скачать книгу бесплатно
– Мужик! – Александр похлопал Назаметдинова по согнутой на раковиной спине…
– Я тебя зарэжу ночью! – прорычал татарин, разглядывая на ладони собранные обломки зубов.
– Мужик, кончай базлать. Приберешься тут, понял. Старшине скажешь – ты раковину разбил. А спать будешь теперь на верхней полке.
И тут Коробейников вспомнил, что еще месяц назад у Ефимычева пропал шомпол от автомата.
– Слышь, чурка! А это не все! Тебе еще перепадет от Фимы за шомпол! – Коробейников дал татарину пенделя под зад и поплелся переселяться с верхотуры на нижнюю койку. Не великое утешение, но все-таки.
– Коробейников! Подь к телефону! – зычно позвал дневальный.
Александр не спеша перебросил матрац Назаметдинова наверх, щегольски заправил свою постель и только тогда двинулся к телефону…
– Ой и схлопочешь ты, Коробейников, по шеям! – потер руки дневальный.
Прапорщик Стебельков приказал немедленно одеться и отбыть в город со служебным автобусом, везущим бухгалтершу в Сбербанк.
– Жди на КПП. Ко мне не подсаживайся. Подойдешь в привокзальный ресторан Дубрава к шестнадцати часам. – Добавил Стебельков и бросил трубку.
Когда Александр появился в ресторане Дубрава, его уже ждали. Стебельков и особист, капитан Щербицкий Леонид Леонидович, заканчивали обед в отдельной кабинке ресторана. Оба в модных шерстяных костюмах. Прислуживала им сама "метрдотельша", великозадастая и низкорослая молодая баба Танька, увешанная золотом и бирюзой.
– Лапочка! – Выглянув из кабинета, Стебельков щелкнул длинными красными пальцами.
Когда подплыла Танька, прапорщик уткнулся носом в прорезь меж ее грудей, напоминающих выставленную напоказ жирную жопу, и пожаловался плаксиво:
– Вот так бы и закимарил у тебя в запазухе вечным сном любви.
– Толик, не волную женщину! Я на работе! – Пискнула Танька, игриво встряхивая напудренный бюст.
– Ну, тогда тарань еще кило Столичной и солянку с антрекотом вот для этого хлопца. Отличный воин! Сашок, поздаровкайся с Танюсей.
– А этого товарища ты знаешь, Сашок. – Стебельков панибратски хлопнул собутыльника по спине. – Что, круто? Не ожидал встретиться с особистом в кабаке!? – Стебельков явно начинал бахвалиться своей крутизной. – Не журысь, хлопец, этот особняк – прошел афган и Чечню. Он тя насквозь видит!
Стебельков молотил, молотил не унимаясь. И удивительно, – все по делу. Особняк Леонид Леонидович слушал его пьяный треп внимательно, даже, казалось, с уважением. Но вот что связывало продувного ворюгу прапорщика и засекреченного капитана? Вот какие-такие делишки? НЕ удивительно, что Стебельков сумел забашлять военного прокурора, но вот как он умудрился зацепить контрразведчика? Да кто он такой, этот не шибко грамотный кладовщик!?
На посошок заказали еще по двести Смирновской, еще по стопятьдесят Зубровки. Стебельков сунул Таньке в лифчик полтинник баксов и задернул шторы на дверях кабинки.
– Ну, Леонид Леонидович, ты присмотрелся к Саньке? Убедился, что Сашок свой человек? – Едва заметно растягивая слова начал, наконец, Стебельков базар о том для чего затеял крутую пьянку.
Щербицкий подмигнул Коробейникову ясным, совершенно трезвым глазом сокола и ничего не ответил. У Коробейникова молчавшего весь обед, защемило в яйцах от предчувствия, что спьяну дурак Стебельков набазарит лишнего и только усугубит его положение подследственного.
– Да ты, особняк, не межуйся, тебе говорят. Можешь верить Коробку, как мне. Хо-о-роший парень! Надо отмазать. Зачем малого топить в зону. Ему же червонец светит, сам понимаешь! Он нам вот как еще пригодится. – Прапор провел ладонью по горлу. – Проверенный хлопец! Да ты сам знаешь…
– Сделаем, – рассеянно кивнул капитан, лишь бы отвязаться. Он подмигнул Коробейникову, достал спичку, расщепил ее крупными ржавыми зубами и с хитрой улыбочкой заводного хохмача стал ковыряться в зубах.
– Не понял, – настаивал Стебельков. – Это же ценный кадр, не какое-нибудь фуфло! Анкета чистейшая, характер решительный. Да он…
– Кончай, Толян, бухтеть. – Неискренне засмеялся особист. – Я сказал: будем работать в этом направлении.
– Ты чему это смеешься!? Не крути, капитан! Ты же обещал! – От волнения, Стебельков побледнел и насупил брови.
По всему было видно, – прапорщик не боится особиста. Особняк, наоборот, заинтересован в чем-то, что зависит от Стебелькова. Заинтересован, но ему эта заинтересованность не в жилу. Он дразнит прапорщика, компенсируя свою зависимость маленькой местью.
– Сашок, а ну, поди, выди в сортир. Чапай совет держать будет. – Хмуро повелел Стебельков, возмущенный подъебкой самолюбивого капитана.
Коробейников горстями остервенело плескал ледяную воду в свою красную рожу. Он казался себе таким же трезвым, как и капитан-особняк. Его лихорадило. В скорое освобождение от страха разоблачения и верилось, и не верилось. Равновесие надежды и отчаяния было таким шатким. Вот почему капитан подмигивал? Зря, зря заводится Стебельков. Не надо особиста припирать к стенке, если даже есть чем… Любое неосторожное слово наглого прапорщика может легко качнуть весы удачи и в ту, и в обратную сторону.
Вернувшись в кабинку, Коробейников нашел там лишь объедки пиршества. Сердце его покатилось в низ живота. Он бросился на привокзальную площадь. Стеба и Щербицкий торговались с единственным на всю площадь такси. Пока Коробейников бежал, такси отчалило. Стебельков вслед ему насмешливо отдал честь и помахал рукой.
– Слинял, Кукуха! Ну, подлюга. Распиздяй с Покровки, не захотел в часть возвращаться на автобусе. Катьку пришлось отвалить рябухе. Ну, ничего, будем помнить… Я этого таксера как облупленного знаю. Не верю, что такой центровой урка и завязал. Видал на пятерне татуировку? Как же, три кольца, – три ходки в зону. Ничего, по одной земле ходим. Сковырнется и этот…
Стебельков обнял Коробейникова за плечи.
– А мы с тобой продолжим.
– А кто это Кукуха? – Спросил недоумевающий Коробейников.
– Так Особняк же наш. Капитан! Распиздяй! Он классно имитирует голоса птиц. Даже по радио его записывали. Вот и Кукуха. Ну, да и хер бы с ним. Пошли опять в Дубраву. Теперь ты ставишь. Я, блин, должен сегодня засадить Таньке! Ну, сука! По самый по локоть! Вот кто барается клево! Я тащусь! Можем и вдвоем поехать. Отхарим в два свистка! Хочешь Таньку? Хочешь, сразу видно! Но только после меня…
В Дубраве Стеба сначала поблевал в туалете, а затем они снова заняли отдельную кабинку. Едва к ним вошла многозначительно улыбающаяся Танька, позеленевший с перепою прапор тут же стал стаскивать с нее трусы. Танька что-то шепнула ему на ухо, и прапорщик весело хлопнул в ладоши!
– Ну, девка, ну, ты даешь! Сашка не против! Звони твоей подруге и помчались к ней на хату…
– Я пас, товарищ старший прапорщик. Не до баб мне. Зона ждет, какие тут бабы… – Промямлил с досадой Коробейников.
– Отставить, рядовой Коробейников. Кукуха скорей сам сядет… Гуляй, я сегодня добрый!
Танька принесла два по двести водяры, по бутерброду с икрой и побежала переодеваться. Стебельков в муках заталкивал в себя пойло, но водка валом мерла обратно. Испоганив водяру в стакане отрыжкой, прапорщик решил передохнуть и откинулся в кресле. Он закрыл глаза. Красные прозрачные веки на зеленом лице алкаша производили зловещее впечатление. Александр стал подумывать как бы отмазаться от прапора и свинтить в казарму. Наблюдая торг прапора и особиста за свободу его, Коробейников так испереживался, что не нужны ему были девки, не хотелось даже нарезаться до усрачки…
И тут Стебельков открыл глаза. Зрачки его были расширены до предела. Он достал косячок, беломорину, набитую анашой, судорожно затянулся пару раз. Его скрутила судорога, он грохнулся с кресла под стол. Подбежала Танька со стаканом кефира.
– Ну, чо Саша, моргаешь. – Кокетливо улыбнулась Танька. – Струхнул малость? Толян счас оклемается. Нет вопросов! Давай вытаскивай своего друга из-под стола, а то он там до утра дрыхнуть будет. Отпаивать будем Анатолия кефирчиком. Не в первой. Держи стакан.
Танька прижала плоскую грудку Стебы своими грудями к спинке кресла и, вцепившись короткими пальцами в синие губы Стебы, разодрала ему пасть.
– Сашка, давай лей кефир в глотку! – Вскрикнула Танька, запыхавшись. – Лей, тебе говорят, пока держу, а то этот крокодил мне пальцы отхватит!
Прапорщик проглотил кефир и тут же схватился за живот. Мелко семеня надраенными до блеска сапогами, Стебельков умчался в туалет. Танька достал из-под увесистых грудей кружевной платочек. Утерла с пухлого личика пот, вместе с пудрой. По хозяйски оглядела шею, плечи и руки Коробейникова.
– А ты в форме, солдатик. Толян тебе говорил, что подруга моя Лиза бесплатно не дает? Ты очень ее хочешь? И денежка у тебя имеется?
– Все имеется, – достаточно грубо оборвал Коробейников Таньку.
– С Тольки теперь мало толку. Мужчина он ого-го, но лишь когда примет на грудь не больше пол-лиры. А? Солдатик? Зачем нам Лизка? Поедем Ко мне втроем. Тольку уложим баиньки. Пусть проспится. Он в обиде не будет. Зачем тебе денежку тратить?
От прищуренных насмешливых глазок Таньки, Коробейникову стало муторно. Он считал, что ни одна женщина больше никогда не застанет его врасплох, никогда не смутит. И на тебе. Стоило Таньке посмеяться над бедностью солдата…
Блин, а глазки у Таньки совсем не блядские. Жиром заплывшие, но умные и насмешливые глазки хитрили так простодушно, что хотелось потискать эту жирную бабу… Или хотя бы хлопнуть по заднице и сказать от всей души: " Какая же ты, Танька, оторва"!
Сашка через силу улыбнулся толстушке.
– Ну, чо ты такой смурной, в самом деле? Ну, чо ты сдулся совсем? Кто тебя обидел? – Жалостливо спросила Танька. – Надоела служба? Понятно, домой хочется солдатику. А у меня уютная квартирка… Тебе понравится…
– Нет у меня дома, – вдруг признался Коробейников. – Турнул меня батяня пинками.
– Алкаш, поди, твой старикан? – Татьяна задернула шторы поплотнее и присела к Сашке на колени.
Она была вовсе не тяжелой. И телеса богатые ее были вовсе не кисельными.
– Ого! Что это за червячок у тебя в штанах зашевелился! – Татьяна ловко добралась до бивня солдата и стала крепко его стискивать. Она облизнула губы. Александр обнял ее. Но она ловко выскользнула из объятий.
– Ты посиди тут. Я Лизавете кину сотню, чтобы она Толика отвезла в часть. А то будет колобродить, только испортит нам кайф. Он сделает все, что я скажу. Ведь это он тебе устроил сегодня увольнительную. Он тебя у ротного до утра отпросит. Посиди, пивка попей, побалдей полчасика и поедем. Может быть, тебе вместо водочки коньячку подать?
Боже! Ну что за люди, эти бабы! Мертвого из могилы поднимут, если им очень приспичит. Ну, бабы! И страх сгинул, как наваждение! Коробейников протянул Таньке три десятки баксов. Звучно хлопнул Таньку по заднице.
– Неси шампанского, хозяйка!
Сказал эту затасканную глупость и почувствовал себя хозяином кабинета, где сейчас начнется на радостях такая попойка, что Никодимов вздрогнет.
Приплелся Стебельков. Весь скрюченный. Почерневший.
– Язва, сука, проснулась. – Сказал Стебельков. – Ты это, поезжай к Таньке без меня. Я обо всем договорился, за все уплачено. Денег не давай. Особенно баксов не показывай. Танька телка центровая, но на зелень слаба… Напоят тебя со старухой самогонкой на карбиде и приставят ноги твоим баксам.
– Товарищ прапорщик, вам же плохо. А, может, я отвезу вас в санчасть? Найду частника. Бабки у меня есть.
– Не рыпайся, хлопец. Хватит базарить: товарищ, товарищ. Вор вору – не товарищ, а подельник. Какой х-й я тебе товарищ? Не усек еще? Подельники мы, хлопец! Все мы, бля, подельники. Зови меня Толян. Кликуха у меня Стеба или Стебанутый.
– Вас в санчасть надо с язвой-то?
– Заколебал, Санек! Кончай базар! Что говорю, то и делай. Таньку нельзя лажать, она мне нужна! Обслужишь по первому разряду! Прикольная телка! Вот увидишь. Очень пробивной бабец! У меня все схвачено, за все заплачено. Лизка меня отвезет в конюшню. А ты, хлопец, будь на вокзале в шесть утра. Торгошин привезет на вокзал зам. нач. штаба. Обратно тебя захватит. Классно оттянешься, хлопец.
– Анатолий Кондратьевич, зачем гусей дразнить. А если кто настучит особнякам, что я не ночевал в казарме.
– Не твово ума это дело. Усек? Все пучком, хлопец. Ты, главное, приготовь завтра штуку зеленых. Вечером я сам лично передам капитану. Говорю же, отмазали тебя. Гуляй, Вася!
Самогонку, что налила ему Танька, прежде чем лечь под него, Коробейников выплеснул под кровать. Толстуха действительно трахалась классно. Она проделала все известные приемчики возбуждения мужчины.
Хотя перегородки спаленки были дощатыми, как все в частном домике ее матери, Александр освоился в постели Таньки быстро. Никогда еще он не переживал наслаждения такой глубины. Как же удивительно сказывались резкие перепады настроения от страха перед тюрягой до хлесткой радости нового обретения Свободы. Свободный, он совершенно не чувствовал опустошения. Все что замерзло в нем за последние дни под угрозой разоблачения, постепенно оттаяло. Он готов был провести в широкой мягкой постели Таньки хоть целую неделю безвылазно.
А еще Танька была чудной слушательницей. Она так правдоподобно сопереживала, оформляя исповедь обалдевшего мужика тягучими вздохами и охами. Сонная, она Так ласково поглаживала пухлявой ручонкой самые чувствительные эрогенные зоны самца, начиная с макушки и кончая щиколотками. У ласки ее было нечто материнское. Танька сама балдела от своей нежности, да она просто торчала от своих завораживающих прикосновений. И Коробейников к рассвету разговорился.
Поведал Александр мурлыкающей сонной бляди и о своей детской любви к ваятельнице Серафиме. Как же она терзала его от ревности и ненасытности. Рассказал, как его совращали и обучали развратному сексу знакомые Серафимы. Как поили его и Серафиму мужики-художники, чтобы понаблюдать, как ошалевший пацаненок лез под столом к Серафиме под юбку. Специально для спектакля надетую. А под юбкой не было трусов. А коленки пьяной Серафимы мазали горчицей. И все дружно хохотали, когда мальчишка плевался и чихал, слизнув приправу поносного цвета.
Не забыл туманно упомянуть и про Ариадну. Описал Коробейников, как недавно чуть не убил из ревности чужую жену. Расчувствовавшись, немного присочинил: мол, ревнивый супруг палил в него из пистолета. И сколько за свою короткую жизнь поломал целок – признался, не преувеличивая…
– Я знаю чего хочу! – В итоге исповеди таинственным шепотом заявил бухой Коробейников. – Точняк! Я знаю точно чего хочу!
– Кончай мозги пудрить! – Фыркнула насмешливо Танька. – Каждый мужик хочет иметь много женщин! Сашулечка, родненький, успокойся. Всех нас ты все равно не перетрахаешь. Хотя настоящий мужчина должен к этому стремиться изо всех сил.
– Не хило сказано! Я тащусь от тебя Татьяна. Вот бы товарищу А. С. Пушкину подвернулась такая продвинутая телка! А? Прикол! А? Тезка мой! Такой кучерявый еб…рь! А девки какие тогда были? Фуфло! Можно посочувствовать мужику. Ты ее – цап, цап, куда пониже! А барышня, блин, кружевная, – бац, и в обморок…
– А то, Сашуля!
Лишь о случке своей с родной сестрой Александр утаил. Но Танька была действительно не промах. Пьяная, сонная, а не забыла спросить:
– Сашенька, а из дома тебя за что прогнали?
– Да так, мура какая-то…
Коробейников посмотрел на часы. Ни с того, ни с сего разозлился на свою болтливость. Перекатился через теплую сладкую блядежку и стал одеваться к отбытию в свою часть.
" Не пей, не пей, дурак! Если не умеешь! – клял себя Коробейников впритруску поспешая с дальней окраины городка к автовокзалу. Ну, зачем, идиот, разбудил видение Серафимы, имевшее над душой такую странную власть. Давно пора поставить крест на Симке. И воще, разве можно с блядями откровенничать о своей любви? Любовь моя Симке была так нужна, что она испугалась за себя…
Серафима боялась своих чувств, потому что знала как недолговечна зачаточная "любовь" мальчишки. Серафима не дура, сделала все, чтобы обезопасить себя от привычки к нескладным мумуканиям мальчишки о любви. Словам, позаимствованным из кино и книжек. Все было сделано, чтобы извратить чувства пацана до того, как он бросит ее наедине со своей старостью.
Да уж! Ничего не скажешь! Это было время жестоких переживаний. На беспощадность женщины хотелось ответить тем же, но он не умел еще обращаться со своей привлекательностью как охотник с силком, как бандит с удавкой… Неумение отомстить только сильнее подчеркивало его зависимость от опытной, властолюбивой сексторпеды. Он из кожи вон лез, доказывая, что не заслуживает издевательств Серафимы… Но жалость для нее была страшней чумы и отношения их еще больше запутывались.
Какое счастье, что с этим покончено. Сейчас я могу Любой бабой вертеть как хочу. И Танька – не исключение. Какой бы пройдохой она не была, я возьму от нее что мне нужно, но ей самой ничего не обломится. Перепихнулись и никаких воспоминаний.
Волги начальника окружного склад у вокзала не было. У палатки пил баночное пиво прапарщик Стебельков.
– Как ваша язва, товарищ старший прапорщик? – Александр козырнул и впервые осмелился протянуть старшему прапорщику руку.
– Какая там язва! – Прапарщик как должное осуществил с солдатом первое панибратское рукопожатие. Это что-то значило. – С какого, блин, х-я?
– Да вы вчера кефир пили… – Смутился слегка рядовой Александр Коробейников, искательно вглядываясь в серое лошадиное лицо младшего командира. Уж не допустил ли он какую вольность в обращении со старшим по званию?
– Ты это брось, Коробейников, свои подначки. Какой кефир!? Водку мы глушили. И запомни, старший прапарщик Стебельков ничего никогда не забывает!
– Так точно, товарищ старший прапарщик!
– То-то. Вольно, Коробейников. Слухай сюда. Специально приехал от Лизки сюда пораньше, предупредить тебя, Коробейников. Сегодня тебя Щербицкий будет кадрить. Так ты не сопротивляйся. Особняк всегда так делает, если солдат где-нибудь по дурости прокинется. Так что я разрешаю, пусть он тебя заагентуривает. Ничего не бойся. Я подскажу что стучать… Ха, ты понял? Мы Щербицкому подставили полковника Дольникова, Начальника склада в Буевске, а Щербицкий взял на лапу пять штук и прикрыл дело. А там хапнули ого-го! Зараз сотню стволов АК -47 и патронов полсотни цинков. Я только намекнул и капитан спекся. Так что не дрейфь. Потом мне все подробно доложишь? Усек, стукач? Мы тоже забашляем особняка.
– Так точно, товарищ прапарщик!
– Ладно, кончай козырять! Зови меня Толян. Нам еще долго чалиться. Ну, а теперь, Коробейников, заглянь в свой кошелек.
– А что? – Удивился Коробейников.
– А то! Есть кошелек, спрашивают тебя?
– Вот, смотрите. – Коробейников протянул Стебелькову тощий пластиковый кошелек на защелке. Бедняцкий кошелек. Без отделений.
– Сколько было вчера бабок?
– Сто долларов десятками и пятерками.
– Ну и лоханулся ты, хлопец! Я предупреждал! Тут осталось сдачи три червонца бумажками и пятерка железными рублями!
