скачать книгу бесплатно
– Что за спешка? Расскажешь мне, когда я вернусь. Я не в Пекине.
– Не в Пекине? – голос Ян Цзиньгэ сразу переменился, в нем послышалось беспокойство. – Это юг или север? У тебя хватит одежды?
– Не нужна мне твоя фальшивая забота! – перебила его Фан Ло. – Я не маленькая девочка. Я сейчас в Трех ущельях на Янцзы. Здесь очень живописно, и воздух просто замечательный.
Ян Цзиньгэ рассмеялся:
– Ну, в таком случае я спокоен.
– Надо же, как ты разволновался, даже успокаивать тебя пришлось, – съязвила Фан Ло, но тут же засмеялась сама.
Хотя они и разошлись, но продолжали общаться как старые друзья. В конце концов, женились они по любви, прожили вместе два года и разбежались вовсе не потому, что враждовали. Даже выйдя из здания уличного комитета[6 - Название одного из органов местной администрации, в ведении которого среди прочих дел находятся регистрация и расторжение браков.] и держа в руках зеленые свидетельства о разводе, они направились в кафе – отведать хого[7 - Хого, или «китайский самовар» – особый котел для приготовления пищи, имеющий двойное дно и встроенную печь, частью которой является расположенная посередине котла вертикальная труба. Этим же словом обозначается блюдо из овощей, лапши, мяса и других продуктов, которые подаются в сыром виде и вывариваются самими посетителями в бульоне, которым наполнен котел.]. На теплом столе в маленьком котелке кипели капуста, лапша и мясо. Они ели это побулькивающее варево, и возникшее между ними отчуждение постепенно растаяло. Снова и снова чокаясь, они смеялись и говорили друг другу: не будем мужем и женой – так будем друзьями!
Друг из Ян Цзиньгэ получился отличный. Если с Фан Ло что-то случалось, он всегда являлся по первому зову. Однажды у нее так болел живот, что невозможно было на ноги подняться. Она позвонила Ян Цзиньгэ, и он тут же примчался – привез лекарство, сварил бульон, то и дело менял ей резиновую грелку, которую она держала на животе. Фан Ло тогда едва не предложила ему снова пожениться, но ее удержал телефонный звонок – Ян Цзиньгэ разговаривал с какой-то девушкой. С тех пор Фан Ло держала рот на замке.
Теперь, вспомнив об этом и угадав причину внезапного ночного звонка, она рассеянно произнесла:
– Ну-ка говори, ты опять нашел подружку и хочешь, чтобы я за тебя всё решила?
Ян Цзиньгэ рассмеялся:
– Эх, Фан Ло, Фан Ло! Как бы тебе сказать? Ты была бы очень забавной, будь ты обыкновенной телеведущей, но ты еще и умная, а мужчинам это не нравится.
– Опять мне загадки отгадывать? – спросила Фан Ло.
Ян Цзиньгэ и в самом деле встретил новую девушку. Она руководила иностранной фирмой, ее родители жили за рубежом, и она тоже в любой момент могла покинуть страну. А еще она была очень красивой.
– Но, конечно, характером сильно тебе уступает, – добавил Ян Цзиньгэ.
– Только не нужно нас сравнивать, ладно? – сказала Фан Ло. – Красивая, образованная, хорошо зарабатывает, родители за границей – чего тебе еще надо? По-моему, отличный вариант.
Слова словами, а в сердце у Фан Ло зашевелилось неприятное чувство, потому что по интонации бывшего мужа она поняла, что на этот раз он настроен серьезно. Справедливости ради надо сказать, что Ян Цзиньгэ был неплохим человеком. Он преподавал в университете, но отличался передовыми взглядами, был щедрым и открытым, умелым в быту, вот только питал слабость к женщинам. Он был не прочь пофлиртовать, и среди его учениц было немало таких, которые ему нравились, а им нравился он. Он клялся, что ни с кем у него нет ничего серьезного. Однако Фан Ло чувствовала, как неожиданно тепло и нежно звучал его голос, когда он разговаривал с девушками по телефону или при встрече, за чашечкой кофе. Несколько раз она устраивала ему сцены, пока вконец не измучилась и не сказала:
– Давай разойдемся. И ты будешь свободен, и я.
Но Ян Цзиньгэ совсем не хотел разводиться.
– Фан Ло, не делай проблему из ничего, хорошо? – сказал он. – Сейчас время такое. Мужчины общаются с женщинами, женщины с мужчинами – это нормальное явление. Почему ты не можешь принять меня таким?
Стоит сказать, что он был недурен собой, и это было приятным дополнением к его статусу университетского преподавателя. Нынешним девушкам как раз нравятся такие зрелые мужчины. Многие его ученицы так упорно добивались его внимания, что даже более стойкий экземпляр не остался бы равнодушным. Но Фан Ло тогда сказала:
– Я принимаю тебя и таким, но я очень устала. Я очень устала так жить!
И даже расставшись, они всё равно продолжали тянуться друг к другу. Порой даже Ян Цзиньгэ, чтобы скрасить свое одиночество, звонил по вечерам Фан Ло и говорил ей, игриво посмеиваясь:
– Ну что, соскучилась? Приезжай ко мне.
И так они провели не одну ночь. Друг у друга в объятиях они восстанавливали в памяти движения и очертания до мелочей знакомых тел. После развода страсть уступила место почтительности; в отношениях не было неловкости, зато проступило уважение. Ян Цзиньгэ называл это в шутку «интеллигентскими манерами». Вот только настоящей кульминации Фан Ло так ни разу и не испытала, как ни старался Ян Цзиньгэ и как ни помогала ему в этом она сама. Каждый раз, когда он, прерывисто дыша, спрашивал, хорошо ли ей было, она отвечала, что очень хорошо, и притворялась, что тоже взволнована, хотя на самом деле была спокойна, как водная гладь. Фан Ло не рассказывала об этом Ян Цзиньгэ ни в период замужества, ни после развода – не хотела наносить удар по его мужской гордости. А сколько существует пар с крепкими отношениями – как же они справляются? Но у нее-то сейчас всё совсем не так, да и прежде их скорее связывала быстротечная страсть, нежели настоящее супружество – пожили вместе и разошлись, о чем тут беспокоиться?
Теперь же ее бывший муж по-настоящему собирался строить новые отношения, и от этого в душе вдруг поднялось чувство потери и разочарования. Однако она сказала ему:
– Поторопись, а то фея твоя улетит.
Ян Цзиньгэ был явно недоволен таким ответом. Он хотел добавить что-то еще, но Фан Ло повесила трубку.
Ночью она несколько раз просыпалась, а утром к ней в дверь уже кто-то стучался, выкрикивая:
– Репортер Фан? Вам посылка!
Она набросила на плечи халат, поднялась с постели и открыла дверь. Ей подали плетеную бамбуковую корзинку.
В ней она увидела горку пурпурных ягод спелой вишни, на которые прозрачными бликами ложился свет. Фан Ло не удержалась и съела ягодку – она оказалась свежей и, в отличие от сладких северных сортов, чуть кисловатой, но очень приятной на вкус. Фан Ло спросила, от кого посылка, хотя была уверена в том, что это подарок хозяина гостиницы. Девушка на стойке регистрации ответила, что не знает точно – какой-то мужчина пришел, оставил корзинку и ушел. Пока Фан Ло ела вишню, она вдруг подумала о Ша Лу. В Пекине он ей однажды сказал:
– Учитель[8 - Учитель (кит. «лаоши») – одно из уважительных обращений, которое используется в общении с представителями сферы просвещения или культуры (преподавателями, издателями, учеными и т. д.), чаще более старшего возраста, чем говорящий.] Фан, когда вы приедете к нам в Лунчуаньхэ, обязательно попробуйте нашу вишню, она очень вкусная.
– Вы сами ее сажали? – спросила Фан Ло.
Ша Лу покачал головой и ответил:
– Мой отец сажал.
3
Дальше съемочная группа планировала отправиться вверх по течению, в горы Ушань[9 - Ушань – горы, отделяющие территорию города центрального подчинения Чунцин от провинций Хубэй и Гуйчжоу. Это же название дано одному из уездов этого города.], но Фан Ло решила не ехать вместе со всеми. Она сказала Сяо Дину:
– Пока вас не будет, я попробую отыскать Ша Лу.
Сяо Дин обрадовался, но, засомневавшись, спросил:
– Он живет в этих горах у реки – и ты туда… в одиночку?
– По-твоему, Три ущелья – какая-то первобытная стоянка? – успокоила его Фан Ло. – Здесь кругом люди. Не волнуйся.
Она была не только красивой, но и очень решительной. Сяо Дин нехотя кивнул.
Было очевидно, что в этом маленьком городе важных посетителей встречают по заведенному порядку. Ко всякому гостю, тем более к репортерам столичного телеканала, вроде Фан Ло, особенно если они освещали какие-нибудь не самые заурядные темы или кого-то разоблачали, обычно приставляли сопровождающего. Иногда их набиралась целая группа, и они устраивали гостям радушный прием, включавший в себя обильные застолья. Сначала простого журналиста на обед водил сам начальник уездного бюро, и только потом уже он назначал гостю компаньона.
Фан Ло не хотела никаких таких церемоний, но не знала, как добраться до Лунчуаньхэ. Вдруг она вспомнила о наставнике из дома культуры, который сделал запись песни Ша Лу, и позвонила туда. Ответил человек, который очень-очень быстро затараторил на местном диалекте[10 - В китайском языке существует множество диалектов, разница между которыми заключается в произношении, и она настолько велика, что носители разных диалектов могут совершенно не понимать друг друга на слух. При письменном же общении проблем с восприятием содержания речи не возникает.]:
– Наставник сейчас на берегу реки…
Дальше Фан Ло ничего не разобрала и поехала прямо в дом культуры, чтобы всё разузнать.
Она и подумать не могла, что дорога окажется такой трудной. Маленький город находился в горах, и все улицы, кроме единственного широкого проспекта, петляли вверх и вниз вдоль склонов. Дом культуры располагался на середине склона, и нужно было подниматься далеко вверх по бесконечным каменным ступенькам извилистого переулка. Фан Ло вошла во двор и увидела группу нарядно одетых мужчин и женщин, танцевавших саюэрхэ – траурный танец района Трех ущелий. Стараниями местных жителей он вошел в разряд площадных, и каждый вечер на единственной площади городка собиралась толпа, чтобы потанцевать. Здесь Фан Ло сообщили, что наставник уже вышел на пенсию и открыл чайную на берегу реки.
Фан Ло пошла к мосту, нависавшему над горными уступами. Его полотно плавно перетекало в тянувшуюся вдоль реки эстакаду – это была самая длинная улица в городе. Склонившись с моста и глядя на воды Янцзы, прохожий сначала ощущал не мощь великой реки, а только собственную незначительность. Люди на причале, садившиеся на корабль или спускавшиеся на берег, тоже казались маленькими, как муравьи. Чайная стояла у моста. Уже при входе посетитель проникался безмятежностью уездного городка. Люди, сидевшие внутри за столиками, пили чай, откинувшись на спинки стульев и слушая, как человек у окна играл на хуцине[11 - Хуцинь – старинный струнный смычковый музыкальный инструмент. Состоит из небольшого скругленного корпуса, к которому прикреплен длинный гриф. Количество струн составляет от двух до четырех.] мелодию «Скаковая лошадь». Сильный, яркий звук инструмента напоминал топот конских копыт.
Немолодой уже человек с чайником в руке, прихрамывая, подошел к Фан Ло и шепотом пригласил ее сесть, предложив чашку раннего чая. Она кивнула, а когда хуцинь отзвучал, похвалила мастерство исполнителя и, привстав, спросила у музыканта:
– Простите, это вы наставник из дома культуры?
Мужчина, игравший на хуцине, поднял голову и с улыбкой указал на хромого старика, который неторопливо заваривал для Фан Ло чай:
– Вот он.
– Вы приехали, чтобы увидеться с Ша Лу? – поинтересовался старик.
Фан Ло не ожидала такого вопроса:
– Откуда вы узнали?
– Город маленький, но такой большой, – уклончиво ответил тот.
Люди в чайной, похоже, знали Ша Лу, потому что наперебой заговорили:
– Ша Лу? Да он давно вернулся к себе в Лунчуаньхэ!
Возможно, такова особенность жителей побережья Янцзы: обитатели маленького городка сердечны и словоохотливы, говорят громко, перебивая друг друга, а если рядом с ними окажется приезжий, они стараются еще усерднее.
Они много раз видели Фан Ло по телевизору и знали, что их группа приехала сюда на съемки. Они сообщили ей, что именно наставник, всю жизнь занимавшийся народными песнями, отыскал Ша Лу в горах. В молодости он ходил по деревням, собирая образцы местного фольклора, и составил несколько десятков сборников народных песен. Его, казалось, не волновали ни деньги, ни жилищный вопрос.
– Это из-за народных песен и сказок у нашего наставника ноги хромые, – объяснил музыкант, игравший на хуцине. – Он как-то раз поехал в Лунчуаньхэ собирать песни жителей гор, свалился с утеса и чуть не погиб. Ему повезло – его спасла сестрица Семечко. Это его жена.
– Это уже позже произошло, – сказал старик, наливая всем чай. – Вы поменьше болтайте, а то наша гостья из Пекина потом над вами посмеется.
Фан Ло слушала их и улыбалась. Повседневные заботы – а их всегда был бесконечный ворох – сразу отступили далеко-далеко. Перед ней стояла чашка с ранним чаем из почек листьев, собранных до праздника Цинмин[12 - Цинмин – весенний праздник поминовения усопших, сопровождающийся посещением и уборкой кладбищ для выражения почтения к предкам. Отмечается через 105 дней после зимнего солнцестояния, в европейском календаре зафиксирован под постоянной датой и приходится на 5 апреля.]. От чашки шел пар. После первого глотка оказалось, что чай совсем не крепкий, но на вкус чистый, мягкий, даже сладковатый.
Видя, что наставник с чайником в руках собрался выходить из кухоньки, Фан Ло тихонько туда зашла. Помещение было длинное, но узкое и потому тесное, плита протапливалась углем; на огне стоял чайник – его протирала пожилая женщина в фартуке, и он блестел, словно начищенное медное зеркало. Заслышав шаги, старушка подняла голову и, увидев Фан Ло, улыбнулась. Ее лицо с большими глазами, окруженными сетью тонких морщинок, имело овальную форму, как семечко, и излучало спокойствие. В молодости она, вне всякого сомнения, была очень красивой.
Наставник обернулся, заметил Фан Ло и торопливо сказал:
– Эй, да здесь жарко и дымно, выбирайтесь-ка отсюда и садитесь в зале!
Он посторонился, чтобы пропустить ее к выходу. Фан Ло уже направлялась в сторону двери, как вдруг услышала слова женщины, обращенные к наставнику:
– Ша Лу в Лунчуаньхэ, в деревне Мапинцунь.
Фан Ло обернулась, но старушка по-прежнему протирала чайник.
– Нужно вернуть Ша Лу его песенную палочку, – сказала она.
– Зачем ты ей это рассказываешь? – с недоумением спросил старик.
Он вывел Фан Ло из кухоньки и усадил возле окна, которое выходило на реку, а потом вздохнул:
– Не принимайте всерьез старухину болтовню.
– Это она сестрица Семечко? – поинтересовалась Фан Ло.
– В молодости ее так звали, – ответил наставник. – Она по соседству с Ша Лу жила – вот и вспоминает его постоянно.
– Ша Лу выступал в одной из наших программ, – поделилась с ним Фан Ло. – Мы на него возлагали большие надежды, но он исчез прямо перед выступлением. Только записку оставил, что потерял какую-то песенную палочку. Что это такое? Что-то ценное?
– Может, для кого и ценное, но это просто деревянная палочка. Может, для кого и не ценное, но иные готовы жизнь за нее отдать!
Старик налил Фан Ло еще чая, поднес ей тарелку риса. Он не был таким разговорчивым, как другие жители городка, и просто отвечал на вопросы, когда его спрашивали.
За окном виднелись величественные горные массивы, сквозь них через ущелья проталкивалась бурная река. Горы таинственно молчали. Что же таится в их глубине? Поколения сменяют поколения, исчезают без следа – что они приносят, что забирают с собой? Кто даст ответ?
– Далеко ли отсюда до Лунчуаньхэ? – тихо спросила Фан Ло.
Старик бросил на нее быстрый взгляд.
– Вы хотите туда поехать? Вряд ли вам там обрадуются.
И неожиданно добавил:
– Я раньше к Ша Лу чуть не как к сыну относился, но шесть лет назад он со мной разругался.
– Как? – удивилась Фан Ло. – Но те песни, которые вы записали… Разве их не Ша Лу поет?
– Нет, не он, это я много-много лет тому назад записывал его отца. Вот кто настоящий наставник и знаток этих песен!
Тон у старика стал каким-то подавленным:
– Ша Лу совсем такой, как его отец. Немного странный, вроде и хороший, если так посмотреть, но как шлея под хвост попадет, ничем из него дурь не выбьешь. Мы уже несколько лет не общаемся, я о нем только от других узнаю.
Тут Фан Ло поняла, почему в эти дни ей казалось, будто песни Ша Лу в записи звучат не совсем так, как в Пекине. Голос был более хриплым, но и более мелодичным. Она даже подумала, что это из-за звукозаписывающего оборудования. И тогда она сказала:
– Наставник, спасибо, что столько всего рассказали мне о Ша Лу. Но я вас еще кое о чем попрошу.
Старик бросил на нее настороженный взгляд.
– Я слышала, – продолжала Фан Ло, – что у вас тоже есть песенные палочки. Можно на них посмотреть?
Старик с явным нежеланием ответил:
– Есть, и давно, но уже много лет они заперты в сундуке, и открыть их я велел только после моей смерти.
С этими словами он поднялся и захромал прочь, всё еще держа в руках чайник. Фан Ло продолжала сидеть у окна. Она пила чай, глоток за глотком, и спокойно ждала, оставаясь совершенно неподвижной. Когда старик вернулся, она снова окликнула его:
– Наставник, скажите, а как местное правительство относится к вашим «Сборникам народных песен»? Наш телеканал может организовать их распространение.
Старик снова вздохнул и пригласил ее пройти с ним на верхний этаж.
Они очутились перед дверью, которая вела в маленькую комнатку. Внутри рядком стояли большие сундуки; старик открыл один из них и извлек из его недр деревянный ящичек, источавший запах сандала. На ящичке висел замок – старик аккуратно открыл его ключиком, который носил при себе. Фан Ло присмотрелась: там лежали две деревянные палочки желтовато-бурого цвета длиной около одного чи[13 - Чи – мера длины, которая колебалась в диапазоне от 22 до 33 см. Приравнивается к отрезку длиной 0,34 м и соотносится с английским футом.]. На них были выгравированы линии разной глубины, которые складывались в узоры.
– Это и есть песенные палочки? – спросила Фан Ло.
