вместо этого с неба падает огромная капля крови, и голос свысока спрашивает:

«Ничего тебе не жмёт?». Я проверяю лямки рюкзака, не жмут ли они мне, но понимаю, что никакого рюкзака на мне нет. И голос имел ввиду не лямки рюкзака, а мою совесть. Не жмет ли мне совесть? Ну да, я поступил не особо честно по отношению к своим будущим читателям, приобретя за деньги не существующую репутацию. Но это всего лишь имя. Даже не имя, а псевдоним. И по большому счёту, читателям наплевать, как тебя зовут. Главное, что внутри твоей писанины. Понравится – имя может и запомнят, не понравится – никто специально не запоминает неудачливых литераторов, что бы обходить их произведения стороной. Все помнят победителей, а неудачников не замечают. Поэтому я ответил голосу:

«Им всем насрать!». Не очень этичным, казалось, кричать такое слово в горах. Всё же горы это что-то более возвышенное, требующее других эпитетов в речи. Но голос свыше не сильно отстал от меня и так же ответил: «Да, всем насрать на тебя!». Поэтому я не стал сильно терзаться, что в горах, в этом прекрасном месте с таким потрясающими видами употребил этот глагол. Вытерев кровь с лица, я проснулся.

Оказалось, что я вытираю пот, выступивший на лбу. В купе было душно. Я распрямился, неожиданно ударившись лбом о скос потолка, и, чертыхнувшись, глянул вниз. В купе было пусто. Видимо Анна уже сошла в Рязани. Я спрыгнул вниз, удачно попав в кроссовки, потянулся и распахнул зеркальную дверь. Свежий воздух из коридора слегка приободрил, и мне захотелось кофе. И по удачному стечению обстоятельств по лесенке на второй этаж вагона поднималась проводница.

– Здравствуйте. – обратился я к ней. – Моя попутчица уже сошла?

Та внимательно посмотрела на меня, заглянула в купе, снова посмотрела на

меня:

– Какая попутчица?

– Ну мы же Рязань проехали уже?

– Ну да, была остановка в Рязани.

– Значит сошла. – сделал вывод я, побыстрее переходя на интересующую

тему: – А можно мне кофе?

На станции Грязи-Воронежские в купе подсела мама с дочкой и мужчина. Купе заполнилось, и моя надежда об одинокой поездке была разбита окончательно. Девочка привела такого же малолетнего друга из соседнего купе, они разложили игрушки и начали так громко разговаривать, что я вспомнил двух маргиналов прошлой ночью. А мужик забрался на верхнюю полку напротив меня и не менее громко захрапел, расточая ароматы перегара под потолком.

Приезд

Утром, в начале шестого, я выбрался из купе, ни с кем из попутчиков не попрощавшись и поспешно спустился на твердую землю перрона Невинномысского железнодорожного вокзала. Было темно и прохладно, редкие пассажиры поезда, как и я сошедшие на этой станции, проходили мимо меня на выход в город. А я решил задержаться на лавочке, так как до встречи с гидом у меня было еще пару часов.

– Здравствуйте. – как-то слишком бодро для темного осеннего утра окликнули меня со спины. – А вы из нашей группы?

Я обернулся. Спрашивала молодая девушка, так же как и я одетая в мембранную куртку и с рюкзаком за спиной. Что-то мне везет на молодых попутчиц, уж не опять ли это проверка со стороны вселенной на мою стойкость в своих принципах.

– Здравствуйте. Из какой из вашей? – уточнил я на всякий случай.

Невинномысск был местом встречи различных групп туристов, как я понял в процессе поиска горного путешествия. Поэтому была опасность случайно прибиться к чужой группе.

– Горный лагерь в Домбае. Гид Игорь. – уточнила собеседница, зачем-то пальцем выписывая в воздухе букву «И».

– Да, пожалуй я из вашей группы. Егор. – я сразу представился.

– Аля. – ответила она и добавила. – Очень приятно. А вы больше никого в снаряжении не видели с этого поезда?

– Взаимно. Вроде два человека с рюкзаками, во-о-он там, с той стороны вокзала стоят. Из соседнего вагона сошли. – я кивнул головой в сторону. – Будем ждать гида вместе?

– Да, почему бы и нет. – ответила Аля. – Только вот я чаю хочу. Не знаете, где-нибудь тут есть кафешки?

Я огляделся, но с перрона трудно было что-то увидеть. По самртфонному навигатору я знал, что через дорогу от вокзала есть чебуречная, но график работы заведения начинался с девяти утра. А сам вокзал по размеру был намного меньше того же Казанского или Ярославского, так что надеяться на наличие круглосуточного буфета внутри не приходилось.

– А у меня чай есть. В термосе. – решил я проявить товарищескую поддержку, которая, по моему мнению, обязательно должна быть в группе горных туристов. – И «сникерс». Жена заваривала.

Последнее я добавил не для Али, а для вселенной, что бы она не вздумала меня провоцировать больше ни на что. Получилось, словно моя супруга заваривала «сникерс», но Аля на такую очевидную глупость внимания не обратила, видимо поняв, почему незнакомый мужчина сразу начинает упоминать жену. Фраза-оберег.

– Может к тем двоим подойдем? – предложила Аля кивнув в ту же сторону, что и я ранее.

Мы подошли, начали с того же вопроса о группе и лагере, представились. Да, молодой грузный человек с растрепанными и сальными волосами и его такая же грузная, но с более порядочной прической, спутница оказались из «наших». Они представились как Игнат и Алёна. Я тогда еще отметил, что им, наверное, комфортнее, чем мне, потому что на них были нормальные пуховики и теплые ботинки, а не мембранная курточка и кроссовки, как у меня.

Но как только мы приземлили свои рюкзаки на лавочку рядом с ними, они молча встали, взяли свои вещи и пошли куда-то.

– Что это было? – спросила меня Аля.

– Без понятия. Странные какие-то. – пожал я плечами, уже доставая термос и пакет с шоколадными батончиками из рюкзака. Мне вспомнился голос из моего сна, который объяснял, что всем на всех наплевать. – Чаю?

Мы перекусили, потом Аля предложила пойти погреться вовнутрь, так как в мембранной куртке ей тоже было «не весело». Но я, пообещав подойти попозже, остался на улице запускать другой навигатор, отдельно носимый. Я как раз перед поездкой закачал в него карты этого региона и не успел проверить. А в помещениях сигнал спутников практически не ловится, так что внутрь идти не было смысла.

Пару часов пролетели как-то незаметно, я за это время успел перебраться на площадь перед вокзалом, где и была назначена встреча с гидом. А в назначенный час стали собираться люди, и я впервые увидел остальных членов нашей горной команды. Появился гид, молодой улыбчивый парень по имени Игорь, всех сосчитал, сверился со списком и пригласил усаживаться в микроавтобус.

– У нас впереди четыре часа дороги с заездом в Шоанинский храм, а затем обед. Так что ваше горное путешествие начинается уже сегодня. И в кафе обещаю местные вкусные лепешки хычины с разной начинкой. – пообещал Игорь.

– А может сначала обед? – подал голос Игнат.

– Сытым в гору подниматься тяжело. – парировал с улыбкой Игорь и, еще раз проверив всех по количеству, сел на переднее сиденье рядом с водителем. – Ну, в путь!

Далее были обещанные четыре часа езды, за которые я успел поспать, посмотреть в окно на меняющийся пейзаж, снова поспать, снова просмотреть и пофотографировать пейзажи. В отличие от средней полосы, тут была золотая осень в заключительной своей поре. Пока что присутствовали желтые, а местами даже зеленые, листья на деревьях, а не голые, почти черные в общей массе ветки. Небо было хоть и наполнено легкими облаками, но не такое свинцовое, как над Москвой. Равнина постепенно сменялась горами, и горы становились всё выше. Несколько раз мы по мостам проезжали над речками, разительно отличающимися от рек нашей местности. Горная река – это совсем другое, смешение камней и бурлящей воды, а не вязких берегов и спокойной глади.

В одном месте свернув с главной дороги, микроавтобус попетлял по населенному пункту и остановился у подножия горы. С трассы она выглядела не так внушительно, но когда мы оказались у основания, я оценил истинные размеры этой каменной глыбы. Пожалуй, немало времени уйдёт на её покорение. И мы всей группой начали пеший подъем по накатанной грунтовой дороге, уступая путь проезжающему транспорту и коровам. Коровы паслись на крутых склонах, периодически пересекали дорогу, что бы перейти на следующий склон. Иногда раздавался треск ломающихся веток, и очередное животное вываливалось на дорогу уже сверху. Смотреть на этих горных коров было забавно.

Дорога на вершину петляла змеёй. Уклон был хоть и небольшой, но всё равно становилось жарко от нагрузки.

– Отсюда уже лучше видно, оглянитесь. – сказал гид Игорь. – Это река Кубань. С этой стороны реки село имени Коста Хетагурова, а на том берегу посёлок Новый Карачай. Вот такое интересное административное деление, хотя кроме реки границы нет.

– А кто такой был этот Коста Хетагуров? – спросил идущий рядом с гидом парень.

Все, кто успел подняться первыми повыше, остановились и посмотрели с высоты на поселок под нами, пока остальные подтягивались. Маленькое селение вдоль реки в окружении величественных гор. Я представил, что утром выходишь из дома, и сразу смотришь на горный пейзаж, и мне это показалось весьма возвышенным и поэтичным. Не зря многие писатели и поэты ездили на Кавказ.

– Коста Хетагуров человек очень интересной судьбы. – ответил Игорь. Мы со временем поняли, что он весьма много знал об этом регионе, его истории, традициях. – Его считают основателем осетинской литературы. Поэт, драматург, художник, общественный деятель. При жизни был гоним властями. В первую ссылку отправили за протест против закрытия единственной женской школы во Владикавказе. Во вторую – за какой-то бытовой инцидент его тёзки Константина Хетагурова совершенно с другим отчеством. Так что он пострадал за чужое имя, но свою репутацию. Чиновники обвинили Коста в этом проступке и запретили ему жить в Кавказском крае. Умер в нищете и болезни на руках своей сестры. Но люди добились, что бы прах его перевезли во Владикавказ, и по пути следования поезд встречали на станциях. Особенно в Беслане, где собрались все жители окрестных деревень во главе с духовенством. Во Владикавказе гроб несли на руках, и все старались дотронуться до него. По дороге грузины, армяне, осетины служили панихиды на своих языках. В церкви отпевали на русском. При выносе обряд вершили мусульмане.

Потрясенные подробностями этой истории, мы молча тронулись вверх.

Лишь кто-то из группы добавил:

– При жизни обычно люди с активной гражданкой позицией не нужны никому, и даже мешают. Только после смерти они становятся знаменитыми и почитаемыми.

Поднялись к храму мы достаточно быстро, вернее сказать, быстрее, чем я ожидал. Лишь в хвосте плелись те самые Игнат с Алёной. Наверное, мешала их комплекция и, пожалуй, нехватка сил из-за отсутствия желанного обеда.

По дороге я обдумывал что-то такое, что вертелось в сознании после фразы

«пострадал за чужое имя». Оказывается, чужие имена приносят не только какую- то выгоду, но и могут доставить проблемы. И зачем эта ремарка о знаменитости после смерти? Нет, я знаю такой постулат, что художник при жизни не достигнет такой популярности, какая сама приходит после его кончины. Но я собрался стать популярным писателем уже сейчас, и самое главное, при жизни. И мне эти мысли о смерти совсем не нужны. Тщеславие ли это? Нет, скорее здоровый прагматизм и нежелание терять время на раскрутку собственного имени. Время – деньги, как говориться. И в данной задаче деньги, вложенные в псевдоним, помогали мне сэкономить время. Повертев это в мыслях, я постарался выкинуть всё из головы, и вновь наслаждаться окружающими видами.

Храм впечатлял. Не так, как огромные монументальные строения, красивая лепнина на их фасадах как результат дорогой реставрации, показная иллюминация. Он, напротив, был весьма скромен в размерах, внешне стар и, даже, казалось, неухожен. Именно такой «старческий» облик в рассеянном свете осеннего солнца был архитектурным свидетельством бессилия времени над верой человека. Пережив более десяти веков, обветшав, но сохранившись, это религиозное строение до сих пор выполняло свои функции, и внутри иногда проходили службы.

Я стоял в беседке-звоннице над обрывом и смотрел на потрясающий вид. С одной стороны в низине поселок, с другой жёлто-зеленые горы, над головой серое небо и достаточно низко летающие орлы. Настоящие орлы над головой, да так близко, что можно оценить гигантский размах крыльев! А внизу такая пропасть под ногами, что дух захватывает.

А ещё внизу у забора, отгораживающего территорию храма от внешнего мира, стоял Игнат и Алёна. Они не пошли не то что бы в храм, хотя это было удивительно пропустить такую потрясающую экскурсию, но даже на прихрамовую территорию не ступили. Могли бы хоть на лавочках посидеть, которые начинались сразу за турникетом. А то я видел, как Алёна облокачивается на своего спутника и пытается отдышаться. Подъем дался им тяжело, но они всё равно не прошли за ограждение.

Решив, что это их проблемы, я перестал рассматривать эту странную парочку и вновь сосредоточился на наблюдениях за окружающим миром. Он был восхитителен, прекрасен и потрясающ. Именно такими эпитетами хотелось наградить всё то, что я пытался впитать в себя и запомнить. На склоне, напротив нашей точки обзора, всё так же паслись «горные» коровы. Склон был настолько покатый, что вызывало удивление, как они вообще держаться и не съезжают. А еще я заметил старика-пастуха. Серый балахон с капюшоном, из под которого спускается длинная белая борода, корявый длинный посох в левой руке, правая упирается в бок.

– Смотрите, у них пастух на Гендальфа похож. – усмехнулся я, поворачиваясь к гиду, оказавшемуся рядом.

Когда я снова перевёл взгляд на склон с коровами, то увидел только коров.

Старика не было. Гид проследил направление моего взгляда и ответил:

– Коровы здесь на свободном выпасе. Никаких пастухов нет. Их с утра выпускают из дворов, а вечером они самостоятельно возвращаются. – потом Игорь перевел взгляд на меня и добавил: – Этот храм посвящен Георгию Победоносцу. На местном языке его зовут Уастырджи. Он посредник между Богом и людьми. Его считают врагом воров, мошенников, убийц, клятвопреступников, покровителем честных и добрых людей. Среди людей он появляется в виде нищего старика.

И Игорь пошел в сторону металлического перехода, соединяющего беседку-звонницу с храмом. Я пожал плечами, так как не знал, что ответить гиду. Человек он явно начитанный и весьма спокойный, рассказывал всё без какого-то давления своими знаниями, как это любят делать «всезнайки». От таких людей лучше впитывать информацию, чем пытаться с ними спорить даже в шутку. Я посмотрел снова на коров, не нашел этого Гендальфа и отправился за гидом.

Мы спустились с храмовой горы на площадку к микроавтобусу, гид нас пересчитал, усадил в транспорт, и мы отправились в следующую точку сегодняшнего плана путешествий. Это оказалось небольшое кафе, внутренний интерьер которого был довольно простеньким, но пропитан национальным колоритом. Деревянный домик, увитый настоящим виноградом с сиреневыми гроздьями. Каменные жернова, казалось, беспорядочно разбросанные под деревьями. Внутри на стенах старые черно-белые фотографии мужчин на конях и с кинжалами. Кухня тоже оказалась национальной.

Как и обещал Игорь, нас кормили хычинами – местными пирогами с разнообразной начинкой: мясо, овощи, картофель. Мне эти пироги показались весьма вкусными. Особенно увлекательно было их поглощать под рассказ нашего гида, который и тут преуспел в своих знаниях:

– Это чюгюндюр-хычин с листьями свеклы и сыром. А это гардош-хычин

– лепешка с картофелем и сыром. Вон там посередине стола эт-хычин из мясного фарша и…

– Сыра? – попытался угадать я.

– Нет. Из мясного фарша и всё. – подколол меня гид.

– А где шашлык? – спросил Игнат. – Не одной же ботвой нам питаться?

Я отметил, что большинство сидящих за столом посмотрели на него с неодобрением. Значит в своих выводах о неприятности этого человека я был не одинок. Но вслух никто ничего не высказал, и реплика повисла без ответа. Игнат, видимо, почувствовал, что перебарщивает со своими капризами, и продолжать не стал. А может ожидал поддержки среди других участников группы, и, не услышав, решил помолчать.

На заднем фоне бубнила какая-то радиостанция, передавали новости и, что я отметил, столичные, московские. Обратил на это внимание потому, что во всём антураже – убранстве, фотографиях, блюдах на столе, рассказе нашего гида – я ожидал бы услышать местную музыку, кавказские напевы, рожок или что-то струнное. Надо будет задать гиду вопрос о музыке, может и про это он тоже знает. А пока-что, выбиваясь из кабардино-балкарского колорита, бубнил голос:

– Как сообщили в пресс-службе столичного ГУ МВД, участник ДТП в Москве, в результате которого погибла девушка на пешеходном переходе, задержан в порядке статьи девяносто первой УПК. Как сообщают свидетели, девушка вышла на «зебру» под запрещающий красный сигнал светофора. На это указывал и адвокат задержанного, опротестовывая задержание своего клиента. Как нам стало известно, погибшая работала медсестрой в ближайшем медицинском учреждении…

Изоляция

Когда я планировал поездку в Домбай, точнее сказать в «горный лагерь в Домбае», то с большим усердием изучал отзывы восторженных клиентов, успевших побывать тут раннее, а не официальное описание тура. Я рассматривал фотографии гор, озер, троп. Да тех же коров на склоне горы Шоана. И совершенно не придавал значения тому, где я буду проживать. Да при таком обилии обещанных красот и впечатлений я был готов жить даже в палатке. Поэтому ехал со своим личным представлением, что же такое «горная турбаза»: маленькие дощатые домики на краю обрыва, минимум удобств, костровая кухня, очередь в общий туалет, ну и что-то еще в таком роде. Я ожидал минимум цивилизации и удобств.

Мои представления, мечты о проживании в полудиком состоянии рассыпались о вывеску «Гостиница «Пик Театральный». Гостиница! Но я не был разочарован, отнюдь. Во-первых, еще на трассе, когда начался подъем дороги к посёлку Домбай, погода резко поменялась. И я начал ерзать на сиденье в предчувствии, что одет не по температуре за окном. Демисезонная «мембранка», легкие штаны, осенние ботинки… А тут была зима! Если внизу, ещё в Теберде, предыдущем поселке, была теплая осень, то в самом Домбае была конкретная зима. Снег валил крупными хлопьями, и пусть неспешно, но сугробы были уже по щиколотку. И как бы тогда я жил на краю обрыва в продуваемой конуре? В общем, гостиница была лучшим вариантом при такой погоде, и оставалось только радоваться, что я ошибся в своих ожиданиях.

А во-вторых, надо было увидеть само здание гостиницы, что бы понять: а не сильно-то я и промахнулся в представлении внешнего вида недвижимости, в которой буду жить. Нет, не на обрыве. Нет, не продуваемая конура. Гостиница была построена из дерева, из профилированного бруса. Но её внешнюю отделку, похоже, осуществляли ветер, снег и дождь. Дерево от времени посерело, покрылось коричневыми пятнами, потёками. И небольшое трехэтажное здание стало напоминать, не больше, ни меньше, тот самый Шоанинский храм по своему историческому контексту. Природный декор сделал свое дело, и гостиница выглядела так, словно мы провалились на несколько веков назад. Не знаю, кому как, а мне этот стиль «глубокого ретро» очень понравился.

– Это что за сарай? – я услышал голос Игната. Похоже, что человек всегда был всем недоволен.

Уже смеркалось, все устали от долгой дороги, поэтому договорились, что знакомство группы и общее, так сказать, «построение» перед дальнейшими радиальными походами проведем на следующий день. Нас быстро расселили по одноместным и двухместным номерам. Внутри я еще раз обрадовался, что это не

«дощатый домик на краю обрыва», так как обнаружились душ и прекрасный вид из окна на этот самый Пик Театральный. В сумерках можно было различить лишь общие очертания на фоне неба, но этого было достаточно для закрепления положительных впечатлений. Я быстро раскидал вещи из рюкзака в шкаф, принял душ и уселся в кресло перед окном с видом на темнеющие горы, не забыв прихватить фляжку с коньяком. Хотелось мечтать, строить планы на будущее, накидывать текст будущей книги. Как там мой агент Сеня сказал? «Егор – покоритель гор»?