Сочинения Джорджа Беркли. Том 1 из 4: Философские работы, 1705-21

Два года после возвращения из Италии остаются в тени, пока в июле 1715 года Беркли не пишет письмо лорду Персивалю из Лондона. Неизвестно, провёл ли он время в Фулхэме с лордом Питерборо или бывал в Ирландии, что маловероятно. В отличие от предыдущего года, мы не видим его в блестящем лондонском обществе. Стил заседал в парламенте, Свифт вернулся в Дублин, а Аддисон стал главным секретарём по делам Ирландии. Поп оставался в Бинфилде, и Беркли получил от него поздравления за первый том «Гомера». О собственных литературных занятиях Беркли ничего не известно. Возможно, он работал над Второй частью «Начал», утраченной позже.

В конце июля он писал лорду Персивалю из Флаксли на Северне, а в августе, сентябре, октябре и ноябре – из Лондона. Его интересовали сообщения о «мятежах в Шотландии» и «силе под командованием лорда Мара». Епископ Бристольский сообщил, что двор ожидает помощи от герцога Орлеанского в случае необходимости.

В мае 1716 года Беркли пишет лорду Персивалю о намерении отправиться в Ирландию, так как принц Уэльский рекомендовал его на место священника в Дублине. Однако планы рухнули из-за подозрений в якобитизме, несмотря на защиту принцессы Уэльской. В июне 1716 года Чарльз Деринг сообщал из Дублина, что Лорды-юстициарии выступили против Беркли, и ему пришлось искать новую работу.

В ноябре 1716 года Беркли оказался в Турине с двухлетней отставкой от Колледжа. Епископ Клогерский Эш нанял его наставником для сына, что было распространённой практикой для молодых авторов с ограниченными средствами. Так Аддисон посещал Италию шестнадцать лет назад, а Адам Смит позже путешествовал с юным герцогом Баклю. Беркли и Эш вновь пересекли Мон-Сени и достигли Рима в начале 1717 года.

«Журнал» Беркли в Италии и его письма к Персивалю, Попу и Арбетноту свидетельствуют о его глубоком интересе к природе и искусству. Он был человеком широких взглядов, погружавшимся в детали и не жалевшим сил и средств на сбор информации. Беркли путешествовал по Сицилии пешком, исследовал горы и пещеры, чтобы понять её вулканическую природу. Он часами сидел в кузницах и литейных цехах, изучая их работу. Если бы «Журнал» был опубликован, он мог бы соперничать с «Замечаниями на некоторые части Италии» Аддисона по стилю и широте интересов.

Летом 1720 года Беркли и его спутники были во Флоренции, затем некоторое время в Лионе и Лондоне в начале следующего года. На обратном пути его философские идеи ожили. Французская академия предложила тему для конкурсной работы: «Причина движения». Это дало возможность развить его ранние мысли. В «Началах» и «Диалогах» он доказывал зависимость материи от воспринимающего ума. Теперь он хотел показать её бессилие в чувственном восприятии. Материальный мир под категорией субстанции вдохновил «Начала», а под категорией причины или силы – «De Motu». Этот очерк стал итогом его ранних философских размышлений.

Конец лета 1721 года застал Беркли в Лондоне. Англия переживала кризис после краха Компании Южных морей. Он видел в этом признаки упадка морали, сравнимого с Реставрацией. «Политическая коррупция», «упадок религии» и «рост атеизма» вызывали его беспокойство. Его воображение было склонно преувеличивать зло. Беркли проникся социальным идеализмом и выразил свои идеи в «Опыте предотвращения упадка Великобритании», опубликованном в 1721 году. Этот труд стал важным этапом в его карьере.

«Опыт» – это скорбный плач пророка, готового оставить Англию в поисках лучшей утопии. Он верил, что истинная личность не может реализоваться в изоляции. Его жизненное кредо non sibi, sed toti mundo стало более значимым.

II. Зрелые годы (1722-34).

В октябре 1721 года Беркли был в Дублине. Регистр Колледжа показывает, что «14 ноября 1721 года мистер Беркли получил разрешение Дома на степень бакалавра и доктора богословия». Нет оснований для сообщения, что он вернулся в Ирландию в это время в качестве капеллана герцога Графтона, лорда-наместника. Но продвижение в Церкви казалось ему достижимым. «Не успел я ступить на берег, – писал он Персивалю в том октябре, – как услышал, что деканат Дромора вакантен». Персиваль использовал своё влияние на лорда-наместника, и в феврале 1722 года патент Беркли на деканат Дромора проходил печати. Но епископ Дромора предъявил права на патронаж, что привело к затяжному и безрезультатному судебному процессу, который заставил Беркли поехать в Лондон следующей зимой, «чтобы повидать друзей и проинформировать себя о пунктах закона», и он рассказывает, что «по пути он чуть не утонул, переправляясь в Холихед».

Интерес Беркли к церковным бенефициям не был личным. Он видел в них лишь средство для достижения цели. В марте 1723 года он удивил лорда Персиваля, объявив в письме из Лондона о проекте, который, похоже, некоторое время занимал его мысли. «Теперь прошло около десяти месяцев, – говорит он, – с тех пор как я решил провести остаток моих дней на Бермудах, где я уповаю на Провидение, что могу стать средним орудием для принесения великого блага человечеству. Что бы ни случилось, я решил ехать, если буду жить. Полдюжины самых остроумных и приятных людей в нашем Колледже со мной в этом проекте, и с тех пор как я прибыл сюда, я собрал около дюжины англичан знатного рода, которые намерены удалиться на те острова». Затем он объясняет проект, открывая видение христианской цивилизации, исходящей из тех прекрасных островов Запада, чью идиллическую блаженность воспевали поэты, распространяющейся по Новому Свету с его великолепными возможностями в будущей истории человечества.

Я не нахожу дальнейших записей о происхождении этого светлого видения. Поскольку оно стало практическим решением «десять месяцев» назад до марта 1723 года, это отсылает нас к первым месяцам после его возвращения в Дублин и к «Опыту», вызванному катастрофой Компании Южных морей. Можно предположить, что отчаяние относительно Англии и Старого Света – «таких, каких Европа рождает в своём упадке» – заставило его смотреть на запад в поисках обнадёживающего будущего для человечества, движимого, возможно, связью катастрофы с Америкой. Его активное воображение рисовало Республику лучше Платоновой и Утопию грандиознее Моровой, исходящую из Колледжа на островах, воспетых Уоллером.

Тем временем любопытная судьба неожиданно улыбнулась ему. Несчастная Ванесса Свифта, связанная с Бьюри-стрит в 1713 году, поселилась в своём имении в Марли-Эбби под Дублином; и Свифт тайно женился на Стелле, как она призналась Ванессе, которая после этого отменила завещание своего состояния Свифту и оставила его разделённым между Беркли и Маршалом, впоследствии ирландским судьёй. Ванесса умерла в мае 1723 года. Несколькими днями позже Беркли написал лорду Персивалю: «Вот нечто, что удивит Вашу светлость, как удивляет и меня. Миссис Эстер Ваномри, дама, с которой я был совершенным незнакомцем, никогда в течение всей моей жизни не обменявшись с ней ни словом, умерла в воскресенье. Вчера было открыто её завещание, из которого явствует, что я назначен исполнителем, выгода чего, по подсчётам тех, кто понимает её дела, составляет £3000.... Мой бермудский проект теперь сильнее в моих мыслях, чем когда-либо; это провиденциальное событие облегчило многие вещи, которые до того были затруднительны». Лорд Персиваль в ответ заключает, что он «будет настаивать более чем когда-либо на этом благородном плане, который со временем может вознести Ваше имя выше имени святого Франциска Ксаверия и самых знаменитых зарубежных миссионеров». Но он предупреждает его, что «без покровительства Правительства» он столкнётся с непреодолимыми трудностями. Наследие Ванессы и препятствия на пути к деканату Дромора были предметом утомительной переписки с его другом и деловым фактотумом «Томом Прайором» в 1724 и последующие три года. В конце концов, долги Ванессы поглотили большую часть наследства. А что касается деканата Дромора, он сообщает Персивалю 19 сентября 1723 года: «Я отчаялся увидеть его конец к моей выгоде. Истина в том, что моя твёрдая цель поехать на Бермуды избавляет меня от необходимости что-либо настойчиво выпрашивать в этой части света. Это может быть для меня бесполезно, кроме как может позволить мне лучше преследовать тот замысел; и должно признать, что настоящее обладание чем-то в Церкви сделало бы моё ходатайство об учреждении на тех островах более весомым».

Тем не менее, в конце концов он получил деканат. В мае 1724 года он извещает лорда Персиваля из Тринити-колледжа: «Вчера я получил мой патент на лучший деканат в королевстве, Деррийский. Говорят, он стоит £1500 в год. Но поскольку я рассматриваю его не с целью обогащения, то я буду совершенно доволен, если он облегчит и порекомендует мой бермудский проект, который, я надеюсь, встретит лучший приём, если исходит от лица, обладающего столь великим деканатом». В сентябре он в пути, не в Дерри, а в Лондон, «чтобы собрать фонды и получить Хартию для Бермудского колледжа от Георга I», подкреплённый замечательным письмом от Свифта к лорду Картерету, новому лорду-наместнику, находившемуся тогда в Бате. Как предсказал Свифт в этом письме, завоевания Беркли широко и быстро распространились в Англии, где он организовывал свои ресурсы в течение четырёх последующих лет. Ничто так знаменательно не показывает магию его личности, как история его жизни в Лондоне в те годы переговоров и стараний. Предложение встретило отклик, удивительный для поколения, представленного Уолполом. Подписки вскоре достигли пяти тысяч фунтов, и Уолпол был среди подписчиков. Клуб Скриблеруса, собиравшийся у лорда Батёрста, согласился подшутить над Беркли, бывшим среди них, по поводу его бермудского проекта. Он попросил слова в защиту и представил дело с такой силой энтузиазма, что компания «была поражена до немоты и после паузы одновременно поднялась и попросила разрешения сопровождать его». Бермуды на время вдохновили Лондон.

Беркли этим не удовлетворился. Он помнил, что говорил лорд Персиваль о провале без помощи от Правительства. Соответственно, он получил Хартию от Георга I в начале 1726 года и, проведя агитацию в Палате общин, обеспечил выделение £20,000, при всего двух голосах против, в мае того же года. Это стало началом его трудностей. Выплата была неопределённо отложена, и ему пришлось вести переговоры; кроме того, с помощью Прайора он распутывал юридические сложности, в которые было вовлечено наследство Ванессы. Именно в эти годы его видели на приёмах Каролины в Лестер-Филдс, когда она была принцессой Уэльской, и позже в Сент-Джеймсе или в Кенсингтоне, когда она стала королевой в 1727 году; не потому, говорит он, что он любил дворы, но потому что он любил Америку. Кларк всё ещё был ректором Сент-Джеймса, и Батлер ещё не перебрался в свой приход в Стэнхоупе; так что их общество было ему открыто. Королева любила слушать философские дискуссии. Десять лет назад, будучи принцессой Уэльской, она была королевской посредницей в знаменитой переписке между Кларком и Лейбницем. И теперь, когда Беркли был в Лондоне, его тоже приглашали на её еженедельные встречи, где она любила слушать, как Кларк спорит с Беркли, или Беркли спорит с Хоадли. Также в 1726 году Вольтер совершил свой продолжительный визит в Англию, знакомую фигуру в кругу друзей Попа, привлечённый философией Локка и Ньютона; и Вольтер упоминает, что встретил «открывателя истинной теории зрения» durante своего пребывания в Лондоне.

С лета 1727 года до весны 1728 года у нас нет переписки ни с Персивалем, ни с «Томом Прайором», чтобы прояснить его перемещения. В феврале 1728 года он всё ещё был в Лондоне, но уже «надеялся отправиться в Дублин в марте, а в Америку – в мае». Этот визит в Дублин окутан тайной. «Я предлагаю выехать в Дублин примерно через месяц, – пишет он своему другу, – но об этом ни слова никому. Это моё самое искреннее желание (и по весомым причинам), чтобы никто не знал о моём пребывании в Дублине. Ни звука об этом ни одной живой душе. Когда я просил тебя найти для меня уединённое место near города, ты дал понять, что ищешь апартаменты для своего друга. Все решили, что это я. Теперь прошу тебя снять целый дом на твоё имя, как для себя. В доме должна быть только служанка по твоему выбору, которая будет считать себя твоей служанкой. Пусть там будет две спальни: одна для тебя, другая для меня. Ты можешь иногда ночевать там. Хочу, чтобы дом с нужной мебелью снимали помесячно (или как тебе удобно), поскольку планирую задержаться не дольше этого срока, хотя, возможно, останусь дольше. Снимите его как можно скорее. Пожалуйста, никому не говорите об этом, сделайте всё тихо. Мне нужно уединённое место с доступом к полям и свежему воздуху, готовое к моему приезду. Думаю, окраина пригородных районов будет лучше деревни или города. Отдельный дом в деревне подойдёт, если вы уверены, что меня не обнаружат. Место под названием Бермуда исключается. Дорогой Том, сделайте всё аккуратно и быстро, не дожидаясь дальнейших указаний. Лицо, у которого вы снимаете дом (единственному, кому я хочу об этом говорить), не должно удивиться, что вы хотите иметь место на открытом воздухе для собственного удобства или здоровья.

Это загадочное письмо было написано в апреле. С апреля по сентябрь Беркли исчезает. В его жизни неоднократно встречалась скрытность. Поехал ли он в Дублин той весной и почему хотел туда поехать – остаётся загадкой.

Но в сентябре он неожиданно появляется в Грейвсенде, недавно женатый и готовый отплыть на Род-Айленд «на корабле в 250 тонн, который он нанял». Брак, согласно Стоку, состоялся 1 августа. Был ли он в Ирландии или Англии – неизвестно. Его женой стала Анна, дочь Джона Форстера, бывшего верховного судьи и спикера ирландской Палаты общин. Анна разделила его судьбу, когда он готовился к величайшей христианской миссии восемнадцатого века. По преданию, она была глубоко религиозной мистичкой и увлекалась Фенелоном и мадам Гийон. «Я выбрал её, – рассказывал он лорду Персивалю, – за её ум и любовь к книгам. Она едет с благодарностью, чтобы жить как простая фермерша и носить пряжу своего прядения. Я подарил ей прялку».

Письмо к Прайору, написанное в Грейвсенде 5 сентября 1728 года, описывает небольшую группу перед отплытием: «Завтра, с Божьим благословением, я отплываю на Род-Айленд с моей женой и её подругой, дочерью леди Хандкок. Я женился на мисс Форстер с тех пор, как видел тебя. Её ум и характер мне нравятся больше всего. Мистер Джеймс, мистер Далтон и мистер Смиберт едут с нами. Мы все вместе в Грейвсенде и готовимся к путешествию».

Нам также известно, что они везли ценные припасы и товары. Дин «погрузил 20 000 книг, не считая тех, что взяли двое джентльменов. В сентябре они отплыли на Род-Айленд, где Дин планировал провести зиму и купить поместье для установления связей и торговли между островом и Бермудами». Беркли было сорок четыре года, когда, полный надежд на создание Христианской Империи на Западе, он покинул Англию, направляясь на Бермуды. Сэр Роберт Уолпол обещал ему финансирование после вложения. Он купил землю в Америке, но так и не добрался до Бермуд.

К концу января 1729 года небольшая группа прибыла в залив Наррагансетт на западе Род-Айленда. Они путешествовали на «нанятом корабле в 250 тонн». Один из корреспондентов из Виргинии, скептически настроенный к планам Дина, сообщал лорду Персивалю, что Дин «обедал с губернатором и посетил наш Колледж», но сомневался, что «его visionary план на практике окажется более чем религиозным frenzy». Он сравнивал Дина с Дон Кихотом, утверждая, что тот так же увлечён своим делом, как и знаменитый рыцарь своим рыцарством. Корреспондент выражал надежду, что Дин не обнаружит, что Уоллер похитил его на Бермуды, а проект, в который он вовлечён, окажется не только поэтическим, но и успешным.

Картина высадки в Ньюпорте в зимний день 1729 года показывает прибытие Дина Беркли из Лондондерри. Он был джентльменом среднего роста с приятной, весёлой и прямой внешностью. Его ввели в город с группой джентльменов, с которыми он вёл себя очень учтиво. Говорили, что он планирует остаться здесь с семьёй около трёх месяцев. Ньюпорт тогда был процветающим городом, почти столетней давности, центром американской коммерции и соперником Бостона и Нью-Йорка. Дин был приятно удивлён размерами города и гавани.

Вокруг города простирались мягкие сельские пейзажи и величественные океанские виды, которые даже для человека, чьё детство прошло в долине Нор и кто бывал в Неаполитанском заливе и среди гор Сицилии, казались свежими и очаровательными. Ньюпорт находился в семидесяти милях от Бостона и примерно на таком же расстоянии от Нью-Хейвена и Йельского колледжа. Цепь холмов пересекала центр острова, откуда луга спускались к скалистому берегу. Гольфстрим смягчал окружающее море.

Дин рассказывал Персивалю, что люди здесь трудолюбивы, хотя и менее ортодоксальны, но не менее добродетельны. Он был уверен, что у них больше регулярности, чем у тех, кого он оставил в Европе. Общество представляло собой странную смесь разных исповеданий. Джентри сохраняли обычаи сквайров в Англии: традиция рассказывала о весёлом обществе, где охота на лис с гончими и лошадьми была любимым развлечением. Общество для столь отдалённого региона было хорошо образованным: семейные библиотеки и картины свидетельствовали о культуре и утончённости.

Дин и его молодая жена прожили в Ньюпорте несколько месяцев после прибытия. Мистер Хониман, миссионер Английского общества, был назначен в церковь Тринити в 1704 году. Церковь до сих пор заметна со стороны гавани. Дин начал проповедовать в ней через три дня после прибытия и иногда делал это впоследствии. Заметки его проповедей были включены в это издание среди его Разнообразных произведений.

Летом 1729 года Беркли покинул шумный Ньюпорт и переехал в тихую долину в глубине острова. Там он купил ферму и построил дом, который назвал Уайтхолл. В этом уединённом месте, окружённом садами и рощами, он прожил более двух лет. Это были годы семейного счастья и плодотворных занятий, которые он не мог позволить себе с тех пор, как покинул Дублин в 1713 году.

Уайтхолл до сих пор можно увидеть, он стоит в трёх милях от Ньюпорта, чуть в стороне от дороги. Дом построен из дерева. Одна из комнат, вероятно, служила библиотекой. С юго-запада открывался вид на океан, а вокруг царила тишина, которая помогала Беркли отвлечься от тревог.

Беркли не мог оставить Уайтхолл, даже когда его друзья из Бостона звали его в гости. В этом доме он писал диалоги «Алкифрона». В них он размышлял о философии и жизни на Род-Айленде. Традиция гласит, что многие идеи «Алкифрона» родились под Висячими скалами, откуда открывается вид на пляж и океан. Кресло, в котором Беркли сидел в этой уютной аллее, до сих пор хранится как реликвия.

Хотя Беркли предпочитал уединение Уайтхолла, он иногда выходил в общество Ньюпорта. Вскоре после переезда он основал клуб, который стал основой для Библиотеки Редвуда – важного учреждения города. В его доме собирались миссионеры Новой Англии.

Одним из первых гостей Беркли стал преподобный Сэмюэль Джонсон. Он был миссионером в Стратфорде и независимым мыслителем. Джонсон стал одним из двух современных представителей философии в Америке наравне с Джонатаном Эдвардсом, пастором в Нортгемптоне. Оба они разделяли идею, что материальный мир имеет значение и играет важную роль в жизни человека.

Похоже, что книга Беркли «Начала» уже была у Джонсона. Когда он узнал о приезде философа, то поспешил его навестить. Так началась их переписка, которая продолжалась всю жизнь.

Для Джонсона идея несуществования материи не была парадоксом. Он считал, что за реальным миром, который мы видим, нет никакой нереализуемой субстанции или силы. Мы знаем о мире только через наши чувства, и это знание помогает нам понять существование других людей и вездесущее Провидение Бога. Джонсон ясно и убедительно изложил свои идеи, что сделало его одним из самых выдающихся американских мыслителей.

Всё это время тучи сгущались над уединённой жизнью в Уайтхолле. В июне 1729 года Беркли объяснил Персивалю причины и необходимость своего тайного отъезда из Англии:

«Прежде чем покинуть страну, я оказался в затруднительном положении. Если бы я остался, поползли бы слухи (которые, как я узнал, уже начали распространяться), что я отказался от своей идеи после всех хлопот и расходов, которые она принесла мне и моим друзьям. С другой стороны, если бы я попрощался с друзьями, даже те, кто поддерживал меня, осудили бы мой поспешный отъезд за границу до получения королевского одобрения. Поэтому я был вынужден уехать тайно, как и сделал это, рискуя длительным зимним путешествием. Ничто меньшее не могло бы убедить мир в моей серьёзности после слухов, которые, как я знал, распространялись».

Месяцы сменялись, но обещание Уолпола не выполнялось. В марте 1730 года он рассказывает лорду Персивалю: «Я жду здесь с тревогой, пока не узнаю, на что могу положиться или какой курс выбрать. С одной стороны, я не верю, что Двор обманет бедного священника, полагающегося на хартии, гранты и обязательства. С другой – я не вижу никаких шагов к выплате денег». Позже он пишет: «Меня бы не волновали насмешки европейских острословов, если бы мой Колледж процветал. Но я признаю, что разочарования в этом деле почти сломили меня, отразившись на здоровье и духе. Если бы основание Колледжа для распространения религии и знаний в Америке было глупой идеей, министры и Парламент не дали бы ему такой поддержки. Но если после всей этой поддержки те, кто обязался его финансировать и защищать, позволили ему заглохнуть, разочарование будет моим, а порицание – их».

Наконец, неопределённость закончилась. Епископ Лондонский Гибсон настаивал на ответе от Уолпола. «Если вы спрашиваете меня как министра, – ответил он, – я заверяю вас, что деньги будут выплачены, как только это будет удобно для общества. Но если вы спрашиваете меня как друга, должен ли Дин Беркли оставаться в Америке в ожидании выплаты двадцати тысяч фунтов, я советую ему возвращаться домой в Европу и оставить свои ожидания». Так в 1731 году премьер-министр Англии разрушил проект, который десять лет назад был задуман с энтузиазмом и при его поддержке.

Через несколько месяцев после тяжёлого удара судьбы Беркли, его жена и маленький Генри покинули островной дом. Осенью 1731 года они отплыли из Бостона и в феврале следующего года оказались в Лондоне. Так завершился романтический эпизод Род-Айленда, связанный с идеалом христианской цивилизации, который до сих пор трогает сердца и будоражит воображение, когда мы оглядываемся на восемнадцатый век.

Из всех, кто высаживался на американский берег, ни один не был движим столь чистым и самоотверженным духом. Америка ещё долго будет помнить визит Беркли, который придал ей ореол выдающегося имени и связал с религиозной преданностью величественному идеалу, пусть и пытались воплотить его неосуществимыми средствами.

Реформировать Новый Свет и, в конечном счёте, человечество через Колледж на острове в Атлантике, в шестистах милях от Америки, когда индейцы, которых планировалось цивилизовать, обитали в основном в глубине континента и ни одного на Бермудах, казалось донкихотством. Удивительно, что это изначально поддерживали британский Двор и Парламент, что является данью гению проектировщика. Возможно, Беркли был слишком подвержен идее лорда Персиваля о необходимости вмешательства Короны для реализации проекта.

Однако косвенное влияние американского вдохновения Беркли ощущается во многих аспектах интеллектуальной и духовной жизни континента на протяжении последних полутора веков, особенно благодаря импульсу, данному академическому образованию. Как пишет американский автор, «методами, отличными от тех, что планировал Беркли, и путями более разнообразными, чем он мог себе представить, он с тех пор добился, и будет продолжать добиваться, по крайней мере части результатов, которых он стремился достичь, основывая свой университет».

Это старая история, вновь напоминающая о трагедии Промысла, более мудрого, чем человеческое предвидение. Бог дарует победу Своему верному слуге, даже когда тот терпит поражение. Американская Империя, какой мы её видим сейчас, с её безграничным благотворным влиянием, является, по крайней мере, несовершенной реализацией мечты Беркли.

Штаб-квартира Беркли более двух лет находилась в Лондоне, на Грин-стрит, после его возвращения в Англию в 1732 году. Переписка с лордом Персивалем обрывается на Род-Айленде. О двух годах в Лондоне можно узнать лишь из писем к Прайору и Джонсону, где он говорит о плохом здоровье и менее оптимистичном настроении. Светская жизнь, которая привлекала его раньше, теперь казалась менее интересной, даже несмотря на то, что старые друзья оставались рядом. Свифт навсегда покинул Англию, а Стил последовал за Аддисоном в могилу.

Гей, общий друг Беркли и Попа, умер вскоре после возвращения с Род-Айленда, и Арбетнот приближался к своему концу в Хэмпстеде. Сэмюэль Кларк ушёл из жизни, когда Беркли был в Уайтхолле; но Секер теперь занимал ректорство Сент-Джеймса, а Батлер был в учёном уединении на Уире; в то время как Поп был в Туикенхэме, публикуя свой «Опыт о человеке», принимая визиты Болингброка или навещая лорда Батёрста в Сайренсестер-парке. Королева Каролина тоже проводила свои приёмы в Кенсингтоне; но «те, кто воображает (как ты пишешь)», – говорит он Прайору в январе 1734 года, «что я всё это время наводил здесь связи, никогда не поверят (что есть самая истина), что я не был при Дворе или у министра, кроме одного раза за эти семь лет. Забота о моём здоровье и [стр. lxi] любовь к уединению возобладали над какой бы то ни было ambition, которая могла бы достаться на мою долю». Есть намёк на визит в Оксфорд, на торжествах в 1733 году, когда его друг Секер получил почётную степень.