скачать книгу бесплатно
Старик затаил дыхание, будто боялся к ним прикоснуться и нарушить их покой.
– Верно.
Он осторожно вытащил их из ящичка и сказал:
– Эта палочка использовалась при маньчжурском императоре Юнчжэне[14 - Юнчжэн (1678–1735) – маньчжурский император, пятый правитель династии Цин.], во дворце правителя местных малых народностей, а вот эта, из розового дерева, досталась нам от предводителя мяо[15 - Мяо (или хмонги) – группа народностей Южного Китая, которые живут также на севере Вьетнама, в Лаосе, Таиланде.].
– Можно потрогать? – попросила Фан Ло.
Старик передал ей палочки. Девушка бережно взяла их в руки. Под ее пальцами лежали твердые изломы неровных узоров. А старик в это время рассказывал о том, что с древних времен Три ущелья славились песнями и танцами, в которых до сих пор искусны и потомки жителей древнего царства Ба[16 - Ба – царство в Древнем Китае, существовавшее до IV в. до н. э. и располагавшееся на севере провинции Сычуань и на юго-востоке провинции Хубэй.], и люди из племен мяо. Особенной пышностью отличаются их праздники, свадьбы и траурные церемонии, когда песни льются подобно весенней реке, поются и поются без конца. Запевала обычно держит в руке песенные палочки. Выгравированные на них узоры, местами более глубокие, местами менее, – это способ записи слов. Исполнитель может всю свою жизнь усердно вырезать такие орнаменты. Стоит ему только прикоснуться к палочке, и он вспомнит волшебные строчки.
Фан Ло водила пальцами по узорам и не понимала, как их бесконечное многообразие связано со словами песен. Наставник объяснил, что исполнитель придумывает узоры сам, будто изобретает новый язык. Символы эти очень специфические: одни предназначены для записи какой-нибудь истории, другие – для описания времени. Понимают выгравированное только сами исполнители, поэтому у каждого из них свои песенные палочки. Другим людям держать их у себя незачем – пользы от этого никакой.
– Так вот почему Ша Лу слова забывал, – поняла наконец Фан Ло.
Она вспомнила, как тот постоянно тер друг о друга ладони, будто в руках у него чего-то не хватало, словно он потерял что-то ценное. Но куда же подевалась его палочка?
– А если палочка вдруг потеряется? – спросила Фан Ло. – Неужели нельзя вырезать новую?
Старик, помолчав, ответил:
– Всё не так просто.
Тут на лестнице зашелестели шаги, и в комнатку вошла сестрица Семечко, как всегда, в фартучке. Старик к этому времени уже запер палочки обратно в ящичек, который продолжал держать в руках. Сестрица Семечко удивленно посмотрела сначала на ящичек, потом на старика.
– Ты зачем сюда поднялась? – спросил он у жены. – Иди-ка по своим делам.
Сестрица Семечко долго смотрела на него, и оба молчали. Фан Ло стало неловко, и она отошла в сторону. И вдруг сестрица Семечко накинулась на мужа:
– И долго еще ты будешь их прятать?
– Не твое дело! – огрызнулся старик.
Назревала ссора, и Фан Ло было уже совсем неудобно там оставаться, поэтому она просто попрощалась с ними и направилась к выходу. Старик и сестрица Семечко проводили ее одними глазами, молча.
4
Первое, что поразило Фан Ло, – это бирюзовые воды Лунчуаньхэ. Вместе с другими пассажирами она сидела в деревянной лодке, изящной, как девичья талия; ее изумляло, насколько глубокой и яркой была вода, бесшумно и мягко, как шелк, скользившая вдоль борта. Казалось, будь сейчас у нее в руках ножницы, эту бирюзовую ткань можно было бы разрезать. Горы тоже были изумрудно-зелеными, и всё вдали насквозь пропиталось зеленоватыми оттенками. Хотелось взять эту зелень прямо в руки и хорошенько отжать, чтобы она густым соком стекала по склонам.
Настроение у Фан Ло с каждой минутой становилось всё лучше. Оно испортилось вчера ночью, когда она вернулась из чайной, – ей снова позвонил Ян Цзиньгэ и начал докучать разговорами о своей новой подруге: мол, ей нравятся дорогие бренды, с самого утра она потащила его в торговый центр «Яньша», прямиком в бутик Louis Vuitton, купила себе платье и сапоги, потратила на них сумму, равную его месячному заработку с учетом дополнительного дохода… Фан Ло не выдержала:
– Мне-то ты дай бог чтобы шоколадку купил – и то говорил, что это слаще всего на свете. А теперь тебя учат сорить деньгами, просто замечательно!
И добавила:
– Ты мне всё это рассказываешь, чтобы я лопнула от злости или от зависти?
– Фан Ло, – сказал Ян Цзиньгэ, – ты ведь мне не чужая, мы же настоящая семья и до сих пор любим друг друга…
Но она заставила его замолчать и объявила:
– Вообще-то я собираю вещи. Завтра уезжаю.
Ян Цзиньгэ решил, что она возвращается в Пекин, и хотел узнать у нее номер рейса, чтобы встретить в аэропорту.
– Что? – удивилась Фан Ло. – Да я еду в Лунчуаньхэ.
Ян Цзиньгэ стал выведывать, что за Лунчуаньхэ и зачем ей туда ехать.
– Тебе-то что? – спросила Фан Ло, но сразу добавила: – Еду навестить одного исполнителя народных песен.
– Певца? – удивился Ян Цзиньгэ. – А сколько ему лет?
– Зачем тебе знать его возраст? – поинтересовалась Фан Ло и, не сдержавшись, тут же сказала: – Представь себе, настоящего певца так же сложно отыскать, как драгоценные камни в горах. У этого исполнителя очень необычный голос, просто уникальный! Если бы ты услышал, как он поет, ты бы меня понял…
Она выпалила это на одном дыхании, после чего в трубке повисло молчание. Фан Ло подумала, что связь прервалась, два раза окликнула Ян Цзиньгэ и только потом услышала его голос:
– Надо же, как ты взволнована!
– Не ехидничай, – ответила Фан Ло.
– Необычно, необычно, – продолжал Ян Цзиньгэ. – Ты разве продюсер или руководитель, чтобы так увлекаться каким-то певцом? Ты ведущая, зачем тебе певец?
Он стрелял словами, как из пулемета, и Фан Ло воскликнула:
– Ян Цзиньгэ, ты с ума сошел?
– Фан Ло, – отвечал он, – да что у тебя там за секреты? Совсем не хочешь со мной поделиться? Болтаешься непонятно где и непонятно зачем…
Она потом полночи не могла заснуть – злилась на него. Ей даже хотелось снова ему позвонить и попросить больше не давать ей никаких указаний и не вмешиваться в ее дела.
Но теперь, на лоне природы, среди удивительных пейзажей, все эти никчемные, бесплодные разговоры потеряли остроту и отошли на второй план. От своих попутчиков Фан Ло узнала, что на скалах по берегам реки есть немало так называемых висячих гробов[17 - Висячие гробы – древние погребальные сооружения в виде длинных ящиков, вырезавшихся из цельных кусков дерева и размещавшихся высоко в скалах на уступах или в пещерах. Такой способ погребения позволял избежать осквернения праха умершего и обеспечить сохранность захоронения.] и древних навесных дорог, вдоль которых растут мандариновые деревья. Чжан Цзай, поэт эпохи Западной Цзинь[18 - Западная Цзинь (265–316) – один из периодов правления династии Цзинь.], писал:
В ущелье в великом обилье гранаты растут.
Бела их кора, а соки – как чистый поток.
В Цзяннани[19 - Топонимы в этом стихотворении представляют различные исторические области Китая и не являются названиями современных административных единиц.] – тростник, Чжанъе же хурмою богат,
В Саньба – мандарины, в Гуачжоу – яблони цвет.
И равных плодам тем и древам в местах иных нет.
Мандарины Саньба – это и есть цитрусы Трех ущелий. Фан Ло приехала в такой сезон, когда плоды еще не созрели, лишь густая зелень деревьев со всех сторон покрывала горные склоны. Но Фан Ло подумала, что местный пейзаж и без плодов весьма живописен.
Они почти добрались до поселка Лунчуаньхэ. На тропинке, шедшей вдоль берега реки, показался мужчина. Он следовал за лодкой. Фан Ло сначала не обратила на него внимания, но вдруг сердце ее дрогнуло. Широкоплечий путник, одетый в темно-синюю холщовую рубаху, время от времени поглядывал на Фан Ло. Неужели это Ша Лу? Девушка присмотрелась: действительно, это был он. В порыве радости и удивления Фан Ло вскочила и замахала рукой в сторону берега, громко крича:
– Ша Лу!
Другие пассажиры лодки посмотрели на нее. Район Трех ущелий был туристической достопримечательностью, путешественники приезжали сюда из разных мест, и такой обмен приветствиями был обычным делом. Глядя на Фан Ло, ее попутчики тоже громко закричали:
– Ша Лу!
Мужчина на берегу услышал их и помахал в ответ рукой. Веселые туристы дружно запели, и песня «Сестрица в лодочке плывет, братец по берегу идет» звонко полилась над рекой.
Когда они причалили, Ша Лу ждал на берегу. Вид у него был немного растерянный. Он крикнул поверх людских голов:
– Учитель Фан!
И поверх голов Фан Ло ответила ему:
– Здравствуйте, Ша Лу!
Лодка качнулась под ее ногой, когда она хотела сойти на берег, и Ша Лу, наклонясь, взялся одной рукой за борт, а другую протянул Фан Ло. Она ухватилась за нее и спрыгнула с лодки. В какой-то момент весь вес ее тела лег на руку Ша Лу – она была как стальная.
– Ша Лу, как же вы узнали, что я приеду?
Он забрал у нее сумки и застенчиво улыбнулся. Его серьезное лицо становилось совсем детским, когда озарялось улыбкой – глаза сощуривались, а уголки губ ползли вверх.
– Они мне рассказали, – последовал ответ.
Он выговаривал каждое слово так, будто ронял драгоценность.
– Кто – они? – удивилась Фан Ло.
– Из поселка…
Фан Ло понимала, что эти новости наверняка прилетели в Лунчуаньхэ из уездного центра, но она и подумать не могла, что они дойдут до Ша Лу, и он придет ее встречать. На душе у нее стало радостно.
– Ша Лу, – сказала она с улыбкой, – мне нужно свести с вами счеты. Вы сбежали от нас, ничего не сказав, оставили меня на сцене совсем одну, я была в полной растерянности, и публика нам потом столько гневных писем писала, а Сяо Дин был так возмущен, что чуть не лопнул от злости…
Ша Лу покраснел.
– Прошу прощения, – пробормотал он.
– Попросил прощения – и всё?! – воскликнула Фан Ло. – Да что с вами тогда случилось?
– Я слова забыл, – признался Ша Лу. И добавил, глядя Фан Ло в глаза: – Все строчки до единой. Честное слово.
Так за разговором они и не заметили, как поднялись на верхний берег реки – туда, где начинались улочки поселка Лунчуаньхэ.
– Куда вы меня поведете? – спросила Фан Ло.
Ша Лу остановился и ответил:
– Они сказали, чтобы я вас встретил и помог дойти до поселка.
– Разве мы уже не в поселке? Вы свое поручение выполнили, а теперь и меня послушайте. – Сказав это, Фан Ло продолжила: – Я ведь только для того сюда приехала, чтобы увидеться с вами и с вашим отцом. Никуда больше я не пойду.
День выдался солнечным, небо ярко просвечивало между скал. Фан Ло хотелось улыбаться, глядя на наивное лицо Ша Лу. Утром она встала рано, зачесала волосы в высокий хвост, надела кожаную куртку кофейного цвета, а на шею повесила серебряную цепочку с красивым медным амулетом, на котором были выгравированы слова из священного тибетского текста. Эту подвеску она отыскала на улице Баркор в Лхасе. Здесь, в затерянном среди скал и гор поселке, она выглядела так современно, так красиво и стильно!
– Я еще не обедала, – призналась она.
Ша Лу засуетился.
– Да? – Немного подумав, он предложил: – Тут есть место, где готовят лапшу с бараниной – хотите попробовать?
– Хочу, – ответила Фан Ло, пытаясь подражать его акценту.
Ша Лу перестал хмуриться и горделиво повел ее в сторону небольшого переулка, откуда доносился густой, резкий запах баранины. В дверях небольшой закусочной сновали посетители – одни входили, другие выходили. Явно сытый и очень довольный на вид человек с громкой отрыжкой прошел мимо. В зале были по-домашнему расставлены небольшие квадратные столы и деревянные стулья. Помещение заполнял серный запах, который бил прямо в нос. Фан Ло вошла внутрь и закашлялась. Ша Лу тут же взял два стула, вынес их на улицу и поставил у столика перед дверью. На один из них он усадил Фан Ло.
– У нас здесь, – сказал он, извиняясь, – много пользуются углем и серой. Неприятно?
– Не волнуйтесь, – ответила девушка.
Ша Лу ушел, чтобы сделать заказ, а после того, как вернулся, сказал:
– Учитель Фан, лапша здесь отменная и очень известная, рецепт вот уже несколько поколений передают друг другу.
– Правда? – удивилась Фан Ло.
Она заметила, что выражение лица Ша Лу стало гораздо естественнее, чем прежде, и говорить он стал более складно. Вскоре из закусочной их окликнули:
– Лапша готова!
Ша Лу поднялся, чтобы забрать заказ. Тарелки были огромные, размером с тазик – у Фан Ло там могло уместиться лицо. От лапши шел горячий пар, она плавала в густом слое ярко-красного масла, а сверху были рассыпаны колечки зеленого лука, кусочки чеснока и имбиря. Тонко нарезанные алые ломти баранины прятались в маслянистом бульоне. Взяв в руки тяжелую тарелку, Фан Ло сказала:
– Ша Лу, это слишком большая порция. Я столько не съем.
– Попробуйте сначала, – ответил он. – А там посмотрите.
Фан Ло попробовала немного – и острое жжение, коснувшееся кончика языка, мгновенно пробрало ее до самого нутра. Она не сдержалась и, засмеявшись, втянула воздух.
– Просила же я, чтобы не было острого перца…
Ша Лу сказал:
– Я им говорил, чтобы они вам его не добавляли, а просто положили немного баранины.
Фан Ло взглянула на его тарелку. Там высилась горка ярко-красного острого перца, и вся лапша окрасилась в алый цвет.
– Ша Лу, а вы, я смотрю, специалист по жгучему перцу!
Ша Лу ответил с благодарной улыбкой:
– Учитель Фан, вы мне в Пекине постоянно острый соус покупали.
– Мы боялись, что вы из-за этого соуса голос посадите, – сказала Фан Ло. – А вы, наоборот, говорили, что у вас зуд в горле начинается, если вы соуса не поедите, а когда начинаете петь – вас разбирает кашель.
Она вспомнила, как Ша Лу кашлял на репетиции, неуклюже согнувшись, и невольно рассмеялась, а он рассмеялся в ответ.
– Учитель Фан, вы очень добрая.
