скачать книгу бесплатно
Лишь только пронеслась весть о новом положении в войске, как начались сходки и открылись совещания казаков. Не познакомившись должным образом с новым положением, казаки-коноводы уверяли других, что реку Урал у них отнимут и переселят к ним из внутренних губерний крестьян, между которыми и разделят войсковую землю и луга. Многие горячились при этом и говорили: «Нет, этому не бывать! Кровью мы приобрели Урал и нашу землю, кровью и продадим их!»
Витевский, стр. 188
* * *
Об УКВ: (…) почти всё войско решило упорно сопротивляться введению новаго положения, ибо призываемые суть молодые люди менее других фанатические, все остальные более старых лет без сомнения преданы изуверству всякаго рода более молодых: из сего следует, что казачье войско, коего весь быт основан и обусловлен поголовною службою по всякому призыву правительства, отказывается исполнить главную основу гражданскаго существования. Невольно рождается мысль, что такаго рода войско, дающее всего 7 сотен на внешнюю службу, требующее для существования своего поддержки от Государственнаго казначейства и одаренное особыми привилегиями в ущерб Государственному казначейству и Государственному экономическому строю вообще скорее вредно, чем полезно; невольно рождается мысль и желание раз навсегда покончить с этим гнездом раскола и неповиновения властям, столько раз заявившим себя подобными преступлениями в Истории России.
Из письма оренбургского генерал-губернатора Н. А. Крыжановского военному министру Д. А. Милютину от 6.06.1875,
ГАОО, ф. 6, о. 13, д. 4020, л. 64–65
* * *
Вообще, по моему мнению, совершенно необходимо употребить все старания, чтобы настоящий кризис произвел как можно меньше потрясения в экономическом быте войска, и не ослаблял бы лучшего в нем элемента; ибо в противном случае, после неурожаев и недолова рыбы, войско неминуемо сделается совершенно несостоятельным к выполнению служебных нарядов, по крайней мере при нынешней системе отбывания военной повинности.
Из письма наказного атамана УКВ Н. А. Верёвкина оренбургскому генерал-губернатору Н. А. Крыжановскому в октябре 1874 г.
ГАОО, ф. 6, о. 13, д. 4020, л. 3
* * *
(…) большая их часть есть панургово стадо, идущее всегда за всяким говоруном.
Уничтожьте главных зачинщиков и подстрекателей – и панургово стадо будет повиноваться. В этом деле успех зависит тоже и исключительно не от количества, а от качества арестаций.
Из письма Н. А. Крыжановского Н. А. Верёвкину от 7.11.1874,
ГАОО, ф. 6, о. 13, д. 4020, л. 7
* * *
Душевно радуюсь, что съезд депутатов прошёл благополучно и что депутаты оказали себя людьми спокойными и разумными. Если бы даже они изображали собою меньшинство населения, то и в этом случае, опираясь на них, есть, по мнению моему, полная надежда провести в войске новое положение без дальнейших потрясений и неприятностей. Несомненно, что в числе повинующихся далёко не все повинуются по убеждению, весьма многие конечно остаются на хорошей дороге только под влиянием страха; но это в сущности всё равно; пройдут год или два и все будут повиноваться или по убеждению, или по привычке. Необходимо только, чтобы страх не уменьшился, и чтобы упорствующие видели что поблажки им не будет.
В этом смысле мне кажется что посылка депутатов к арестованным была делом лишним (…) надо (…) высылать постепенно всех (…). Вы же сами Николай Александрович были того мнения что случаем этим нужно воспользоваться, чтобы очистить войско от людей вредных. (…)
Письмо Н. А. Крыжановского Н. А. Верёвкину от 7.11.1874,
ГАОО, ф. 6, о. 13, д. 4020, л. 6
* * *
Приказ № 32
Все казаки, прослужившие на основании Высочайше утверждённого положения 9 марта 1874 г. обязательный срок службы: в полевом разряде 15 лет, внутренне-служащие 22 и отставные 32 года, мною утверждены в соответствующих разрядах и по имеющимся на это в областном штабе спискам где следует перечислены.
«УВВ», 1876, № 6, стр. 1
* * *
Между тем воинский начальник, по соглашению с начальником штаба, распорядился разослать по форпостным школам буквари, в которых, по обыкновению, помещены были молитвы с переводом на русский язык и объяснениями, также – различные изображения крестного знамения с объяснениями, в духе православной Церкви; а на первой странице букваря находился четырёхконечный крест с сиянием в пресечении, названный казаками-раскольниками «латинским крыжем». Казаки, подстрекаемые закоренелыми раскольниками, вообразили, что начальство, рассылая по школам эти книжки, желает заставить их молиться трепёрстно и поклоняться кресту четвероконечному, вместо поклонения восьмиконечному «истовому» кресту; говорили, что всем начнут брить бороды; что детей отберут и увезут куда-то, а куда, неизвестно; что служащих казаков всех оденут в солдатское платье, а взрослых девиц заберут и отправят на корабле в Англию.
Витевский В. Н., стр. 189
* * *
Уральские офицеры и чиновники, которым было поручено ввести НП… во всех станицах собирали казаков и задавали им такой вопрос: «Хотите ли вы принять НП или нет?», не пояснивши, что за НП, в чём оно состоит, так мы и до сих пор не знаем сути НП. Весьма естественно, что на такие вопросы ответы, будь они отрицательные или положительные, не будут приняты за преступления. Поэтому многие казаки простодушно отвечали: «НП мы не желаем». Ответ этот был принят за сопротивление и донесено офицерами, как о бунте…
Прошение казаков сенатору Ковалевскому, цитируется по Колычеву С. В., стр. 100
* * *
В 1874 г. были введены в жизни уральских казаков различные реформы, касавшиеся их воинской службы и самоуправления. Между прочим, вводилась обязательная для каждого молодого казака военная служба, что изменяло прежний порядок отбывания воинской повинности. Уральские казаки выросли с недоверием к центральной власти и как огня боялись её вмешательства в их внутренние дела. Целый ряд бунтов, начиная с пугачёвщины, в которой уральские – тогда яицкие – казаки играли большую роль, и далее в 1803–1837 гг. вызывался подобными же шагами центральной власти, направленными к тому, чтобы прибрать вольных казачков к рукам. Если события на Урале в 1772 и 1803 гг. можно отнести к бунтам, то события 1837 и 1874–1876 гг. были сплошным недоразумением, основанном на нелепом поведении местного начальства и на вековом недоверии казачества ко всяким реформам в их быте.
В 1837 г. уральцы подали жалобу приехавшему тогда в Уральск наследнику-цесаревичу на разные неурядицы и насилия местных властей, которые и создали «бунт», окончившийся ссылкой нескольких десятков «главарей» в Сибирь.
В 1874 г. чисто пассивное сопротивление казаков введению реформ вызвано было главным образом самими приёмами начальства по введению «нового положения». С большого ума, когда ему стало известно недовольство казаков и по преимуществу стариков, игравших всегда большую роль среди старообрядческого патриархального населения, оно распорядилось отбирать от всех поголовно «подписку» о принятии нового положения, причём подписываться предлагали на чистых листах.
Вот тут-то заварилась «крутая каша», которую начальству пришлось расхлёбывать в течение десятка лет и в результате которой была массовая ссылка казаков с семьями в административном порядке на поселение в пустынные части Сырдарьинской и Амударьинской областей Туркестанского края…
Бородин, «Идеалы…», стр. 23–24
* * *
После распубликования на станичныхъ сходахъ новаго Положения, казаки Ботовъ и Кирпичниковъ подали 19 июня генералу Бизянову прошение, сущность котораго заключалась въ указании на то, что при применении къ войску новаго Положения неизбежно подорвется благосостояние войсковаго населения, и без того уже не завидное, вследствие чего они ходатайствовали объ отмене новаго Положения, указывая, что при отказе они обратятся съ такой же просьбой къ командующему войсками Оренбургскаго военнаго округа и такъ далее по команде.
Генералъ Бизяновъ наотрезъ отказался принять это прошение Ботова и Кирпичникова, и такъ какъ для оказания ему содействия при введении новаго Положения былъ специально командирован въ Уральскъ полковникъ Мартыновъ, то онъ вместе съ последнимъ внушилъ просителямъ, что домогательства беззаконны и даже преступны, и далъ имъ 10-дневный срокъ на размышление. Однако, по истечении срока Ботовъ и Кирпичниковъ опять явились въ присутствие и представили свое прошение. Тогда просителямъ было объявлено, что по возвращении генералъ-лейтенанта Веревкина изъ-за границы, где онъ еще лечился отъ раны, ему будетъ доложено ихъ прошение, но до техъ поръ они во всякомъ случае должны будутъ подчиниться новому положению и воздержаться отъ всякихъ его превратныхъ толкований, въ чемъ и потребовали отъ нихъ особую подписку. Кирпичниковъ и Ботовъ, посоветовавшись съ другими казаками, отказались дать требуемую отъ нихъ подписку и вместо того представили копию съ упомянутой уже выше «владенной», въ удостоверении того, что прошение ихъ вполне законно.
Генералу Бизянову хорошо было известно, что казаки Ботовъ и Кирпичниковъ действуютъ не отъ своего только имени, а являются уполномоченными большинства уральскихъ казаковъ. Атаманъ отдела въ своемъ донесении по этому поводу указывалъ, между прочимъ, на станицу Кругло-Озерную и др., какъ на центръ, изъ котораго распространяется смута, и что не все казаки настолько упорствуютъ не подчиниться требованию начальства, а более разсудительные изъ нихъ, хотя и погалдели о томъ, что следуетъ попросить начальство исходатайствовать отмены Положения, но, однако, не взялись подать о томъ прошение. Отметивъ нерешительность части казаковъ, атаманъ отдела указалъ и главныхъ агигаторовъ.
Действительно, казаки Ботовъ и Кирпичниковъ имели письменное полномочие на подачу прошения, подписаннаго огромнымъ числомъ ихъ единомышленниковъ; это письменное полномочие известно было подъ названиемъ «заручной».
Въ виду отказа Ботова и Кирпичникова дать подписку въ томъ, что они подчинятся новому Положению, отдано было 29-го июля распоряжение отобрать у нихъ эту «заручную», узнать по ней всехъ ихъ единомышленниковъ, допросить последнихъ и отобрать отъ нихъ всехъ подписки о томъ, признаютъ ли они себя солидарными съ Ботовымъ и Кирпичниковымъ, а также въ томъ, что они отказываются отъ единомыслия съ последними и будутъ впредь подчиняться всемъ распоряжениямъ начальства; въ случаю же отказа казаковъ дать требуемую подписку – предать ихъ суду.
Такое, на первый взглядъ, энергичное распоряжение, на самомъ деле должно было неминуемо повести къ дальнейшему осложнения положения вещей.
«Заручную», которую Ботовъ и Кирпичниковъ первоначально сами представляли въ удостоверенie своихъ полномочий, они теперь, разумеется, наотрезъ отказались выдать начальству, чемъ лишили его возможности выяснить имена лицъ, его подписавшихъ. Такимъ образомъ, распоряжение оказалось трудно осуществимымъ. Само по себе отобрание подобной подписки было почти равносильно плебисциту, пусканию вопроса на голоса и, во всякомъ случае, должно было вселить въ казакахъ убеждение, что ихъ спрашиваютъ о желании или нежелании принять новое Положение, а, следовательно, что на обязательное принятие его нетъ царскаго повеления, и начальство домогается теперь добровольнаго со стороны казаковъ согласия принять новое Положение. «Недоразумение», такимъ образомъ, росло, сгущалось въ огромную, безпросветную тучу, нагонявшую мракъ, въ которомъ никто не могъ разобраться.
(…)
Въ ночь на 20 сентября возвратился изъ-за границы атаманъ ген. Веревкинъ и, принимая утромъ съ визитомъ уральскихъ чиновъ и представителей различныхъ частей войскъ, сказалъ: «Съ удовольствиемъ вижу васъ всехъ, господа, здоровыми! Одно неприятно, что въ Уральскомъ войскъ возникли большие затруднения по введению новаго положения; впрочемъ, при помощи Божьей и вашемъ содействии, господа, я надеюсь уладить это дело».
А къ 21 сентября выборы депутатовъ были уже окончены во всехъ станицахъ Уральскаго войска, кроме Кругло-Озерной, Трекинской и 2-хъ Гурьевскихъ. Выборы производились чрезвычайно энергично: въ случае упорства разрешено было прибегать къ оружию, арестовывалось по 200 человекъ одновременно, а въ г. Уральске, куда были вызваны изъ Кругло-Озерской станицы по одному казаку отъ каждыхъ 25 дворовъ для выслушания убеждений генерала Крыжановского, все они были арестованы по приказанию сего последняго. Приведенный выше приказъ генерала Крыжановскаго объ имущественной ответственности ослушниковъ приводился, по видимому, въ исполнение неукоснительно и съ большой строгостью. Въ письмахъ своихъ «уходцы» пишутъ:
«Въ то же время у насъ въ войске отъ страшнаго истязания образовались две партии: согласные и несогласные. Согласные принять новое положение и дать требуемую подписку избираютъ депугатовъ и становятся на сторону администрации, а несогласныхъ насъ стали въ тюремные замки заключать и разорять наше стяжание, какъ: птицу, дворовое строение, рыболовныя снасти, инструментъ хозяйственнаго изделия, тащить по своему усмотрению… Описывать и продавать подъ видомъ взыскания съ насъ контрибуции, и, такимъ насильственнымъ действиемъ, или сказать – самоуправствомъ, собственность нашу въ короткое время превратили въ пустынный видъ и полное раззорение…» Среди населения царили полное смущение и растерянность (…)
Сандръ
ГАОО, ф. 6, о. 13, д. 377, л. 389–392
Его императорскому высочеству великому Князю Николаю Николаевичю;
Высланных казаков с Урала
верноподданическое
Прошение
Тока сердечныя вынудили нас несчастных припасть к милосердным стопам вашего ИМПЕРАТОРСКАГО ВЫСОЧЕСТВА, молить изнурительным прискорбием, воззри душелюбивым оком на участь страждущих уральцев, как неимевших богоданных покровителей, просвети всемилостивейший ЦЕСАРЕВИЧ, озарением потемнелое войско которое при постоянном усердии своем на ползу царю и отечеству стремилось всегда, приносить доблестные труды, ВСЕМИЛОСТИВЕЙШЕМУ ГОСУДАРЮ, и любезнейшему брату твоему, ни щадило ни достояния ни живота своего, отнюдь ни отвергало от себя всех вновь издаваемых правил и законов, повеления предков ваших, принимало с ревностью безо всякаго нарушения их, равным образом, и в настоящее время благоугодно было, АВГУСТЕЙШЕМУ МОНАРХУ, издать новое положение воинской повинности, коя нам передано властьми без письменнаго разъяснения, простыя нашы умы не вмещая пользы етаго положения, умоляли ближайших властей о разъяснении нам буквальность того, и внушить сущность онаго, чтобы устранить разномыслия недоумевающих, но они неизвестно с какаго повода приняли нашу просимость, в превратном види, прияли к бунту, и неповиновению бутто бы против воли правительства, и в такой неожиданной кичливости, начали требовать от нас какиято сумнительныя для нас подписки без условно, и делать несносныя истязания, раззарять хозяйство, описывать и оценять последние достояние, вщет кантрабуцыи, лишали всех возможных средств к жизни и неизбежной крайности, и не было нам мер искать в кругу своего начальства, защиты, и законнаго покровительства, препровождали нас большими массами в разныя форты торкестанскаго края, и в другия удаленныя места россии, ни щадя преклонности лет, изнемогших членами, рвали и брили бороды, ковали в железы, выводили на ешафот и ссылали с лишениями всех прав и состояния, и такая прескорбная мера зародила у нас трогательное впечатление, религиозных чювств, и ни коснулась бы помянутая подписка и до измены всероссийскаго престола, за который мы обязаны стоять с ревностью до последней капли крови, и не быть врагами нашему всероссийскому и любезнейшему ГОСУДАРСТВУ, и всегда почивающему на сердцах милаго отечества, основываясь мы непоколебимо на дарованных вечных правах, вашими великими предками, неоднократно нудились упрашивать у своего начальства позволения, донести до священной личности, АВГУСТЕЙШЕГО МОНАРХА с прозбами, о своих неизбежных угнетениях, но они строго воспретили выдавать на проезд писменныя нам виды, но между тем, божиим промыслом, избранники наши сподобились лично подать ЕГО ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ всеподданейшиии прозбы, которыя податели и в настоящем времени содержатся под арестом, в Казалинской крепости, безо всякаго внимания, и каждый уралец на месте заточения своего подвергался без человечному телесному наказанию, изувечивали ружейными прикладами, казачьими нагайками, и розгами били, пяти хвостовыми кнутами по 1000, ударов давали, нагих морозили, производили разныя пытки, набитыя раны посыпали солью и табаком, и выжигали на лбу клеймо, гладом морили, и господа офицеры позволяли себе обнажать шашки и били полосами, с вымагательством быть нам тамо волными поселенцами, не обращая ни малейшаго внимания, и на заслуженные доблести кавалеров, важнея же всего по християнскому долгу, имеющийся запасный агнец к смертному часу блюдомый, небрежно бросали на попрание ног, и от таких без человечных тиранств немалое количество предали душы своя в руцы божии, со известием мучительных сих времен; равным образом и семействы наши уральская администрацыя распорядилась выслать усильно, во аму-дарьинский край с целью водворить нас там на волное поселение безвинно, опустошили всю нашу оседлость, вследствии того раздробили наши семейства, детей свыше 15ти лет оставили на урале, а некоторых матерей ковали в железы, и своеручно били, словесно всячески срамили, и такое насильственное последование удвоили матерния болезни нетерпимаго благоутробия, многия лишались своего природнаго благоразумия, о разлучении своих чад, и в пути необитаемых степях подвергались гладу и жажды со своими малютками от безводных мест, и поражал их безобразный сей проезд солнечный зной; А партионный начальник вместо сожаления дозволял выражать скверноматерския слова, равно же и нижния чины, с 1874 года находясь мы в таком без отрадном положении, и не имея в настоящее время более средств к поддержанию своего существования, вследствие того, что мы от безчеловечных пыток и наказаниев лишены сил и всякой возможности добывать чрез заработки насущнаго хлеба для своего содержания, а присланныя денги от сродних с уралу сдешняя начальство распорядилось от брать нашу собственность, и запретило почтовому ведомству выдавать денежныя письмы и посылки, кои передаются в зависимости ротным командирам, они же по усмотрению своему деньги здают в кассу, а посылки с большей утратою для нас продают с акцыона, но хотя и прекратилось в настоящее время упомянутое тиранство, но в прошлом лете двоих уральцев наказали одному 100, А другому 50 т дали ударов, А оставшея на урале семействы нашы в настоящем 1879 м году в январе месяце местное начальство переписало и объяснило им также страдательныи путь на поселения;
Преданность наших чювств возбудило сердечное томительство, прибегнуть к созерцанию вашаго ИМПЕРАТОРСКАГО ВЫСОЧЕСТВА покровительству, воззрите всемилостивейшим оком на страждущею участь нас уральцев, безвинно гибнущих, соблаговолите обрати нас на первобытное состояние милой родины, утишите дурные колебания текущих слезных рек;
К сему присовокупляем копию с предписания командующаго войсками оренбургкаго военнаго округа, от 8го сентября 1874го Года за № 4800;
Чего будим в надежде ожидать с вернейшим разследованием милостивейшаго от вас разрешения;
Все подданейшей проситель войска уральска казак сосланый на Аму-дарью, со симейством, В петр-александровскую крепость, Константин сименов Вольнов;
1879го Года Мца Марта дня
ГАОО, ф. 6, о. 13, д. л. 389–392
Про несомненную роль бумаг и подписей
Кто бы мог подумать, какую роль может сыграть чернильная закорючка в низу страницы…
В июне 1874 года и. о. наказного атамана генерал Константин Федотович Бизянов прошёл через несколько стадий в своей реакции на прошение казаков Осипа Ботова и Кирилла Кирпичникова о приостановке нового военного положения (НВП). Сначала он не хотел принимать прошение; надо полагать, потому что с момента принятия прошения в ход вступал хорошо отрегулированный процесс, и ему, Бизянову, пришлось бы взять ответственность на себя в таком нестандартном деле и отреагировать. Он попытался оттянуть подачу прошения до возвращения наказного атамана УКВ Николая Александровича Верёвкина осенью 1874 года. Нет слов, Верёвкин был куда более подкован обсуждать НВП, ведь он его, по существу, и писал (т. е. участвовал в обсуждении всех пунктов нового положения в процессе написания), а потому и знал его лучше, чем кто-либо в УКВ.
На время ожидания приезда Верёвкина Бизянов, видимо, решил подстраховаться и потребовал от ходоков подписку, надо полагать, о том, что будут удерживаться от обсуждения этой темы до рассмотрения прошения Верёвкиным (моя речь полна предположений, потому что никто из участников событий свои поступки и мотивы не объяснял, и в некоторых случаях нам остаётся лишь догадываться, почему они поступили так, а не иначе). Ботов и Кирпичников подписываться отказались. Тогда Бизянов забеспокоился ещё больше. Чиновники питают исключительное уважение к бумагам и подписям. Не получив вожделенную подпись от просителей, Бизянов предпринял резкий шаг: старики были арестованы и допрошены с целью выявления «сообщников», то есть тех, кто уполномочил их прийти с этим прошением. Старики сообщников не выдали, и их отправили в Оренбург под следствие. Мне не встречались бумаги о следственном деле Кирпичникова и Ботова, поэтому методы ведения следствия мне неизвестны. Однако широко известно, что, пока шло следствие, стариков содержали под строгим надзором, и в ходе следствия стали выявляться имена «соучастников», которые тоже были незамедлительно арестованы. А по войску был разослан циркуляр с угрозой судебного наказания непослушным, что было вполне в чиновничьем и солдафонском духе и в традициях Российской империи.
Следующий виток бумажной эпопеи был довольно неожиданный и явно не санкционированный никакими административными положениями. Оренбургское начальство сфабриковало подложное письмо (разумеется, с одобрения и, скорее всего, по прямому указанию оренбургского генерал-губернатора Николая Андреевича Крыжановского), письмо было якобы написано находящимися «в замке» Ботовым и Кирпичниковым, осознавшими свои заблуждения. Администрация распространила его в УКВ. Главная мысль письма сводилась к одному: прошение было знаком неповиновения, это плохо; виновные должны раскаяться. Это письмо (существовавшее в двух вариантах, см. приложение к этой главе) должно было быть прочитано одновременно в нескольких станицах, так что офицеры высшего состава УКВ разъехались на разнообразные станичные сборы. Подмётное письмо произвело впечатление, противоположное запланированному. Казаки не успокоились, а заволновались ещё больше, теперь уже в открытую. Вопрос в лоб: «Согласны ли вы с НВП?» спровоцировал такой же ответ в лоб: «Нет».
Несмотря на определившуюся конфронтацию на сходах, несмотря на явно преступный подлог администрации (письмо Ботова и Кирпичникова было фальшивым документом, за которое по законам Российской империи предусматривалась уголовная ответственность), несмотря на аресты уважаемых стариков (так называемых соучастников), несмотря на агрессивный напор начальства – несмотря ни на одну из всех провокаций (а только так и можно расценить действия генерала Бизянова и войсковой администрации – одна провокация за другой), казаки вели себя миролюбиво. Если и приходили ходоки, подобные Ботову и Кирпичникову, то только мирные (а они начали приходить: чем сильнее на казаков давили Бизянов и компания, тем чаще они слышали ответные просьбы повременить с реформой). Есть даже упоминания казаков, на коленях умоляющих командный состав отменить реформы. Уж если это и был «бунт», то поистине бунт на коленях.
Уже в самый начальный период конфликта определилась линия поведения обеих сторон: нахрапистая и агрессивная политика государственного аппарата в лице местной администрации, не брезговавшей ни подлогом, ни прямым насилием, и политика тихого, но упорного несогласия с произволом – со стороны казаков. Эту особенность конфликта, сохранившуюся на всём протяжении «бунта» вплоть до 1880-х годов, заметили все более-менее объективные историки, но вряд ли кто задумывался всерьёз: почему казаки, профессиональные военные, приходившие на сходы вооружёнными, оказались такими пацифистами? Почему при всей напряжённости ситуации и при таком упорстве в отстаивании своей точки зрения на протяжении нескольких лет казаки не продемонстрировали никакого желания применить силу? Не было ни малейшего намёка на Пугачёвское восстание, а уж, казалось бы, вооружённого конфликта нельзя избежать при таком накале страстей. Случаи «силовых моментов» с участием казаков-староверов были единичны, и судя по тем ограниченным сведениям, которые сохранились, были недоразумением или самозащитой больше, чем нападением.
А есть и противоположные примеры, как в случае со вторым побегом казака Самойлы Пальгова в Иргизские скиты (см. приложение к этой главе), когда после общения со старообрядческими наставниками беглый казак сам вернулся с повинной к туркестанскому начальству, несомненно, чтобы смиренно испить всю чашу страданий.
Свидетельств такого рода (о влиянии религиозных наставников) очень немного: старообрядцы сами таких свидетельств не сохраняли, а начальству нужны были только отрицательные примеры. Однако нельзя не задуматься о роли «начётчиков-старообрядцев», которых все кому не лень называют зачинщиками и идеологами «бунта». Да и вообще нельзя пропустить тот факт, что речь идёт о войске с преобладающим старообрядческим населением. Правда, данные варьируются очень сильно. По данным 1858 года, в УКВ «раскольников» и единоверцев было в два раза больше, чем православных (это если верить Витевскому, стр. 3), однако уже 30 лет спустя после тех статистических данных и 10 лет спустя после описываемых событий, в 1885 году, только в городе Уральске было 12 630 старообрядцев и единоверцев и 10 112 православных, из которых 9389 человек были невойсковые, а из казачьего населения к православию принадлежали только 723 человека; то есть соотношение было меньше чем 1:10 даже в сердце УКВ, Уральске, по соседству с администрацией. Даже более того, православных, по Бородину, в войске было меньше, чем мусульман: магометан было 5,3 %, а православных – всего 1 % (Бородин, стр. 139 и 140). А по Рябинину, в 1866 году в УКВ было всего 62 православных на приблизительно 80 тысяч душ войского населения обоего пола (стр. 280). Конечно, цифры имеют значение только в целях интерпретации, и ими можно манипулировать, как и любой другой информацией. Их аккуратность зависит и от того, кто собирает данные, и для какой цели, и какие механизмы сбора информации были задействованы. Статистические данные нельзя считать абсолютными, а когда речь заходит о таких щекотливых делах, как дела религиозные, а особенно религии опальной, то статистические данные проявляют удивительную гибкость и изменчивость в зависимости от того, кто их собирал.
Самодельная икона XIX века
Предоставлено П. Е. Чумаковым
Как бы критически или одобрительно мы ни относились к статистическим материалам о размерах старообрядческих приходов в УКВ в XVIII–XIX веках, записанным самими староверами, православным Синодом, различными государственными учреждениями и частными исследователями, одно не поддаётся сомнению: несмотря на организованные усилия государства ослабить влияние и популярность «раскола» в УКВ, старообрядческие приходы намного превышали своей численностью православные приходы. И почти все, когда-либо писавшие на тему старообрядчества в УКВ, отмечали, что многие, посещавшие православную церковь, делали это исключительно из карьерных соображений (см. приложение к этой главе). Зачастую бывало и так, по свидетельству того же Витевского, что начальник, посещавший православную или даже единоверческую церковь, пока он находился на службе, начинал креститься двупёрстно, отпускал бороду и начинал посещать какой-нибудь старообрядческий толк, как только он уходил в отставку. Бывали случаи, когда по выходе в отставку казаки принимали и схиму, как это сделал полковник Буренин, герой Отечественной войны. Закончив свою военную карьеру, он поселился в старообрядческом Сергиевом скиту, постригся в монахи и прожил остаток своей жизни в аскетизме и молитвах (Витевский, стр. 68). Поверхностность православия в администрации УКВ была известна и центральным властям. Например, епископ Лука писал по поводу антираскольничьих меропрятий, проводимых в ЯКВ (то есть в Яицком войске, ещё до Пугачёвского восстания), что «войсковой атаман и старшины, при бывшем розыске о раскольниках, оказались в наибольшем подозрительстве» («УВВ», 1870, № 19).
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
