скачать книгу бесплатно
Жанна возвращается в Рейнбург
Эдди Берг
Волшебный город Рейнбург славен тем, что в нем всегда идет дождь. Жанна возвращается туда, чтобы унаследовать старый дом на набережной. Но в доме поселилась какая-то незнакомка, а нужные документы пропали – и Жанне приходится начать расследование, чтобы наконец-то вернуться домой.
Эдди Берг
Жанна возвращается в Рейнбург
Часть первая. Плачущая Принцесса
Никто не замечает Жанну. Она стоит в толпе, беспомощно опустив руки, и все как будто бы смотрят сквозь нее, как будто она невидимка – от лохматой светлой макушки до обшарпанных босоножек. Мне хочется поскорее уйти в комнату, где прохладно и тихо, разобрать свои книжки, изучить вид из окна. Мне часто говорят, что я замечаю то, чего не видят другие, поэтому я набираюсь смелости и подхожу к ней. Она поднимает на меня заплаканные глаза.
– Привет, – говорю я. Платок из моего кармана мятый и в крошках, но я все равно протягиваю его. Мне говорят – я заботливая, но мне просто невыносимо громко, когда другие рядом плачут. Жанна не такая. Она похожа на меня – незаметная, тихая. Правда она – сияет, а мое лицо – я изучала его в зеркале – с темными глазами и бледной кожей – больше похоже на гладь глубокого озера.
Мне говорили, что мои глаза настолько темные, что кажется, будто кто-то пялится изнутри.
Точнее, еще только скажут. А пока мне двенадцать, это первый день в новой школе, и мне очень, так сильно хочется завести подругу. Жанна утирает глаза и так же молча возвращает мне мокрый платок. Больше ничего не происходит, но я ощущаю, как между нами мелькает что-то такое – искорка или будто зерно падает во влажную землю – бесшумно, неуловимо, но значимо. Я киваю, словно реагирую на свои же собственные слова. Все проходят мимо. Никто не окрикивает меня, как других девчонок, никто не зовет. Я здесь новенькая. Чужая. И Жанна – тоже. Под ее мокрыми ресницами – голубые глаза, пугающе безмятежные. Она мнет подол строгого платья, которое явно ее тяготит. Она вся – другая, но мы с ней сойдемся, с пугающей решимостью понимаю я. Словно бы слыша мои мысли, она хватает меня за руку и тащит по незнакомым галереям и коридорам – я спотыкаюсь о ковры, хватаю глазами мощные остовы картин, но бегу, не отставая, следом. Наконец мы залезаем в какую-то каморку по приставной лестнице – это чердак на самом верху школы, и круглое слуховое окошко распахнуто настежь. Я выглядываю в него – и получаю небесную даль, поблескивающий вдалеке город, волнующиеся кроны деревьев – они так близко, внизу, будто бы у меня под ногами. Полная точно такого же восторга, Жанна дергает за рукав мой свитер.
– Это мое любимое место, – признается она. Она говорит тихо, но прямо. Я еще не знаю, что скоро полюблю ее голос, что он станет сниться мне по ночам, будить меня от кошмаров, говорить мне ужасные и восхитительные вещи, звенеть от злости, хрипеть от напряжения. Я еще не знаю ее, я еще даже себя не знаю – но в эту секунду мне кажется, что все так просто. Что нет никаких преград, что их попросту не бывает. Что если я выпорхну в круглое окошко – то непременно взлечу безо всякой волшебной пыли. Наверное, Жанна читает по моему лицу (она научится это делать отменно), потому что хватает меня за руки и тянет к окну. Узкий вогнутый подоконник не надежнее птичьей жерди, но она свешивает ноги вниз и болтает ими, словно совсем не боится упасть. Я сажусь рядом – так осторожно, как только умею, но мои пальцы все равно до боли сжимают ее плечо. Она на меня не смотрит, но улыбается. Я набираюсь смелости и шутливо толкаю ее ногу своей. Случайно выходит резко, но Жанна смеется. Я разжимаю пальцы. Под нашими ногами – бездна, но это нас не пугает.
Так мы и становимся с ней друзьями.
Поезд прибывал в Рейнбург ровно в пять. Была осень, так что уже смеркалось. На вокзале пахло горелым и было так неуютно, что Жанна даже не стала оглядываться по сторонам – ей хотелось поскорее пробраться сквозь толпу и оказаться в тёплом здании вокзала. Внутри она смогла перевести дух: купить большую чашку кофе в окошке, бросить тяжелый рюкзак на скамейку и свериться с картой. Пока бабка была жива, они приезжали сюда нечасто, а потом и вовсе Жанна оказалась запертой в школе-интернате, как говорится, без права на помилование. Согласно карте, идти было недалеко. Жанна забросила рюкзак обратно за спину и снова слилась с толпой, чтобы протиснуться сквозь узкие, высокие двери вокзала.
Она направлялась домой. От этого непривычного слова внутри все зудело и переворачивалось, а сердце начинало гулко колотится в груди. Теперь у неё есть дом; ещё немного, и она окажется дома. Адвокат сказал ей, что вступление в наследство – дело не большой сложности, в принципе, если у неё есть ключи, она может заселяться хоть прямо сейчас. Но у Жанны ушло какое-то время – что-то около недели – чтобы распродать все свои немногочисленные вещи и попрощаться с друзьями. Она часто переезжала. Свой дом она привыкла носить с собой – за пазухой, во внутреннем кармане куртки, вместе с ключами от дома, который ей не принадлежал – раньше. Теперь она имела полное право приехать и открыть двери чему-то новому. Джей часто говорил ей, что Рейнбург хорош весной, но Жанна уже знала, что запомнит и полюбит его именно таким – промозглым, осенним, шумным – совсем не похожим на город с открыток, которые ее бабка отправляла ей ровно дважды в год до самой своей смерти. Жанне оставалось только гадать, как ей удаётся следить за ее перемещениями – но может, ее выдавали снимки в газетах или статьи в журналах. Она уже много лет обещала себе, что станет носить псевдоним, но имя было ее единственным наследством от матери. Жанна боялась его забыть.
Долгая дорога вдоль оживлённой улицы сменилась широкой набережной: Жанна застыла на перекрёстке, поправляя рюкзак: величественная Рейна несла свои широкие воды, на другом берегу реки виднелось скромное здание Канцелярии Короля. Канцелярия была ее ориентиром: дом, доставшийся ей от бабки, находился в старом районе – не очень престижно, зато очень дорого. Окна выходили на воду – это Жанна запомнила с детства, а на самом верхнем этаже была комната, в которую почему-то нельзя было заходить. Память иногда подкидывала ей что-то ещё: огромную картину в раме; собрание статуэток, трещины и другие малозаметные изъяны на каменном полу; выцветшие обои; лучше всего Жанна помнила запах – влажной бумаги, немного – побелки, а над всем этим – лёгкий ненавязчивый аромат материнских духов. С матерью Жанна была тут однажды: обозлённая, бабка не пустила их на порог, и им пришлось покинуть город, и обосноваться далеко отсюда, на севере. В каком-то смысле, Жанна не возвращалась домой – она была тут впервые.
Конечно, Рейнбург, город с открытки, был знаком ей по байкам и по рассказам; конечно, она многое слышала о нем, но опыт многочисленных переездов подсказывал Жанне, что ей только предстоит узнать, каков на самом деле характер этого места. Как любил повторять Джей, лучшая история – это та, которую ты расскажешь. Жанна предвкушала начать свою.
Начало, правда, было пока что не очень: на очередном повороте с моста какой-то резвый водитель с ног до головы окатил ее водой из глубокой лужи. Выругавшись ему вслед, Жанна утёрла лицо изнанкой испачканной куртки: ничего страшного, решила она. Если она все правильно помнит, то в доме была роскошная ванная, с окном, выходящим во внутренний дворик. Скоро она заберётся в неё и сможет согреться. После тёплых краев, где она провела много времени – Джей был теплолюбивым, как ящерица – ее все ещё потряхивало от пронизывающего морского ветра. «Обдирает тебя до косточек», – вспомнились Жанне слова матери. Бабка выглядела как-то похоже: будто бы кто-то ее ободрал, стёр с лица и кожи все человеческое, оставив вместо него ледяную маску. Сколько Жанна себя помнила, бабка никогда не смеялась – такой пугающий контраст с матерью, которую веселила любая нелепица. Жанна застыла на очередном переходе, ожидая перерыва в потоке машин – и нехотя призналась себе, что скучает. Мысленно она готовила себя к тому, что это чувство не кончится никогда, хотя мать она потеряла рано.
Шлепая по лужам – снова зачастил дождь, оставляя капли на рукавах ее непромокаемой куртки и делая тяжёлыми высоко собранные волосы – Жанна вышла на набережную. Светло-голубое здание Канцелярии, украшенной ровно одной башней, показалось ей знакомым: Жанна прошла вдоль него, изучая приветливо горящие окна, и свернула сразу после. На внутренних улицах было темнее, но ей не составило труда отыскать дорогу: она издалека заметила знакомую подъездную дорогу, внутренний дворик и даже то самое окно в ванной. Подпрыгивая от нетерпения, Жанна обошла дом кругом, чтобы подойти к парадному входу: улица перед домом была слишком узкой, хотя в этот час тут не было ни машин, ни прохожих – всех загнал по домам разошедшийся дождь. Жанна обхлопала карманы куртки, извлекла нагревшиеся ключи: от радостного возбуждения она не успела заметить горящие окна в доме. Не успела она сунуть ключ в широкую замочную скважину, как дверь распахнулась. Жанна оторопела: перед ней стояла незнакомка в коротком халатике, с полотенцем на голове.
– Мишель! – обратилась она, а потом вздрогнула и нахмурилась. – Ты не Мишель, это точно.
Жанна улыбнулась ей как можно более вежливо.
– Я Жанна. Это мой дом.
Незнакомка ответила ей не менее недовольной улыбкой.
– Ты, должно быть, ошиблась дверью, – недовольно процедила она. – Потому что этот дом, несомненно, принадлежит мне.
Жанна тяжело стащила с плеч огроменный рюкзак. Кажется, эта история будет не очень-то гладкой, подумалось ей. Но не отступать же на полдороги?
***
За четверть часа они успели: накричать друг на друга; обойти дом кругом дважды, чтобы свериться с табличкой; ещё немного поругаться, ища документы; позвонить адвокату (Жанна) и любовнику (Мишелю), чтоб отменить свидание; снова сверить все документы; обозвать друг друга мошенницей и воровкой; оглушительно хлюпнуть дверью – кухонной, а затем и входной. В итоге Жанна обнаружила себя сидящей на ступенях, ведущих в воду Рейны: рюкзак она забыла в доме, дождь перестал, а вот ветер усилился. Жанна с тоской вспоминалась приветливые южные улицы городка, где они жили с Джеем в последние годы: не постоянно, конечно, но достаточно долго, чтобы говорить «мой дом» и не запинаться. Все ещё тяжело дыша от злости, Жанна уставилась в воду. Мечта ведь была так близко. Может, ей и не стоило приезжать?
За ее спиной кто-то захлюпал лужами по ступеням.
– Я Анника, – раздался за спиной Жанны встревоженный голос. Она обернулась. Незнакомка, набросившая пальто на халат, протягивала ей руку. С мокрыми волосами, растерянная, она выглядела юной – гораздо младше Жанны, хотя наверняка впечатление было обманчивым.
– Сидеть под дождем тебе не поможет, – сварливо заметила она. – Мишель прислал там что-то на ужин… и твои вещи… в общем, пойдём.
В отместку за неё тон, Жанна крепко дёрнула ее ладонь своей, поднимаясь – но у красотки оказалась сильная хватка. Она ухмыльнулась, с легкостью потянув на себя рослую, костлявую Жанну, и смерила ее взглядом, брезгливо наморщив нос.
– Кстати, ванна тебе бы точно не помешала.
Жанна шумно выдохнула через нос, вырвала руку и зашагала к дому.
– Это последний год, – говорит Жанна. Мы сидим снова на том же месте. Вместо формы на нас джинсы и босоножки, и мы отстраненно смотрим, как разъезжаются блестящие родительские машины внизу. Я на год младше. Скоро Жанна закончит школу, а я останусь совсем одна. Это меня не пугает – другие девчонки меня боятся, но привязываться не станут. Просто мы с Жанной – идеальный тандем для чего угодно. Я так боюсь потерять это.
– Я пыталась поговорить с мамой…
– Я знаю.
Она отвечает резко. Жанна мою мать терпеть не может, и та платит ей взаимностью. Если честно, при виде Жанны у моей мамы начинают проявляться такие черты, что я тоже начала относиться к ней довольно прохладно. Она только злится – думает, это Жанна, но у меня своя голова на плечах.
– Так будет правильно, – наконец изрекает Жанна. Я с ней не спорю. Это она у нас – заводила, но я-то знаю, что на многие идеи ее вдохновила именно я. Мне это лестно, но я не расстроюсь, даже если никто не узнает. Мне нравится тихая слава. А если честно, то мне хватает и горячего признания Жанны, которое сквозит от нее во всем – в жестах, во внимательных серых глазах (они бывают разного цвета), в словах и поступках. Жанна – мое сокровище, солнце в ненастный день, но она об этом не знает, потому что вот уже несколько лет я боюсь ей в этом признаться.
– Какие планы на этот год? – она толкает мою ногу своей, на этот раз бережно, почти нежно. Мы наловчились с ней делать все осторожно – после содранных рук, сломанных костей, порванных платьев – но это не значит, что мы перестали считаться ужаснейшей катастрофой всех здешних мест и ближайшей округи.
Жанна не выносит скуки. Я, как оказалось, тоже. Когда-то мы с ней хотели украсть пиратский корабль и отправиться плавать по свету, но мир стал слишком маленьким для таких грандиозных планов, так что корабль пришлось отложить до времен получше. С тех пор я и Жанна – иногда по отдельности, но чаще всего вместе – проверяем окружающий мир на прочность.
– У меня есть план, – наконец говорит она. – Он сделает нас известными. Все в этих стенах нас запомнят. Тебе останется лишь почивать на лаврах.
Без нее мне здесь нечего будет делать, но я согласно киваю. Что бы она ни предложила – я в деле. Это будет волшебный год. Самый лучший.
– Мы разгадаем тайну Плачущей Принцессы и освободим от нее школу.
Я смотрю прямо в ее глаза. Темные озера, они скрывают такие секреты, о которых мне даже помышлять страшно. Меня это притягивает, привлекает. Я снова киваю. Я готова пойти куда угодно за ней.
Рывком проснувшись, Жанна не сразу поняла, где находится. Медленно изучив потолок, она стала осматривать стены: старые обои местами отходили от стен, и она сделала себе пометку заняться этим позже. Воспоминания вчерашнего дня нахлынули разом: подскочив, Жанна подобрала с пола брошенные джинсы, торопливо их натянула и выглянула в окно.
За окном было мрачно: ей даже показалось сначала, что она проспала до вечера. Но над тяжелыми водами Рейны бесновались чайки, резкий бриз стучался в старые, рассохшиеся окна. День только начинался, а она вчера определенно выпила слишком много вина.
Деликатный стук в дверь заставил ее рывком обернуться – но это оказалась всего лишь Анника. Заспанная, она стояла, дрожа в своем тонком халатике, и протягивала Жанне большой стакан с кофе. Жанна впустила ее внутрь.
– Мишель, – зевнула Анника, – устроил нам встречу с адвокатами в Канцелярии. Я встала пораньше, чтобы отыскать все бумаги. У тебя есть что-то еще, кроме завещания и этой старой купчей на дом?
Жанна порылась в папке с бумагами, которые пересылал ей адвокат, и покачала головой. Анника сделала глоток кофе из ее стакана.
– В Канцелярии должны быть копии всех градостроительных документов. Должно быть, кто-то ошибся адресом, и твой дом стоит где-нибудь в квартале отсюда.
Жанна покачала головой с сомнением. Она помнила и эту гостевую комнату, и эти обои, и вид на Рейну. Воспоминания были слабыми, старыми, но они были детскими – яркими, словно картинка из книжки. Жанна узнала и огромную ванную на львиных лапах, и старую плиту на кухне, которая все еще стояла здесь («Иногда топлю ее вместо камина», призналась Анника), и даже половицы на лестнице скрипели там, где она помнила.
– А ты? Как тебе достался этот дом?
Анника снова зевнула.
– Я же говорила вчера: подарок. Мишель подарил мне его несколько месяцев назад.
– Целый дом подарил? – удивилась Жанна. Анника кокетливо повела плечом, с которого сползал халатик.
– Это все из-за моего таланта, – улыбнулась она, а потом хмуро уставилась на ухмылку Жанны, – не в этом смысле! Я художница! Пошли, покажу!
И она потащила ее прочь из комнаты, по узким коридорам, в которых Жанна прослонялась, как тень, одно долгое лето после смерти мамы.
– А если ей не захочется уходить?
Принцесса – местная легенда, тайна этого старого здания. Есть много вариантов истории, так что я делаю в голове заметку освежить их в памяти. Молодая девушка покончила с собой прямо в монастыре, чтобы не выходить замуж за нелюбимого… Мне нравятся такие рассказы. Несмотря на то, что в них кто-то всегда умирает, они рассказывают о чем-то таком, что важнее смерти. Например, о любви или об упрямстве. Уверена, упади сейчас кто-то из нас вниз, прямо на острый козырек крыши ниже, мы бы тоже остались здесь. Я – чтобы никогда не расставаться с местом, где повстречала Жанну, а она – чтобы сводить с ума всех живущих, из чистого противоречия.
– Если бы ей было тут хорошо, она не стала бы плакать.
Жанна резко пихает меня назад, обратно в комнату – за дверью нашего укрытия раздаются шаги. Нас обнаружили: я со страхом гляжу на Жанну, но она, скрестив руки на груди, твердо смотрит на дверь – непоколебимая, как и обычно. Почти против своей воли, я стараюсь скопировать ее позу, надеясь, что это придаст мне уверенности тоже, но на деле я просто стою у нее за плечом, стараясь показаться как можно меньше.
Большая гостиная, в которой, по рассказам бабки, в ее юности устраивали танцы, на памяти Жанны всегда стояла закрытой. Ей нравилось разглядывать дом снаружи, с той стороны набережной – в гостиной было большое окно с эркером, и она, подпрыгивая на цыпочках, пыталась увидеть, что же стоит внутри.
Теперь внутри стояли картины, множество картин, маленьких и больших: некоторые были уже в рамах, другие стояли изображением к стенам. Несколько громоздких мольбертов, похожих на засушенных насекомых, держали три огромных холста. На одном угадывался портрет, на других – зарисовки морского пейзажа, явно перенесенные с натуры. Жанна не была большой ценительницей искусства, но даже ее это все смогло заворожить.
Анника гордо показала ей стол-бюро в углу, весь испачканный красками, тяжелые грязные фартуки и целую связку разномастных кистей.
– Хочешь, я и тебя нарисую? – гордо поинтересовалась она. Жанна качнула головой. Анника надулась и, пробормотав что-то про плохую погоду, ушла к себе в спальню, чтобы переодеться.
Оставшись одна, Жанна, смахнув чешуйки краски со старого подоконника, уселась на окно. И тут она вдруг снова услышала это: пугающий, тяжелый звук шагов прямо над головой. Так вот что ее разбудило. Жанна похолодела. То долгое, почти бесконечное лето, лето ее кошмаров, этот звук преследовал ее всюду, а глуховатая бабка смотрела на нее так, словно бы она помешалась.
– Кто здесь? – тихо спросила Жанна. У нее никогда не хватало смелости сделать это в детстве, но теперь-то она была взрослой, и это был, черт подери, ее дом!
– Кто здесь? – повторила она громче. Если ей не показалось, шаги приблизились. Жанна тихо сползла с подоконника. Колени слегка дрожали. Ближе… Еще ближе…
Анника бесцеремонно распахнула дверь, так, что та ударилась об косяк.
– Мишель за нами приехал! Пойдем, а то… – она поглядела на Жанну. – Что с тобой такое? Призрака увидала? – хихикнула она. – Говорят, в старых домах такие водятся… Думаю, кто-то живет в комнате наверху.
– В комнате наверху? Ты ее проверяла? Что там? – встревоженно спросила Жанна. Стук собственного сердца отдавался гулом у нее в ушах.
Анника пожала плечами.
– Да это просто шутка такая. Я без понятия. У меня нет от нее ключа. Так что, поехали?
Жанна кивнула. Сунув руку в карман штанов, она стиснула в кулаке связку с ключами. Что бабка прятала там, наверху, так долго? Жанна ощутила себя полной решимости выяснить это.
– У меня есть ключ, – сказала она перед тем, как Анника взялась за тяжелую ручку входной двери. – Можем посмотреть, что там, наверху.
Анника поджала губы, но ничего не сказала в ответ. Наверняка она надеялась, что к вечеру Жанны тут уже не будет. Когда они вышли под дождь, перед домом уже стояла черная машина с гербами Канцелярии Короля.
***
– Не расстраивайтесь, Жанна, – Мишель положил руку ей на плечо. Жанна резко ее стряхнула.
– Не рассчитывайте на мое терпение, – процедила она. – Это дело еще не закончено.
Они остановились в приемной, пока Анника побежала в уборную. На первый взгляд Мишель показался Жане практически безобидным: подумаешь, какой-то лощеный аристократ, но теперь она замечала и другие детали. Он явно был очень амбициозным и не особо принципиальным. Плохое сочетание для человека, у которого есть власть. К тому же, он был старше Анники, и очевидно относился к ней, как к живому трофею. За весь разговор с адвокатами она не произнесла ни слова, хотя ее это дело явно касалось не меньше, чем Жанны.
– Мы обязательно выясним, в чем ошибка, – продолжил умасливать ее Мишель. – Хотите, я арендую вам гостиницу, пока это не прояснится?
Жанна разозленно потрясла головой. Результаты ее не удовлетворили: оказывается, какое-то время назад в Канцелярии произошла какая-то темпоральная катастрофа, поэтому многие архивы оказались утеряны. Тех документов, что у нее были, оказалось мало, чтобы доказать ее право на дом. Адвокат Канцелярии написал целый список: свидетельства о рождении и о смерти, показания свидетелей, чеки на покупку предметов… Всего этого у Жанны не было, и она ни малейшего представления не имела, где все это достать. Ей даже не выдали личное дело ее бабки, сославшись на то, что необходимо доказать их родство, а без документов матери Жанны это было попросту невозможно.
Мишель хотел еще что-то ей сказать, но Жанна так на него посмотрела, что он наконец-то заткнулся. Вернувшись, Анника чмокнула его в идеально выбритую щеку.
– Тебе еще надо работать, верно? Мы с Жанной доберемся до дома сами, не переживай, – по его лицу было видно, что он рассчитывал на другое, но Анника уже подхватила Жанну под руку и потащила ее к выходу.
– Постой, – окликнул ее Мишель. – Ты же не собираешься разрешить ей остаться?
Даже не остановившись, Анника взглянула на Жанну и подмигнула ей.
– Ты же сам вечно жалуешься, что у меня нет ни одной симпатичной подружки?
Жанна кашлянула, с трудом заставив смех провалиться обратно в глотку. Ее много как называли, но слова «симпатичная» в этом списке никогда не было.
На улице, как только они отошли от здания Канцелярии и спрятались под козырек от дождя, Анника впихнула Жанне какую-то папку. Выудив из сумки тоненькую трубку, она закурила, распространяя вокруг горьковатый запах гвоздики. Жанна тут же узнала запах: видимо, в обычное время Анника курила на кухне.
– Такое свинство, требовать у тебя всякую ерунду, чтобы получить документы, – произнесла Анника. – Сочувствую насчет твоей бабушки. Я успела увидеть, что она не так-то давно умерла.
Жанна пролистала папку. Это было досье ее бабки, которое ей отказались выдать.
– Как ты?
Анника не то от нее отмахнулась, не то отогнала дым.
– Да брось, они все в этой Канцелярии идиоты.
– И Мишель? – приподняла брови Жанна. Анника весело цокнула языком.
– В особенности Мишель.
Пока она курила, Жанна впивалась глазами в редкие сухие факты: гастроли в Ташере, гастроли в Окко, свадьба, развод, снова свадьба… От самого конца к самому началу: бабка родилась в Рейнбурге, в этом самом доме. Анника заглянула Жанне через плечо.
– Ух ты, школа Святого Антония! Всегда мечтала попасть в это место! Прямо замок из сказки.
Жанна передернула плечами, стараясь сдержать ворох неприятных воспоминаний.
– Там не так здорово, как говорят.
– Откуда ты знаешь?
– Я училась там – очень недолго.
