Британская контрразведка. Против немцев в Первую мировую войну

В заключение я выражаю свою благодарность некоторым представителям высшего командования, любезно взявшим на себя труд проверить сообщения о лично им известных делах, а также моему другу капитану Лиддль-Харту за его помощь при чтении корректур и, наконец, «Иксу» (так я обозначаю псевдоним лица, ограждавшего интересы государства).

Сентябрь 1930 г. Д. А.

Глава I

Создание военной разведывательной службы

(1865–1914)

Крымская война. – Франко-прусская война 1870 г. – «Мобилизация! – Англо-бурская война 1899–1902 гг. – Мое пребывание в Кемберли в 1904–1908 гг. – Южная Африка в 1908 г. – Агадирский конфликт 1911 г. – Мировая война

Черты пресловутого «Джон-Булля» – упрямство и тупость, – которые до мировой войны приписывались британской армии, оказали большую услугу лицам, занимавшимся военной разведкой. Последующие страницы этой книги дадут некоторое представление о постановке этого дела к августу 1914 г.

Разведывательная служба военного министерства развивалась очень медленно. Впервые я познакомился с ней в 1886 г., когда различные отделы министерства, сосредоточенные теперь в большом здании в Уайтхолле[6], были разбросаны в различных помещениях, частично в ценном министерстве на Пел-Мел, против нынешнего здания клуба армии и флота, отчасти в конногвардейских казармах в Уайтхолле. Отдел разведывательной службы, более позднее образование в системе военного министерства, приютился на улице Куин-Эннис-Гейт.

Знаменательна история возникновения этого отдела в свете легенды о «глупом Джон-Булле». Между битвой при Ватерлоо и крымской войной британское общественное мнение очень мало интересовалось боеспособностью армии. Это привело к обычному результату: при первом же испытании вся военная система развалилась. Под влиянием скандального провала в крымской кампании в 1855 г. был создан «Отдел топографии и статистики», деятельность которого, по-видимому, сводилась главным образом к изучению топографии иностранных государств. Численность и организация иностранных армий считались делом второстепенным, и их изучение отодвигалось на задний план. Когда воспоминания о скандальных событиях крымской кампании отошли в прошлое, этот отдел погрузился в длительную спячку до тех пор, пока общественный интерес не был возбужден поразительными успехами германской армии в войне с Австрией в 1866 г. и с Францией в 1870 г.

Слово «мобилизация» приобрело в то время какой-то магический смысл. Мобилизации приписывалась быстрота, с какой немцы одержали победу над французами, которых до того считали вполне подготовленными к войне «до последней пуговки на штиблетах». На деле оказалось: немцы заранее продумали свою задачу во всех деталях. Мобилизация требовала предварительной подготовки, а подготовка была невозможна без соответствующей осведомленности. В верховном руководстве британской армии были лица, которые интересовались только вопросами военного строя и муштры. Они считали, что дисциплина – все и что она зависит главным образом от строевых упражнений, парадов, чистоты и блеска оружия, хотя бы и совершенно негодного для боевой обстановки. Чем более неудобной была форма одежды и чем бесполезнее снаряжение солдата, тем строже были требования дисциплины, которая должна была превозмочь все. Опасным считалось давать солдату право думать. Он не должен был задаваться вопросом «отчего и почему?». На опыт американской гражданской войны 1861–1864 гг. не обращалось внимания.

После 1870 г. вся Европа смотрела на немецких солдат снизу вверх, считая их лучшими солдатами в мире. Стали копировать их обмундирование. Особенное восхищение вызывали их каски. В Британии отказались от старых головных уборов, принятых в артиллерии, инженерных войсках и пехоте, и ввели напоминающий немецкую каску безобразный медный шлем с шишкой. Этот шлем существует до наших дней.

В попытках реформы армии были и здоровые начала, но они не были доведены до конца. Под влиянием опыта 1870 г. отдел топографии и статистики, посвящавший свой досуг вычерчиванию художественно орнаментированных топографических карт, очнулся от долгого сна: были, наконец, привлечены новые офицеры для собирания и классификации сведений об иностранных армиях. Среди пионеров военной разведки мы находим лорда Кромера, в то время лейтенанта Беринга, впоследствии снискавшего славу в Египте.

Сознание, что британская армия предназначена хотя бы частично для ведения войны, стало укрепляться, а вместе с ним выявилась необходимость иметь сведения об иностранных армиях. В результате 1 апреля 1873 г. был создан самостоятельный отдел разведки, подчиненный генерал-адъютанту армии. В числе видных военных работников, назначенных в новый отдел, мы находим покойного сэра Хожера (в то время капитана), выдающегося военного деятеля, бывшего секретарем королевской комиссии по обороне Британской империи и в качестве специалиста по судоходству состоявшего одновременно секретарем в пароходстве Ллойда. Он был тестем Уинстона Черчилля.

В те далекие времена офицерам топографического и разведывательного отделов приходилось систематически менять помещение для работы. Одно время ареной их деятельности был дом на улице Адельфи-террас близ театра и отеля Савой. Затем их пристанищем служили каретный сарай и конюшня близ правительственного здания в Уайтхолле. После того они более удобно расположились в доме (впоследствии снесенном) в конце Уайтхолла, на Нью-стрит, Спринг-Гардене; и, наконец, в 1874 г. они нашли более прочное место в Адейр-хаузе, неподалеку от старого здания военного министерства, где они пробыли 10 лет.

С этого времени можно отметить начало соперничества в штабе армии между отделом генерал-адъютанта и отделом генерал-квартирмейстера. В разное время относительное значение каждого из них зависело от личности возглавлявших их начальников. Начиная с 1875 г. отдел разведки приобретал все большее значение. Укреплялось сознание, что военное ведомство создано для ведения войны и что к ней, как показали немцы в 1870 г., необходимо готовиться волей-неволей в мирное время. Разведывательную службу начинают признавать, после чего она изымается из ведения генерал-адъютанта и передается генерал-квартирмейстеру.

Военные власти все еще находились под влиянием королевской комиссии Пальмерстона, утвердившей в начале шестидесятых годов мнение, что значение береговых укреплений отодвигает на задний план роль военных кораблей. Это мнение основывалось на том, что с введением парового двигателя потерял значение давнишний принцип Рэлея, гласивший, что чужеземным десантным армиям нужно дать бой на море до того, как они «набьют свои желудки нашими кентскими каплунами». В эти ранние годы служба разведки занималась главным образом изучением вопроса, как справиться с иностранной десантной армией после ее высадки, причем британский военный флот сбрасывался со счетов.

В вопросах военной политики прислушивались к голосу королевских инженерных войск: в связи с деятельностью разведывательного отдела мы встречаем имя покойного сэра Джона Ардага, высокообразованного специалиста по саперным работам, человека с широким кругозором. Я познакомился с ним во время суданской войны в 1884 г., в связи с десантом в Тринкитате, который предшествовал битвам при Эльб-Теб и Тамаси, и высоко ценил его дружбу и руководство в последующие годы.

К 1884 г. «разведка» при военном министерстве была переведена из Адейр-хауза (на Пел-Мел) в удобный дом старой постройки на Куин-Эннис-Гейт, расположенный над Сент-джемским парком; отсюда открывался вид на Букингемский дворец.

Здесь в 1886 г. я с пользой провел много часов в беседах с офицерами военной разведки, успевшими накопить большой опыт. От них я узнавал, как заставить действовать главные правительственные учреждения, обычно беспрерывно обсуждавшие разные вопросы, но на деле ничего не предпринимавшие. Когда главой отдела разведки на Куин-Эннис-Гейт стал покойный сэр Генри Брекенбери, артиллерист, с хорошей головой и большими административными способностями, ему удалось доказать, что собирание сведений об иностранных армиях является лишь средством для достижения какой-то цели. Надлежало сделать следующий шаг и уяснить себе, как наилучшим образом использовать собранную разведкой информацию. Наконец, был усвоен урок, который преподала миру прусская армия в 1870 г. своей быстрой мобилизацией, – тогда в сферу деятельности Брекенбери были включены вопросы мобилизации.

В 1887 г. возглавляемый Брекенбери отдел разведки был подчинен покойному лорду Уоллсли, который в качестве победоносного военачальника пользовался большим авторитетом в военных и политических кругах. Затем отдел генерал-адъютанта поглотил организацию, созданную Брекенбери. В 1888 г. секция, занимавшаяся вопросами мобилизации и прочими делами, не относящимися к иностранной разведке, была переведена в военное министерство на Пел-Мел, а Брекенбери, реформировавший отдел разведки, через три года был послан в Индию с важными военными заданиями. Его преемниками был ряд выдающихся людей, в том числе (в 1896 г.) сэр Джон Ардаг.

Рассказ о проведенных за те годы реформах в армии был бы неполон без упоминания лорда Сиденхэма, в то время капитана королевских инженерных войск Д.С. Кларка, служившего в отделе генерал-инспектора фортификации и саперных работ. Это был лучший друг британского флота среди офицеров сухопутных сил. В вопросах обороны он держался революционных взглядов, а занимаемый им пост секретаря комитета обороны колоний позволял ему проводить в жизнь свои идеи. Насущной необходимостью стало сотрудничество между армией и флотом. В одном из планов, разработанных в отделе военной разведки, указывалось, как предполагается в случае возникновения большой войны, перераспределить войска, несущие гарнизонную службу в британских колониях. Но при этом не было запрошено мнение флота о безопасности и приспособленности для этих целей морского транспорта. По этой схеме предполагалось, например, перевести в Аден с острова св. Елены одного из находившихся там тринадцати солдат. Предусматриваемая этим планом полная перегруппировка военных сил привела бы к расстройству всех морских планов в самый критический момент. Упоминая этот пример, типичный для былых дней, я хотел показать, каких успехов мы добились за годы, предшествовавшие мировой войне.

Портрет Генри Бракенбериа (1837–1914) работы Ф.Б. Чиолина, 1904 год

Мое дальнейшее знакомство с работой военной разведки и контрразведки происходило в действующей армии. Это было во время Англо-бурской войны 1899–1902 гг., когда впервые начали появляться заместители генерал-адъютанта по разведывательной службе в штабах дивизий британского экспедиционного корпуса. Во время кампании 1898 г. по покорению Судана Китченер организовал отдел полевой разведки, но я ручаюсь, что его задачи не были ясно определены. Традиция сказывалась.

Находясь при главной квартире лорда Робертса в Блумфонтене, я работал некоторое время с такими коллегами, как, например, фельдмаршал сэр Уильям Робертсон (в то время капитан), а затем я был откомандирован к одной из дивизий на смену сэру Джорджу Милну (в то время бывшему капитаном артиллерии; в настоящее время он – фельдмаршал, начальник имперского генерального штаба), который вызывался в главную квартиру лорда Робертса для выполнения других обязанностей. Тут я обнаружил, что молодого офицера разведки рассматривают как мастера на все руки и на него возлагают самые странные и самые разнообразные обязанности.

В небольшой армии Китченера, покорившей Судан, штабные офицеры постоянно меняли свои обязанности, а Китченер лично выполнял большую часть работы своего штаба. Этот метод использования людей укоренился в практике, и офицеры разведки выполняли так много чужих обязанностей, что для собственной работы у них оставалось мало времени. Так, в Южной Африке я оказался вскоре чем-то вроде мэра одного занятого нами города. Мне пришлось организовать там полицейскую службу, заботиться о выпечке хлеба для войск, успокаивать бурских старух, жаловавшихся на нехватку спичек. Такие функции, как реквизиция овец (дело интендантства), ответственность за охрану сотен пленных, за их оружие, коней, лошадиную сбрую, также входили в мои обязанности. И все это в дополнение к важной работе по определению местонахождения неприятеля, изготовлению карт, подготовке проводников и переводчиков – словом, ко всем обычным делам, входящим в круг обязанностей современного офицера разведки. Притом у меня не было ни канцелярии, ни сотрудников.

Южноафриканская война на некоторое время пробудила среди английской публики интерес к реформе армии. Тогда разведывательный отдел военного министерства был расширен, и его влияние беспрерывно росло. В 1901 г. он был переведен в Винчестер-хауз, близ старого помещения военного министерства на улице Пел-Мел, а когда министерство перешло в нынешнее внушительное здание в Уайтхолле, военная разведка и секретная служба впервые оказались под одной крышей с высшими военными учреждениями.

Инициатива создания генерального штаба, важным отделом которого является разведка, принадлежит покойному Арнольду Форстеру, предпринявшему этот шаг незадолго до того, как он покинул пост военного министра в кабинете консерваторов, вышедшем в отставку в 1905 г. Заслуга преобразования британского генерального штаба на его нынешних основаниях принадлежала покойному лорду Холдену. Это был лучший из всех наших военных министров; он явился создателем того небольшого экспедиционного корпуса, который вызвал восхищение врага при отступлении от Монса в 1914 г.

Начиная с 1906 г. серьезность германской угрозы становилась все более очевидной для всех мыслящих военных и для очень немногих видных государственных деятелей, но эту угрозу понимала лишь весьма ничтожная часть нации в целом. Общественное внимание было занято главным образом внутренними делами, в том числе и волнениями в Ирландии.

Не так обстояло дело в высшей военной школе в Кемберли. Как один из руководителей этой школы в 1904–1908 гг. я поддерживал постоянный контакт со своим старым другом и соучеником по военной школе, ставшим главой отдела военных операций. Разведывательный отдел был подчинен его контролю. Я совершенно уверен в полноте той информации об иностранных армиях, которую доставлял его отдел тем, кто нуждался в ней, для разработки планов операций нового, созданного им (Холденом) экспедиционного корпуса при всех мыслимых обстоятельствах против армии любой страны. Разведывательный отдел военного министерства состоял в то время из подотдела географического и стратегического; последний занимался разработкой реальных планов – наряду с нашими примерными теоретическими проектами. Вскоре был создан еще Особый отдел, которому была доверена наиболее секретная работа. Ниже мы столкнемся с его деятельностью по раскрытию иностранных тайных агентов.

Здесь мы снова на некоторое время можем оставить разведывательную службу военного министерства. В начале 1908 г. я стал начальником штаба британской армии в Южной Африке, главнокомандующим которой был лорд Метюэн, с самостоятельным, находившимся в моем ведении отделом разведки. То был критический период, когда создавался союз прежних южноафриканских колоний, и мое внимание было занято главным образом волнениями среди туземного населения, а также положением в германских колониях Юго-Западной Африки. Я не стану распространяться на тему о туземных волнениях: чем меньше говорить об этом, тем лучше. Торговцы наживали большие прибыли, доставляя крупные партии современного оружия в Базутоленд. Некоторые органы прессы и официальные лица сомнительной репутации постоянно без каких-либо причин кричали о столкновениях с туземцами, надеясь, по-видимому, нажиться на войне. Моя разведывательная служба дала мне возможность доложить верховному комиссару лорду Сельборну, что для подобных слухов нет никаких оснований. Желая положить конец этим слухам, он распорядился открыть ранее закрытые проходы на Дракенсбергском хребте, между Базутолендом и Наталем. В сопровождении лэди Сельборн он затем проехал в фургонах, без всякого военного эскорта, из Оранжевой республики с запада на восток через Базутоленд в Наталь. Но даже после этого наглядного урока слухи о войне не прекратились.

Главным обстоятельством, содействовавшим пополнению наших сведений о германской Юго-Западной Африке, был разрыв кабеля в Свакопмюнде в 1911 г., примерно в период агадирского инцидента 1911 г. Немцы в то время начали приводить в действие свои планы обороны, полагая, что война уже объявлена. Я узнал, таким образом, все детали их планов, и это оказалось для меня чрезвычайно полезным в августе 1914 г., когда военное ведомство поручило мне сделать доклад по этому вопросу.

В то время как я находился в Южной Африке, покойный лорд Хейг был начальником генерального штаба в Индии; кроме того, по всей империи было рассеяно много новых офицеров генерального штаба. Мы договорились между собой, независимо от военного министерства, каждый месяц снабжать друг друга сообщениями о событиях, происходивших в разных частях света. Таким путем обмен информацией происходил гораздо быстрее, чем при пересылке ее через Лондон. Эта система действовала прекрасно.

После возвращения в Англию в 1913 г. я был переведен из военного министерства в адмиралтейство; но я с интересом продолжал следить за деятельностью моих прежних коллег в армии. В военном министерстве была небольшая секция разведывательной службы, занимавшаяся раскрытием шпионов. В мирное время в ней состояло 14 человек; в конце 1918 г. число ее сотрудников выросло примерно до 800. С самого начала Комитетом имперской обороны была установлена телеграфная цензура; для почтовой цензуры также содержался огромный специальный штат, насчитывавший во время войны до 4 тыс. человек. Эта работа включала исследование миллионов почтово-телеграфных отправлений, для чего была необходима помощь экспертов, владеющих всеми языками мира; нужны были и химики, которые должны были раскрывать тайны разнообразных невидимых чернил, применявшихся германскими агентами; искусные расшифровщики здесь работали над разгадыванием самых запутанных шифров. Кроме этого, приходилось заниматься пропагандой, контрпропагандой и разными другими делами.

Когда в январе 1916 г. лорд Китченер провел реорганизацию генерального штаба, Особый отдел стал большим государственным учреждением с директором во главе, и его деятельность распространилась не только на армию, но и на все остальные виды вооруженных сил. По каким-то соображениям этот большой департамент, насчитывавший уже в феврале 1915 г. 6 тыс. сотрудников и обслуживавший ряд других ведомств, продолжал оставаться в подчинении у военного разведывательного отдела, хотя деятельность последнего была связана только с чисто военными операциями. Такая структура была ошибочной.

Больше всего нам придется говорить о деятельности той секции Особого отдела разведки, которая занималась контрразведкой. Эта работа включала контроль над иностранными подданными (в Англии проживало около 30 тыс. немцев) и нежелательными элементами. Этот контроль проводился совместно с министерством внутренних дел. Контрразведка совместно со Скотленд-Ярдом раскрывала и предавала суду тайных вражеских агентов. Кроме того, она занималась тщательной слежкой за всеми портами и пограничными пунктами, через которые происходило передвижение гражданского населения в зону военных действий или обратно. Вдобавок ко всему этому приходилось тщательно выяснять подноготную каждого иностранца, желавшего поступить на военный завод, в организацию Красного Креста или в какое-либо другое учреждение, где открывалась особая возможность для подрывной работы или шпионажа. Необходимо было также контролировать аналогичную работу по всей империи и следить за мятежными движениями в Индии и на Дальнем Востоке.

Иногда я задавался вопросом: вспоминали ли во время войны многочисленные сотрудники военной разведки и Особого отдела о той небольшой группке военных, которые после крымской войны работали в каретном сарае и конюшне Уайтхолла и которых перебрасывали из одного помещения в другое, до тех пор пока в начале столетия не разместили в новом здании военного министерства? Вероятно, эти люди были слишком заняты задачами текущего момента и не могли предаваться воспоминаниям. Но я содрогаюсь при мысли о том, что случилось бы с нашей страной, если бы ко времени великого потрясения 1914 г. не существовало прочно организованной разведки, фундамент которой заложили первые пионеры этого дела в те старые годы, когда лишь немногие из высших военачальников уделяли этому делу сколько-нибудь внимания.

В одной из следующих глав мы приведем примеры тех услуг, которые контрразведка оказала делу достижения победы. В то время я имел счастье быть в дружеских отношениях с одним из таинственных сотрудников этого учреждения. Он носит много знаков отличия, но мало кто знает, с каким полным основанием они заслужены. Это неизвестное лицо мы будем называть «Иксом».

Глава II

Личные воспоминания о работе в Военно-морской разведке

(1886–1890)

Отсутствие военно-морской разведки до 1887 г. – Начало моей карьеры. – Старое адмиралтейство. – «План кампании» лорда Чарльза Бересфорда. – Моя работа в адмиралтействе. – Капитан В.X. Холл. – Посещение Франции. – Методы перевозки секретных бумаг. – Парижская выставка 1889 г. – «Мелинит». – Разные промахи. – Акт о военно-морской обороне. – Хранение информации. – Рост военно-морской разведки. – Средиземноморская база в 1892–1895 гг.

До 1887 г., насколько мне известно, в британском адмиралтействе не существовало самостоятельного отдела, специально занимавшегося собиранием и разработкой сведений об иностранных военных флотах и береговой обороне. Некоторые сведения, ценные для судостроителей, сообщались военно-морскими конструкторами. Гидрографический отдел занимался преимущественно составлением навигационных карт для моряков всего мира, но топография суши в большинстве случаев наносилась на эти карты слишком неточно, и потому они не имели никакого значения для целей нападения или береговой обороны. С известной точностью были отмечены лишь пункты, имеющие значение для навигации; все, что касалось суши, наносилось на карты грубо, на глаз, без картографической съемки. Добавочную информацию, которая могла бы принести пользу при десантных операциях, можно было найти в выпускаемых тем же отделом адмиралтейства лоциях и мореходных инструкциях. Был также справочник о доках всего мира «Док-бук» и «Карта угольных станций и телеграфной связи», на которую были нанесены главнейшие угольные базы и телеграфные кабели.

Когда покойный сэр Джордж Трайон, адмирал с передовыми взглядами, состоял секретарем адмиралтейства, он использовал свое влияние для учреждения «Комитета иностранной разведки». Этот комитет, возглавлявшийся морским офицером, должен был разрабатывать всю доступную ему информацию, которая могла бы оказаться полезной для адмиралтейства. Вообще, тогда полагали, что после составления сводки собранных сведений потребуется лишь небольшое количество работников для пополнения этой сводки. В первоначальном проекте нового здания адмиралтейства, занимающего теперь все пространство от Пел-Мел и Конногвардейской площади до Уайтхолла, для отдела военно-морской разведки были отведены всего две небольшие комнаты. Теперь этот отдел занимает значительную часть огромного здания.

Сэр Джордж Трайон (1832–1893) – вице-адмирал

Мои личные воспоминания о работе в старом здании могут представить известный интерес для читателя.

Весной 1886 г. я шел по Хангрфордскому мосту через Темзу, направляясь от Ватерлооского вокзала к Уайтхоллу. Со мной шел попутчик, с которым я познакомился в поезде. По дороге обнаружилось, что мы оба держим путь в адмиралтейство. Я тогда был младшим офицером морской артиллерии, только что окончившим трехлетний срок морской практики. Мой попутчик занимал крупный пост на гражданской службе и работал также в секретариате адмиралтейства, которым тогда заведывал сэр Эван МакГрегор. Узнав, куда я направляюсь, он сказал: «В таком случае вы, должно быть, офицер новой разведки». Тут он и посвятил меня в некоторые тайны моей новой работы, которую я должен был выполнить в качестве сотрудника Комитета иностранной разведки, учрежденного при подотделе военных, секретных и политических вопросов, входившем в состав секретариата адмиралтейства. Все мое участие в качестве молодого морского офицера в поддержании британской морской мощи до тех пор состояло в том, что в течение своей трехлетней службы на флагманском корабле средиземноморской эскадры я через день нес дежурство, отдавал честь адмиралам и в промежутках проверял часовых. У нас говорилось, что самыми большими бездельниками на британских военных кораблях являются капеллан, который не делает ничего, и старший морской офицер, который делает еще меньше, так как за него все делают два младших офицера. На мою долю приходилась третья часть этого трехлетнего ничегонеделания – плохая подготовка для офицера разведки, прежнее образование которого также было недостаточным. В артиллерийской школе в Истнее, на борту старого крейсера «Экселлент» и в минной школе в Верноне я научился обращаться с любым орудием как на море, так и на суше, с применяемыми во флоте торпедами и минами, но неизмеримо было мое невежество в области международных дел, географии и новых языков. Надо полагать, что решающим обстоятельством, приведшим к моему назначению в разведку, было донесение капитана первого корабля, на котором я служил, покойного сэра Генри Ронсон, что я проявляю такт в обращении с людьми, что в течение трех лет я отличался трезвым поведением (если бы этой оговорки не было, то во флоте в те времена само собой подразумевалось бы обратное) и что он вполне доволен мной.