Фамильные ценности и другие рассказы

– Погоди. Воды дай. А то в горле все пересохло, пока бежал.

– Может чаю? Вскипел только что.

– Не. Водички. Во, хорошо!

– Ну, давай уж, не томи.

– Ну, короче, так. Она сама заговорила о завещании. Я, значит, пришел, сижу рядом на стуле, мол, как ты, теть Люба, может чего дать тебе? А она говорит, Дима, ничего мне не нужно. Помру скоро. Я ей – да ладно, теть Люб, что ты говоришь глупость какую…

– Ты про завещание рассказывай. А не про свои разговоры.

– Да ты слушай, не перебивай. Ну вот, значит, а она мне говорит, ты мол, мой единственный племянник, никого родных не осталось. Я все свое имущество тебе оставляю. Вон в том ящике бумажка с адресом нотариуса, где мое завещание лежит. Как умру, поедешь туда со свидетельством о смерти моим, и паспорт свой не забудь. Похороните только меня как следует, гроб красивый пусть будет. Я на это деньги-то давно отложила. Все сделай, как следует, обещаешь? Обещаю, говорю. Ну, вот и хорошо. А после сороковин приедете с Лидой. И все оформите и заберете.

– Так и сказала – с Лидой?

– Да, так и сказала. С Лидой, говорит, приедете и все заберете.

– Ну, надо же! Даже не знаю, чего сказать-то.

– Вот так-то, разбогатеем мы с тобой, Лидок. Машину купим. Да?

– Все купим. И мебель новую. Как у Вальки.

– Мы лучше, чем у Вальки, купим. И шубу тебе.

– Машинку швейную.

– Ну, это вообще мелочь! Надо список составить, что нам надо.

– Слушай, а ведь мы можем нашу квартиру и ее комнату сменять на квартиру в Москве. Может, кто-то захочет разъехаться, улучшить жилищные условия. У нас трехкомнатная да ее комната – вот тебе двушка московская.

– Да кто ж захочет в коммуналке жить.

– Ну, мало ли. Может кто – то разводится. Жене с детьми – нашу квартиру, мужу – комнату. А нам – их двушку. Нас устроит двухкомнатная.

– Еще бы не устроить!

– Ой, Дим, даже не верится

– Ну, погоди, она ж не умерла еще.

– Да. Подождем. Интересно, а где у нее все эти драгоценности? Ты не нашел, где они у нее спрятаны?

– Не, не нашел. Слушай, а почему ты думаешь, что у нее есть драгоценности? Она ведь живет так… средненько. Небогато.

– Да, есть, есть у нее. Я точно знаю. Мне когда-то Зойка, Мишкина жена рассказывала, что она сама видела у нее целый короб всяких жемчугов и бриллиантов.

– С чего бы это тете Любе ей свои жемчуга демонстрировать?

– Да она случайно увидела. Она говорит, стучу, та не отвечает. Зойка подождала да и входит. А тетка сидит на диване, перед ней ящик…

– Прямо ящик?

– Ну, короб такой, большой довольно, а там чего только нет! Клад! Она как вошла, так рот раскрыла и молчит. А тетка ей – ты чего пришла? Почему не стучала? А сама так руками ящик прикрывает. Зойка говорит – я стучала, вы не ответили. А я в магазин иду. Хотела узнать, не нужно ли чего. Ну, бабка вроде помягчела, говорит – хлеба купи белого, творожку. Еще чего-то. Короче, Зойка и ушла. А когда вернулась, принесла все – короба нигде не видать.

– Да-а, прямо детектив. А может, там такие побрякушки были, поддельные… ну как они у вас называются?

– Бижутерия?

– Да, бижутерия.

– Нет, Зойка сказала…

– Она что, специалист? На зуб пробовала?

– Дим, ну подумай сам, откуда у старухи бижутерия? Это я вот, захожу в магазин. Смотрю – бусы под жемчуг, двести рублей. Или там, стекляшки, как алмазы. А она уже сколько лет никуда не ходит, ничего, кроме халата байкового, не носит. И потом, с чего бы ей прятать их незнамо куда? Была бы бижутерия, она бы ее не прятала. Я думаю, Дим, это все старинное, может еще дореволюционное. Она его всю жизнь где-то скрывала, чтобы не изъяли.

– Ну, может ты и права. А когда ж это было?

– Когда Зойка с Мишкой еще там жили, до переезда. Им квартиру-то когда дали? Года три назад? Вот, значит, примерно так.

– А где вы с Зойкой-то виделись? Когда она тебе это рассказать успела? Ты ж вроде туда не ездила?

– Дим, ты прямо как следователь! На юбилее теть Любином, помнишь? Тогда еще вся ваша родня собралась. И соседи тоже были все.

– A-а, да-да-да, вспомнил.

– Вот тебе и да-да-да. Мы с Зойкой пошли на кухню, посуду мыть. Тут-то она мне и рассказала.

– Слушай, а вдруг родственники захотят в наследстве участвовать?

– Интересно, с какой это стати? Они ей никто. Смотри, было две сестры – Рая и Люба, правильно? Рая была замужем, Люба нет. Раин муж умирает, она после него наследует. Потом умирает Рая. Детей у нее нет. После нее наследует ее сестра Люба. Потому что родственники мужа не наследники. Теперь сама Люба вот-вот умрет. Ты у нее единственный собственный родственник. Не бог весть что, но все равно это ближе, чем родственники мужа сестры. И потом есть завещание. Так что, не волнуйся, ты у нас наследник трона.

– Лид, а Зойка не могла это… того…

– Чего того?

– Ну, утащить ящичек?

– Каким образом? Она должна была сначала всю комнату теть Любину обыскать, чтобы его найти. А тетя Люба же не слепая и не глухая. Потом перетащить его к себе, чтобы никто не видел… Нет, Дим. Он где-то есть.

– Ладно, поживем – узнаем.

* * *

Через несколько дней им позвонила соседка тети Любы.

– Здравствуйте.

– Здрасте.

– А Дима есть?

– Нет его.

– Это вас от тети Любы беспокоят. Я соседка.

– Ой, здрасте. А я Лида, супруга. А Димочки нет. Может, чего передать?

– Да тут такое дело. Приехать бы вам, а то ей что-то совсем плохо. Мы тут врача вызывали вчера, они ее забрать хотели, а мы-то не родственники. Не могу, говорю, это с ними надо решать. Они ей укол сделали, вроде полегчало. Но вообще она плохая. Сейчас я к ней заходила, лежит, дышит тяжело, то ли спит, то ли что. Я говорю – теть Люб, ты меня слышишь? Она глаза открыла, а вроде как не узнает. Вот я вам решила позвонить, телефон у нее в книжке записной нашла. Приезжайте, а то, как бы не опоздать вам.

– Ой, конечно-конечно. Завтра приедем с утра.

– А сегодня никак?

– Сегодня?

– Да, а то мало ли что. Может, опять врача надо вызвать будет, может в больницу ее. А то, вы уж извините, я с ней все ночи не сплю. А у меня своя тетка. За теть Любой смотрю, а моя-то брошена.

– Ой. Надо же… А как вас звать?

– Нюра я. Анна Егоровна.

– Анна Егоровна, я сейчас Диму разыщу, он на работе. И мы сегодня подъедем. Обязательно. А вы будете? Дверь-то открыть?

– Буду, буду, а как же. Открою. У нас и ночевать вам есть где. Вон комнат пустых пять штук. Так что приезжайте.

– Ладно, Анна Егоровна. Приедем, приедем.

– Ладно тогда. Извините, что побеспокоила.

* * *

Четыре дня провели Дима с Лидой в квартире тетки. Дима, правда, уходил на работу. Лида оставалась. Тетка практически все время была в полусне. Она ничего не ела, Лида пыталась кормить ее с ложки, но ни кашу, ни бульон влить ей в рот не удалось. Все проливалось мимо, и Лида перестала пытаться. Несколько раз она давала тетке воды из поильника, несколько раз, преодолев отвращение, проделывала гигиенические процедуры. В ночь с четвертого на пятый день тетка, не приходя в сознание, стала хрипло постанывать.

– Теть Люб, а теть Люб! – тихонько позвала Лида.

– Ты что? Где болит? Открой глаза! Ты меня слышишь? Дим, встань-ка. Посмотри, что это с ней?

– Да-а. Что-то не то…

Лида постучала в дверь к соседке.

– Анна Егоровна! Что-то она похужела, по-моему. Чего делать-то?

– Знаешь что, Лид, вызывай-ка ты скорую. Они врачи все-таки. Может, чего сделают. Или в больницу заберут. Если помрет – то при них. А мы что можем – ничего.

Врач посмотрел. Пощупал пульс. Покачал головой.

– Куда ее забирать? Мы тут бессильны.

– Она умрет?

– А вы что, не видите сами? Это вопрос одного-двух дней, не больше.

Дима отвел врача в сторону. Сунул ему пятьсот рублей.

– Слушай. Отвези бабку в реанимацию. Может, укол какой ей назначат. Капельницу.

– Да не поможет ей ничего.

– На вот, возьми еще двести. Больше нету. Ну отвези, у меня хоть совесть будет спокойна, что все сделал.

* * *

Девятый день пришелся на середину рабочей недели, поэтому народу было гораздо меньше, чем на похоронах. Оставшись одни, Дима и Лида сидели за столом в комнате тети Любы и тихо разговаривали.

– Интересно, где же ее добро хранится? Я пока с ней сидела, потихонечку исследовала ее шкафчики – ни хрена не нашла. Нигде ничего нет. Ну там, статуэточка, вазочка. Ложки нашла старинные, похоже, серебряные – штук пятнадцать самых разных, с витыми ручками. Красивые. Но все не то. Ценностей нет.

– А сберкнижки нашла?

– Нашла. Две. На одной ее похоронные, на другой – пенсия.

– И все?

– Все. Больше ничего нет.

– А ты везде смотрела?

– По-моему, везде.

– Можно еще поискать.

– Давай поищем. Но где?

– А ты под кроватью смотрела?

Лида ошеломленно открыла рот.

– Димка, ты гений! Конечно! Где же еще!

Они с энтузиазмом взялись за старый массивный диван, который, казалось, за полвека стояния на одном месте прирос к полу. Когда, наконец, им удалось его сдвинуть, они увидели большой, покрытый толстым слоем пыли коричневый чемодан.

– Сейчас, погоди, дай-ка я его вытру. Дим, он просто неподъемный!

– Знаешь, замки заело. Пыль, наверное, забилась. Тут молоток есть? Или хоть нож какой-нибудь?

– Да взломай ты эти замки дурацкие!

– Ну, зачем же. Потом оставлять его открытым? Мы же все сразу не утащим.

Лида нашла нож, протянула Диме.

– Такой пойдет?

– Во, давно бы так, – удовлетворенно сказал Дима, когда замки поддались и со щелчком открылись. – Ну, что, открываем?

Чемодан оказался забит стопками писем и открыток, перевязанных тесемками, альбомами старых фотографий, пакетами с фотографиями, не поместившимися в альбомы. Тут же находился старомодный несессер с какими-то флаконами, кисточкой для бритья и баночкой пудры или талька. Маленькая черная лаковая сумочка, в которой лежал старый пожелтевший рецепт на сульфидид, английская булавка и поблекший от времени смятый батистовый носовой платок, хранивший едва уловимый аромат духов, смешавшийся с запахом пыли. Кроме этого в чемодан сбоку был втиснут тряпичный мешок с серебряным ломом – несколько гнутых ложек, вилки без зубцов, деформированная, как будто на нее наступили, старая сахарница и сломанные щипцы для сахара.

Лида пришла в себя раньше мужа.

– Облом… Большой облом.

– Н-да-а-а…

– Да что же это такое, – вдруг сорвалась на крик Лида, – прямо колдует кто-то против нас. Твоя Люба тоже хороша, издевается над нами!

– Лид!

– Что, «Лид»?! Целый чемодан хламу! Что ей стоило сказать тебе, где хранятся ее фамильные ценности! Раз уж она тебе все завещала, так почему не сказать, где это «все» находится. Что мы тут как воры или как бедные родственники должны рыскать!

– Ну вообще-то да…

– Но я не отступлю. Мы тут все перероем. Поняла? – угрожающе пообещала Лида, поглядев вверх на потолок. И повернушись к Диме, решительно произнесла:

– Ты в шкафу смотри, а я в книгах.

* * *

– Лидка, пойди-ка сюда. Смотри, чего я нашел.

– Слушай, это же копия завещания. Ну-ка, ну-ка. Садись, давай почитаем.

– Так. Я такая-то…, проживающая….настоящим завещанием делаю распоряжение… принадлежащее мне имущество – две картины художника Скворцова «Осенний пейзаж» и «»Половодье»; фарфоровую статуэтку «танцующие девочки»; столовое серебро (шесть столовых ложек, три вилки, три ножа, пять чайных ложек); хрустальную вазу…книги…три пуховые подушки…завещаю Карганову Дмитрию Алексеевичу.

Супруги смотрели то на завещание, то друг на друга.

– Погоди. Чего-то я не понял. Это что – завещание?

– Да нет, не может быть. Это, наверное, черновик какой-то. Дай-ка я посмотрю.

Лида взяла листок и стала внимательно его изучать.

– Дим, тут сказано, что это копия для завещателя, а оригинал хранится у нотариуса.

– Так, надо пойти к нотариусу и все выяснить – где завещание на комнату и на ценности. Может это две разные бумажки.

– Нет, Дим, просто твоя тетушка нас нагрела! Осенний пейзаж она мне оставила! Да на хрен мне этот пейзаж! Интересно, кому все досталось? Кто такой шустрый? Может, это нотариус ее обработал? Видит, старая бабка, одинокая, он ее и обчистил!

– Ну… Если так…Я ему морду набью! В суд пойду! Надо найти этого нотариуса, пусть скажет! Где этот чертов адрес?

* * *

Оригинал завещания, хранившийся у нотариуса, в точности соответствовал той копии, которую обнаружили супруги в книгах тети Любы. Ни о каких ценностях не говорилось ни слова, и никакого другого завещания, по всей видимости, не существовало. По крайней мере, этот нотариус ни о чем подобном не знал. Что касается самой комнаты, то она не была указана в завещании потому, что тетя Люба не приватизировала ее, и, следовательно, комната не являлась ее собственностью.

Лида была в бешестве. Дима был подавлен и угрюм. Он чувствовал себя неудачником, а главное – рушились такие планы! Он уже так привык мысли о новой квартире, машине, даже лидкиной шубе. Особенно, о машине. Он уже даже с кем-то из знакомых обсуждал, какую модель покупать.

– Это они все сглазили, – шипела Лида. – Позавидовали наследству. Теперь мы посмешище! «Осенний пейзаж»! Да чтоб ему пусто было! Я за ней ухаживала, ночи не спала. Простыни ее ссаные меняла! А она мне «осенний пейзаж», сука старая!

– Ну тихо, тихо, Лид. О покойнице-то!

– Да пусть слышит! Что мы ей плохого сделали, что она над нами посмеялась? Мы работаем с утра до ночи, денег нет, у нас вообще ничего нет. Что она, не знала? Почему не оставила нам свои богатства? С собой она, что ли, их взяла? Чертей задабривать?

– Ну, Лид!

– Что Лид! Ты тоже хорош!

– А что я-то?

– Расспросил бы ее сразу, что она тебе завещает, так мы бы хоть не надеялись, а то – двушка в Москве, машина! Вот тебе и прокатились!

– Да. Вообще-то…

– Выкину все, ничего мне не нужно из этого хлама! Похороны ей такие сделали! Гроб шикарный! У нас даже на памятник денег нет! Не будет ей никакого памятника!

– Ну ладно, Лидка, успокойся!

– Не могу успокоиться! Как вспомню… Все повыкидываю, к чертям, на помойку, эти книги клопиные, этот пейзаж хренов! Подушки она мне пуховые оставляет! Да до них дотронуться противно, не то, что спать! Им уж полвека, небось, там весь пух истлел, да клещей пылевых тьма!

– Слушай… только не ори… А может, не было у нее никаких драгоценностей?

– Были! Понял?! Были у нее драгоценности! А вот где они, это ты должен был выяснить! Я тебе сколько раз говорила! «Не могу, не могу»! Вот и сидим теперь у пустого корыта.

* * *

– Лид! Можно?

– Чего вам?

– Да это я, Анна Егоровна.

– Вижу. Чего вам, Анна Егоровна?

– Да я вот смотрю, ты что за кучу в коридоре-то устроила? Книги, картины.

– Это ненадолго. Мы все выкинем, не волнуйтесь. – Как это – выкинем?

– Да мне это все не нужно. Куда я это потащу?

– Ой. А книги-то хорошие.

– Ну и берите их себе.

– Правда, что ли? И почем?

– Да нипочем. Хлам этот продавать я буду что ли? За гроши?

– Ну, спасибо, возьму книжечки.

– Да все берите. И картины эти тоже. И подушки.

– Картины возьму, мне они всегда нравились, как я к тете Любе-то приходила. Возьму в память о ней.

– Берите, берите. И посуду всю, белье, что хотите. А остальное я на помойку снесу. Подушки берете?

– Нет, подушки, пожалуй, не буду. У меня свои хорошие, пуховые. Я уж к ним привыкла. Да мои-то и поновее.

– Тогда я эти выкидываю. Может, бомжи какие обрадуются.

– Конечно, обрадуются. Может еще и дворники их приберут.

– Да мне все равно, кто что возьмет.

Разбор тети Любиного наследства был недолгим. Все, что не взяла соседка, отправилось на помойку. Лида взяла только серебряные ложки и хрусталь, и то правда – не соседке ж их отдавать. Но она ненавидела это «наследство», «скорей загнать бы его хоть за сколько, глаза б не глядели».

* * *

Прошло лет семь или около того. Дима и Лида по-прежнему жили в пригороде, никаких перемен в их жизни не произошло, если не считать того, что Лида вышла на пенсию, а потом устроилась в частную клинику диспетчером – принимать вызовы по телефону. Эта клиника находилась в черте Москвы, но благодаря «маршруткам» дорога занимала минут двадцать пять-тридцать, и Лида была довольна – все же на людях, и деньги какие-никакие, и опять же – «в Москве, а не в нашем захолустье». Пожалуй, было еще одно событие – Дима приобрел-таки машину, старые «жигули», чуть ли не первой модели. Машина была в очень хорошем состоянии, на ней почти не ездили, потому что хозяин был стар, ветеран войны, купить – купил по льготе, а ездить боялся. Да и некуда было, не за хлебом же в соседний магазин на машине ездить. А после его смерти старуху дети к себе забрали, а машину – куда ее? У детей «фольксваген». Короче, кто-то из соседей свел Диму с этим сыном, который и продал ему отцову машину за символическую сумму, чуть ли не за три тыщи рублей. Дима был счастлив, а сын – тоже доволен, в хорошие руки отдал.

Однажды Дима после работы позвонил жене, давай, мол, я за тобой заеду и сходим куда-нибудь. Поехали они в центр. Пообедали в кафе недорогом, на Пятницкой, потом решили прогуляться немного.

– Тут Третьяковка где-то рядом, может, зайдем?

– Ты, что, заболел? В другой раз зайдем. Сейчас уж восемь скоро, какая Третьяковка!

– Да, захотелось чего-то. Давай хоть пройдемся, поглядим.

– Да ведь мы и так уж идем.

– А где ж она? Куда-то мы не туда свернули. Эх! Как же это я? Надо же! Забыл!

Неподалеку припарковалась большая темно-синяя иномарка, и из нее вышел мужчина в дымчатых очках.

– Слушай, не подскажешь, как к Третьяковке выйти? – обратился к нему Дима.

– Легко. Вот сейчас пойдете чуть назад, потом через дорогу…

– Спасибо тебе. А то давно не были, подзабыли малость.

– Ладно, ладно. Не задерживай человека, – вмешалась Лида. – Пойдем.

– Да нормально, чего там, – пожал плечами мужчина.

– Дим, тебе его морда не знакома?

– Чья? Парня этого? Откуда?

– Не знаю. Мне показалось, что я его уже где-то видела.

– Может по телевизору?

– Думаешь, актер какой-то?

– Актер не актер, может шоу какое. Сейчас их много по телевизору выступает.

– Может быть. А машина у него видел какая? Шикарная!

– Ну, начала свою песню. У нас тоже машина.

– Сравнил!

– А что? Прекрасно ездит, грех жаловаться.

– Знаешь, телега тоже ездит. Ладно, чего говорить без толку… Лида поджала губы и замолчала.

– Лид, бог с ней, с Третьяковкой. Знаешь, куда давай лучше заглянем?

– Куда еще?

– Ну, догадайся!

– Дима! Не проси! Я даже вспоминать не хочу!

– Лид, ну две минуты ходьбы. Мы уже дошли почти. Ну, интересно же.

– Мне не интересно. Что там смотреть? Чего ты там не видел?

Старый дом был отреставрирован и выглядел теперь, как настоящий особняк. Ухоженный двор был огорожен черным металлическим забором, ворота которого открывались автоматически только для тех, кто знал входной код.

Дима попробовал потрясти ворота. Тут же откуда-то появился охранник.

– Вы к кому? Записаны? Как доложить?

– Да мы ни к кому. У нас тут раньше тетка жила. Вот мы и…

– Отойдите, пожалуйста. Не стойте у ворот.

– Понимаете…

– Тут стоять не разрешается.

– Да мы…

– Отойдите в сторону.

– Да что ты с ним разговариваешь! Пошли отсюда! Вот не хотела же идти. Прямо ноги не шли!

В это время ворота начали медленно распахиваться.

– Смотри, смотри, Лид! Это же тот самый…

К воротам подъехала синяя иномарка. Сидящий за рулем мужчина приоткрыл окно:

– Ну что, нашли Третьяковку?

– Мы решили в другой раз…

– Понятно. А что вы тут-то делаете?

– Да мы вспомнили, что у нас тут тетка жила. Вот мы и решили…дом проведать.

– А она именно в этом доме жила?

– Да, на втором этаже. У нее была комната в коммуналке. Тут ведь коммуналки были раньше.

– Да, я знаю.

– А сейчас туда можно попасть?

– А вам это для чего?

– Ну, так, ни для чего. Просто для памяти.

– Боюсь, это невозможно. Тут другие владельцы. Счастливо вам.

Синяя машина проехала во двор, и ворота тут же начали закрываться.

– До свидания, – вслед ей медленно произнес Дима.

– Что, не пустили? – рядом с ними оказалась невысокая пожилая женщина с маленькой дворняжкой на поводке.

– Да у нас в этом доме родственница жила. Вот мы и хотели на дом посмотреть.

– Давно жила-то?

– Да как сказать. Всю жизнь.

– А сейчас-то жива?

– Не-ет, она умерла семь лет назад.

– A-а, давно уже. Тут года четыре все ремонт делали. Такой ремонт отгрохали, все здесь поменяли…

– А куда жильцов подевали?

– Да там старики в основном жили-то. Большинство умерли, остальные кто куда, все переехали, а что было делать? А потом вот стали капитальный ремонт проводить. Тут все новое, трубы, проводка. Только стены старые.

– Ничего себе! Даже не верится, что это тот самый дом. Тут раньше все иначе было. У входа, помню, две скамейки стояли. Такие облезлые. А в подъезд войдешь – всегда темно и пахнет сыростью.

– Теперь не пахнет. Тут такие люди живут, будь здоров!

– Олигархи?

– Вроде того. Не бедные. У них квартиры по двести метров. А на первом этаже у них общее владение. И вроде как рабочие помещения. Офисы.

– А кто они по профессии?

– А шут их знает! Бизнесмены.

– А вы тут где-то недалеко живете?

– Да вот мой дом, я тут всю жизнь прожила.

– А вы не знаете, кто этот мужчина?

– С которым вы сейчас разговаривали? Так это один из жильцов.

– Да что вы! Ну надо же!

– А я думала, вы его знаете, раз он остановился и с вами поговорил.

– Да мы у него дорогу в Третьяковку спросили. Он объяснил. А мы в Третьяковку не пошли, а решили на теткин дом взглянуть, раз уж мы рядом оказались. А тут он подъехал. Узнал нас и спросил: нашли Третьяковку? Вот и весь разговор.

– Да он вообще-то мужик неплохой. Не зазнался. Я-то его давно знаю, когда он еще бедный был, как мышь.

– Да?

– Ну, как же. У него история интересная. Он приехал из Кремнегорска. Откуда-то с Алтая. Или еще откуда. Не помню точно. Поступил в институт. А денег-то нету. На стипендию не проживешь. Родители присылать не могут. У самих ничего. Стал он работу искать, а какая работа, когда он в дневное время учится? Он парень такой был, правильный, учебу пропускать не хотел. И вот он устроился дворником как раз в тот дом. Жил там в каморке, но зато не платил за квартиру. Утром вставал, подметал и бегом в институт. Зимой тяжелее было, если снегу много. Но тянул свою лямку, старался. И вот однажды, он уж на четвертом или на пятом курсе был, нашел он на помойке кучу вещей хороших. И среди них – три подушки пуховые. Он сначала обрадовался. Говорит – буду спать теперь, как барин. А подушки старые, трухлявые, он рассказывал – ночь поспал, все щеки себе исколол, перья что ли, говорит, оттуда торчат и колются. Хотел он эту подушку взбить как следует, а она возьми да лопни! А из нее – ни за что не догадаетесь! – камни драгоценные посыпались! Представляете? Целая подушка камней! Перстни, бусы, чего там только не было! Он сначала вообще ничего не понял, потом в себя пришел, камни собрал в мешок, подмел, убрал, пух весь старый выкинул. И думает – интересно, а во второй подушке есть что-нибудь? Распорол аккуратно – а там монеты золотые, старинные. Тогда он и третью подушечку вскрыл. Там были бумаги – облигации, векселя какие-то, документы – бог его знает что, но тоже ценности. Ну, уж как он этим распорядился – я не знаю, мне он не докладывал. Но, наверное, правильно распорядился, если в таком доме квартиру купил…

* * *

Лида всю дорогу молчала. Дима, с одной стороны, был рад – он-то ожидал большого скандала. С другой стороны, это было так не похоже на Лиду, что он даже забеспокоился. Он поглядывал на нее, но она, казалось, вообще не замечала его присутствия.

– Лид, ты это… тебе не дует? Может, поднять стекло?

– Лид, чего ты молчишь, а? Ну, скажи что-нибудь.

– Лида, Лид! Ты что, не хочешь говорить? Ну, ладно, нет – так нет.

Лида нахмурившись, неотрывно смотрела куда-то вдаль сквозь ветровое стекло, словно обдумывая какое-то важное дело. Дима решил больше не дергать ее, раз эта история произвела на нее такое действие. До самого дома она не проронила ни слова. Также молча она зашла в квартиру.

Дима зашел в туалет, помыл в ванной руки, потом зажег свет на кухне, поставил чайник греться и пошел переодеваться в домашнее. В комнате он обнаружил Лиду недвижно стоящей перед зеркалом в плаще, в туфлях, с сумкой в руке.

– Лид, ты из-за этих подушек так расстроилась? Ну не переживай ты так, ну что ты в самом деле! Нам и без них хорошо. У нас все есть, Лид, живем не хуже других. Шубу тебе новую купим, хочешь?