скачать книгу бесплатно
– Конечно.
– Почему еще не показал мне?
Эндрю замялся.
– Зачем?
– Как зачем? Вдруг ты решил купить мою дочь кусочком стекла? – Гарольд, рассмеявшись с собственной шутки, хлопнул его по плечу.
– Оно лежит в сейфе в моем кабинете. Если хотите, я…
Впрочем, иных вариантов и не было.
Мистер Говард рассматривал камень кольца сквозь очки и лупу, словно что-нибудь понимал в ювелирных изделиях, кроме цифр на чеке. Тонкий аккуратный обруч из розового золота со вставкой небольшого бриллианта явно не очень восхищал его.
– Картье! – голосом диктора из новостей прочитал он название ювелирного дома на коробочке.
«Кредит. На десять недель», – с досадой в мыслях передразнил его Эндрю.
– Почему не платина?
Действительно. Почему не платина? Быть может, старина Гарольд пошел бы сам и выбрал кольцо, которым его дочери сделают предложение? Эндрю подумал, что тот мог бы пойти дальше и в принципе заменить жениха в момент помолвки, обойтись без него, но подобные шутки показались ему уж совсем подлыми, и он откашлялся, чтобы выбросить их из головы.
– Мне кажется, розовое золото больше подходит Джейн. У нее ведь лицо с веснушками.
Консультант в ювелирном объяснила ему, что девушки различаются по сезонным цветотипам, и каждому подходят определенные металлы и камни – но бриллианты, безусловно, к лицу всем.
– С веснушками, значит, – задумчиво повторил Гарольд, все еще держа кольцо между пальцами.
– Да. Совсем немножко. На щеках и на кончике носа.
– Эндрю, а ты получил от миссис Говард списки гостей?
Патриция Говард всего лишь за неделю успела проделать огромную работу – составить списки приглашенных на вечер. Страницы ежедневника запестрели фамилиями известных людей Хармленда – партнеров по бизнесу со стороны Гарольда, хороших друзей и знакомых семьи. Туда попали даже фамилии тех, кто был, что называется, «на побегушках» – людей, кто стояли в высшем обществе пока только одной ногой, но отчаянно пытались втиснуться и удержаться на узком пике. Для этого у них имелся неиссякаемый запас подхалимства и фарисейства. Занимательный парадокс: спросите кого угодно, и вы получите ответ, что лицемеров никто не жалует, но отойдите на несколько шагов, и вы увидите, что их везде охотно принимают. К тому же таким людям, как Патриция, пресмыкатели были выгодны – на их фоне они всегда выглядели значимее, а стоило оказать им пару незначительных знаков внимания, и подлизы обрушивали на своего благодетеля поток лести и обожания. И, конечно, помолвка Джейн Говард не могла бы обойтись без таких персон.
Следующим не менее утомительным занятием Патриции стала рассадка гостей за столами. Ей нужно было устроить все так, чтобы рядом случайно не оказались те, кто друг друга не жалуют, а сплетников и сплетниц она держала к себе поближе – чтобы услышать от них все обо всех, но не позволить обсудить свою персону. В то же время гости рассаживались по своему положению, и за дальними столами оказались бы те, кто был значительно далек от семьи Говардов – по дружбе или по богатству, хотя эти два условия обычно совпадали.
Справившись с нелегкими делами, упавшими на хрупкие плечи леди, Патриция отправила все рекомендации Эндрю, чтобы он согласовал количество столов, меню и места для гостей с администратором. К своему удивлению, миссис Говард обнаружила, что Джейн, призванная помочь ей, совершенно не разбирается в таких значимых деталях. Все время, проведенное с матерью, дочь только лениво кивала и сбрасывала чьи-то назойливые звонки на мобильном телефоне. Патрицию начало одолевать сомнение: кажется, Джейн была равнодушна к собственной помолвке.
Рабочая неделя пролетела незаметно для всех, кроме Эндрю. Для него она тянулась, как улитка по рыхлой земле, оставляя склизкий след ожидания. К тому времени они с Джейн уже помирились: она действительно ушла спать в соседнюю комнату, но через несколько дней тяжелого молчания внезапно вернулась к нему посреди ночи.
– Эндрю, – сказала она в темноте, – не обижайся на меня.
Он обнял ее тонкое тело, усаживая сверху и прижимая к себе.
– Ну, конечно, я не обижаюсь. И сумку теперь собираю с вечера.
– Нет, нет, дело не в сумке… Я запуталась в своих желаниях. Я совершаю поступки, в которых после раскаиваюсь. Мне захотелось поссориться с тобой, но как только ты уехал, я почувствовала себя одиноко.
– Может, тебе стоит прекратить пить эти противозачаточные таблетки?
– Зачем? – ее голос прозвучал испуганно.
– Не знаю. Кажется, они дурно влияют на твой гормональный фон.
– Мне одиноко.
– Я тоже в эти дни ощущал одиночество.
– Я больше не буду так поступать. Прости меня, ты… я знаю, что ты хороший человек.
Джейн уткнулась в подушку и закрыла глаза, чтобы представлять на своих бедрах кого-нибудь другого.
Путников, одетых в элегантные вечерние смокинги, «Исида» встречала двумя огромными стилизованными саркофагами. Блестящие от света, сине-золотые фигуры фараонов значительно превышали человеческий рост, чем, безусловно, производили на гостей впечатление.
– Это… это гробы фараонов? – послышался встревоженный вопрос. – Не плохая ли это примета – ставить гроб у самого входа?
Саркофаги провожали их в другой мир – мир горящих лампад, дымящихся благовоний, раскосых ветвей пальм, восточной музыки и танцев, захватывающих и откровенных, загадочных и раскрепощенных.
Смуглая женщина с ярко подведенными глазами, одетая всего лишь в легкую полупрозрачную белую ткань, с достоинством держала на голове корону Нефертити, на самом деле не позволявшую ей хотя бы немного наклониться. Она медленно танцевала одними руками, покрытыми браслетами от самых локтей до запястий. Колонны в форме раскрывшихся бутонов разделяли залы, наполненные дымом. Густые пальмы в черно-золотых горшках, гравюры на стенах, подсвеченные неоновым синим светом, свисающие с высокого потолка огромные люстры с восточной резьбой – все это погружало в атмосферу арабо-африканской дали. Многие люди тоскуют по чему-либо неизведанному, экзотическому, что заставит их сердце всколыхнуться и забиться совершенно по-новому.
Джейн прошла между колонн, рассматривая бесчисленные статуэтки сфинксов. Ее тонкие каблуки глухо постукивали по мелкой мозаике пола, в которой угадывались мифологические сюжеты.
– А это нормально, что мы топчемся по их божествам? – вновь спросил неугомонный голос, но потонул в льющейся отовсюду живой музыке.
Эндрю казался взволнованным и внутри чувствовал себя не лучше. Они прибыли с Джейн вдвоем, и всю дорогу (и весь предшествующий день) она мало разговаривала. Он сжимал в кармане пиджака кольцо, и решимость в нем то слабела, то, наоборот, с неистовой силой, словно пламя огней, освещающих стены «Исиды», вздымалась вверх. Внезапно ему показалось нелепым и абсурдным, что весь праздник устроен фактически для них двоих, и в то же время от этой мысли в груди распустились цветы страсти. Он забегал вперед, представляя, как все, совершенно все приглашенные гости, танцовщики и музыканты, официанты, все они замрут, затихнут и будут смотреть только на них, слушать только его. Эндрю пробовал представить себе реакцию Джейн – конечно, она знала, что этим вечером он сделает ей предложение, но обсуждать эту тему заранее никто из них не решался.
У сияющих земной роскошью саркофагов мелькнули фигуры Патриции и Гарольда.
Патриция, одетая в белый брючный костюм, с гладким пучком на голове и огромными очками модели «Одри», неспешно проходила вглубь зала. От нее веяло старыми деньгами и воскресным гольфом.
Джейн, заметив, как сжимались алые губы матери, растерянно приоткрыла рот и отвела взгляд. Еще одна танцовщица гостевого зала извивалась совсем рядом с ней.
– Джейн, милая, ты перепутала мероприятия? – раздался голос Патриции.
– Что-то не так? – отозвалась она небрежно.
– Мне не нравится твой внешний вид. Такая девушка, как ты, могла бы позаботиться немного лучше о том, как она будет выглядеть в глазах общества в столь значимый день.
Несколько ранее Патриция уже обсуждала с дочерью вопрос одежды. Она советовала Джейн платье кремового цвета с короткой пышной юбкой, открытыми плечами и спиной, лиф которого завязывался на шее, оставляя ленту, спускающуюся до изгиба поясницы.
Теперь она видела перед собой Джейн в длинном облегающем платье из черного бархата. Разрез юбки шел глубоко от бедра, а бретели имитировали золотые цепочки.
– Что с ним не так, мама?
– Я сказала, что ты должна надеть.
– В том платье я выглядела бы, как старлетка.
– Сейчас ты выглядишь, как старая дева, мечтающая вернуть молодость.
Джейн прыснула.
– Можно было хотя бы уложить волосы, – продолжила Патриция, – они кажутся не расчесанными.
– Это мои естественные кудри.
– Нужно было посетить салон и сделать укладку. Такие прически уже не носят. Ты опоздала на несколько лет. Впрочем, кудри позволительно оставить как раз с тем платьем, что мы с тобой выбрали. Так бы ты выглядела молодо и невинно. К этому наряду подходят другие прически, но сам он тебе не идет. Слишком старит.
– Выбрала ты, а не мы.
– Ты была бы умнее, если бы прислушивалась к моим советам. Черные платья не надевают в день своей помолвки, Джейн. Это вульгарно.
– Определись, – расхохоталась Джейн, – я вульгарна или все-таки старая дева?
– Старые девы всегда вульгарны.
Джейн оставила мать в толпе и двинулась куда-то наугад. Мимо нее несколько раз проскользнули официанты в стиле прислуг фараона, предлагая бокалы с напитками. Она проигнорировала их, рассматривая, как вдали сцены ходят танцовщицы – одни в шароварах с закрытыми плотными вуалями лицами, другие в длинных разноцветных юбках. Ей не терпелось дождаться арабских танцев под ритм барабанов и литавр, с летающими в воздухе платками роскошных женщин, умело владеющими телом. Гости прибывали и прибывали; отовсюду слышались обрывки разговоров, очевидно, важные для беседующих, но совершенно лишенных смысла для чужих ушей.
– А вот в Ираке…
– В Ираке?..
– В Ираке, в Ираке!..
Джейн поймала бокал с подноса следующего официанта и залпом выпила легкий алкогольный напиток.
– Вот ты где, – они столкнулись с Эндрю, – скоро все начнется. Я уже поговорил с Бетси; сегодня номера будут особенными – их готовили специально для нашего с тобой вечера.
Джейн растерянно смотрела по сторонам.
– Нашего? Мне кажется, этот вечер чей угодно, но только не наш.
Эндрю про себя согласился, что в ее словах есть доля правды. Их праздник – все же прикрытие для светской вечеринки, жаждущей и не терпящей взметнуть в воздух заработанные за неделю пачки долларов.
– Ты хотела бы, чтобы все прошло между нами наедине?
– Ты бы надел мне кольцо на палец, пока я надевала тебе презерватив?
Она рассмеялась, заметив, как Эндрю повел бровями.
– Я шучу. Хотя не отказалась бы. Все же веселее, чем крутиться среди этих песочных человечков.
– Почему песочных?..
– Старые, и от них хочется спать…
Администраторы зала начали рассаживать гостей. Патриция, делая вид, что поддерживает беседу о флористическом бизнесе в Хармледне, с удовольствием отмечала, как те выполняют ее рекомендации.
– Эндрю неплохо постарался, – тихо сообщила она Гарольду. – Все проходит идеально. Он отличный парень.
– Да он в щепку разобьется ради Джейн, – кивнул тот, – как хорошо, что она рассмотрела в нем мужчину. Кстати, где она?
– Эндрю, разве я выгляжу, как старая дева? – неуверенно спросила Джейн.
Он не согласился и покачал головой.
– На тебе ведь нет чепчика.
– Брось!.. Я серьезно.
– Конечно же, нет.
– Может быть, я выгляжу вульгарно?
– Да что за мысли у тебя такие? Мне очень нравится, как ты выглядишь сегодня. Любой твой образ мне всегда по душе, Джейн.
«О нет, – подумала она, чувствуя, как рука Эндрю спускается ниже по ее талии, – если ему нравится, значит, со мной точно что-то не то».
Джейн опустилась на стул, который Эндрю заботливо подвинул для нее. Голоса и шорох разговоров, словно ветреный песок, становились все тише и тише, и в тишине этой ощущалось то самое волнительное предвкушение, когда знаешь – вот-вот случится нечто.
Сцена «Исиды» по широкому подмостку уходила вглубь зала и превращалась в круг в самом центре. Танцовщицы с тяжелыми коронами уже стояли между колонн, соединив ладони перед грудью в почтительном жесте. Патриция и Говард также заняли свои места, расположенные за одним столиком с будущими женихом и невестой. Они о чем-то перешептывались, посматривая то на Джейн, то на Эндрю; заметив это, тот почувствовал себя неудобно, но Джейн не обращала никакого внимания на родителей, потому что отвернулась к сцене.
И вот, в зале «Исиды» зазвучала далекая восточная мелодия, незнакомая для собравшихся бизнесменов, управляющих, городских сенаторов, редакторов модных журналов, меценатов и всех-всех прочих «золотых» людей Хармленда.
6.
Глубокий женский голос пел на арабском языке, и льющаяся музыка казалась переполненной светлой тоской по чему-то важному, но забытому. Джейн увидела исполнительницу – звучала вовсе не запись. Женщина в бирюзово-золотом костюме с обнаженным животом полулежала на резной кушетке, покрытой прозрачной накидкой, а вокруг на полу сидели музыканты. Мягкие подушки были усыпаны лепестками, и тело певицы елейно изгибалось в неспешный ритм песни. И с последними ее словами музыка на секунду замерла, чтобы грянуть вновь, уже быстрой, громкой, мощной, собранной из множества инструментов. На сцене с криком появились танцовщицы. Их длинные юбки – красные, зеленые, желтые, голубые – всей палитрой цветов, сплетенных воедино, мелькали перед глазами Джейн. Женщина продолжала петь, танцуя руками и покачиваясь одними плечами. Эндрю с усилием разглядел среди девушек Бетси – и ему показалось, что она даже подмигнула. Патриция бесстрастно наблюдала за сценой, а Говард только похлопывал в такт ладоням танцовщиц. Сквозь песню прорывались звуки шелеста тканей и звона украшений – наряды каждой были расшиты монистами, блестками, стразами, которые позвякивали друг об друга в тряске тела, а руки их смешивались в сотню блестящих от сценической подсветки браслетов.
– Интересно, – прозвучал вопрос за соседним столом, – все эти украшения настоящие или бижутерия? Если это драгоценности, то на каждой мы сейчас наблюдаем целое состояние!
Крик вновь подыграл песне, и из рук танцовщиц посыпались розовые лепестки. Они неспешно падали на пол, и тут же их сметали босые ноги, но следом стелились новые. Певица уже поднялась на коленях среди россыпи шелковых подушек, протягивая последнюю фразу. Она повторила ее несколько раз, и музыка вмиг стихла в заключительном ударном аккорде. Свет почти погас, и благодаря редким оставшимся вдали зала лампам Джейн рассмотрела фигуры танцовщиц, покидающих сцену.
И вдруг она почувствовала, как ее берут за руку и ведут за собой, увлекая куда-то от стола. Сердце ее замерло, а дыхание на миг остановилось, когда Эндрю, все еще не отпуская ладонь, помог ей подняться по нескольким невысоким ступенькам. В тишине и полумраке она услышала стук собственных каблуков. На мгновение Эндрю сжал ее запястья, словно умоляя о чем-то, но тут же прикосновения исчезли, и резко вспыхнул свет. Мягкий и сиреневый, он освещал только их двоих, стоящих на сцене посреди «Исиды», и Джейн увидела в приглушенной дымке над столами множество глаз, с интересом наблюдающих за каждым ее движением и жестом.
За время первого танца Джейн успела выпить несколько рюмок коньяка, и то ли он так быстро погрузил ее в пелену, то ли мысли перепутались сами собой, но вдруг ее охватило смятение, что все происходящее было лишь странным и тяжелым сном.
– Джейн, – заговорил Эндрю, и, не помня себя, она отозвалась взглядом.
Нетерпеливые гости уже шепотом обсуждали ее платье и прическу, подсвеченную вокруг головы, как нимб. В волосах виднелся лепесток, который занесло потоком воздуха в дикую пристань кудрей, и Джейн, словно почувствовав, убрала его, сжимая нежную и прохладную тонкую плоть в падающей ладони.
– Джейн, песня, что звучала сейчас, – продолжил Эндрю, и голос его громко разлетался, скатываясь эхом с резных потолков по мозаичным стенам, – эта песня – поздравление. Mabruk с арабского переводится как “поздравляю”. Я хочу, чтобы ты запомнила эту ночь как священный праздник. Я надеюсь, что впереди нас ждет еще множество вечеров и годовщин, проведенных вместе. Пусть этот будет всего лишь первым из них. Джейн, – она увидела, как Эндрю опускается, а рука его, наоборот, тянется к ней, – я люблю тебя, – договорил он, уже стоя на одном колене, – будь моей женой.
По залу прокатилась волна едва сдерживаемых женских возгласов. Джейн смотрела на Эндрю сверху вниз, на раскрытую в его ладони мягкую коробочку с блеском кольца и чувствовала, как шумная волна в ее теле поднимается к голове, заполняя глаза и уши, оставляя покалывания в ногах и руках. Она слегка повернулась и заметила у кулисы сцены толпу из танцоров и музыкантов. Они, как и гости, словно надсмотрщики, ждали ее ответа. Джейн вновь опустила взгляд на Эндрю – его лицо немело в тревоге распахнутых глаз, а плечи с каждой секундой тишины вздымались все быстрее и быстрее. Ей почудилось, будто она слышит его частое дыхание, но то было лишь ее собственное.
Пауза, очевидно, затянулась, и шепот недоумения в зале возрастал. Патриция медленным жестом скрыла лицо ладонью, а Говард резко поднялся со стула. Джейн услышала этот скрип и обернулась. Издалека взор отца казался не менее испуганным, чем у Эндрю, но в его замешательстве уже искрилась ярость.
– Что они делают? – шепотом спросил Фархат у Бетси, наблюдая за парой из тени кулис.
