История Греции. Том 12

Распорядившись, чтобы корабли завершили подготовку и тренировки с македонскими солдатами на борту, Александр возглавил отряд легкой пехоты в одиннадцатидневном походе против арабских горцев на Ливане, которых рассеял или подавил, хотя не без личного риска. [322] Вернувшись в Сидон, он обнаружил, что Клеандр прибыл с подкреплением – 4000 греческих гоплитов, желанных союзников для продолжения осады. Затем, поднявшись на борт своего флота в сидонской гавани, он отплыл к Тиру в боевом порядке, надеясь, что тирийцы выйдут на бой. Но те остались внутри, пораженные ужасом и смятением, не зная прежде, что их финикийские собратья теперь среди осаждающих. Убедившись, что тирийцы не примут морского сражения, Александр немедленно приказал заблокировать и охранять две их гавани: северную, обращенную к Сидону, – киприотами, а южную, к Египту, – финикийцами. [323]

[стр. 139] С этого момента судьба Тира была предрешена. Тирийцы больше не могли мешать строительству дамбы, которая была завершена и подведена к городу. На ней установили машины для разрушения стен; подвижные башни подкатили для штурма; атаковали и с моря. Но хотя тирийцы были вынуждены перейти к обороне, они все еще проявляли упорную храбрость и использовали все возможные ухищрения, чтобы отразить осаждающих. Стена, обращенная к дамбе, и даже северная, к Сидону, были настолько мощны, что машины Александра не могли пробить их; но на южной стороне, к Египту, он добился большего успеха. Когда в южной стене была пробита большая брешь, он атаковал ее с двух кораблей, укомплектованных гипаспистами и фалангитами; одним командовал он сам, другим – Адмет. Одновременно он приказал угрожать городу со всех доступных сторон, чтобы отвлечь защитников. Когда два корабля подошли к бреши, с них перекинули абордажные мостки, по которым Александр и Адмет бросились вперед со своими штурмовыми отрядами. Адмет взобрался на стену, но там погиб; Александр также был среди первых, кто взошел на стену, и оба отряда закрепились на ней, сломив сопротивление. В то же время его корабли прорвались в две гавани, так что Тир оказался в его власти со всех сторон. [324]

Хотя стены были потеряны, а сопротивление стало отчаянным, храбрые защитники не пали духом. Они забаррикадировали улицы и сосредоточили силы у укрепленного пункта, называемого Агенорион – святилища Агенора. Здесь битва снова разгорелась с яростью, пока македонцы, разъяренные долгой осадой и убийством некоторых своих пленных, которых тирийцы публично казнили на стенах, не одолели их. Все, кто укрылся в храме Геракла, были пощажены Александром из уважения к святыне: среди них были князь Аземилк, несколько знатных тирийцев, карфагенские послы и дети обоего пола. Сидоняне, проявив запоздалое чувство родства и частично искупив свою роль в захвате города, также спасли несколько жизней от меча победителя. [325] Но большинство взрослых свободных мужчин погибли с оружием в руках, а 2000 выживших, либо из-за тяжелых ран, либо из-за усталости палачей, были повешены на берегу по приказу Александра. [326] Женщин, детей и рабов продали работорговцам. Число проданных, как говорят, составило около 30 000 – цифра довольно малая, если учитывать рабов, но многие, как сообщается, были ранее отправлены в Карфаген. [327]

Став хозяином Тира, Александр вошел в город и совершил долгожданное жертвоприношение Гераклу. Все его войско, сухопутное и морское, в полном вооружении участвовало в процессии. Более дорогой гекатомбы этому богу еще не приносили, если учесть, что она была оплачена тяготами ненужной осады и уничтожением этих свободных и гордых граждан, его прежних почитателей. О потерях македонцев мы не знаем точно. По словам Арриана, их погибло 400, но это явно заниженная цифра, ведь мужество и мастерство осажденных продлили осаду до невероятных семи месяцев, хотя Александр прилагал все усилия, чтобы закончить ее быстрее. [328]

Ближе к концу осады Тира Александр получил и отверг второе предложение Дария, который предлагал 10 000 талантов и уступку всех земель к западу от Евфрата в обмен на освобождение его матери и жены, а также предлагал Александру стать его зятем и союзником. «Если бы я был Александром, – сказал Парменион, – я принял бы такие условия, [стр. 141] вместо того чтобы подвергаться дальнейшему риску». – «И я бы принял, – ответил Александр, – если бы был Парменионом. Но поскольку я Александр, я должен дать другой ответ». Его ответ Дарию был таков: «Мне не нужны ни ваши деньги, ни ваши уступки. Все ваши деньги и земли уже мои, и вы предлагаете мне часть вместо целого. Если я захочу жениться на вашей дочери, я женюсь на ней – дадите вы ее мне или нет. Придите ко мне, если хотите получить от меня дружеское отношение». [329] Александр мог щадить покорных и поверженных, но не терпел равных или соперников, и его язык в их адрес был грубым и наглым. Разумеется, это было последнее послание Дария, который теперь понял, что у него нет иного выбора, кроме возобновления войны.

Став полным хозяином Сирии, Финикии и Палестины и приняв добровольное подчинение иудеев, Александр двинулся завоевывать Египет. Он решил, прежде чем углубляться в Персидскую империю, овладеть всеми прибрежными землями, чтобы обезопасить тылы от серьезных угроз. Его главным страхом было, что греческие солдаты или города поднимутся против него на персидские деньги; [330] а Египет оставался последним персидским владением, дававшим им возможность воздействовать на Грецию. Правда, теперь эти возможности сильно сократились из-за слабости персидского флота в Эгейском море, неспособного противостоять растущему флоту македонских адмиралов Гегелоха и Амфотера, насчитывавшему 160 кораблей. [331] Летом 332 г. до н. э., пока Александр осаждал Тир, эти адмиралы вернули все важные пункты – Хиос, Лесбос и Тенедос, – захваченные Мемноном в интересах Персии. Жители Тенедоса пригласили их и обеспечили успех; хиосцы попытались сделать то же, но были подавлены Фарнабазом, который удерживал город с помощью своих сторонников – Аполлонида и других – и военного гарнизона. Македонские адмиралы осадили город и вскоре взяли его благодаря своим сторонникам внутри. Фарнабаз был захвачен со всей своей силой: двенадцать полностью укомплектованных трирем, тридцать грузовых судов, несколько каперов и 3000 греческих наемников. Аристоник, проперсидский тиран Метимны, прибывший в Хиос вскоре после этого, но не знавший о захвате, был заманен в гавань и пленен. Оставался только Митилена, удерживаемая персами афинянином Харесом с гарнизоном в 2000 человек; но, не видя возможности устоять против македонцев, он согласился покинуть город на условиях свободного выхода. Таким образом, персы были изгнаны с моря, лишившись всех опорных пунктов среди греческих островов и вблизи Греции и Македонии. [332]

Эти успехи продолжались, когда Александр сам двинулся из Тира в Египет, по пути осадив Газу. Этот значительный город, последний перед пустыней между Сирией и Египтом, располагался в полутора-двух милях от моря. Он был построен на высоком искусственном холме и окружен высокой стеной, но главной защитой служили окружающие его зыбучие пески, а также илистое побережье. Город защищал храбрый евнух Батис с сильным арабским гарнизоном и обильными запасами. Уверенный в крепости города, Батис отказался впустить Александра. Более того, его мнение подтвердили сами македонские инженеры, которые, осмотрев стены, объявили город неприступным, особенно из-за высоты холма. Но Александр не мог смириться с мыслью, что признает свою неспособность взять Газу. Чем сложнее была задача, тем больше она его привлекала, и тем большее впечатление произвел бы его успех. [333]

Он начал с возведения насыпи к югу от города, близ стены, чтобы подвести осадные машины. Насыпь была завершена, и машины начали бить по стене, когда хорошо спланированная вылазка гарнизона опрокинула атакующих и уничтожила машины. Своевременная помощь Александра с гипаспистами спасла отступление, но он сам, избежав ловушки, подстроенной лжеперебежчиком-арабом, получил тяжелое ранение в плечо дротиком из катапульты – как и предсказывал прорицатель Аристандер, уверявший, что Газа все же падет. [334] Пока его рану лечили, он приказал доставить осадные машины, использовавшиеся в Тире, морем, и расширил насыпь по всему периметру города, чтобы атаковать со всех сторон. Эта титаническая работа, описание которой поражает, достигала 250 футов в высоту и 1240 футов в ширину; [335] рыхлый песок вокруг едва ли подходил, так что материалы приходилось везти издалека. Работа наконец была завершена; сколько времени это заняло – неизвестно, но, несомненно, немало, хотя тысячи рабочих были согнаны из окрестностей. [336]

[стр. 144] Теперь Газу атаковали со всех сторон таранами, подкопами и метательными машинами. Вскоре в стенах появились проломы, хотя защитники неустанно их чинили. Александр предпринял три штурма, но все три были отбиты храбростью газцев. Наконец, после новых проломов, он пошел на четвертый штурм. Вся македонская фаланга атаковала с разных сторон, и среди офицеров царило соперничество. Неоптолем, потомок Эакидов, первым взошел на стену, но и другие части проявили не меньшую отвагу, и город был взят. Его доблестные защитники сражались до конца, и почти все пали в бою, поскольку разъяренные солдаты не собирались давать пощады.

Лишь один пленник был оставлен для особой участи – сам правитель, евнух Батис, проявивший величайшую храбрость и взятый тяжело раненым. В таком состоянии Леонат и Филота привели его к Александру, который смотрел на него с яростью и жаждой мести. Македонский царь осаждал Газу в основном для того, чтобы доказать миру, что может преодолеть трудности, непреодолимые для других. Но он понес такие потери, потратил столько времени и сил, пережил столько неудач, что пальма победы принадлежала скорее побежденному меньшинству, чем множеству победителей. К этому разочарованию, больно ударившему по самолюбию Александра, добавилось то, что он сам подвергался огромному риску и получил тяжелое ранение. Все это разожгло его гнев до предела, который еще больше усилился при виде Батиса – евнуха, чернокожего, высокого и крепкого, но при этом толстого и неуклюжего, а в тот момент еще и покрытого кровью и грязью. Эти зримые детали, отталкивающие для глаз, привыкших к греческой атлетике, подлили масла в огонь. После осады Тира его ярость была утолена казнью 2000 выживших воинов; теперь, чтобы излить еще более сильные чувства, оставался лишь один пленник, [стр. 145] которому он решил назначить наказание столь же жестокое, сколь и необычное. Он приказал проколоть ступни Батиса, продеть в них медные кольца и, пока тот был еще жив, привязать его обнаженное тело веревками к колеснице, которую сам повел, таща его за собой под издевательства и крики торжествующей армии. [337] Здесь Александр, с детства стремившийся подражать подвигам своего легендарного предка Ахилла, скопировал унизительное обращение, описанное в «Илиаде», с телом Гектора. [338]

Это деяние Александра, порожденное гомеровскими воспоминаниями, действовавшими на его разгневанный и мстительный характер, выделяется своей жестокостью среди всего, что мы читаем об обращении с завоеванными городами в древности. Остальные его меры соответствовали общепринятым обычаям. Жены и дети газанцев были проданы в рабство. В город были допущены новые жители из окрестностей, и там был размещен гарнизон, чтобы удерживать его для македонян. [339]

Две осады – Тира и Газы, которые вместе заняли девять месяцев, [340] – стали самым тяжелым сражением, с которым Александр когда-либо сталкивался, да и вообще самым трудным в его жизни. После таких трудов поход в Египет, который он теперь начал (октябрь 332 г. до н. э.), стал для него праздником и триумфом. Сатрап Египта Мазак, располагавший малым числом персидских войск и нелояльным местным населением, не был склонен сопротивляться приближающемуся завоевателю. Семидневный марш привел Александра и его армию из Газы в Пелусий, пограничную крепость Египта, контролировавшую восточный рукав Нила, куда также прибыл его флот под командованием Гефестиона. Здесь он нашел не только открытые ворота и покорного правителя, но и толпы египтян, собравшихся приветствовать его. [341] Он разместил гарнизон в Пелусии, отправил свой флот вверх по реке в Мемфис, а сам двинулся туда же по суше. Сатрап Мазак сдался, передав все сокровища города – 800 талантов, а также множество драгоценной утвари. Здесь Александр некоторое время отдыхал, принося великолепные жертвы богам вообще и особенно египетскому богу Апису; к этому он добавил гимнастические и музыкальные состязания, выписав из Греции самых выдающихся артистов.

Из Мемфиса он спустился по западному рукаву Нила до Канопа в его устье, откуда отплыл на запад вдоль берега, чтобы осмотреть остров Фарос, воспетый Гомером, и озеро Мареотис. Считая Египет теперь частью своей империи и понимая, что подавление беспокойного населения, как и сбор больших налогов, придется осуществлять с помощью своих внешних сухопутных и морских сил, он увидел необходимость перенести центр управления из Мемфиса, где его держали и персы, и местные жители, и основать новый город на побережье, удобный для связи с Грецией и Македонией. Его воображение, восприимчивое ко всем гомеровским впечатлениям и подкрепленное сновидением, сначала остановилось на острове Фарос как подходящем месте для задуманного города. [342] Однако вскоре, поняв, что этот маленький остров сам по себе недостаточен, он включил его в состав более крупного города, который должен был быть основан на прилегающем материке. Были опрошены боги, и получены ободряющие ответы; после чего Александр сам разметил контуры стен, направление главных улиц [стр. 147] и места для многочисленных храмов как греческим, так и египетским богам. [343] Так был заложен первый камень великого, многолюдного и оживленного Александрии; однако сам основатель так и не увидел его, и ему суждено было упокоиться здесь лишь в качестве мертвеца. Место для города, расположенное между морем и озером Мареотис, оказалось воздушным и здоровым, а также удобным для судоходства и торговли. Защищающий остров Фарос давал возможность создать две хорошие гавани для кораблей, прибывающих морем, на побережье, в других местах лишенном гаваней; в то время как озеро Мареотис, соединенное различными каналами с рекой Нил, легко принимало экспортируемые товары из внутренних районов. [344] Как только дома были готовы, началось массовое переселение в них жителей соседнего города Каноп, а, вероятно, и других городов, под руководством интенданта Клеомена. [345]