скачать книгу бесплатно
– Ага, – с уважением отозвалась я. Сразу видно, что человек готовится к ЕГЭ по истории.
Лампочки в домике висели под потолком на обмотанном изолентой проводе и светили из последних сил.
– Встаем на счет «три» – слабым голосом проговорила Вероника. – Один, два…
На «три» она отрубилась. Я встала, кое-как стащила матрасы с полок и растолкала одноклассницу. Со стонами и кряхтеньем мы застелили кровати, упали и заснули. Если так пойдет, подумала я, засыпая, то пусть роды у мамы начнутся по расписанию. Тогда будет повод свалить из этого…
– б-з-з-з, – сказали у меня над ухом.
… комарятника.
… На следующий день мы с Вероникой стояли у столовой и с тоской смотрели, как Тарас Рослин и Лида Старикова рисуют красоту на стенах киоска для сувениров. Мы страшно им завидовали. Я сто тысяч раз пожалела, что художник я от слова «худо», пару раз в детстве на энтузиазме записалась в художку, но после серии вдохновенных каляк-маляк была с позором изгнана.
Рослин рисовал море, а Старикова – крошечные яхты: красная запятая – лодка, белая – парус. Остальных одноклассников, по словам Лиды, отправили приводить в порядок кинозал. А нас с Вероникой, припозднившихся из-за ночного комариного нашествия, очевидно, ждали остатки вчерашнего задания. Плюс мы еще и завтрак проспали.
Из столовой вкусно пахло, но на двери висела табличка «спецобслуживание». Мы с отвращением косились на ряд метелок, лопат и кисточек на длинной ручке вдоль забора. Однако через несколько минут из столовой посыпались спецобслуженные – смуглые говорливые парни восточной наружности. Гастарбайтеры расхватали метлы, валики и кисточки и, треща на своем гортанном языке, скрылись в глубине базы. Мы с Вероникой с надеждой переглянулись.
Вскоре появилась директор базы, велела выдать нам по бутерброду с какао и отправила нас в номера. Оказалось, что в глубине базы, в симпатичной сосновой рощице, есть два приличных корпуса «три звезды» с бассейнами, а деревянные домики, в которых мы ночевали, это бюджетный («а-ля дешман натюрель», как кисло выразилась Ника) резерв для обслуживающего персонала.
Номера готовились к заезду гостей. Нам нужно было раскидать по ванным комнатам мыло и зубную пасту и красиво сложить на кроватях полотенца. Тут Вероника, в прошлом любительница оригами, разошлась. Пока я заполняла санузлы гигиеной, она складывала из полотенец журавликов, лис, кошечек и прочую фауну. Старшей горничной очень понравилось, и она отпустила нас раньше остального класса, взяв обещание повторить оригами на бис на остальных этажах.
Разумеется, мы тут же рванули к морю. У «Черноморца» имелось еще одно достоинство – свой пляж за проволокой. В то время как дикая часть берега пестрила телами разной степени прожарки, мы роскошно расстелили свое двуспальное покрывало у самой воды.
Кстати, если вы видите на пляже отдыхающих с бамбуковыми ковриками, эко-шезлонгами из скандинавской сосны и самонадувающимися матрасами, знайте, это – приезжие. Местные ходят на пляж с покрывалами, передающимися из поколения в поколение (доблестно ознаменованные мазутными пятнами от ежегодных розливов нефти, словно стволы деревьев годовыми кругами), вареными яйцами и замороженными бутылками с компотом. Если, конечно, ходят. Многие за лето так на море и не выбираются. И мы с Вероникой наверняка попали бы в их число, если бы не Марина Эльдаровна.
Я наплавалась и нанырялась до головокружения. Лежала на покрывале и чувствовала, как меня продолжает качать. Из носа и ушей вытекала морская вода.
Давно не ныряла. Вспомнила, как это классно. В голове всплыло прошлое лето – я еще успела месяц отходить на плаванье, мы как раз должны были перейти к серьезным тренировкам, но потом жизнь поставила условие: или я бросаю все хобби и начинаю серьезно готовиться к ЕГЭ, или пролетаю с бюджетом. Да и платить за мои увлечения стало особо нечем, все откладывалось на последний год и на репетиторов. Я и до этого готовилась, но все же надеялась урвать отдыха у лета. Не вышло. И сейчас, когда вернусь домой, снова вгрызусь в гранит наук. Отдыхать буду потом – когда поступлю в ЮМУ. Мысль об этом мотивировала… но не очень.
– О, кстати чуть не забыла! Новость на сотку! А кого я ви-и-идела? Угадай! – Вероника сонно зевнула и приподнялась на локтях.
– Не буду угадывать, лень. Колись, – равнодушно сказала я.
Меня еще качало на волнах, а перед глазами колыхались водоросли. Внутри слегка свербело – я потеряла дыхание, разучилась держать позицию под водой, тренер именно об этом предупреждал.
– Я видела Димку Марченко. Он здесь, на базе. Обещал найти нас на пляже.
– Винни-Пуха? – вялость как ветром сдуло. – Его что, ОДНОГО сюда отпустили? Он, часом, не осиротел?
– Ага, одного, конечно, – Вероника фыркнула. – С родаками он. Под присмотром маман, бабан и тетки. Они тут всей семьей отдыхают.
– Димка! – обрадовалась я.
Тут надо сделать кое-какие пояснения. В списке моих претензий к «Успеху» Дима Марченко всегда стоял на первом месте. На втором был уход во вражеский лагерь любимой учительницы по литературе, но перевод Димки дался мне больнее.
Он ушел в «Успех» в начале девятого, когда наша дружба была в самом разгаре. Как обычно, вялые протесты Димки услышаны не были. Мама и бабушка Марченко сочли, что раз из ребенка не получился великий виолончелист (рядом с шестнадцатой гимназией тогда находилась сильная музыкальная школа), у него еще есть шанс стать великим лингвистом, на худой конец, филологом.
Это для других Димка был увальнем, очкариком и рыхлым парнем с исколотыми глюкометром пальцами. Для меня он всегда оставался самым лучшим другом на свете, няшной булочкой, пупсиком и Винни-Пухом. Мы обсуждали книги и фильмы, строили планы и практически всегда совпадали во взглядах на жизнь, обильно сдобренных подростковым максимализмом.
Сначала мы пытались общаться в МакДаке на набережной, выкраивая по полчасика между моими поездками в бассейн и Димкиными к репетитору. Но потом у меня началась подготовка к ЕГЭ, а совет семьи Марченко постановил, что длительные переезды по городу для ребенка-диабетика слишком опасны, и перевели Димку на занятия по скайп.
Какое-то время мы переписывались в сети. Однако вскоре семья ограничила Димке доступ в онлайн. Да, мне было трудно представить, как жизнь шестнадцатилетнего парня может полностью контролироваться, а Димка… привык и не роптал. На все мои возмущения отвечал простой фразой: «У меня кроме них никого нет. А у них – кроме меня». С тех пор, как Димкин отец умер от рака, мама и бабушка посвятили ему все свое существование, и Димка верил, что не имеет права быть неблагодарной сволочью.
При всей своей любви к семье за свою жизнь Димка обыграл родаков дважды: в первый раз, когда в девять лет заболел сахарным диабетом, во второй – когда начал плохо учиться в «Успехе», несмотря на усилия репетиторов и истерики у обеих мадам Марченко.
Я не знала, как обстояли у него дела сейчас. Наше общение прекратилось, Дима просто исчез из моей жизни. Я погоревала и нашла новых друзей. Естественно, никто из них даже рядом не стоял с Винни-Пухом.
… Я лежала и высматривала Димку. Раз Винни-Пух сказал, что придет, значит, придет.
– И когда ты успела Марченко найти? – ревниво спросила я у Вероники. – Мы же почти все время вместе были.
– Я за шампунем спускалась, – ответила одноклассница. – А он там с нашими тусовался в холле. Знаешь, Димон не изменился ничуть. Такой же толстый, только высокий. По-прежнему всех по-детски любит. Наших парней увидел – радости полные штаны. А когда узнал, что мы всей толпой идем в «Успех»… – Вероника присвистнула.
Я понимающе кивнула. Можно было только надеяться, что наши пацаны не стебались над Димкой. Он всегда слишком бурно выражал свои эмоции: если радовался – сиял, а когда его кот попал под машину, плакал три дня и слез не стеснялся. Вот ему тогда от Бурята издевок прилетело! А потом еще больше, когда Марченко вздумал меня от Макса защищать. Мне было даже страшно думать, как сложились у Марченко и Ковалева отношения в «Успехе», когда Димка туда перевелся.
– Ну блин, – тараторила я, бурля от радости. – Ну какой отличный сегодня день! Такое облегчение, что Димка очно учится. Его ведь мама хотела на домашнее перевести… О, вон он! Винни-Пух, сюда! – я вскочила и ринулась к воротам.
Наступила босой ногой на острую гальку. Ойкнула, почти влетела в Димку, подпрыгнула и повисла у него на шее. Он был такой же сдобный, мягкий и счастливый, как раньше. Только действительно вырос. Чтобы потискать его за пухлые щечки, мне пришлось приподняться на цыпочки. Я схватила его за руку и потащила к нашему лежбищу.
– Майка! – вскричал Винни-Пух! – Ты теперь будешь учиться с нами?! Это офигеть как классно!
– Вообще-то, я тоже буду, – уязвленно проговорила Вероника. – Еще раз привет!
– Привет, Ника! – вскричал Димка, плюхаясь на покрывало. – Уф, столько шикарных новостей в один день, одна другой круче! Я сейчас взорвусь!
– Что может быть круче нас? – засмеялась я.
– Бурят! Бурят возвращается! Мой лучший друг возвращается из Таиланда!
Глава 3
Макс
– Давай только по дороге заедем на базу в Балке, – сказала мать, потянувшись. – Б-р-р-р… Вот это я устроила спине челлендж. Приедем – скручусь в позу саранчи и запишу влог о том, что долгие перелеты – зло.
– Окей, – я отвернулся и стал смотреть в окно.
Мы свернули на дорогу вдоль пляжей. Мимо окна потянулись бесконечные гостевые дома, кемпинги и базы.
Живенько. По сравнению с Пхукетом, в последние дни локдауна застывшем в ожидании туристов, жизнь тут просто кипит. Вспомнился пустой пляж Карон и мой последний серф на острове.
– Ты даже не спросил, зачем нам на базу.
Я пожал плечами. Сама ведь все расскажет.
– Там отдыхают Марченко, – помолчав, торжественно сообщила мать. – И твой Димка разлюбезный.
Внутри прокатилась волна тепла. Димон! Увидимся даже раньше, чем я рассчитывал. Я приготовил ему сюрприз – только сегодня утром сообщил, что мы в России. Март завалил меня таинственными подмигивающими смайликами и каждые полчаса спрашивал: «Ну вы где?». Кто кому еще сюрприз приготовил, неизвестно.
– Мама Димы жалуется, что он перестал учиться, – мама хмыкнула. – Совсем отбился от рук. Вика боится, что их из гимназии попросят из-за плохой успеваемости.
– Он болен, – напомнил я.
– И что? Сейчас для инвалидов как раз все условия. Неси справку – и поступай, куда хочешь. Они у бюджетников места в вузах отбирают. Твой Димон, – мама многозначительно постучала пальцем по лбу, – это неплохо просек и ваньку валяет. А ты до сих пор в облаках витаешь.
– Еще неизвестно, смогу ли я нормально учиться в школе после экстерната и дистанционки.
– Вот именно. И боюсь, Дима потянет тебя вниз. Я не очень одобряю ваше с ним общение. Вика просила, чтобы ты на него повлиял и помог ему с языком. Странная просьба. Как будто мы им что-то должны. А я вот полагаю, что стоит из вежливости пообщаться с Марченко по приезде, а потом свести контакты к нулю? Что думаешь?
Какая разница, что я думаю? У мамы такие пируэты постоянно. Она заводит новые знакомства, некоторое время изо всех сил дружит, потом объявляет, что дружбе конец. Причины разные. Самая частая – «это не те люди, чтобы тратить на них мое драгоценное время». Полгода вела общий блог о Тае с экспаткой Валерией из России – раздружилась вдребезги. Объяснила, закатывая глаза: «Там такая зависть! Она почувствовала, что не дотягивает до меня по уровню, и начала душить». Как по мне, там никто никого не душил, просто Лера была против заискивания перед подписчиками, всеми этими «Дорогие мои ребятки! Ставьте пальчики вверх, а то я очень расстроюсь!» и постоянной демонстрацией себя в кадре красивой и нестареющей («У меня взрослый сын, а все дают мне не больше тридцати»).
Пришла, видимо, очередь Марченко быть выкинутыми на периферию дружбы.
– Так и сделаю, – деловито заявила мать, посмотрев в зеркало заднего вида. – Жизнь и без этого тяжела, нечего обвешивать себя лишними якорями. Виктория не развивается как личность, стоит на месте. Вся в своем ребенке. Это называется материнское выгорание. Максим, не строй гримасы. Я знаю, что ты расстроен. Ты же помнишь, что наш отъезд было вынужденным решением? Пхукет в коме, туристы только начали возвращаться, и неизвестно, сколько месяцев понадобится, чтобы открылось все, что закрыто. Я и так долго на попе ровно сидела, больше не могу ждать, потеряю всех подписчиков и клиентов. Мне намного сложнее, чем тебе. Нырять можно и в Черном Море. Если соблюдать рекомендации врача.
Я снова посмотрел в окно. Черное море. Гладкое, смирное, одомашненное, заполненное головами отдыхающих. Лежаки, батуты. Лишь несколько парусов виндсерфингистов на горизонте. В августе вся моя тусовка с Тая рванет на Мальдивы, понырять возле атолла Ари и заработать на туристах. Я мечтал об этом два года. Я больше не хочу ни о чем мечтать. Жизнь настолько дерьмова, когда зависишь от решений других, что не хочется ее жить.
– Ладно, ладно, – сказала мама. – Все наладится. Появятся новые перспективы. В твоем возрасте люди более гибкие. И вообще, бери пример с меня. Я не сдалась, как видишь. Выдержала и самосовершенствовалась. Макс, тебе остался один год в школе. Даже если не принимать во внимание рекомендации врача, сам прекрасно знаешь, что лучше закончить его очно. Потом делай, что хочешь. Главное в жизни всегда есть и будет – здоровье и образование. И духовность. Ты читаешь мантру от Шри Джагад-гуру?
– Каждый день по сто раз, – съязвил я.
Я даже не помнил, куда эту бумажку засунул, выбросил, кажется.
– А нужно по сто восемь на здоровье и еще двадцать один – на успех. Я за нее две тысячи бат заплатила, имей совесть! Ах, Максим, за тобой глаз да глаз нужен. Вроде взрослый, а такой ребенок. Решено, будем медитировать вместе, каждый вечер.
Я чуть не застонал вслух. Приедем – схвачусь за учебу, как за спасательный круг, чтобы никаких мантр и медитаций, от которых меня начинает физически тошнить в процессе. Нужно выдержать. Мать права в одном – остался только один год.
… Димка ничуть не изменился, только вытянулся. Оказалось, что мы с ним почти одного роста.
– Тебе в сумо надо, – пошутил я.
Марченко энергично закивал. Он ел мороженое на фруктозе и причмокивал от удовольствия. Мы сидели на волнорезе, опустив ноги в воду. К вечеру жара спала, а отдыхающие разбрелись по кафешкам.
– Я бы тебя не узнал, – Димон показал мне большой палец. – Будешь у нас на голову выше всех. Я бы тебе восемнадцать вообще не дал. Двадцать-двадцать пять. Только учти, классная заставит побриться.
– Да? Посмотрим, кто кого, – улыбнулся я.
– Ты круто прокачался, бро. Я тоже очень хочу спортом заниматься, – сказал Димка. – При спортклубе есть секция для… – Марченко лизнул мороженое с краю, – … проблемных. Я сейчас книгу одну читаю, там сказано, что диабет не приговор. И что… жирным быть не обязательно.
Я удивился. Март никогда прежде не говорил, что его что-то в жизни не устраивает. К своей болезни относился именно так, как моя мама выразилась – просек преимущества и вовсю манипулировал родаками. Лишний вес его тоже прежде не смущал. Бесило его только то, что он дико потел в жару.
– Чего это ты? – спросил я.
– Да так, – Димон поправил очки. Помолчал и раскололся: – Ты уже знаешь, что наш бывший класс из шестнадцатой к нам переходит? Будет два класса, «А» и «Б».
– Нет, не знал. Нда-а-а…
Как, интересно, отнесется к этому мать. Вряд ли обрадуется. А мне пофиг.
– Ты помнишь Майку?
Я сначала не понял, о чем он говорит. Даже посмотрел на его футболку.
– Майю Ефимову.
– Да конечно! Еще бы! – я хохотнул и машинально потер ладонь у большого пальца, где у меня был шрам. – Уж я-то помню. Как там эта зубастая поживает?
– Хорошо. Она тоже переводится. Сегодня ее видел.
– Здесь?
– Да, они тут с классом практику отрабатывают.
– И? – заинтересовался я. – Че там у вас? Че за морд лица такой загадочный? Да ладно! Афигеть! Ты запал, бро?!
– А я и не отпадал, – Димон невесело усмехнулся, глядя вдаль. – Следил за ней в соцсетях, тайком, с маминого телефона. Каждый день думал, как бы увидеться. Вот, увиделся, называется. Знаешь, Макс, когда девушка рада тебя видеть, что аж пищит, – это классно. Когда она называет тебя сладким пончиком и Винни-Пухом – это не классно, ничуть.
– Во… блин! – вырвалось у меня. – Фигово, братан. Сочувствую.
– Угу, это не то, что мне хотелось бы услышать. Макс, она… очень красивая.
– Помню, – я снова хмыкнул.
– Нет, не помнишь, – друг серьезно посмотрел на меня сквозь очки. Мороженое таяло в его руке и капало в воду. – Но это не главное. Она могла бы быть обычной, это ничего бы не поменяло. Но… она… она – Майка… и она стала… взрослой.
Море было теплым. Димон с хохотом свалился в воду, обдав меня брызгами, а я так и не решился окунуться в теплый черноморский бульон. Не смог. Побоялся, что это как-то повредит мое последнее воспоминание о жизни, которая осталась на берегу Индийского океана.
Потом я рассказывал Димке о жизни в Таиланде. Марченко закидывал меня жадными вопросами. Его интересовали и приводили в восторг такие мелочи, что я терялся и понимал – я ведь многих крутецких вещей просто не замечал.
Димон в свою очередь рассказал о нашем классе. Не то чтобы это меня особо интересовало – честно говоря, мне было абсолютно пофиг, кто с кем дружит, воюет или… уже…? ого! Вливаться в коллектив одиннадцатого «А» (или «Б», если нас переформируют) я не собирался. Кроме Марта меня там особо никто не интересовал.
– Даже Юля? – Марченко ехидно прищурился.
Я пожал плечами. Точно. Юля Страхова, нудная, но красивая перфекционистка, отличница и выпендрёжница, мы типа встречались в девятом классе. Ё-мое, это, считай, в детстве.
На Бали и в Тае я встречался с парой девчонок, в основном с русскими – с местными только дурак свяжется. Просто у наших все-таки менталитет родной, с близкими по духу тараканами. Не хочу сейчас никаких отношений – слишком много суеты.
Мать сказала, что устала, что сказывается разница во времени, и мы сняли номер. Я проснулся рано и не смог заснуть. Побродил по базе, размышляя о своем – все о том же. Или сдохну от тоски… или… втяну свои раздраженные тентакли и, как улитка, уйду в себя.
Год. Нужно выдержать всего год. Но я боюсь, что растворюсь… во всем этом, не смогу полноценно тренироваться, потеряю навык и отстану от других дайверов. Фридайвинг не терпит простоя, а после того идиотского заключения тайского врача, мать не дает разрешение на нормальную, полноценную подготовку к чемпионату. До моего восемнадцатилетия и относительной свободы еще пять месяцев. И что делать? Позвонить отцу? Пусть денег даст хотя бы на Турцию.
Я набирал его раз семь, потом только сообразил, что выходной и отец наверняка отсыпается. Пока писал сообщение в мессенджер, добрел до волнореза и уселся на том же месте, где мы вчера сидели с Мартом. Отправил сообщение. Не прочитано. Значит, спит и телефон отключил.
Море было чистым, волны казались розовыми, над мысом вставало солнце. Тоска пошевелилась и утихла в груди. Переживу. Преодолею. Как только достигну глубинной «ломки», когда бездна начнет являться не только во сне, но и наяву. Мне будет сниться глубина, синяя, бархатистая, зовущая. И еще остовы затонувших кораблей среди рифов и золотого света…
– Алё, приятель!
Я поднял голову. Совсем отключился, не заметил, как на волнорезе появились люди. Ну какого черта все прутся сюда? Ах, да, на соседних волнорезах ограждения – там чинят проржавевшие за межсезонье лестницы.
