скачать книгу бесплатно
Он отбирает чемодан и шагает вперёд с уверенностью ледокола на атомном ходу, остановить или задержать его не удастся, люди расступаются, чтоб не сшиб. Марку надо только следовать за ним.
Таксисты не подходят и близко. У Володи вид человека, который за неудачный вопрос даст в зубы. Совершенно обманчивый вид, разумеется, но весьма удобный.
У него новая машина – здоровенный мордатый белый Вольво, запаркованный на стоянке для сотрудников. В багажник, при желании, можно уложить три Марковых чемодана и самого Марка сверху – но Володя возится минут пять, раздвигая и перекладывая весь свой запас Очень Важных В Поездке Вещей.
Багажник каждой его машины – эдакая дамская сумочка, только побольше. Там можно найти палатку, одело, лобзик, дрель, скатерть, консервы, зеркало, штопор и, возможно, библиотеку Ивана Грозного – но последнее неточно.
– Ну, куда?
– Ко мне, – неуверенно отвечает Марк. – Не знаю.
Володя вздыхает, качает головой и требует пристегнуться. Он может гонять как чёрт, устраивать на дороге форменный цирк, но, если кто-то в машине, не дай бог, не пристегнулся – уроет.
– Ко мне пока поедешь, – решает. – У тебя жрать нечего.
Марк послушно кивает и вдруг теряется – в мыслях, в словах. Они не виделись больше двух лет. А не разговаривали куда дольше. Всякие дежурные «с днём рождения, братишка» и прочие «как дела» не в счёт.
Они молчат – долго, минут десять. У Володи нет радио, он его не любит. И музыки нет. Ничего, что заполнило бы тишину. Увы, нельзя притвориться, что молчишь, чтобы не отвлекать водителя от дороги. Этого, пожалуй, отвлечёшь.
Марк должен заговорить, он знает. Это правило. Володя ведёт – он говорит. А у него язык к нёбу прилип, распух. Очень трудно, когда вы выросли.
– Короче, – вдруг начинает Володя, – там у бати с Ниной Сергеевной…
– Что?
– Это…
Володя не косноязычен, но тут будто не может подобрать слов.
– Короче… Развод, походу.
– Что?!
Марк едва не подскакивает на месте, новость шибает не хуже удара током.
– Что слышал. Они месяц уже вместе не живут. Я с батей говорил, он меня послал… работать, а не по ушам ему ездить.
– А мама?
– Обычная.
– Что им вздумалось… – Марк трясёт головой, морщится. – Бред какой-то. Они же… идеальные, нет?
– Я тоже думал, идеальные. Всегда думал.
Марку вдруг становится больно, не за себя и даже не за родителей, а за Володю. Так посмотреть – ему едва ли не тяжелее всех от этой новости.
– Батя снял однушку в Марьино. Я к себе позвал – ни в какую. Нина Сергеевна дома. Я заезжал, она наготовила как на восьмерых, с собой пыталась упихать два пакета. А у меня рейс был вечером, я от неё сразу в аэропорт. Не взял, в общем. А у неё слёзы.
Марк сжимает руки в кулаки, кусает нижнюю губу, надеясь таким образом подстегнуть мыслительный процесс. И решение приходит.
– Значит, так. Я поговорю с мамой, завтра же с утра к ней поеду. Разберусь, что там и как. А ты – с отцом. Что хочешь делай, хоть напои, но пусть расскажет свою версию. Потом сядем и сравним показания.
Совсем незаметно, краями губ, но Володя улыбается, как будто облегчённо. Не как будто. Марк понимает: для него это – гора с плеч.
– Если отец начнёт ругаться, скажи, я инициатор, пусть мне голову откручивает, – добавляет Марк, посмеиваясь, и Володя улыбается уже по-настоящему.
Так было всегда. Володя – исполнитель, Марк – инициатор. И этому самому инициатору за его инициативы уши бы оборвать, ремня бы выдать в двукратном размере, голову открутить. Но у отца никогда не поднималась рука на младшего сына. А старшего наказывать не за что. Проверенная и на сто процентов рабочая схема.
У Володи новая квартира. Огромная двушка в Химках, в высотном, недавно построенном доме. Марк такие не любит. Ряды человейников вселяют в него беспросветную тоску. Но у Володи приятно – ремонт свежий и простой, бежевые стены, ламинат. Ничего вычурного и броского. На диване в гостиной можно полвзвода уложить, зато плита на кухне – одноконфорочная. Такая квадратная нелепая штучка, которая справляется разве что с кипячением воды, а всё остальное либо сжигает в угли, либо оставляет полусырым.
Впрочем, Володя никогда и не слыл кулинаром. Но с голоду не умрёт – в холодильнике, предсказуемо, кастрюля вчерашней гречки, контейнер с варёной курицей и мешок помидоров. Судя по виду и цвету – каменно-пластиковых, безвкусных.
– Ну, в общем… – Володя ставит чемодан возле дивана и оглядывает комнату критическим взглядом, – хоть сегодня тут поспишь, а завтра к тебе поедем. Там пылища. Я так, слегка приглядывал.
Марк улыбается. Володино «слегка приглядывал» означает, что квартира сияет чистотой. Вероятно, так, как никогда не сияла при Марке. Он уборку не любит, а Володя – аккуратист и педант в этом плане. Весь в отца.
Они перекусывают тем, что есть – и Марк даёт мысленный зарок после встречи с мамой зайти в магазин и забить брату холодильник чем-то более съедобным.
Чай у Володи горький, из пакетиков. И нет ни сахара, ни молока – не держит. Кружки одинаковые, белые, полулитровые. Все, кроме Марковой – ему достаётся поменьше, с ручкой в форме крокодильей головы, зелёная.
– Я и не думал, что ты её сохранишь при переезде.
– Чего там, места не занимает. Ну, звоню бате?
Володя выпивает свой горький холодный чай в несколько огромных глотков и суёт кружку в раковину. Вытаскивает телефон.
– А я маме.
Они договариваются о встречах завтра на десять утра – синхронно. Пока ещё не совсем поздно, Володя завозит Марка в обменник и в новенький киоск «Евросеть» с кислотно-жёлтым интерьером. Теперь у Марка есть деньги и связь. Он почти москвич, почти вернулся.
***
Не было аварии. На самом деле – не было.
Заяц кидается под колёса машине с двумя тупыми подростками, Володя виляет рулём, путает газ с тормозом – но удерживается на дороге. Заяц шарахается обратно в кусты, а они пролетают дальше, вперёд, полосуя снег протекторами.
Мелкий хохочет как ненормальный и раз сорок повторяет, какой Володя крутой. Самому Володе тошно. Крутой, как же. Мелкого едва не угробил.
Они возвращают машину бесшумно, но батя всё равно догадывается.
Батя – не такой человек, чтобы орать или махать руками. Он снимает очки, закладывает руки за спину и интересуется спокойно:
– Покатались?
У бати глаза выцветшие, словно голубой размыли водой. Седеющие волосы и ровный низкий голос. За всю жизнь Володя ни разу не слышал, чтобы этот голос повышался хоть на тон.
– Да.
Володя не врёт ему никогда.
– Ты за рулём был?
– Я.
Был. Виноват. Готов принять наказание. Но Мелкий, конечно, не в силах смолчать.
– Пап, идея была моя. Согласись, инициатор заслуживает большего наказания, чем исполнитель. Инициатор – я. Володя пытался меня отговорить, просто…
Они все втроём знают, что кроется за этим «просто». Просто Володя отказать Мелкому не в состоянии.
И батя, уже не в первый раз, машет рукой. Отправляет обоих чистить снег с распоряжением: «От забора и до обеда». Тем дело и кончается. Так себе наказание – Володя бы его всё равно почистил.
Как ни странно, от Нины Сергеевны влетает сильнее. У неё против Марка иммунитет, и она отлично умеет повышать голос. Как Марку – неизвестно, а вот Володе стыдно чуть ли не до соплей.
Но аварии не было.
Марк. 2
Мама стала тише и меньше. И она не накрашена с утра. Марк обнимает её долго, гладит по тёмным волосам, в которых под краской виднеются седые корни, целует в мягкие щёки. Он удивлён и немного напуган переменами.
В квартире слишком просторно и гулко-пусто. Она кажется вымершей и будто затянутой паутиной. Дело не в чистоте, паутины не видно – Марк замечает её уголком глаза, расплывчатым боковым зрением, а рассмотреть не может.
– Володенька давно не заезжал. Переживаю я за него. Ему бы жениться надо.
– А за меня, значит, не переживаешь? – фыркает Марк, и мама смеётся – живо и искренне, почти как всегда.
– За тебя?! Мне заранее жалко эту несчастную, которая за тебя пойдёт!
– Ну, спасибо на добром слове!
Ему тоже весело, но не очень. Поэтому он просто предлагает:
– Расскажешь?
– Нечего рассказывать, Марик.
У мамы лучики морщинок в углах глаз и маленькая дырочка в домашней хлопковой кофте.
– И всё же.
– Нечего. Я в экспедицию поехала, на раскопки с группой. Андрей потом на рыбалку. Я к подруге в Коломну. Он к дяде Толе на выходные. И вдруг встретились на кухне, я вернулась, он собирается выходить. Встретились – а сказать друг другу нечего.
Марк гладит маму по сухой тонкой руке и думает, как объяснять это Володе. Он не дурак, нет, страшно разумный парень, но тут другое.
– С папой виделся?
Он качает головой.
– Сразу к тебе.
– Дай угадаю… – мама не договаривает, но Марк сразу же подтверждает:
– Угадала.
– Не надо, мальчики. Всё хорошо.
– Было бы хорошо, ты бы снова в экспедицию поехала. Или по театрам бы бегала с тётей Соней. Признавайся, была в театре?
Мама отворачивается, встаёт из-за стола и начинает очень сосредоточенно заваривать чайник. У неё дома, конечно, никаких чайных пакетиков не водится – хороший китайский листовой чай, зелёный. Такой ни с молоком, ни с сахаром не пьют.
– Не хочется мне в театр, – признаётся мама, сливая первую воду с заварки.
Лица не видно, но спина несчастная, выступают верхние позвонки. Марк встаёт, кладёт маме руки на плечи, целует в висок и уточняет:
– Со мной тоже не хочется? Пошли вдвоём? Наших не позовём.
Он чувствует материнский смех ладонями. «Наши» – они по театрам не ходят, они там спят. Причём демонстративно, похрапывая. Их, и правда, лучше не звать.
– Большой не открылся?
– Только Новая сцена.
Мама слегка поворачивает голову, и Марку видна гримаса отвращения. Он разделяет эти чувства целиком и полностью. Есть вещи, которые заменять нельзя, выйдет грубый вульгарный суррогат. Вот Большой театр – это либо основная сцена, либо ничего.
– Всегда остаётся Новая опера, в конце концов, – замечает он обречённо.
– Тебе лучше не знать…
– Боже, куда я приехал?!
Они пьют крепкий чай из маленьких фарфоровых чашечек, полупрозрачных на свет, и обсуждают беды российского современного искусства. Решают, что спасение – в регионах, ещё не испорченных тлетворным столичным влиянием. Так что лето – это даже и неплохо, может, приедут гастролёры, которых нестыдно посмотреть.
Марк болтает почти бездумно. Он не то, чтобы настоящий фанат театра, но это тема, на которую он может говорить не затыкаясь. И он видит, что на маму беседа влияет хорошо, будто размораживает.
– Ну, что, поедешь обмениваться секретными сведениями? – спрашивает мама, когда он собирается.
– Поеду готовить обед, ужин и три килограмма котлет.
Мама суетится, ругает себя за то, что не приготовила ему ничего с собой. Марк отмахивается. Ему-то что, ему несложно. А Володьку надо подкормить слегка.
– Девушка завтра приедет, – говорит он, шнуруя ботинки.
– Девушка?
– Угу.
– Марк?!
