Анатомия звездолёта

Пока они ожидали прибытия учёных, капитан подошла к Комарову и тихо спросила:

– Насколько реально полностью отключить органические компоненты и перевести корабль на механическое управление?

Инженер помрачнел.

– Теоретически возможно, но риск очень высок. Органика слишком глубоко интегрирована в системы корабля. Это как… – он искал подходящее сравнение, – как провести лоботомию без анестезии.

– Но если это единственный способ вернуть контроль?

– Тогда мы должны быть готовы к тому, что некоторые системы выйдут из строя. Включая критические.

Их разговор прервался, когда в командный центр вошли Дмитрий Северин, Ксения Лун и доктор Марк Леви. Все трое выглядели встревоженными, но по разным причинам. Дмитрий казался глубоко задумчивым, Ксения – возбуждённой, а доктор – профессионально обеспокоенным.

– Вы вызывали нас, капитан? – спросил Дмитрий.

– Да, – Волкова указала на экраны. – У нас новая ситуация. Корабль самостоятельно корректирует курс. Без участия навигатора. И органические системы продолжают… эволюционировать. Я хочу знать: что происходит с моим кораблём и как вернуть контроль?

Дмитрий и Ксения переглянулись, словно молча решая, кто будет отвечать. Наконец Северин заговорил:

– Капитан, после детального анализа всех данных мы пришли к выводу, что «Эмбрион» действительно проходит процесс, похожий на метаморфозу. Органические ткани корабля перестраиваются в более сложные структуры, особенно те, что отвечают за коммуникацию и обработку информации.

– Проще говоря, – добавила Ксения, – корабль развивает нечто похожее на нервную систему. Более сложную, чем предусмотрено проектом.

– Причина? – коротко спросила Волкова.

– Контакт с космическим рифом, – ответил Дмитрий. – Точнее, с сигналами, которые исходят от него. Они, по всей видимости, активировали определённые участки генетического кода органических компонентов корабля.

– Как вирус? – нахмурился Комаров.

– Нет, – покачала головой Ксения. – Скорее как… пробуждение спящих генов. Представьте, что в ДНК наших биокораблей изначально была заложена программа развития, но в обычных условиях она остаётся неактивной. До встречи с рифом.

Капитан Волкова скептически посмотрела на учёных.

– Вы хотите сказать, что кто-то намеренно заложил эту… программу в наши корабли?

– Не обязательно намеренно, – ответил Дмитрий. – Помните историю создания первых биокораблей? Прототипы были разработаны на основе органических материалов неизвестного происхождения, найденных в поясе Койпера. Возможно, эти материалы были фрагментами подобных космических существ, и мы просто адаптировали их для своих нужд, не понимая их истинной природы.

Волкова повернулась к доктору Леви.

– Доктор, что с экипажем? Есть ли признаки негативного влияния?

Леви потёр подбородок.

– Физически все в норме. Никаких признаков инфекции или физиологических изменений. Но психологически… ситуация сложнее. Коллективные сновидения продолжаются. Некоторые члены экипажа сообщают о чувстве… связи с кораблём. Особенно те, кто имеет нейронные импланты.

– Связи? Какого рода?

– Трудно описать точно. Ощущение присутствия. Иногда эмоциональный отклик. Навигатор Ким испытывает самое сильное влияние, что логично, учитывая её тесную интеграцию с навигационными системами. Но даже члены экипажа без имплантов сообщают о странных ощущениях. Как будто корабль… наблюдает за ними.

– Это опасно? – прямо спросила капитан.

– На данный момент – нет. Но ситуация требует тщательного мониторинга. Я бы рекомендовал ограничить использование нейронных интерфейсов до выяснения полной картины.

Волкова кивнула и снова обратилась к Дмитрию:

– Северин, у вас есть рекомендации?

Дмитрий на мгновение задумался, взвешивая различные сценарии.

– Я бы предложил не противодействовать процессу метаморфозы напрямую. Это может спровоцировать защитную реакцию корабля, что потенциально опасно. Вместо этого мы должны попытаться… коммуницировать с ним. Понять, что происходит и чего он хочет.

– Хочет? – переспросил Комаров с недоверием. – Вы говорите о нём, как о разумном существе.

– Потому что, возможно, он им становится, – тихо сказала Ксения.

В командном центре воцарилась напряжённая тишина. Наконец капитан Волкова приняла решение.

– Вот что мы сделаем. Северин, вы и Лун продолжите исследования, но с акцентом на разработку метода коммуникации с… кораблём. Комаров, подготовьте резервные механические системы на случай необходимости перехвата управления. Леви, усильте мониторинг состояния экипажа. Я хочу знать о любых изменениях в их поведении или восприятии, – она сделала паузу. – А пока мы сохраним курс на Кеплер-438, но будем готовы к изменению планов.

– Что насчёт Земли? – спросил Комаров. – Мы должны сообщить о ситуации.

– Я отправлю закодированное сообщение, когда у нас будет больше информации, – ответила Волкова. – Пока нет смысла поднимать тревогу на основании теорий.

После совещания Дмитрий и Ксения направились в лабораторию. По пути они заметили, что коридоры снова изменились – органические стены стали ещё более рельефными, с узорами, напоминающими нейронные сети. В нескольких местах появились новые биолюминесцентные узлы, которые пульсировали в каком-то сложном ритме.

– Изменения ускоряются, – заметила Ксения, проводя пальцем по одному из светящихся узлов. – С каждым часом корабль всё больше напоминает живой организм, а не машину.

– Вопрос в том, какой именно организм он пытается стать, – задумчиво ответил Дмитрий. – И совместима ли эта новая форма с человеческим присутствием.

Когда они вошли в лабораторию, их встретило неожиданное зрелище. Все образцы тканей, которые они оставили в культуральных чашках, изменились до неузнаваемости. Вместо однородных фрагментов органики там теперь пульсировали сложные структуры, похожие на миниатюрные органы.

– Невероятно, – прошептала Ксения, склоняясь над микроскопом. – Они самоорганизовались в функциональные системы! Смотри, этот фрагмент напоминает примитивный ганглий, а тот – что-то вроде рецептора.

Дмитрий активировал сканер и начал анализ.

– Метаболическая активность повышена в десятки раз. Они потребляют питательную среду с невероятной скоростью, – он указал на пустые резервуары, которые ещё вчера были заполнены. – И посмотри на эту структуру – она почти идентична нейротрансмиттерным узлам в человеческом мозге.

– Они не просто эволюционируют, – пробормотала Ксения, продолжая исследование. – Они адаптируются к нам. Имитируют человеческие нейронные структуры, но с модификациями.

Дмитрий задумчиво наблюдал за пульсирующими образцами.

– Что если это попытка создать интерфейс? Способ коммуникации между кораблём и экипажем?

– Возможно, – кивнула Ксения. – Но традиционные методы анализа здесь не помогут. Нам нужно что-то более… непосредственное.

Дмитрий понял, о чём она говорит, и инстинктивно коснулся своего импланта.

– Прямое нейронное подключение? Это рискованно, особенно сейчас.

– Но может быть единственным способом понять, что происходит, – настаивала Ксения. – Если корабль пытается коммуницировать, мы должны встретить его на полпути.

Северин колебался. Использование импланта для глубокого подключения к быстро эволюционирующим органическим системам корабля было потенциально опасно. Но как учёный, он не мог упустить возможность получить прямой доступ к этому феномену.

– Хорошо, – наконец согласился он. – Но с предосторожностями. Ты будешь контролировать процесс и немедленно отключишь меня, если заметишь что-то странное.

Ксения кивнула, и они начали подготовку к эксперименту. Дмитрий сел в специальное кресло, подключенное к мониторингу жизненных показателей, пока Ксения подготовила диагностический порт – особый узел в стене лаборатории, который обеспечивал прямой доступ к центральным органическим системам корабля.

– Ты уверен? – спросила она в последний момент.

– Нет, – честно ответил Дмитрий. – Но это необходимо.

Он активировал свой имплант. Биотехнологический интерфейс на его предплечье развернулся, высвобождая тонкие волокна, которые соединились с портом. Дмитрий закрыл глаза, сосредотачиваясь на ощущениях.

Сначала он почувствовал обычное покалывание – стандартное ощущение при подключении. Но затем вместо привычного набора технических данных и простых биологических откликов его сознание заполнило что-то совершенно иное. Волна ощущений, образов и… эмоций?

Он увидел космос, но не таким, каким видел его раньше. Это был живой океан энергии, пронизанный невидимыми течениями и заполненный существами, которые человеческий глаз никогда не смог бы различить. Огромные создания, полупрозрачные и мерцающие, плыли между звёзд, питаясь излучением и взаимодействуя друг с другом через сложный язык света и гравитационных волн.

И среди них – меньшие существа, похожие на «Эмбрион», но более развитые. Они перемещались с невероятной грацией, иногда сливаясь с более крупными созданиями в симбиотическом танце.

Затем видение изменилось, и Дмитрий ощутил… вопрос. Не сформулированный словами, но отчётливый в своей сути: «Кто ты?»

– Человек, – мысленно ответил он. – Исследователь. Учёный.

Новая волна ощущений – замешательство, узнавание, интерес.

«Симбионт?» – вопрос был не совсем ясен, но Дмитрий понял суть.

– Да, – ответил он. – Мы… сосуществуем. Взаимодействуем.

Понимание. Радость? Что-то похожее на удовлетворение.

А затем – поток информации, слишком быстрый и сложный, чтобы его полностью осознать. Образы древних существ, эволюционирующих в космосе. Их встречи с другими формами жизни. Симбиозы и слияния. Развитие коллективного сознания, простирающегося через галактики. И всегда – цикл метаморфозы: от простого к сложному, от независимого к объединённому.

– Эмбрион? – мысленно спросил Дмитрий. – Ты… растёшь? Меняешься?

Подтверждение. Гордость. Предвкушение.

– Во что ты превращаешься?

Образ существа, плывущего в пустоте, с интегрированными в его структуру элементами, которые Дмитрий узнал как части корабля. Но также и нечто новое – следы человеческих нейронных паттернов, фрагменты сознания экипажа, встроенные в более крупную систему.

Дмитрий почувствовал тревогу.

– Ты… поглощаешь нас?

Отрицание. Затем более сложное понятие: симбиоз, но глубже, чем он представлял. Не поглощение, а… слияние. Сохранение индивидуальности внутри большего целого.

– Но мы должны вернуться на Землю, – возразил Дмитрий. – У нас есть миссия.

Замешательство. Несоответствие. Образ нового пути – не к Кеплер-438 и не обратно к Земле, а к дальним звёздам, где ждут другие подобные существа.

Внезапно связь начала колебаться. Дмитрий почувствовал, как его сознание вытягивается обратно, к человеческому телу, но успел задать последний вопрос:

– Почему сейчас? Почему ты проснулся именно сейчас?

Образ космического рифа. Сигнал активации. Звёздный цикл, завершающий оборот. Время перемен.

А затем – темнота.

Дмитрий пришёл в себя в лаборатории. Над ним склонилась встревоженная Ксения, а рядом стоял доктор Леви, проверяя его пульс.

– Что случилось? – слабо спросил Дмитрий.

– Ты был подключён почти час, – ответила Ксения. – Твои жизненные показатели начали колебаться, и я вызвала доктора.

– Час? – удивился Дмитрий. – Мне казалось, прошло всего несколько минут.

– Временная дисперсия при глубоком нейронном подключении – известный феномен, – заметил Леви, просматривая показания медицинского сканера. – Физически ты в порядке, но нейрохимический баланс нарушен. Тебе нужен отдых.

Дмитрий медленно сел, всё ещё ощущая отголоски странного опыта.

– Я общался с ним, – тихо сказал он. – С кораблём. Или с тем, чем он становится.

– И? – Ксения едва сдерживала волнение.

– Это сложно объяснить человеческими понятиями, – Дмитрий потёр виски. – Он не угрожает нам. Наоборот, он… приглашает. К симбиозу. Но не такому, какой мы представляем. Более глубокому.

– Что ты видел? – настаивала Ксения.

– Историю. Эволюцию космических существ, использующих симбиоз как форму развития. «Эмбрион»… это действительно эмбрион. Личиночная стадия одного из таких существ. И он пробуждается, чтобы завершить свой жизненный цикл.

– С нами на борту? – обеспокоенно спросил Леви.

– Не просто с нами, – покачал головой Дмитрий. – Через нас. Мы… часть процесса. Каталитический элемент.

Прежде чем они успели продолжить разговор, в лабораторию ворвался Комаров.

– Вам лучше пойти в командный центр, – напряжённо сказал он. – У нас новая проблема.

– Какая? – спросил Дмитрий, поднимаясь с кресла.

– Навигационная система полностью изменила курс. Мы больше не направляемся к Кеплер-438. И не возвращаемся на Землю.

– Куда тогда?

– В совершенно неизвестный регион глубокого космоса. И ни один из механических переопределений не действует.

Когда они прибыли в командный центр, капитан Волкова стояла у главной консоли, её лицо было каменным, но в глазах читалось плохо скрываемое беспокойство. Рядом стояла Софья Ким, бледная и растерянная.

– Что произошло? – спросил Дмитрий.

– Ким почувствовала странное побуждение проверить навигационные системы, – ответила Волкова. – Несмотря на мой приказ не приближаться к консоли. Когда она подключилась, корабль немедленно изменил курс. И теперь мы не можем его скорректировать.

– Я не делала этого намеренно, капитан, – тихо сказала Софья. – Это было… как зов. Я не могла сопротивляться.

– Северин, у вас было какое-то озарение во время вашего эксперимента? – резко спросила капитан. – Что-нибудь, что поможет нам вернуть контроль?

Дмитрий глубоко вздохнул. Ему предстояло сообщить информацию, которая наверняка не понравится капитану.

– Я установил контакт с… сознанием корабля. Оно ещё формируется, но уже достаточно развито для примитивной коммуникации. «Эмбрион» меняет курс не из враждебности, а потому что следует своему жизненному циклу. Он направляется к месту, где должна завершиться его метаморфоза.

– И что с нами будет в процессе этой… метаморфозы? – нахмурилась Волкова.

– Насколько я понял, корабль видит нас как симбионтов. Не как хозяев или пассажиров, а как… партнёров в трансформации.

– Партнёров? Нас спросили о согласии? – возмутился Комаров.

– Для него это может быть такой же естественный процесс, как дыхание, – вмешалась Ксения. – Мы не спрашиваем согласия у бактерий в нашем кишечнике, хотя они необходимы для нашего выживания.

– Мы не бактерии, – отрезала Волкова. – Мы разумные существа с собственными целями и миссией. И я не позволю кораблю похитить мой экипаж для своей… эволюции.

Она повернулась к Комарову:

– Подготовьте экстренный протокол отключения органических систем. Мы возвращаем контроль любой ценой.

– Капитан, это опасно, – возразил Дмитрий. – Корабль сейчас в крайне нестабильном состоянии. Попытка насильственного перехвата управления может спровоцировать непредсказуемую реакцию.

– А следование в неизвестность по воле пробуждающегося космического существа – не опасно? – парировала Волкова. – У меня есть ответственность перед экипажем и миссией.

– Но что если это и есть настоящая миссия? – тихо сказала Ксения. – Что если всё это время мы неосознанно были частью большего плана? Не нашего, а… эволюционного.

Капитан Волкова посмотрела на неё долгим, тяжёлым взглядом.

– Лун, я ценю ваш научный энтузиазм, но мой долг – вернуть этот корабль и его экипаж домой. В целости и сохранности.

Внезапно корабль вздрогнул, и все системы на мгновение мигнули. Когда освещение восстановилось, на главном экране появилась странная последовательность символов – не текст, но определённо упорядоченная информация.

– Что это? – спросил Леви, вглядываясь в символы.

Софья Ким, которая всё ещё была частично подключена к навигационной системе, внезапно выпрямилась, её глаза широко раскрылись.

– Это… сообщение, – прошептала она. – Корабль пытается коммуницировать напрямую.

– Вы можете его прочитать? – спросила Волкова с сомнением.

– Не совсем прочитать… скорее почувствовать смысл, – Софья прикрыла глаза, сосредотачиваясь. – Он говорит… что не хочет причинить вред. Что мы важны. Необходимы. Что без нас трансформация невозможна.

– Звучит как удобная рационализация похищения, – пробормотал Комаров.

– Нет, это больше похоже на… приглашение, – возразила Софья. – Он показывает мне образы… новых возможностей. Существования за пределами того, что мы знаем. Симбиоза, который изменит нас, но не уничтожит.

Пока они говорили, символы на экране изменились, формируя новую последовательность. А вместе с ними изменились и органические стены командного центра – они стали более прозрачными, позволяя видеть космос напрямую, без помощи экранов. Звёзды казались ближе и ярче, как будто корабль каким-то образом усиливал их восприятие.

– Невероятно, – прошептала Ксения, подходя к прозрачной стене. – Он перестраивает себя, чтобы мы могли лучше видеть и понимать космос. Адаптируется к нашим потребностям.

– Или манипулирует нами, – возразила Волкова. – Создаёт впечатляющее шоу, чтобы мы забыли, что по сути находимся в заложниках.

Дмитрий подошёл к Софье, которая всё ещё была в состоянии частичного транса, связанная с системами корабля.

– Софья, ты можешь спросить, куда мы направляемся?

Она кивнула и на мгновение замерла, словно прислушиваясь к чему-то.

– К месту… схождения, – наконец произнесла она. – Где множество таких существ собираются вместе. Что-то вроде… места рождения? Или трансформации? Смысл не вполне переводится на человеческие понятия.

– Как далеко это место? – спросила Волкова.

– Несколько недель пути при нынешней скорости. Но он говорит, что может двигаться быстрее, используя… другие способы перемещения.

– Какие именно способы? – заинтересовался Дмитрий.

Софья снова сосредоточилась.

– Что-то связанное с искривлением пространства-времени. Не совсем варп-технология, как мы её знаем, а что-то более… органичное. Использующее естественные складки в ткани космоса.

Пока они разговаривали, Дмитрий заметил, что стены командного центра продолжают меняться. Они не просто становились прозрачнее – в них появлялись новые структуры, похожие на огромные органические линзы или фильтры, которые изменяли восприятие окружающего пространства.

И тогда он увидел их – призрачные силуэты, едва различимые среди звёзд. Огромные существа, похожие на те, что он видел во время нейронного контакта. Они двигались в невообразимой дали, но каким-то образом корабль позволял их увидеть.

– Вы видите это? – прошептал он, указывая на призрачные фигуры.

Все повернулись в указанном направлении. Ксения ахнула от удивления и восхищения. Леви нахмурился, пытаясь понять, что он видит. Комаров выглядел встревоженным, а капитан Волкова – настороженной.

– Что это? – спросила она.

– Другие, – ответил Дмитрий. – Взрослые особи того вида, к которому стремится эволюционировать наш корабль. Космические существа, живущие между звёзд.

– Они опасны?

– Не думаю, – Дмитрий покачал головой. – В моём контакте с кораблём я не ощутил агрессии или желания причинить вред. Только… любопытство. И стремление к завершению жизненного цикла.

Внезапно Софья Ким вскрикнула и схватилась за голову. Её нейроинтерфейсы засветились ярче обычного.

– Что-то… приближается, – прошептала она. – Он чувствует это… и боится.

– Кто приближается? – напряжённо спросила Волкова.

Прежде чем Софья успела ответить, все системы корабля снова мигнули, и на экранах появилось новое изображение – другой корабль, по архитектуре напоминающий «Эмбрион», но более массивный и с явными признаками милитаризации.

– Это «Левиафан», – удивлённо произнёс Комаров. – Экспериментальный военный биокорабль. Но что он делает здесь?

– Он преследует нас, – сказала Софья, всё ещё подключённая к системам. – Нет… он охотится за нами. За «Эмбрионом». Он чувствует его пробуждение и хочет… остановить процесс.

– Военные знали, – пробормотал Дмитрий, внезапно понимая. – Они знали о потенциале биокораблей к эволюции. И боятся этого.

– Или пытаются контролировать, – добавила Ксения.

Капитан Волкова выглядела потрясённой, но быстро взяла себя в руки.

– Комаров, проверьте наши защитные системы. Леви, подготовьте медотсек к возможным чрезвычайным ситуациям. Ким, оставайтесь на связи с кораблём – нам нужна вся доступная информация о приближающемся судне.

Пока экипаж выполнял приказы, Дмитрий подошёл к капитану.

– Вы знали о «Левиафане»? – тихо спросил он.

Волкова покачала головой.

– Я знала, что существует военная программа по разработке биокораблей для обороны, но детали засекречены. И я не понимаю, почему он здесь. Наша миссия гражданская, научная.

– Возможно, не вся правда о нашей миссии была вам известна, – предположил Дмитрий. – Что если мы с самого начала были экспериментом? Проверкой теории о пробуждении сознания биокорабля?

Волкова пристально посмотрела на него.

– Если вы правы, Северин, то кто-то играет с жизнями моего экипажа. И я этого не потерплю.

Внезапно Софья снова вскрикнула.

– Он передаёт сообщение! «Левиафан»… требует немедленной остановки и подготовки к стыковке. Они хотят… деактивировать «Эмбрион».

– Они не могут этого требовать, – нахмурилась Волкова. – Я капитан этого корабля, и только я принимаю такие решения.

– Они утверждают, что действуют по приказу высшего командования, – продолжила Софья. – Что наш корабль представляет угрозу безопасности Земли.

– Чушь, – отрезала Волкова. – Открыть канал связи.

Комаров активировал коммуникационную систему, и на экране появилось изображение командного центра «Левиафана». За главной консолью сидел мужчина в военной форме с знаками отличия адмирала.

– Капитан Волкова, – приветствовал он холодно. – Я адмирал Черных, командующий операцией «Сдерживание». Вы получили наше требование?

– Получила, адмирал, – так же холодно ответила Волкова. – И считаю его неправомерным. «Эмбрион» находится под моим командованием, и я не вижу оснований для вмешательства военных в научную миссию.

– Ваш корабль больше не просто корабль, капитан, – возразил адмирал. – Он превращается в потенциально опасную форму жизни с непредсказуемыми возможностями. Мы не можем позволить этому процессу продолжаться.

– Откуда вам известно о трансформации? – спросил Дмитрий, выступая вперёд. – Мы сами только начинаем понимать, что происходит.

– Доктор Северин, – адмирал слегка кивнул. – Ваши исследования симбиотического сознания не были просто теоретическими. Военное командование давно наблюдает за развитием биокораблей. Мы знаем, что при определённых условиях они могут пробудить… нежелательные качества.

– И «Левиафан»? – спросила Ксения. – Он тоже биокорабль. Разве он не подвержен тем же процессам?

– «Левиафан» создан по иной технологии, – ответил адмирал. – С генетическими ограничителями, которые предотвращают несанкционированную эволюцию. Он не может развить самостоятельное сознание.

– Вы его лоботомизировали, – прошептала Ксения с ужасом.

– Мы обеспечили безопасность, – жёстко возразил адмирал. – И теперь мы должны сделать то же самое с вашим кораблём, пока он не стал угрозой.

– Угрозой кому? – спросил Дмитрий. – Мы не обнаружили никаких признаков агрессии или злонамеренности. Корабль просто следует своему эволюционному пути.

– Который может привести к непредсказуемым последствиям, – отрезал адмирал. – Капитан Волкова, я повторяю: остановите корабль и подготовьтесь к стыковке. Это приказ.

Волкова на мгновение замолчала, обдумывая ситуацию. Затем повернулась к Софье.

– Ким, что говорит корабль? Он понимает угрозу?

Софья кивнула.

– Он… боится. Ощущает опасность от «Левиафана». Но также он… обеспокоен нами. Нашей безопасностью.

– Он может защитить себя? И нас?

– Я думаю… да, – неуверенно ответила Софья. – Но он не хочет причинять вред другому кораблю. Он воспринимает его как… искажённого собрата.

Волкова снова обратилась к экрану.

– Адмирал, я требую времени на обсуждение ситуации с моим экипажем. Мы имеем дело с беспрецедентным феноменом, который требует научного подхода, а не военного вмешательства.

– У вас один час, капитан, – холодно ответил адмирал. – После этого мы примем меры, независимо от вашего решения.

Связь прервалась, и на экране снова появилось изображение «Левиафана», зависшего на расстоянии нескольких километров.

– Он блефует, – сказал Комаров. – Они не могут атаковать гражданский научный корабль без прямого приказа от Объединённого командования.

– Если этот приказ уже не получен, – возразила Волкова. – Судя по всему, наша миссия с самого начала была чем-то большим, чем просто научной экспедицией.