Пиво для Мертвых

В голове моей защелкали, как транзисторы миллиарды мыслей о бренности существования, и под их похоронный звон, я впал в кататоническое сосстояние, выйдя из которого оказался в своей квартире в конце монолога Серафима, который, вплотную приблизившись ко мне, с упоением вещал, как диктор программы «Время»:

– Если хочешь ты найти дочь свою живой, то должен отринуть сомнения свои и отправиться со мной, чтобы пройти ритуал посвящения в Братья Великой Ложи Свободных Мусорщиков, и тогда станешь ты одним из нас, и внедрившись в поганый Орден Черной Луны поможешь нам уличить злодея Самаеля, а мы найдем дочь твою в целости и сохранности, в чем клянусь тебе Словом Великого Архитектора и символом Ложи!

Закончил свои призывы и приняв позу Молчаливой Обезьяны, Серафим показал мне издалека золотую бляшку с перекрещенными метлой и лопатой, и надписью на латыни: «пришедший к нам с мусором, от лопаты и погибнет!».

Назначив мне встречу с Великим Мастером Ложи Гавриилом на территории мусоросжигающего завода на северной окраине города и протерев испачканный плевками пол, Серафим церемонно раскланялся и испарился в сумраке начавшегося вечера.

Ментально оглушенный услышанным и увиденным, я прилег на диван, где и уснул сном убитой лошади. Очнулся я быстро, как только услышал звук ключа в замке входной двери, и увидел Лилит, входящую в комнату.

– Где ты была так долго?

– Ты не хочешь этого знать!

– Я хочу знать о тебе все, даже то, что ты уже забыла.

– Я не могу рассказать тебе, боюсь, тебе это не понравится!

– Честно говоря, мне уже многое не нравится, более того я нахожусь в замешательстве!

– Не понимаю, о чем ты говоришь и почему ты так груб со мной?

– Не понимаешь? Я объясню тебе почему, после того как ты расскажешь мне о Самаеле, Гаврииле и ваших изчезнувших детях!

– Я так и знала, что Свободные мусорщики доберутся до тебя, и появиться между нами проблема!

Голос Лилит задрожал, как гитарная струна, в глазах появились слезы, и закрыв лицо руками, она отвернулась к окну, сгорбившись, похожая на птицу под дождем.

– Плач – это не ответ. Не получится у тебя уйти от разговора. Говори правду, потому что я многое знаю. И чего не знаю, постараюсь узнать, мир не без добрых людей! – сказал я голосом твердым, как железное дерево, имея решительный вид, к чему Лилит не привыкла, и поэтому выглядела слегка испуганной и растерянной.

– Да, я знала Самаеля и Гавриила, и несколько раз встречалась с ними. Но это было до того, как я встретила и полюбила тебя. Я ведь не говорила тебе никогда, что была монашкой!

– О чем ты? Я же сказал тебе, что располагаю полной информацией о ваших так называемых встречах, а также об их последствиях. И если не скажешь мне правды, я встречусь с ними сам, и все сделаю для того, чтобы либо подтвердить горькую правду, либо прибить участкового Серафима, как шелудивого пса, прямо на пороге его конуры!

– Не слушай Свободных Мусорщиков, они не друзья, но враги, и хотят только вовлечь тебя в свою Великую Ложу, чтобы ты работал на них! Что касается Самаеля и Гавриила… Хотя и неприятно мне вспоминать это, да, я родила от них детей и подкинула их в детский дом, потому что не любила я ни Самаеля, не Гавриила, а только тебя люблю, как никого и никогда в жизни!

– Послушай, зачем ты делаешь из меня дурака, я знаю, что дети исчезли. Но с кем ты говорила по телефону на шумерском, не с Самаелем ли?

– Да, я говорила с Самаелем, я забыла у него кое-какие вещи, очень давно, и хотела забрать их!

– Может быть, я поверю во все, что ты говоришь, или заставлю себя поверить, но только если ты ответишь мне на вопрос: беременна ли ты от меня и что будет с моей дочерью?

Черты лица Лилит исказились до неузнаваемости, она как будто стала выше и, протянув в мою сторону руки со скрюченными пальцами, начала гортанным голосом выкрикивать фразы на Языке Богов, которые я почему-то понимал. В основном, ее речь сводилась к различного рода проклятиям в адрес Свободных Мусорщиков, что касается слов, обращенных ко мне, то я должен был превратиться в помесь шакала с жабой.

Из ее ладоний вырвались голубовато-желтые молнии, и последнее, о чем я подумал, перед тем как оказаться в психушке в очередной раз, было то, что я на себе проверил раcхожее выражение, что от любви до ненависти один шаг.

– Ну, что? «Опять за свое?» – сказал доктор, отплясывая гопака перед небольшой группой практикантов, преимущественно девушек, выражающих свое вежливое недоумение частым пожатием плеч и глупыми улыбками.

– Вот посмотрите… Да-да, я обращаюся к вам будущие психиатры! Перед вами типичный случай шизофрении. В этом человеке живет как минимум четыре личности, а может и больше, кто же считает!

– Послушайте, доктор, все мои личности, в том числе и те, которые вы не посчитали, никак не могут найти в вас хотя бы одну хиленькую сущность, позволяющую отнести вас к человеку разумному, а не к говорящим обезьянам с профессиональными навыками хорошо дрессированного животного.

– Ну, не надо, не надо так кипятиться, друг мой, все в конце концов образуется, и мы склеим вас в одно целое, соответствующее нашему представлению о достойном и безопасном члене общества!

– Но я не хочу быть членом вашего несуществующего общества приматов, главным стремлением которого является ксенофобское невосприятие того, что выходит за рамки вашего представления о существующей только в вашей больной голове, мнимой реальности!

– Не советую вам быть таким агрессивным, друг мой, может, вы забыли о пробковой комнате? Так она все еще существует, и двери в нее всегда открыты для вас!

Девушки окружили меня плотным кольцом, и чистыми голосами запев: «Во поле рябина стояла» нанесли мне множество уколов запрятанными в рукавах халатов шприцами, заполненными до краев сильнодействующим психотропным препаратом. Затем, голося во все горло: «ОМ АХ ХУМ СО ХА»21, они побежали за доктором, передвигающемся на руках, сверкая грязными пятками.

Я широко раскинул руки и, сильно оттолкнувшись от земли ногами, полетел вверх и вправо, в сторону небольшого холма на окраине Эдема.

Десять лет строили мы в заброшенном ангаре на космодроме корабль, названный Ковчегом, по переданным Энки чертежам. Мы действовали втайне от Нифилим, впрочем, большинство из них, включая детей от смешанных браков, не интересовались нашей жизнью, считая равными животным, не имеющих души, существущих ради одной цели: добычи золота.

Лилит родила первого ребенка, которого мы назвали Каин, и через два года второго, названного Авелем.

Шли годы, с помощью сложнейшей аппаратуры, созданной Ану, мы сняли генетические и ментальные матрицы каждого жителя Эдема под видом всеобщего медицинского осмотра в связи с возможной зпидемией ветрянной оспы. Все данные были тщательно внесены в Главный компьютер Ковчега, и мы завершали монтаж гиперпространственного двигателя, который должен был разогнать Ковчег до скорости света.

Подрасталии наши дети, и вдруг, внимательно поглядев на них, отвлекшись на несколько дней от работы, я обратил внимание, что они отличаются от людей ростом и поведением, сильно напоминая детей от смешанных браков Нифилим и наших женщин.

Боль пронзила мое сердце и затуманила разум. «Не может быть, это не правда!» – подумал я. Женщина, которую я любил больше жизни две тысячи лет, просто не могла так поступить со мной.

Этим же вечером я решил поговорить с Лилит, движимый чувством обостренной справедливости и болезненно-мазохистким желанием истины.

– Любовь моя, путеводная звезда всей моей долгой и трудной жизни, измучен я неопределенностью в уме и сердце и хочу получить ответ на вопрос, беспокоящий меня так сильно, что не могу я жить в неведении и кошмаре!

– Не понимаю, что хочешь спросить ты, и о чем скорбит твое сердце, Атрахаис, но если смогу успокоить я тебя своими ответами, то готова к ним!

– Скажи мне, Лилит, прямо и без прикрас, почему Каин и Авель, сыновья наши, так похожи на детей, которые родили наши женщины от Нифилим?

– Ошибаешься ты, супруг мой, похожи они на тебя!

– Зачем произносишь ты лишние и горькие слова, Лилит? Они выше меня на две головы, и кожа у них оттенка моренного дуба, как у Нифилим! Все говорят за спиной у меня, что дети эти рождены не от меня, а от кого-то из Нифилим!

– Если знаешь все ты, зачем задаешь мне вопросы, беспокоящие меня? Изгони меня из дома своего, чтобы нашла я себе пристанище, для дальнейшей жизни!

– Как быстро приняла решение ты, Лилит, и как легко ты хочешь уйти от меня!

– Я уже давно приняла решение это и просто ждала вопросов твоих!

– Но почему, Лилит, ты изменила мне? Ведь мы так любили друг друга, я на все был готов для тебя!

– Ты очень занят был своей работой, и пропустил момент, когда мы стали отдаляться друг от друга. Я пребывала в грусти и печали. И тогда пришел ко мне Левиафан и, приведя меня на собрание общества по изучению Добра и Зла. Поведал мне Самаель, который и прислал Левиафана, все правду о моем прошлом, настоящем и будущем! Отведав Яблоко Истины, поняла я свое истинное предназначение, что должна я творить Зло в битве с Добром во имя Господина Другой Стороны для сохранения равновесия во Вселенных и что не могу я жить с одним мужчиной, а будет множество их у меня. И первым из них стал Самаель и родила я от него Каина и Авеля!

Пришел я в ярость и, не помня себя, ударил Лилит и прокричал:

– Изгоняю я тебя из своего дома и из Эдема, и будешь ты жить за стеной в Ноде, забуду я имя твое навсегда, и все люди его забудут!

Громко и весело засмеялась Лилит, выходя из дома моего, сказав мне напоследок:

– Знаю я теперь все о твоей будущей жизни. Напишут книгу о тебе, где будут звать тебя Адам, а жену твою Евой. Переживешь ты Великий Потоп, спасая праведников. Но будет все не так, как задумал. Спасешь ты всех, и потомков грешников в том числе, и поймешь ты это потом, потому что не знаешь сейчас, как все случится! И заберу я первенца твоего Каина к Нифилим, и посвящу его Господину Другой Стороны, имя которому Люцифер. А ты будешь жить долго, забыв имя свое. И будешь ты меня искать везде, а когда найдешь, то вспомнишь, как зовут тебя. И тогда сойдешь с ума, убъешь навсегда свою любовь ко мне, после чего разлучится твоя душа с телом, и уйдешь ты в страну теней, оставшись один как перст, а я буду жить вечно!

Выйдя из себя настолько, что перестал отличать землю от неба, через некоторое время я обнаружил, что стою в центре комнаты с пробковыми стенами и потолком в городской психиатрической больнице.

– Родной вы мой, где же были вы целую вечность, сведя с ума от беспокойства весь медперсонал? – завопил доктор, появившись в дверном проеме пробковой комнаты абсолютно голым и утыканным иголками, словно еж. – Прошу вас, не обращайте внимания на мой вид, я в данный момент изучаю влияние воздествия сеанса иглотерапии, сделанного мне, на больных, проходящих мимо! Что-то вы грустны, друг мой! – сменил он тему. – Давайте-ка споем! – продолжил доктор и, вытянув меня за руку из комнаты, запел: «Эх, яблочко куда ты котишься?» – пошел в присядку, роняя иголки и размахивая генеталиями направо и налево.

Картина эта возымела сильное дествие на больных. Они, мыча и толкаясь, рассматривали генеталии доктора, и, подбирая иголки, кололи ими подбежавших санитаров, погнавших стадо больных по стойлам.

Воспользовавшись суматохой, я перемахнул через забор, использовав в качестве трамплина широкую спину одного из санитаров, и влетел головой в открытый щит высоковольтной подстанции, расположенный прямо у больницы. Моментально превратившись в поток юрких элементарных частиц, я по проводам попал в линейный ускоритель городского институка физики высоких энергий, где в магнитном поле перешел световой барьер, и был со свистом выброшен наружу возле готового к отлету Ковчега, стоящего в ангаре на космодроме близ Эдема.

Возле Ковчега меня ждал Ной, взволнованный и рассерженный моим долгим отсутствием.

– Где ты был, Артахаис? До отлета три часа!

– Потом расскажу! Как обстановка?

– Ковчег готов к вылету, матрицы всех людей, а также метисов, которые принес Энки, – в Главном компьютере корабля. Животные помещены в грузовые трюмы. Взлетное топливо загруженно, внепространственный двигатель готов к работе. Нифелим взлетают один за одним, а Нибиру видна на горизонте невооруженным взглядом!

– Всех загрузил, абсолютно всех?

– Абсолютно всех, так сказал Энки! За исключением матриц Каина и его семьи, и части метисов и их семей. Их взяли с собой Нифилим. Лилит никто не может найти, но Энки сказал, что у Самаеля есть ее матрица! Левиафан сообщил Энки, что через 3600 лет Нифилим прилетят опять и воссоздадут всех, чьи матрицы они взяли с собой.

– Очень жаль, что грешники переживут Великий Потоп, но, видимо, на то есть промысел Божий, хотя и рвет мне эта новость сердце на части и разум мой горит, потому что не могу я принять это!

– О чем говоришь ты, Атрахаис, ты пугаешь меня! Не кощунствуй в такой момент, ибо накажет тебя за это Господь и нашлет проклятие на тебя!

– Не говори мне ничего Ной, ибо верую я в Единого Бога, и если пошлет мне проклятие Господь, то приму я его с достоинством, но не буду ползать на коленях и молить о пощаде, как ты, Ной, потому что не сделал я ничего злого или неправедного, но всегда восхвалял имя Его и жил во имя Его, а если позовет Он меня к себе, то я уйду, в чем есть, и тогда предстану перед Ним, только Он мне судья и никто больше!

С этими словами покинул я ангар и вышел на площадь перед ним. Красновато-черный шар Нибиру был вдвое меньше Луны, но светил ярче ее. Непрерывно тряслась земля под ногами, а на севере и западе извергались вулканы, и даже отсюда за многие десятки километров видны были потоки лавы, заливающие Атлантиду.

Лава стекала в океан, и клубы ядовитых паров разносило ветром по всему острову.

Сильнейшая гроза сотрясала атмосферу громом и молниями, воздух был насыщен электричеством, сплошной стеной шел проливной дождь. Планетолеты Нифилим действительно стартовали один за одним с интервалом в минуту, увозя золото, добытое нами на Земле.

Вернувшись в ангар, я спросил Ноя:

– Где ждут своей гибели люди и метисы, оставленные нами и Нифилим умирать в страшных мучениях?

– Они молятся в Храме, ожидая своей участи! Но ведь знают они, что возродятся вновь, и вера в это укрепила их дух! Атрахаис, пойдем на борт Ковчега. До вылета двадцать минут!

– Жестокое сердце имеешь ты, Ной, и вера твоя тверда как гранит. Легко жить тебе согласно предначертанному Закону и не имеешь ты сомнений, тогда как я недостоин спасения, ибо сомневаюсь я в правильности выбранного пути, и не способен понять, за что страдает безвинно народ мой!

Мы с Ноем, трясущимся от страха после моих греховных слов, взошли на борт Ковчега, и, заняв кресла пилотов, стали готовиться к взлету.

Компьютер начал десятисекундный отсчет и при команде: «старт!» я нажал на клавишу стартовых двигателей Ковчега, мы встали на огненный столб и медленно разгоняясь, пошли вверх в грозовое небо.

На экранах камер внешнего обзора мы видели все: как взорвались вулканы и лопнула пополам Атлантида, как поднявшееся цунами затопило цветущий остров, который ушел на дно океана вместе с миллионами наших сограждан.

Выйдя на орбиту, мы пошли по направлению к Луне, и на десятые сутки полета включили внепространственный двигатель, мгновенно набрав скорость, близкую к скорости света, понеслись в космическом пространстве.

Через десять лет полета, облетев альфу созвездие Центавра, мы начали торможение и совершив разворот, вновь включили внепространственный двигатель и полетели обратно к Земле.

По нашим расчетам, на Земле прошло четыреста тридцать пять тысяч лет, и, подлетая к ней мы смогли видеть, что на поверхности планеты все спокойно и в атмосфере отсутствуют ураганы. Место посадки Ковчега было выбранно заранее на севере материка, который впоследствии назовут Африкой, на берегу моря, которое назовут Средиземным.

Мы с трудом посадили Ковчег на большое плоское плато, окруженное сосновым лесом, и спали двое суток после утомительного приземления.

Несмотря на полную автоматизацию процесса и помощь Главного компьютера Ковчега, десятилетия ушли у нас с Ноем на работу в генетической лаборатории по воссозданию людей. Еще десять лет мы строили Город и его ифраструктуру, и только потом, следуя заветам Энки, уничтожили Ковчег и все техническое оборудование, используя плазменные пушки.

Прошло 3600 лет. Люди расселились по всему материку, создавая царства, забыв все, что было, оставив остатки знаний в Легендах о Ковчеге. Опять прилетели Нифилими, и вновь они жили среди нас. Мы многого добились с их помощью, создали суд присяжных, двухпалатную систему парламента, состоящую из избираемых депутатов, гражданские советы. В медицине мы использовали фитотерапию, хорошо знали анатомию и химию, фармацевтику, астрономию и многие разделы современной математики. Другие Нифилим приземлились на новые материки Земли, создавая там людей, и вскоре вся планета была заселена. Так началась история человеческой цивилизации, и только мы с Ноем знали, что было, есть и будет.

Это знание угнетало меня. В один из дней мой мозг не выдержал, и я забыл все, даже имя свое, и стал вечным скитальцем в пространстве и во времени, смиренно ожидающим своего ухода к Нему.

В один из жарких летних дней, когда в полете умирают мухи цеце, солнце с такой силой ударило мне в голову, что, перейдя загаженную верблюжью тропу, я оказался в переулке с непроизносимым названием, неподалеку от станции метро «Кропоткинская», на третье утро беременности Лилит. По сведениям, полученным от участкового Серафима, где-то рядом находилось штаб-квартира общества по защите мелких ночных животных, которая, по словам Серафима, служила ширмой для ордена Черной Луны.

Между двумя домами стоял третий, с каменными львами у парадной двери, скрытый силовым полем и поэтому незаметный обычному глазу, но почему-то увиденный мной. Я почувствовал странный дурманящий аромат, присущий духам Лилит, и подойдя к двери, был остановлен небольшой группой мужчин, шумно выражающих свои мысли на шумерском языке, демонстрирующих мне разнообразные предметы домашнего обихода, в основном ножи и маленькие топорики для рубки мяса.

Поскольку, несмотря на горе и горячее желание найти Лилит перед тем, как моя будущая дочь изчезнет, я все же не хотел превратиться в фарш, я остановился и вступил в переговоры.

Учитывая, что мы говорили на разных языках, переговоры грозили перерасти в длительный конфликт с непередказуемыми последствиями, я показал на дверь и громко произнес имя: «Лилит!».

Гортанные крики оборвались, как по мановению волшебной палочки, и один из мужчин, сказав что-то в переговорное устройство на двери и получив ответ, сделал мне приглашающий жест рукой, ногой и головой одновременно в сторону открывшейся двери.

Войдя, я увидел лестницу с тремя пролетами, покрытыми черно-желтого-синей ковровой дорожкой. На стенах слева и справо от лестницы висели гобелены с изображениями сидящей на Черной Луне обнаженной женщины, как две капли воды похожей на Лилит.

Звучала странная, возбуждающая музыка, в воздухе плавал аромат духов Лилит.

Человек, встретивщий меня у подножья лестницы, молча повел через череду залов на третьем этаже, увешанных изображениями Лилит и другими картинами с ужасным и часто не до конца ясным содержанием, то ли что-то или кто-то поедает людей, разрывая их на части, то ли это что-то или кто-то участвует в сценах сексульного насилия, одновременно поедая жертвы этого насилия.

Моя частично восстановленная память слабо помогала мне понять происходящее, однако давала мне чрезвычайно тревожный сигнал из глубин подсознания, что когда-то давно я уже видел нечто похожее, вызывая древнее, сравнимое с возрастом Вселенной, чувство страха, и что заунывное пение мужчин в черных одеждах, лежащих на полу огромного зала с плоскими проемами в потолке вместо окон, раскинув в сторону руки, происходило на Языке Богов.

Наверху и впереди у стены, на плоской площадке, я увидел Лилит и, как я тотчас же понял, Самаеля, полность обнаженных, сидящих рядом в креслах, с ножками, изображающими все тех же львов, что и у парадной двери. Атмосфера зала была насыщенна статическим электричеством, в различных частях зала часто проскакивали короткие разряды, от Лилит и Самаеля исходило сияние, красное, как кровь.

Рядом с площадкой стояло пять или семь мужчин разного возраста с лицами испуганных собак, получивших разряд тока в момент поедания куска мяса, нарушившего тем самым их представление о чистоте эксперимента академика Павлова, и в связи с этим окончательно утративших веру в человечество и справедливость.

Одного за другим их подводилили к площадке, где Лилит давала им выпить бокал с какой-то жидкостью, произнося при этом сложную для понимания фразу на Языке Богов, после чего подвергнувшийся процедуре человек падал на пол и бился в судорогах, закатывая глаза и изгибаясь, как червяк на крючке рыболова. Затем новобранец с радостной улыбкой на лице, пуская слюни и шевеля ушами, как пес, впервые прокатившийся на телеге, отползал в толпу поющих, и со страстью, граничашей с безумием, присоединялся к хору.

Когда последний мужчина из группы отполз в толпу на полу, встал Самаель с кресла и изрек, простерев руки, на шумерском языке:

– Встаньте, воины Ордена Черной Луны! Забудьте все, что видели здесь, идите в Город и сейте там семена Зла во имя Богини Лилит и Создавшего нас Господина Другой Стороны. Приводите сюда новых рабов, живущих в заблуждении, чтобы стали они воинами Ордена. Несите золото, отнятое у людей. Отриньте сомнения! Но опасайтесь Братьев Великой Ложи Свободных Мусорщиков, и да прибудет с вами рука Нергала!22

После того как последний из обращенных покинул зал, остался я один на один с Лилит и Самаелем. Лилит встала с кресла и произнесла, обращаясь ко мне:

– Если хочешь узнать, где найти свою еще не рожденную мной дочь, должен пройти ты обращение, выпив «Пиво для Мертвых» – напиток Нергала. И, думаю я, все вспомнишь ты: и прошлое, и настоящее, и будущее, где и найдешь свою дочь. Вспомнишь и имя свое. Но предепреждаю: знание это сведет тебя с ума и приведет прямо в могилу!

Молча подошел я к Лилит, и, приняв из рук ее бокал «Пива для Мертвых», выпил под кодирующую фразу на Языке Богов, нараспев произносимую Лилит. Знание пронзило меня, как копье. И вспомнил я все, как обещала Лилит, кроме имени своего. И это знание испугало меня своей мощью, но не свело с ума, потому что прошел я инициацию Нифилим сотни тысяч лет тому назад. И защитило это меня от обращения в адепта Нергала.

Не говоря ничего, сбежал я по лестнице и вышел через парадную дверь в спасительную прохладу Города.

Изображая матадора: Оле, Оле, Оле, увиливая, от ни при каких обстоятельствах не останавливающихся автомобилей, я перешел шоссе и побрел по узкой тропинке, что вела к Храму через финиковою рощу и рынок верблюдов, бывших в употреблении, потому дешевых и популярных у работорговцев и контрабандистов.

Воды реки, пересекающей Ур23 с запада на восток, матово отсвечивали под полуденным солнцем, лениво текли вдоль деревьев, изгибаясь, как питон, обожравшийся обезъян.

Огромный, цвета запекшийся крови, диск солнца плавно опускался за горизонт, подернутый дымкой. Шум Города медленно затихал, люди расходились по домам, уводя с собой верблюдов и коз, не проданных за день. Величественный Храм с колоссальными колоннами возвышался на холме и Нифилим, отбрасывая гигантские тени, шли к стоящему за ним Дуку24, ведя за собой жен, взятых ими из людей, и детей, рожденных от них.

Перейдя через мост, я увидел одного из них, Нифилим, огромного и молчаливого, как памятник на могиле царя.

Он смотрел на воду, время от времени бросая как будто бы в никуда фразы на Языке Богов, понятном только им и Верховному Жрецу, живущему в Зиккурате25, неподалеку от Храма.

Повернувшись ко мне, Нифилим задал на Языке Богов вопрос, который я оставил без ответа, делая вид, что не понимаю его.

– Что ищешь ты? – спросил он меня, перейдя на шумерский.

– Ищу истину, господин, многое потерял я в своей жизни и не могу обрести себя. Живу один, как собака, не нужный никому. Не обязан мне никто, и я никому не обязан, кроме женщины, которую люблю, что ушла не прстившись, оставив меня с вопросами, на которые не могу найти ответов.

– В Храм держишь ты путь, человек, а не в справочное бюро, и вопросы твои неверны, а мысли лживы. Нет веры у тебя, и в этом все твои проблемы. Прими учение, посланное Богом, всем сердцем, не бойся ничего, очисти душу, пройди ритуал обращения, выпей напиток Нергала. И станет жизнь твоя ясной, как летняя ночь, и обретешь ты свободу, которую хочешь найти.

Не поднимая головы, я повернулся и побежал обратно к роще, оставив в покое все вопросы, кроме одного: смогу ли я вернуться домой до заката? Ночами не было на улицах Города никого, кроме Нифилим и обращенных, пьющих «Пиво для Мертвых». Кто попадался из людей, забирали того в Храм, и оставался он среди них навсегда, уже не человек: не живой, но и не мертвый.