Я, мой соул и все-все-все

Почему огурцы голубые – никто никогда не спрашивает.

У всех, кто слышал эти мои бессмертные строки, всегда возникал только один вопрос: а что такое «окулыбь»?

Но это же так просто! «Окулыбь» – это значит «около и вглыбь».

Эта история имела продолжение спустя несколько лет.

Буквально недавно я решил испробовать магическую силу Искусственного Интеллекта. Якобы, он по любому техническому заданию может сотворить «нетленку».

И, естественно, я вспомнил о своем гениальном стихе. Правда, пришлось для полноты и завершенности технического задания его немного дописать. И получилось следующее:

«Я люблю эту землю,

И тебе это нужно,

Чтобы я здесь жила

Окулыбь голубых огурцов

Окулыбь – окулыбь…

Растяни свою улыбь!

Огурцы, огурцы –

Голубые молодцы!»

Искусственный Интеллект дунул, плюнул, шевельнул процессором. И… Песня получилась просто шикарная!

Эх, жаль, что нет уже с нами глубоко мною уважаемой и ценимой Народной Артистки Союза ССР Людмилы Зыкиной.

А то я бы точно прославился!

ГОРДЫНЯ И ЧЕМУ ОНА УЧИТ

Я с детства, сколько себя помню, не принимал всерьёз людей, которых не считал красивыми.

Вот такая странность.

Я не считал человека, по моим личным меркам не красивого, способным на что-то, что может сыграть в моей жизни хоть сколько-нибудь важную роль. Например, набить мне мое красивое лицо, выражаясь интеллигентно. Или сделать что-то путевое, классное, очень полезное, важное и т.д., лучше, чем я. Или вообще, сделать что-то, чего не могу сделать я. Я-то ведь красив, и это абсолютно точно…

За это ложное убеждение и платился. Хотя и нечасто. Но чувствительно.

Например, в пионерском лагере я был влюблён в одну прекрасную блондинку. Нам обоим тогда было лет по десять. Она была – верх совершенства!

А в соседнем старшем отряде был пацан, который, по моим оценкам, очень недалеко ушёл от обезьяны. Как внешне, так и интеллектуально, хотя я тогда вряд ли знал такое умное слово.

Но вёл себя тот пацан нагло, приставал к нашим девочкам, и особенно – к моей королеве. Самое отвратительное, что ей это, похоже, нравилось. Она вместе с подружками смеялась его глупым плоским шуточкам. Меня это просто бесило. Но поделать я ничего не мог, это было ниже моего достоинства. Лишь в мыслях своих я наказывал наглеца, бил его наглую рожу и презирал его от всей своей красивой души.

Так всё и продолжалось до середины смены.

И вот, однажды я прогуливался недалеко от отрядного корпуса, погруженный в прекрасные мечты о Возлюбленной, как вдруг из кустов вышел этот самый обезьян и спросил меня без всяких предисловий:

– Деньги есть?

Никаких денег у меня не было, нафига они мне в лагере?

Но просто ответить мне не позволила моя мужская гордость.

И я не нашёл ничего умнее, чем спросить язвительнейшим тоном:

– А тебе сколько… – "нужно? " я уже не успел произнести. Занавес упал.

Я смотрел сон. В нем прошел целый родительский день во всех подробностях.

Проснулся я, не знаю, через какое время, но, судя по тому, что я стоял на том же месте и продолжал, глупо и язвительно улыбаясь, таращиться в точку пространства, где когда-то стоял обезъян, а его там уже не было и в помине, могли пройти и секунды, и минуты. Это был нокаут.

Штормило. Голова раскалывалась от боли и кружилась, верхняя губа была раздута, по моим ощущениям, как футбольный мяч, а во рту был такой вкус, как будто я зачем-то долго обсасывал посыпанную солью железяку. То было первое из моих сотрясений мозга.

Доплыв, как раненная медуза, до нашего корпуса, я попался на глаза моим друзьям по отряду. Слегка офигев от увиденного и выслушав мой путаный рассказ, они кинулись искать супостата, но его уже в лагере не было.

Так я расстался с одним из своих заблуждений об устройстве Мироздания. И понял, что некрасивые люди вполне могут нанести ущерб моему здоровью. И это – как минимум.

Но гордыня же так просто не сдаётся.

Вообще, в подростковом возрасте я довольно часто ездил в пионерские лагеря. И в старших отрядах как-то незаметно, так сказать – естественным, само собой разумеющимся образом, становился одним из лидеров. По крайней мере, в моем собственном мире.

А были в отряде в одну из таких лагерных смен, пара ребят явно старше и крепче всех нас. Причём, из обрывков бесед между ними явствовало, что приехали они по чужим путёвкам и под чужими именами.

Отношения у меня с ними были нормальные, они даже пригласили меня в свою компанию. Мы практически стали друзьями.

Всё было хорошо всю смену: я был, что называется, "в авторитете", у меня была любовь с самой красивой девочкой лагеря, самые старшие и сильные ребята, у которых даже есть тайна (!) – мои друзья.

Вот только невдомёк мне было, что два моих старших друга знакомы были во внелагерной жизни с кем-то очень серьезным, кто был связан с предметом моего обожания. И довольно плотно.

И в предпоследнюю ночь смены, после отбоя, один из них, тощий, но очень жилистый Витек пошёл выключать свет в палате.

А моя кровать располагалась в аккурат под выключателем.

Я лежал себе на спине, готовясь почить сладким сном.

Раздался щелчок выключателя, и одновременно с наступившей темнотой я абсолютно внезапно ощутил сильнейший удар по своей блаженно расслабленной физиономии.

Я лежал в темноте и пытался понять, что это было. И старался никак не выдать, что это попало в цель. Ибо стыдно. А главное – понять бы, за что?! В таких мыслях и прошла моя ночь. И это – один из тех случаев, которыми я не горжусь до сих пор.

Так я понял ещё одну важную истину: не всегда тот, кто называет себя другом – твой друг. И не всегда я так крут, как думаю о себе.

А на следующий день эти же мои "друзья "натравили на меня того, от кого я и ожидать не мог ничего подобного.

Был в отряде паренёк, такой плотного телосложения увалень. В целом очень приятный паренёк, мы с ним часто болтали, играли в теннис, шашки, и вообще – хорошо и ровно всё у нас с ним было.

Я вошёл в палату, и вдруг мгновенно образовался плотный круг из наших отрядных пацанов. И внутри этого круга стоял я. И он. И в глазах его была ненависть.

А из-за круга, вальяжно развалившись на кровати, другой из моих "друзей", здоровенный Олег, как он себя называл, обратился к кому-то из нас, не называя имён:

– Он тут про тебя такого нарассказывал, бля, ты че, стерпишь?!

И внезапно мой плотного телосложения приятель бросился на меня с кулаками!

Я было опешил ровно на секунду, но меня спасла моя реакция.

Ловко увернувшись, я крепко обхватил противника со спины и швырнул его на пол.

Олег секунду озадаченно молчал, оценивая обстановку, затем сказал мне:

– Эдик, молодец! Давай, запинывай его!

И пацаны, образовавшие круг, наперебой загалдели: "Давай!.. Запинывай!.. Давай-давай, пи… ди его!" И далее в том же духе.

Мой поверженный противник не вставал, из его глаз текли скупые мужские слезы. Он не плакал, просто они текли, и он не мог их остановить. Ему было страшно обидно.

Я несколько бесконечно долгих секунд стоял и смотрел на него без всяких мыслей в гудящей голове.

Я сразу решил, что драться не буду – и не умею, и к оппоненту у меня претензий до этого случая не было. А теперь, запинывать лежачего, да еще на потребу этим…

Я спокойно вышел из круга, и никто даже не попробовал меня остановить.

Так я получил еще один урок: как бы ни был ты популярен, всегда найдется тот, кто организует тесный круг из тех, кого ты считаешь приятелями (а иногда даже друзьями) и натравит на тебя вчерашнего твоего приятеля. И что надо оставаться человеком в любом случае.

А вот еще случай. Мы с моей Лелей уже были женаты, уже переехали в эту трехподъездную девятиэтажку. И у нас уже родилась и тихонько подрастала наша первеница. И была она совсем еще маленькая.

А в соседней квартире жила такая весьма неприятная старуха. И звали ее Зоя Киприановна. Была она весьма немалого размера, рыхлая, некрасивая, лицо неприятное, угрюмое, взгляд колючий. Мы с ней как-то сразу после переезда друг другу не по душе пришлись. Здоровались, конечно, люди же воспитанные, но как-то неискренне, формально, что ли.

И вот, нашей первой осенью проживания в этой квартире, наша полуторагодовалая доча заболевает. Простуда. Да еще какая – с высоченной температурой и прочими прелестями… А времени – около часу ночи…

В те времена сотовых не было и в энергоинформационном поле нашей Родины, а домашний телефон был далеко не в каждой квартире. Не было его и у нас.

А у неприятной старухи Зои Киприановны – был.

И нам бы вызвать ребенку «скорую», а – никак. Телефона-то нет…

И вот, стиснув в кулаке всю свою гордость, я позвонил в неприятную соседскую дверь.

Баба Зоя открыла через пару минут, одетая в ночной халат, простоволосая, недовольная.

– Зоя Киприановна, простите за позднее беспокойство, у нас маленькая заболела, температура 38.8, как-то бы «скорую» вызвать…-промямлил я.

Зоя молча освободила мне проход к телефонному аппарату.

– Спасибо большое! – сказал я уже на бегу и снял трубку.

Я пытался дозвониться минут двадцать-тридцать. Потом понял, что, видимо, не дозвонюсь. Времени уже было около полвторого ночи. Неприятная Зоя все же, при всей своей неприятности, ни в чем не провинилась настолько, чтобы не давать ей спать.

Я натянуто поблагодарил ее и, как в воду опущенный пошел домой.

Температура у маленькой и не думала падать несмотря на все наши старания…

Прошел час.

И вдруг в нашу дверь позвонили. «Врача вызывали?»

Это были самые волшебные слова из всех волшебных слов, которые я когда-либо к этому моменту слышал!

Малявку полечили, температура спала до приемлемой в нашем случае субфебрильной. Мы легли спать.

Утром я зашел поблагодарить Бабу Зою. Ведь ежу понятно, что это она дозвонилась-таки и вызвала нам «скорую». И дверь мне открыла уже совсем другая женщина. То есть это была все та же Зоя, но я никогда бы не подумал, что она способна на такую улыбку… И в глазах ее что-то светилось и согревало меня.

С тех пор лучшей соседки нельзя было и пожелать.

И я тогда понял две очень важные вещи.

Оказывается, выражение «Не суди о книге по обложке» – не только про книги.

И, как гласит мудрость, «..мы любим людей за то добро, которое им делаем, и ненавидим их за то зло, что им причиняем»

И то, и другое имело отношение, возможно, к нам обоим –и к Бабе Зое, и ко мне.

Не думаю, что кому-то когда-то удалось избавиться от своей гордыни навсегда. Разве что – усмирить и контролировать ее.

Время от времени ловлю себя на том, что пренебрежительно думаю о ком-то, внутри себя отпускаю кому-то неуважительные комментарии. И сразу мигает красная лампочка в мозгу. Сигнал тревоги. И мгновенно вычищаются такие мысли. Это – как иммунитет, который всегда начеку. Микроб по имени «гордыня» – как условно-патогенная флора. Если иммунитет бдит, то микроб сидит тихо, персистирует на уровне спячки, анабиоза. Но стоит иммунитету хоть на мгновение расслабиться, как зловредная бактерия просыпается и начинает жрать и отравлять организм. И горе тому, кто позволил ей это: сожрет и ни кусочка не оставит. А окружающий мир будет лечить своими средствами, жестко и неприятно.

Как сказал великий Козьма Прутков, «Бди».

Держи иммунитет в тонусе.

НЕМНОГО УМНЫХ МЫСЛЕЙ.О СМЕРТНЫХ ГРЕХАХ.

Вы когда-нибудь задумывались, почему эти дурные наклонности человеческие исстари так пугающе называются? Мне кажется, я нашел этому объяснение. По крайней мере для себя.

Итак, начнем.

Сначала – в общем обо всех смертных грехах.

Думаю, дело здесь вот в чем. Все начинается с гедонизма, стремления получать удовольствие любой ценой, так как удовольствие – конечная и высшая цель жизни. То есть, ничто не может служить препятствием к получению наслаждения – ни моральные соображения, ни этические нормы, ни здравый смысл. Думаю даже, что гедонист, по сути, живет одним днем, даже одним моментом – моментом получения им наслаждения. Типа: «после нас – хоть потоп!» По сути, гедонист верит только в земную жизнь, несущую наслаждения.

А какие удовольствия известны всю историю человечества? – Вкусная еда, секс, власть вместе со славой, деньгами, возможностью карать, алкоголь. И для стремящихся к наслаждениям они становятся самоценностью. То есть, ничего в мире нет выше их.

И тут на горизонте появляются… смертные грехи – гордость (гордыня), зависть, чревоугодие, блуд (сластолюбие), гнев, корыстолюбие (стяжательство), уныние (лень).

Каждый из них, если его довести до максимума, до абсурда, приводит к смерти. И к биологической, и к духовной. И, чаще всего, так и происходит, ведь то, что просто приносило удовольствие без последствий, все глубже затягивает и порабощает человека, довлеет над ним. И чем дальше, тем закономернее и неотвратимее ведет его к печальному финалу. Путь в один конец, но значительно более короткий, чем обычно. И более мучительный.

Например, чревоугодие, оно же обжорство, оно же переедание, и т.д. Не секрет, что даже просто переедание приводит к проблемам со здоровьем – ожирение со всеми его побочными эффектами и последствиями. Такими, как атеросклероз, диабет, инфаркт, инсульт, проблемы с позвоночником и суставами (которые приводят к неспособности полноценно двигаться, а ведь движение – это жизнь)

Чревоугодие – это обжорство, когда человек жрет и не хочет, да и не может остановиться. Он любой ценой получает удовольствие от еды, и даже когда вкусовые ощущения притупляются, еда приедается, человек прибегает ко всему, что возбуждает аппетит – острым блюдам, алкоголю, и так далее. И вот, «помощники аппетита» делают свое дело. Аппетит возникает вновь, усиливается, человек съедает больше, чем раньше.

А если учесть, что сейчас используются еще и всяческие «ешки», усилители вкуса и запаха, – можно себе представить, насколько больше несчастный обжора слопает.

А в это время желудок избыточно растягивается, и с каждым разом все сильнее. А сокращается не полностью. И, значит, чтобы наполнить его до чувства сытости (а первое чувство сытости наступает как раз при наполнении желудка), с каждым разом приходится съедать все больше пищи. И возникает порочный круг.

В истории известны случаи отрыва желудка. Это уже смертельное осложнение. А еще – удушье из-за полной невозможности дышать, когда диафрагма не в состоянии двигаться, а ведь она – главная дыхательная мышца, а переполненное брюхо не оставляет ей ни малейшего места для работы… Или смерть от захлебывания рвотными массами… и т.д. А помните, по-моему, у Эдгара По, в рассказе про последнюю трапезу приговоренного к смерти? Там человек наелся так, что тюремный врач чудом смог спасти ему жизнь. Правда только для того, чтобы его могли казнить по приговору суда.

Ну, с чревоугодием, думаю, ясно.

А гордыня? Как убивает она?

Во-первых, что есть гордыня? Это непомерное самомнение, которое внушает человеку, что он – неизмеримо, несопоставимо лучше, чем прочие люди. Что ему дозволено все, что угодно.

Гордец презирает (тайно или явно) других людей. Он (тайно или явно) высокомерен, заносчив, может быть замкнут. Он ненавидит тех, кто достиг большего, чем он, т.к. считает, что достойны не они, а он. Что все должно принадлежать ему, а не им. А значит – зависть, доносительство, воровство и даже убийство из зависти или при ограблении…Тут тебе и гнев, и болезненная ревность.

А еще – желание любой ценой прорваться к власти, ведь власть над людьми – сильнейший наркотик, дающий несравнимое ни с чем услаждение гордыни… Ну, и власть – это доступ ко всему, чего «достоин» гордец.

А если ему не хватает решимости на действия, гордыня разъедает душу его изнутри, доводит до депрессии, а там и до суицида недалеко…

Как тонко смертные грехи связаны между собой…

А скупость? Это «бескорыстная любовь к дензнакам» (вариант незабвенного Остапа Бендера). А также и болезненная страсть обладания чем-либо, сверхценная идея, часто даже не для использования предмета обожания, а просто – обладание ради обладания. Скупость, когда рыцарь умирает от страха потерять скопленные богатства, влача в этот момент нищенское существование и умирая от голода и холода над сундуками, полными золота, имеющего патологическую власть над его «счастливым» обладателем.

Часто – это гордыня, тешащаяся обладанием тем, чего нет у прочих «мелких презренных людишек, недостойных обладать этим».

Часто – это зависть к кому-то, обладающему этим «не по праву», желание превзойти, доказать: «Только я по праву могу себе это позволять». И много других вариантов.

И любой из них – болезненная дорога к смерти, смерти тела и души, своей, ближних, дальних…

Я уже не говорю о блуде, похоти, и разных их проявлениях.

Тут вообще все очень наглядно.

Супружеская измена. Во-первых, любая супружеская измена – суть предательство. А это – страх разоблачения, опасность шантажа, стыд (если он, конечно, есть, а это уже проявление зачатков или остатков совести,), а значит – быстрый износ нервной и сердечно-сосудистой системы, путь к злоупотреблениям едой и алкоголем (а может, и к различным веществам…) Дальше – думаю, понятно.

Чрезмерная половая жизнь, особенно – совсем уж неразборчивость в партнерах. Тут тебе и венерические болезни, вплоть до СПИДа и гепатитов, ограбление, попадание в зависимость от шантажистов. И просто, нервное и физическое истощение, снижение иммунитета и т.д.

Самое страшное, что при любом из вариантов – духовная смерть от последствий вожделения наслаждения, которое порабощает тело и душу.

Гнев? Так тут вообще все ясно. Даже если забыть о гордыне, которая его часто порождает.

Гневливый человек себя не контролирует. Он даже может потом пожалеть о совершенном им под влиянием гнева, но в моменте он абсолютный его, гнева, раб. Гнев – состояние, по сути, аффективное, то есть, повреждающее. Гнев часто ведет к совершению тяжелейших преступлений, причем гневливого человека могут и часто используют в качестве оружия третьи лица в своих целях.

А после совершения непоправимого гневливый человек может подвергаться мукам совести, часто влекущим последствия вплоть до самосуда над собой.

Так что, как вы сами понимаете, гнев напрямую связан со смертью.

Мы здесь не говорим о праведном гневе на поле боя, обращенном против врага, пришедшего на родную нашу землю. Самое главное, чтобы в священном бою человек не упивался гневом и властью над поверженным врагом, а оставался человеком.

Про уныние мы уже упоминали, помните? Оно может быть связано и с гордыней, и с завистью, и с блудом, и даже с чревоугодием. И финал затяжного уныния – депрессия, глубокая, могущая привести к смерти. Это то, что уничтожает в человеке веру в себя и во все хорошее, лишает воли, способности и желания действовать, ввергает его во всепобеждающую лень, ведущую к физиологическим расстройствам. И дальше – понятно, правда?

К чему это я такие страшилки развел? Да мы же все или через одного грешим, святые среди нас не уживаются…

Но грешки, которые мы свершаем могут остаться грешками, а могут вырасти во что-то гораздо большее и страшное… И порой бывает сложно определить ту меру, ту границу, за которой это уже не невинная шалость или легкомыслие, а самый, что ни на есть, смертный грех.

Все мы склонны в той или иной мере к стремлению к удовольствию, а также – к гордыне (это уж стопроцентно). Но существует в каждом из нас и Бог – наша совесть. И надо не допускать малодушного самооправдания, надо слушать внимательно свою совесть. Надо мыслить критически. Надо еще до грехопадения спросить себя: а что будет потом? Не пострадает ли кто-то безвинно, да и нам ли определять чужую вину (со своей бы разобраться…). Не обрушатся ли последствия нашего поведения на тех, кто нам дорог? Нет ли хоть малейшей вероятности последствий чрезмерных, катастрофических того, что мы собираемся сделать?.. И сможем ли мы жить как прежде после того, как сделаем это? И смотреть на себя в зеркало без отвращения. И смотреть людям прямо в глаза, спокойно и честно.

И слушать, слушать голос нашего внутреннего Бога…

ВОЙНА В МОЕЙ ЖИЗНИ.

Сам я на войне, слава Богу, не был. И, надеюсь, не придется.

Но она коснулась меня, и неоднократно. Поэтому я стал пытаться понять ее природу.

После первого курса, в июле 1983-го, если мне не изменяет память, я поехал в стройотряд. Мы там весело и, насколько могли, производительно трудились, и отдыхали между трудами праведными. Было классно.

Однажды к нам в гости приехал чей-то знакомый, довольно невзрачного вида паренек. Звали его Витя.

Все вроде бы было нормально, он оказался вполне себе компанейским, своим. Но взгляд у него был какой-то другой. Как будто он на самом деле сейчас находится где-то в другом месте. А может, где-то внутри себя…

Вечером сели отмечать встречу. Выпили, конечно, как без этого.

И вроде выпили-то немного. Но с Витей стали происходить странные вещи.

Как будто его подменили. Он начал рассказывать странные и страшные вещи. И не только рассказывать.

Что мы знали об Афгане и афганской войне? Что нам говорили газеты, радио, телевизор, и каждый утюг в каждой квартире? – Что наши ребята там исполняют интернациональный долг, защищают нашу границу, а значит – и нас. Что советский солдат – самый гуманный, что он всегда – спаситель, что он защищает хороших людей от плохих. Что наше дело всегда правое. Что в Афганистане мы спасаем народ от нищеты и голода, от захвативших власть врагов. И т.д. И т.п.

Да и вообще, война была где-то далеко, и как будто бы нас прямо не касалась.

А Витя, пока еще был в уме, но уже начинал «прогреваться», заговорил совсем не тем голосом, каким говорил, пока не выпил. И про совсем другое.

Например, про то, как, войдя в горный кишлак, они, советские солдаты войск КГБ, сначала бросали в хижину гранату, затем расстреливали все, что там еще шевелилось, и только потом входили внутрь и смотрели, кто там, внутри, был. Потому что иначе могли выстрелить из темноты внутри хижины. И убить тебя или твоего товарища. И выстрелить мог не только явный душман. Выстрелить мог и пацан, даже совсем ребенок…

Не все помню, что он успел рассказать. Помню, что, когда он уже «загрузился» и потерял всякую связь с действительностью, он начал воевать… Это было очень страшно.

Нам едва хватило сил, чтобы впятером его скрутить и утихомирить… А ребята мы тогда были вполне крепкие.

Наутро, когда он очухался, он ничего про «ночной бой» не помнил. Снова был нормальным и компанейским пареньком. Только удивлялся, что проснулся связанным. Но по глазам его было понятно, что на самом деле он не удивлен.

А сегодня мы с женой были на похоронах мужа нашей родственницы.

Стояла машина с надписью «груз 200» за лобовым стеклом.

В зале прощаний стоял на постаменте закрытый гроб, на нем – солдатская камуфляжная кепи.

В головах – почетный караул, молодые солдатики с автоматами, в тельняшках под камуфляжем.

Я мало знал погибшего мужчину. Помню лишь его крепкое рукопожатие, немногословность, ощущение спокойной надежности… Осталась неутешная вдова, дети, внуки…

Говорили очень теплые и скорбные слова его родные, друзья, сослуживцы…

Он погиб на войне. Ушел добровольцем и погиб.

И он не один в моей жизни, погибший на этой войне. То у одного, то у другого моего близкого или дальнего знакомого кто-то погибает. У однокурсницы пропал без вести муж. Позже она узнала, что он погиб. У подруги жены погиб племянник.

И это очень страшно. Мы живем своей обычной жизнью, а где-то погибают те, кто нам дорог.

А те, кто оттуда возвращается, уже никогда не смогут жить, как прежде. Как до войны. Их души искалечены тем, что они пережили, увидели, вынуждены были делать, чтобы выжить, выполнить приказ.

Наверное, без войны человечество не может существовать. Просто потому, что все мы очень разные. И всегда одному нужно много больше, чем другому. И этот один готов идти по головам других, не останавливаясь ни перед какими жертвами, особенно – принося в жертву других. Чтобы получить то, что ему так нужно. Что, как он считает, принадлежит ему по праву. Просто – «потому что!»

А если он облечен властью? И связанными с ней возможностями? А если он еще и одержим идеей? И так понимает свой долг перед Историей? Тогда он, не задумываясь, отправит на бойню целые народы.

К сожалению, вечный мир – несбыточная мечта человечества. Тем более, что это самое человечество никогда не сможет договориться о том, каким этот мир должен быть.

Но так необратимо меняет людей и их судьбы война… Так много боли она несет с собой… И так малому научаются люди, так бесполезно они гибнут… А ведь каждый из них – целая вселенная…

НЕМНОГО УМНЫХ МЫСЛЕЙ НА РАЗНЫЕ ТЕМЫ.

Эффект толпы. Когда в одном месте собираются очень много людей и они одновременно подвергаются быстро возникающему и развивающемуся травмирующему (как позитивному, так и негативному) воздействию, которое вызывает резонанс низших, животных энергетических полей, особенно, если они были к этому моменту подготовлены одинаковым воздействием (например – пропагандой) длительное время, то теряется связь с каждой конкретной душой, и животное в человеке получает абсолютный контроль. Возникает массовый инстинкт, образуется стадо, которое никем не контролируется и одержимо инстинктом выживания и, как его продолжением, инстинктом разрушения и уничтожения. Или контролируется кем-то извне и направляется в нужное русло. Каждый конкретный человек перестает существовать в этом едином напуганном и неистовствующем в ужасе или ненависти животном. Зачастую, если люди приходят в себя после этого состояния, они не могут ничего вспомнить, не могут принять и допустить, что они могли участвовать в том, что произошло, не могут признать своей личной ответственности за то, что делали в этом состоянии. Именно потому, что связь с их духовной составляющей, их личностью, отсутствовала полностью или в значительной мере.