Лев Святого Марка. Варфоломеевская ночь (сборник)

Достать помещение для отряда Филиппа, очевидно, было делом нелегким: все дома в городе были переполнены прибывшими отовсюду гугенотами. Поэтому решено было ночевать на морском берегу, где уже расположилось множество народа. Когда все было устроено, Филипп в сопровождении Пьера отправился в замок, где жили Конде и Колиньи со своими семьями.

Как оказалось, весть о происшествиях в Ниоре уже дошла до Ла-Рошели, и в приемной Филиппа засыпали вопросами. Но не успел он ответить, как из внутренних покоев показались Конде и адмирал.

– А! Сэр Флетчер! – сказал адмирал. – Вот когда мы услышим правду о деле под Ниором. Граф здесь?

– Он вернулся в Лаваль, адмирал, – ответил Филипп, – с теми, которые пожелали отправиться туда, а мне поручил отвести сюда большинство ниорских беглецов.

– Но мне донесли, что отряд, прибывший с вами, состоит всего из сорока человек. Говорят, на пути была стычка… Много вы потеряли людей?

– Ни одного, адмирал, – ответил Филипп. – Несколько человек легко ранено.

– Да сколько же вас всех вышло из Лаваля?

– Шестьдесят человек.

– Так кто же разогнал ниорскую чернь, бушевавшую в деревнях, и добился освобождения гугенотов в Ниоре?

– Мы. Нас было шестьдесят человек.

– Удивительно! Расскажите, как все это случилось?

Филипп в общих чертах рассказал обо всем, что ему с Франсуа удалось сделать.

Адмиралу и Конде особенно понравилась мысль забирать в плен знатных и патеров с целью освобождать гугенотов.

– Более восьмисот человек, господа, спасены от мук и смерти благодаря мужеству и предусмотрительности двух молодых людей. Это пример для всех! Каждый из нас мог бы гордиться тем, что сделали они. Недаром наш друг де Лану не раз отзывался с восторгом о молодом графе и его кузене.

– Да я и сам, – сказал принц, – был обязан им жизнью при Сен-Дени. Господин д’Арбле с величайшей похвалой отозвался о них обоих и особенно о сэре Флетчере, который, как он объявил, спас его жизнь и жизнь графа де Лаваля, добившись освобождения их из темницы таким же способом, как и в Ниоре. Ну а теперь, господа, ужин подан, пойдемте. Сэр Флетчер, садитесь между адмиралом и мной; вы должны рассказать нам все подробности, и потом я еще хотел бы спросить вас о деле под Тулузой.

Обстоятельно расспросив Филиппа во время ужина, адмирал заметил ему:

– Успех в военном деле много зависит от мелочей. Вы не теряетесь в самые трудные минуты – это прекрасное качество, и, если бы у меня было дело, требующее ума и мужества, я поручил бы его вам, несмотря на вашу молодость. Скажите, где вы остановились?

– Я не нашел помещения в переполненном городе и расположился со своим отрядом на морском берегу, где и намереваюсь провести ночь.

– Вот что: после ужина сходите и скажите вашим солдатам, чтобы они не ждали вас до утра, а сами вернитесь сюда.

Поздно вечером Филиппа позвали к адмиралу, у которого он застал принца Конде и еще одного вождя.

– Мы хотим, – сказал адмирал Филиппу, – дать вам поручение, если только вы возьметесь его исполнить. Дело это очень опасное, требующее осторожности, находчивости и мужества. Принц думает, что вы, несмотря на вашу молодость, можете выполнить это поручение. Дело в том, что вам предстоит отвезти известие королеве Наваррской в Нерак. Ее склоняют ехать в Париж, а втайне собираются захватить ее вместе с сыном. Необходимо предупредить ее, чтобы она не верила обещаниям и ехала бы скорее на север, а также сообщить ей, что мы намерены осадить Ангулем, Коньяк и Сент и рассчитываем встретить ее на Шаранте.

Она просила уведомить ее о наших планах и передвижениях, но мы не решаемся послать ей письмо – оно может попасть в руки католиков; вместо письма я дам вам кольцо, подаренное мне самой королевой, и оно послужит ей доказательством, что вам можно верить. Предупреждаю, на пути вас ждут большие опасности: все дороги и переправы через реки охраняются католиками, и вы пропали, если заподозрят, что вы посланы нами.

– Я всеми силами постараюсь оправдать высокую честь и доверие, оказываемое мне, – сказал Филипп, – и завтра же отправлю отряд в Лаваль.

– Это не нужно, – сказал принц. – Вчера в Лаваль послан вестник с приказанием молодому графу выступить послезавтра со всеми силами, которыми он может располагать, на объединение со мной перед Ниором. Мы намерены захватить этот город, лежащий на пути в Париж. Вот большая карта, по ней вы можете изучить путь, который вам предстоит пройти; возьмите ее в соседнюю комнату и изучите внимательно; обратите особенное внимание на реки и переправы. Как вы пойдете – один или в сопровождении нескольких людей, переодетым или нет, – это ваше дело, лишь бы цель была достигнута, и как можно скорее. Мы ждем нескольких городских советников, и если они найдут возможным отправить вас на лодке вдоль берега до устьев Жиронды, то четверть пути будет сделано и многие препятствия преодолены.

Филипп вышел с картой в соседнюю комнату, а через час его позвали опять к адмиралу. К удивлению своему, он застал у него купца Бертрама.

– Наш добрый друг сообщил мне, – сказал адмирал, – что он уже знаком с вами, сэр Флетчер. Он приютит вас на ночь у себя, а завтра утром доставит небольшое парусное судно. Он берется доставить вам также какие угодно костюмы для вас и для людей, которых вы возьмете с собой, и на всякий случай укажет вам гугенотов-купцов в попутных городах, у которых вы можете найти приют и помощь. Возьмите это кольцо и тщательно скрывайте его, – если у вас найдут его, то поймут, что вы не тот, кем кажетесь. Надеюсь увидеть вас дней через десять в Коньяке.

Филипп низко поклонился принцу и адмиралу и вышел вместе с Бертрамом. Встретив Пьера, он сказал ему:

– Мы ночуем у господина Бертрама.

– Очень рад это слышать, – ответил Пьер, – замок битком набит народом.

– В моем доме тоже множество народа, – сказал Бертрам Филиппу, – но вас я помещу у себя – нам нужно о многом поговорить насчет вашего путешествия. Оно опаснее, чем я желал бы, и я постараюсь сделать все возможное, чтобы облегчить его.

Обсудив дело с Бертрамом, Филипп решил взять с собой Пьера и еще двух из своих ратников; последние были из Гаскони и хорошо знали местность, по которой Филиппу предстояло идти. Все четверо, по совету Пьера, должны были одеться крестьянами, желающими поступить на службу к какому-нибудь вождю католиков, и потому должны были иметь стальные шлемы и мечи.

– Они, – говорил Пьер, – выдадут себя за бывших воинов, а мы с вами – за их родственников, желающих стать воинами. Как только мы доберемся до Гаскони, их говор будет как нельзя более кстати, чтобы отвлечь от нас всякое подозрение.

Филипп приказал Пьеру тотчас же привести к себе своих ратников. Объяснив им коротко, в чем дело, он спросил, кто из них желает отправиться с ним.

– Мы все готовы следовать за вами, – ответили они.

– В таком случае бросьте жребий, – сказал Филипп. – А так как вас две пары братьев, которым лучше не разлучаться, то решите жребием, которой паре отправляться со мной.

Жребий выпал Жаку и Роже.

– Если с нами случится беда, – сказал Филипп остающемуся Эсташу, – то отведи моих коней в Лаваль к моему кузену; я уверен, что он примет тебя и Генриха к себе на службу.

Когда Филипп объяснил, как они должны переодеться, то оказалось, что у них уже были такие костюмы и что они перед поступлением к нему на службу оставили свою одежду в Ла-Рошели на хранение. Поэтому Бертраму пришлось позаботиться только о самом Филиппе.

– Лучше будет, – сказал Филипп, – если мы оставим здесь кольчуги; довольно с нас шлемов и мечей. Нам придется идти далеко и долго, и чем меньше у нас будет поклажи, тем лучше.

Глава X

В пути

Рано утром Бертрам отправился в гавань в сопровождении четырех человек, одетых в крестьянское платье; двое из них, имевшие вид бывших солдат, были в стальных шлемах, а другие двое, в низких крестьянских шляпах, несли шлемы на веревках через плечо; все четверо были с мечами. Такие группы, искавшие себе службу у одной из враждующих сторон, встречались в то время во Франции во множестве.

Команда маленького судна, на которое привел путников купец, состояла из трех матросов и одного мальчика.

– Понимаешь, Жан, – сказал Бертрам старшему моряку, – свези их к устью Жиронды, а если к вам станет подходить быстроходное сторожевое судно, высади там, где они захотят. Если же тебя будут преследовать, брось судно и возвращайся пешком.

В два часа пополудни наши путники благополучно высадились на песчаный холмистый берег и поспешили выйти на большую дорогу. К ночи они были уже далеко и ночевали в уединенном месте среди песчаных холмов. Заходить куда-нибудь за съестными припасами им пока надобности не было – Бертрам снабдил их провизией на два дня. На другой день к вечеру они уже подходили к Блэй. Надеясь узнать что-нибудь о передвижениях католических войск, они решили войти в город.

В небольшом трактирчике, где они приютились в уголке, только и разговору было, что о передвижениях войск и о готовящихся событиях. Преобладало мнение, что гугенотов окружат в Ла-Рошели, как волков в западне, и покончат с ними. Филипп чувствовал страстное желание возразить и невольно посматривал на своих спутников, боясь с их стороны какого-нибудь неблагоразумного шага; но Жак и его брат спокойно ели, а Пьер смотрел на говоривших с выражением такого восхищения и сочувствия, что Филипп едва удержался, чтобы не расхохотаться.

– Надо сознаться, – сказал один из присутствующих, – что эти волки сильно кусаются: мы это испытали при Сен-Дени. У меня остался хороший след от их зубов – правая рука осталась в схватке, происшедшей около упавшего с лошади принца Конде. Совсем молодой безбородый гугенот отрезал мне ее как прутик.

Филипп поздравил себя с тем, что сидит спиной к говорившему, – он хорошо помнил, как в той схватке отрубил одному католику руку.

– Ну, на этот раз им придется плохо! – сказал другой. – Вот увидите, принц и Колиньи улизнут в Англию, а королева Наваррская с сыном попадутся в наши руки; тогда каждому гугеноту предложат либо католическую обедню, либо виселицу, по выбору. Вот мы завтра выступаем, и я уверен, что нас поставят где-нибудь, чтобы перехватывать гугенотов, направляющихся на юг и в Ла-Рошель.

Когда посетители ушли, хозяин трактира подошел к нашим путникам.

– Куда идете, молодцы? – спросил он.

– Да вот, надоело работать на виноградниках, так идем в Ажан, хотим взяться за наше ремесло у де Бриссака; мы служили у него в Италии.

– Нелегко пробраться туда, – сказал хозяин. – Ведь все мосты и броды охраняются солдатами. Вам бы следовало отправиться на судне в Бордо, с попутным ветром, который вот уж три дня дует с запада; это избавило бы вас от многих миль тяжелой ходьбы.

– Да, конечно, – сказал Жак, – да как это устроить?

– Ну, это нетрудно, – возразил хозяин. – Теперь каждый день идут туда суда с ферм и виноградников. Конечно, нужно заплатить, да ведь у вас, чай, водятся деньжонки. Да вот хоть мой двоюродный брат; он завтра едет в Бордо, и если я замолвлю ему словечко, так он за крону перевезет вас всех.

– Что скажете? Ведь это отличное дело! – подхватил Жак. – Помимо того, что нам не нужно будет шагать миль сорок, мы избавимся от знакомства с солдатами, которые любят осматривать чужие карманы.

Все согласились с ним, а хозяин добавил, что его кузен даже не возьмет с них никакой платы, если они в Бордо согласятся помочь ему перетаскать бочки в кладовые купца; это избавит его от найма рабочих, которые там очень дороги. Как только завтра отопрут городские ворота, кузен будет уже здесь – он не любит терять времени.

– Этот случай для нас большая удача, – сказал Филипп своим спутникам на сеновале, где хозяин отвел им ночлег.

– Таким образом, мы выиграем много времени и минуем большую часть препятствий, – за Бордо остается только одна, и то небольшая река, через которую нам нужно будет переправиться.

На другой день к семи часам кузен хозяина со своими телегами был уже у ворот харчевни. На одном из возов, нагруженных бочками с вином, сидела жена фермера, окруженная корзинами с яйцами, курами, утками и кадушками с маслом. Хозяин переговорил в стороне со своим кузеном, и затем тот подошел к нашим путникам.

– Я согласен отвезти вас в Бордо, – сказал он, – с тем чтобы вы помогли нагрузить и выгрузить мое судно. Но только вы не обижайтесь, пожалуйста, кто поручится мне, что вы не уйдете в Бордо, не выгрузив товар?

Жак вынул из кармана деньги.

– Вот крона, – сказал он, – в залог. Если мы не исполним нашей работы, вы наймете рабочих на эти деньги.

– Этого за глаза хватит, – ответил фермер.

Вскоре Филипп со своими спутниками плыли на судне. Они расположились на носу судна и были отделены грудой бочек от фермера с женой и двух гребцов. Спустя часа четыре показались стены и шпили Бурга, где Дордонь соединяется с Гаронной, образуя реку Жиронду, а в три часа путники были уже у пристани в Бордо.

– Извинитесь и уйдите, сударь, – сказал Филиппу Пьер, – мы и без вас перенесем бочки; для вас эта работа не подходящее дело.

– Честный труд – всегда и для всех подходящее дело, – ответил Филипп.

Лавка, куда нужно было перенести бочки, оказалась недалеко, по другую сторону широкой набережной, к которой причаливали суда. Не прошло и двух часов, как вся работа была окончена. Фермер возвратил Жаку крону, и Филипп со своими спутниками прошли по многолюдным улицам к южным воротам города, через которые непрерывным потоком въезжали запряженные лошадьми и ослами телеги, на которых крестьяне привозили в город разные продукты.

– Эй, куда вы идете? – вдруг обратился к Жаку и его брату какой-то офицер у ворот.

Жак и брат его, бывшие в шлемах, остановились, между тем как Филипп и Пьер, у которых шлемы были в узлах, не останавливаясь пошли дальше, как было условлено между ними.

– Ну, у нас не было препятствий, – сказал Жак, догнав Филиппа, – только заметили, что нам лучше было бы направиться к Сенту или Коньяку и поступить там на службу, вместо того чтобы идти так далеко.

Путники наши, отдохнув достаточно во время переезда, шли почти до полуночи. Когда они вошли в небольшую деревушку на берегу Сирона, там все уже спали, и они решили перейти реку и расположиться на отдых где-нибудь в лесу. Но, подойдя к мосту, они увидели на дороге костер, вокруг которого сидели и лежали несколько человек.

– Солдаты! – воскликнул Филипп. – Нечего и думать пробраться ночью мимо них. Нужно будет ждать до утра.

Они вышли за деревню в виноградник, в котором сбор был уже закончен несколько недель назад, и улеглись среди лоз.

– Далеко ли отсюда до места, где можно перебраться через реку, Жак? – спросил Филипп.

– Не знаю, сударь. На Гаронне деревни расположены в десяти – двенадцати милях одна от другой; если мы пойдем по берегу, то наверняка найдем где-нибудь переправу.

– Так мы потеряем целый день, а время нам дорого. Утром пойдем прямо на стражу. Рассказ наш годился до сих пор, почему бы ему не сгодиться и здесь.

И лишь только солнце встало, наши путники вошли в деревенскую харчевню и спросили себе вина и хлеба.

– Раненько вы идете, – сказал им хозяин.

– Нам далеко идти, хотелось бы до завтрака пройти несколько миль.

– Что говорить, время горячее, люди толпами идут по всем дорогам. Содержателям харчевен на это жаловаться не приходится, а все бы лучше, если бы был мир. Война разоряет всех; ничего нельзя послать на рынок, потому что иные отряды солдат хуже разбойников. Да вот у нас в деревне стоят теперь три десятка их, и мы не дождемся, когда они уйдут; их начальник ведет себя так, как будто только что взял нашу деревню штурмом. И с чего это французы вцепились в горло друг другу! Вы тоже, чай, собираетесь поступить на службу к какому-нибудь дворянину?

– Судя по вашему рассказу, нам, кажется, не избежать хлопот на мосту с солдатами, – сказал Филипп трактирщику.

– Кто их знает! – ответил тот. – Только они постоянно притесняют мирных прохожих: на днях они захватили несколько человек и отослали к начальству за то, что у них был подозрительный вид, а одного убили два дня назад за то, что он не стерпел от них оскорбления. Мы хотели было на них пожаловаться, да им наверняка ничего не будет, а они нас за это начнут притеснять еще хуже.

– А что, не знаете ли брода, по которому мы могли бы перейти, не сделав большого крюка? – спросил Жак у хозяина.

Трактирщик подумал.

– Есть два-три места, где можно переправиться вброд при низкой воде, а теперь уже несколько недель не было дождя и вода стоит низко. Идите вверх по реке; мили так за четыре увидите группу ив на этом берегу, а на том, несколько выше, груду камней; как раз от ив к камням наискось и пролегает брод. Там вы и перейдете.

Часа два спустя путники без затруднений перешли брод и свернули на дорогу, которая вела в Нерак. Теперь на их пути не было ни больших городов, ни рек, и единственная опасность, которую они могли встретить, это конные отряды, сторожившие дорогу.

И действительно, один из таких отрядов не замедлил показаться. Местность была плоская, и скрыться не было никакой возможности.

– Нужно идти спокойно вперед, – сказал Филипп. – Будем надеяться, что они не остановят нас.

Между тем отряд подъехал к ним; он состоял из двадцати воинов под начальством двух дворян.

– Откуда и куда идете? – обратился к путникам один из начальников.

Жак повторил свой обычный рассказ.

– Вы гасконцы, судя по вашему выговору?

– Да, сударь, – ответил Жак. – Потому-то мы и идем на юг, лучше служить в полку земляков, чем с чужими.

– Стоит ли терять время, Рауль, – вмешался нетерпеливо другой дворянин. – Ведь это, очевидно, не дворяне-гугеноты, которых мы должны задерживать. Едем.

Отряд отъехал.

– Ты напрасно так нетерпелив, Луи, – сказал расспрашивавший Жака дворянин. – Положим, двое, очевидно, говорят правду, что они бывшие солдаты, но один из молодых людей очень подозрителен; быть может, это дворянин-гугенот, пробирающийся в Нерак.

– Хотя бы и так, Рауль, ведь он не увеличит собой до опасных размеров армию королевы. Я очень доволен, что мы его не расспрашивали: он, как и все гугеноты, смело сказал бы, что он гугенот, и нам пришлось бы убить его. Я хороший католик, надеюсь, но я презираю это убийство беззащитных людей только за то, что они молятся по-своему.

– Опасные мысли, Луи.

– Отчего? Мы были с тобой в Пуасси на религиозном споре и сами слышали, что кардинал Лотарингский и епископы не сумели опровергнуть доводов гугенотского священника Безы. Значит, ничего такого ужасного нет в учении гугенотов, чтобы их убивать. Будь они враги Франции, другое дело. А то ведь немало лучших и умнейших французов на стороне их. Из-за чего же Франция залита кровью с одного конца до другого? Все это идет на пользу Филиппу, королю испанскому, да Папе.

– Опасные мысли, Луи, – сказал с нетерпением другой, – с ними ты рискуешь не только своими владениями, но и головой.

Глава XI

Королева Наваррская

– Удачно мы отделались, – говорил дорогой Филипп Жаку. – Спроси они, не гугеноты ли мы, – дело было бы нехорошее.

– Я тоже ожидал этого вопроса, – ответил Жак, – и думал, что бы я мог сказать по совести. Я даже под страхом смерти не отказался бы от своей веры, но думаю, что нам следует придумать что-нибудь, чтобы напрасно не рисковать жизнью.

– Да что ж тут можно придумать?

– А вот видите ли, сударь, спроси они, гугеноты ли мы, я бы спокойно ответил «нет», зная, что вы англичанин, и хоть веры такой же, как наша, но все-таки не гугенот. Ну а Пьер еще не решил, кто он такой. Значит, мы не гугеноты. Но если бы он спросил, католики ли мы, мне пришлось бы ответить тоже «нет».

– Ну, это вопрос щекотливый, – сказал Филипп. – Будем молить Бога, чтобы нам не пришлось отвечать, кто мы такие.

В этот день путники наши прошли миль десять и в восемь часов вечера, совершенно измученные, остановились на ночлег в лесу, в десяти милях от Нерака; подкрепившись хлебом и вином, купленным в небольшой деревеньке на пути, они улеглись спать. На другой день с рассветом они снова уже шагали по дороге и пришли к воротам Нерака раньше, чем их открыли. Как только опустили подъемный мост, они вошли в город вместе с толпой крестьян, дожидавшихся перед воротами.

Нерак имел вполне воинственный вид, на всех стенах стояли часовые. Можно было заметить, что большинство горожан были гугеноты. Узнать, где жила королева, было нетрудно. У дверей ее дома стояло несколько дворян-гугенотов, вооруженных с ног до головы. Филипп подошел к ним, оставив своих спутников на некотором расстоянии.

– Я имею важное поручение к королеве, – сказал он одному из дворян. – Вот перстень как доказательство этого; прошу вас послать его ее величеству.

Дворянин внимательно осмотрел драгоценность.

– Да, на нем герб королевы, – сказал он. – Ее величество уже пробудилась ото сна, я сейчас отправлю этот перстень к ней.

Через минуту из дома вышел другой дворянин.

– Ее величество желает видеть гонца, передавшего ей перстень, – сказал он.

И Филипп последовал за ним в дом. Его ввели в комнату, где сидела дама, в которой он по описаниям узнал королеву Наваррскую. Рядом с ней стоял юноша пятнадцати лет.

– Вы от адмирала? – спросила она. – Есть у вас письмо для меня?

– Письмо зашито в моем сапоге, ваше величество, его мне прочли несколько раз на случай, если бы оно испортилось от воды или от чего-либо другого. Сначала адмирал хотел дать мне только словесное поручение, но потом написал письмо на случай, если бы со мной случилось что-нибудь; тогда один из сопровождавших меня людей принес бы его вашему величеству.

– Я слышала, что адмирал благополучно достиг Ла-Рошели с небольшим отрядом? – спросила королева.

– У него и у принца было более пятисот человек, когда они вступили в Ла-Рошель, и теперь ежедневно приходят к ним новые отряды. В тот день, когда я вышел из города, они намеревались взять Ниор и затем двинуться на юг. Поручение, которое я должен исполнить, это передать вашему величеству следующие слова: «Вы найдете меня или в Коньяке, или около него».

– Хорошие вести, они очень облегчают мое положение, – сказала королева. – А кто же вы, сударь, кого адмирал почтил таким важным поручением?

Филипп объяснил свое происхождение и родство с французскими вельможами. Потом он попросил позволения выпороть письмо из сапога и вручил его королеве. В письме стояли слова:

«Все хорошо. Надеюсь видеть Вас. Вы найдете меня в Коньяке или около него».

Подписи не было.

– Вы оказали нашему делу большую услугу, сэр Флетчер, – сказала королева. – Как удалось вам пробраться до Нерака, когда все мосты и броды охраняются католиками?

Филипп вкратце рассказал о своем путешествии.

– Вы прекрасно оправдали доверие адмирала, – сказала королева. – Что же вам приказано дальше?

– Сопровождать ваше величество на север, если вы разрешите мне ехать в вашем отряде.

– Охотно. Моему сыну доставит большое удовольствие услышать от вас рассказ о ваших приключениях.

– Вы поедете рядом со мной, сэр Флетчер, – сказал молодой принц.

Принц был для своих лет высокого роста, энергичен и силен. Мать воспитывала его как сына простого крестьянина. Сама королева чувствовала отвращение к испорченности нравов французских придворных и старалась привить своему сыну простые наклонности и вкусы и сделать его смелым и сильным; в детстве он бегал босиком, а когда подрос, проводил много времени в горах на охоте.

– Нужно вам сказать, сэр Флетчер, – обратилась королева к Филиппу, – что сегодня вечером я выступаю из Нерака с моими приверженцами-дворянами, – я вас представлю им. Их пока немного, но мы имеем от многих известия, что они присоединятся к нам на пути. У католиков здесь, как мне известно, до четырех тысяч войска, но они разбросаны по окрестностям, и нам нетрудно будет одолеть небольшие отряды, которые могут преградить нам путь, а как только мы перейдем Гаронну, то на время будем в безопасности.

Выйдя от королевы, Филипп вместе со своими спутниками поспешил переодеться и вооружиться. Когда он спустя час явился снова в дом, занимаемый королевой, ему сообщили, что королева занята со своими советниками, но что принц Генрих спрашивал о нем. Его провели в комнату, где принц завтракал.

– Вот и прекрасно, – сказал принц. – Я уже полчаса жду вас, чтобы позавтракать вместе. Садитесь сюда. Держу пари, что в Нераке вы были так заняты, что еще не успели и подумать о еде.

И принц настоял, чтобы Филипп сел с ним завтракать, сказав, что на это он имеет разрешение матери.

После завтрака Филипп рассказал принцу о своем путешествии из Ла-Рошели, об освобождении гугенотов из Ниора и о битвах, в которых участвовал.

– Вы были в битве при Сен-Дени! Какой вы счастливчик! – говорил принц. – Надеюсь, что и я буду участвовать в войне и буду великим полководцем, подобным адмиралу; но я хотел бы, чтобы это была война против испанцев, а не против французов.