скачать книгу бесплатно
И все-таки напрасно я так не ценил, не уважал себя. Неприятно, конечно, когда в таком возрасте, когда хочется романтики, даришь девушке цветы, приглашаешь куда-нибудь, тебе вместо этого говорят: «ты как будто не от мира сего, какой-то инопланетянин». Задним умом понимаю свои ошибки. А вот как не повторить их в будущем? Хотя бы ради мамы, которая посвятила мне жизнь, я должна быть сильным и уверенным. Больно, конечно, это все вспоминать…
Полина с Валентином медленно прохаживались по дорожкам парка. Потом зашли вдруг на детскую площадку и, стряхнув снег с сидений, присели на качели, как малые дети. Вокруг действительно был сказочный заснеженный лабиринт. Даже бомжи, собирающие бутылки, были как гномы в своих лыжных шапочках. Полина печально-мечтательным взором провожала молодых мамаш с колясками. Валентин смотрел на снежные сугробы, на растрепанные кусты, настоящие, не выдуманные, не описанные метафорично в никому не нужных стихах. Как же давно он не любовался природой! Даже в новогодние дни сидел дома, усердно верстая эти статьи, будь они неладны. Солнце скрылось, но все же чувствовалась едва уловимая улыбка небес. Березки, отливающие розовым жемчугом. Серые кирпичные дома, переливающиеся в нежно-румяном сиянии зари… какой зари? Или же это была заря зарождающейся любви?
Они почувствовали вдруг, что все слова излишни. Но Валентин все же решился продолжить свою речь:
– Но я, вне всякого сомнения, стараюсь стремиться к чему-то. Тем более, многие недоступные вещи сейчас стали доступны.
Однако на работе некоторые бабы уже почувствовали, что я независим от них, и стараются меня запугать. Постоянно замышляют что-то против меня, шепчутся, показывая на меня пальцем, отвлекая от моих статей, так что я не могу сосредоточиться. Так делают, конечно, ограниченное число людей, а именно прихвостни этой стервы Иринки Роговой. Представляете, угрожают мне: «В маленьком городке все журналисты друг друга знают, вот мы скажем, если ты уйдешь, что ты с работой не справился, и тебя нигде держать не будут». И номер твоего диплома, говорят, мы знаем. А в большинстве случаев мне ничего не говорят, только шушукаются, шипят, как змеи. Как я это называю, говорят не со мной, но обо мне. Что ж, я научился этого не бояться. Что они могут мне сделать, ведь мою работу оценивает начальство, и противопоставляю им свой веселый смех. Да, это сплошная подлость.
Полина кивала, не перебивая его.
– Я понимаю, что это уже какой-то гротеск, такое трудно себе представить нормальным людям, но в нашем коллективе так действительно обстоят дела. Эта шалава и шмара Иринка говорит, что плачет от сентиментальных фильмов, а мне хочет не моргнув глазом сломать жизнь.
– Нельзя так говорить про женщину, какой бы она ни была, – сделала ему тут же замечание Полина.
– Но если это соответствует действительности? А я, ранимый впечатлительный человек, невыразимо страдаю от ее нападок и оскорблений?!!
– Как это ни странно прозвучит, Валя, однако же вы… крайне эгоистичны и замечаете только свои проблемы, – внезапно заявила девушка, спрыгнув с качелей.
Юноша чуть не вспылил от неожиданной критики своей утешительницы, но вовремя сдержался. Некоторое время они молча шагали по аллее, разглядывая окружающий пейзаж.
– Ну ничего, вот пожаловался Вам чуть-чуть, разделил свое «горе», и все уже не кажется таким ужасным. В действительности-то это все ерунда, я сам понимаю. Знаю, что вы поймете и не скажете, как некоторые «психологи», что это мне мерещится, что я все драматизирую и вообще сам виноват в таком отношении людей, ведь коллектив «всегда прав». А то в юности выложил столько денег этим психотерапевтам, психоаналитикам, а слышал всегда одно: «Не бывают все плохими, ищи причину в себе, исправляй себя. Меняйся! А уходом из коллектива дело не исправишь, ситуация будет повторяться, будешь таскать ее за собой из одного коллектива в другой, пока не извлечешь для себя урок»… Меня запугивали этим, и я начал искать в себе какие-то ужасные дефекты…
– А вы что, собираетесь уходить? – спросила вдруг Полина, резко остановившись и в упор глядя на него, подняв брови. Она выглядела маленькой и прелестной, как эльф, в своей курточке с острым капюшоном, юбке в шотландскую клетку и шарфе в тон.
– Я подумываю об этом, – нехотя признался юноша, недовольный тем, что проговорился и вновь выдал свои планы. – А что здесь ловить? Я чувствую, что теряю здесь себя.
– А вам не будет жалко?
– Чего, Полина? Конечно, я привязан к своему столу, компьютеру. Знаете, как кошка – не к людям, а к обстановке. И еще меня останавливало уважение к боссу.
– Но ведь есть, наверное, люди, которые поддерживают вас… Я думаю, не следует с этим спешить.
«И неужели вы сможете бросить здесь меня!», мысленно вскричала девушка.
– Есть, разумеется, и хорошие люди. Я всегда верю, конечно, что добро побеждает зло. Например, есть у нас такая интеллигентная женщина, армянка по национальности, Эмма Сумбатовна, ей уже за шестьдесят. Она постоянно поддерживает меня, все время цитирует классическую поэзию, даже удивительно, сколько она всего знает. Мне очень приятно общаться с этой почтеннейшей женщиной, она меня защищает. Вообще она напоминает мне мою бабушку. А эта стерва, представляете, когда Эмма Сумбатовна говорит «Надо совесть иметь», отвечает такой потрясающей поговоркой «Где совесть была, там хрен вырос». Да, только на это и хватает ее интеллектуального уровня. Постараюсь не поддаваться на провокации, смотреть на этих людей, изучая их со стороны, как Вы мне посоветовали.
– Я считаю, что Вам пока рано уходить, – упрямо повторила Полина, непримиримо сдвинув брови, как хорошенький ребенок, уперевшийся в какую-то причуду. – Сейчас у Вас может ничего не получиться, и Вы совсем растеряетесь.
– Вы же сами противоречите себе! – воскликнул наконец выведенный из себя Валентин. – Да это не твое дело, что ты мне диктуешь!
– Должно быть, Вы забыли, что несете ответственность за маму. Ей не на кого надеяться, кроме Вас.
– Не указывай мне, я всегда об это помню, – ледяным тоном произнес Валентин. – Ты всего лишь женщина и потому недальновидна, а я просчитываю на много ходов вперед. И это моя жизнь.
– Послушайте, Валентин. Сейчас Вы расстроены, Вам постоянно действуют на нервы. Вдруг вы допустите еще какую-нибудь оплошность? Знаете, в конце концов все определяется в итоге тем, насколько человек может приспособиться, адаптироваться к коллективу, социуму. От этого зависит его успешность. От того, насколько индивидуум понял правила игры и соответствует среде. Но иногда… порой… – голос девушки стал тихим и вкрадчивым. – Порой все зависит от того, насколько Вы подходите какому-то человеку лично, каковы могут быть перспективы ваших отношений…
Поля искала подход к юноше, надеясь, что он догадается о глубине ее чувств к нему. Впрочем, она уже решила для себя, что все равно последует за ним повсюду, как верная жена декабриста.
Но, возможно, Валентин был не способен никого любить, так как не верил в самого себя?
– Не надо за мной ходить, – бросил Валентин, хотя им было в одну сторону, на работу, и пошел прочь, перескакивая через сугробы.
– Валентин, куда же вы прыснули! – жалобно кричала вслед Полина. – Простите, если допустила какую-нибудь бестактность! Можно я вечерком зайду к вам домой, и мы поговорим?
– Ни в коем случае, – донеслось до нее.
Вернувшись после обеда и обнаружив, что делать практически нечего, Валентин, чтоб развеяться, достал из своего ящика заботливо запрятанные сборнички «поэтических шедевров для повышения настроения», как он это называл. Такие сборники он читал, когда у него было совсем уж плохое настроение, и невольно начинал смеяться. Сейчас он злился на Полю, сомневался в своих силах и в то же время его мучила совесть, что он резко разговаривал с девушкой.
Он спрятал позорные брошюрки под пухлые папки-«короны», делая вид, что просматривает договора.
Вот Агапов такой, дядюшка уже в летах, пишет на полном серьезе:
«Звезда горела на двоих…»
«Я прыгаю, как заяц по болотам…»
«Собака и лает, и молчит…»
«Внучок бежит, как лилипут…»
«Ты приходишь то и дело, как чудесная мечта…»
«Побудь со мной в моей бытовке,
Приличьям разным вопреки,
Где на протянутой веревке
Висят рубаха и портки».
«Живет на Кададе такой кобель – добрей всех кобелей на белом свете!»
И это пишет лауреат всероссийских и местных литературных премий!
Один блатной мальчишка пишет все время про греческую мифологию. Или прекрасный местами поэт Максимов, такие вот потрясающие и эффектные строки:
«Лучше признай, что пришло время сдаться,
Ролей иных королева подмостков!»
Или еще:
«Несбыточности злая нить
Зарю зарезала напрасно».
А вот поэт Александр Аи пишет:
«Конь плясал. Глаза смеялись
Лаской карего зазыва.
Клочья пены с губ ронялись
Кружевнее пены пива…
…На него присел парнишка,
Обнял нежное оскалье,
И понес его коняшка
По-над лугом да к деревне,
Так что пот бежал по ляжкам
В сто ручьев свободы древней».
Да-а, от таких «перлов» сразу жить хочется, посмеивался Валентин. В свое время он откопал все эти книжечки среди художественного беспорядка на письменном столе в кабинете своего учителя, руководителя поэтического кружка в Школе искусств для одаренных детей Николая Андреевича Хохленко. Думается, библиотека от этого не обеднела.
Ближе к концу рабочего дня в их офисе неожиданно произошел еще один забавный инцидент! У них всегда сплетничали про отсутствующих. А сегодня так и вовсе заврались и запутались, уже сами себя переврали! Вышла к обеду одна женщина с больничного, которую с утра обливали грязью за глаза. А только утром с удовольствием обсуждали, что она спит на ходу и надо ее уволить. Срочно пришлось перестраиваться! Вообще у них про многих говорили гадости, так что Валентин не был одинок. Одну обзывали Зоя – Змея особой ядовитости, другую Шрек. Хотя на взгляд интеллигентного Валентина это были вполне милые женщины. Ну, тут же нашли другой объект для пересудов – женщин, которые уже уволились. Одна из сплетниц, зам главбуха Глафира Ивановна, которая покровительствовала Зечке, принялась вдохновенно обливать бывших сотрудниц грязью, крича:
– Да, они и ошибки делали, и с работы постоянно отлучались, и вообще проститутки! (Прости, Валечка, что употребляю при тебе такие слова). Господи, прости меня за все сразу! Ведь не простишь! Ой, и такие они, и сякие. Что-то я разошлась, надо валерьянки выпить. Господи, прости меня за все сразу! Я ведь такая приятная пригожая девчонка… («девчонке» было хорошо за пятьдесят). Ведь не простишь!
Главбух Янина Георгиевна насмешливо проговорила, появляясь из-за своей стеклянной ширмы:
– Да уж, одни мы хорошие, остальные все…
Та, что вышла с больничного, бухгалтер по расчету зарплаты Людмила Васильевна, с удовольствием присоединилась к этой «культурной беседе»:
– Да, они постоянно меня подводили. И хотя я давно с ними работала, постоянно случалось и то, и это, и вообще не было субординации… Мы ведь не сплетничаем, а объективно говорим, правда, девочки? Вообще-то, конечно, нормальные девчонки, относительно ничего…
Тут у Глафиры Иванны совсем сдали нервы:
– Да не защищайте Вы их, Людмила Васильна! Они вас за спиной с землей сравняли, а вы не подозреваете об этом! Они вас так обложили перед начальством, а вы не знаете! Они продажные твари. Мол, и спите вы на ходу, такая спящая красавица… – то есть процитировала все то, что они сами же говорили утром про эту бабенку в ее отсутствие. Тут так и прыснул от хохота весь офис. – Ой, простите меня, девчонки, что-то я возбудилась, щас таблетку выпью…
Ну, все сотрудники лежали уже на столах. Даже сдержанный обычно Валентин громко фыркнул. Людмила Васильна, тоже, кстати, сплетница хоть куда, чуть растерялась, изменилась в лице, но тут же смущенно улыбнулась и взяла себя в руки:
– Ну, и Бог им судья. Я за себя, главное, знаю…
А все уже безудержно хохотали.
– Вот так все у нас любят друг друга, – произнес вдруг Валентин с печальной улыбкой философа.
А Глафира Иванна эта самая постоянно утверждала, что у нее дома и в здании, где их коллектив располагался, (то был бывший католический костел), обитают какие-то тени, бродят привидения и вообще нечисто. И дома у нее после смерти мужа творятся странные вещи… И вот, надо купить фэн-шуй какой-то, воткнуть в косяк иголку с красной ниткой от сглаза… «Да, да, ко мне перестала ходить после этих мер одна соседка, у которой глаз недобрый», поддакивала Людмила Васильевна. То и дело Глафира Ивановна изрекала:
– Ой, девчонки, опять у нас несчастье будет, вон мелькнула черная полоса в углу… Ой, вон пронеслось что-то… Ой, в прошлый раз после этого внук заболел…
Валентин уже хотел сказать, что гадости надо про людей поменьше говорить, тогда и нечистая сила мерещиться не будет, но промолчал.
«А в следующий раз всенепременно даже заступлюсь, когда все будут нападать на одного. Думаю, я уже достаточно окреп морально для этого. Ох, и не люблю я эти стадные инстинкты!» – храбрился Валентин в своем углу.
Глафира Ивановна вновь завела свою излюбленную тему:
– Ой, я и сплю обычно со шпингалетом, а вчера не закрылась, только легла с внуком своим Ванечкой – смотрю, дверь в туалет сама открывается и свет зажигается… А у меня цветок на подоконнике, луна светит через занавески, и вот как будто муж покойный стоит со своими пышными волосами… Уля говорит еще, мама, ты ничего не замечаешь? Как будто папа там стоит. Я говорю, Уля, я это давно уже заметила. Ну вот вчера как сняла портрет мужа покойного, Урсула моя говорит – полегче у нас стало. Ля-ля-ля, жу-жу-жу… Я хорошая, я приго-о-жая, только до-оля такая… Ты скажи-и-ка, расскажи-и-ка, где мой милый ночует… Если с Любушкой на посте-елюшке, помоги ему то-о-же… Девчонки, у нас еще в запасе в закромах есть бальзам «Огонь Прометея», помните об этом?
– Глафира Иванна, нужна, говорят, такая особая икона – Семистрельная называется, – начала вновь болтовню, с удовольствием отлынивая от работы, Людмила Васильевна. – Да и у нас здесь надо все ладаном окропить… Ой, вот у нас в моем родном Узбекистане одна казашка…
– Людмила Васильевна! – с улыбкой, но строго приструнила болтушку главбух Янина Георгиевна, появившись из-за стеклянной ширмы. – Когда же мы с вами будем отчет в Соцстрах сдавать?
– Щас, Янина Гавриловна… Ой, Георгиевна, извините пожалуйста… Ой, у нас с зарплатой еще никогда такого не было.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
