скачать книгу бесплатно
– Чак, знаешь что? Найди-ка там профессоров, имеющих отношение к литературе и – или – поэзии. Ты уже наверняка это сообразил, только у нас нет подробного описания.
– Чего нет, того нет. Описание я как мог сделал, оно там, в файле, только крайне расплывчатое, без отличительных признаков. По такому можно брать всех подряд.
Я смеюсь.
– Чак, спасибо тебе. И на всякий случай, если я тебе еще не говорила: ты классный.
– Ух ты. Приму к сведению. Шоколадку надо отрабатывать. Только чрезмерных комплиментов не надо, а то привыкну, и меня уже сложно будет обаять.
Он вешает трубку.
Я включаю верхний свет, беру папку и открываю ее непосредственно для того, зачем я сюда приехала, – вникнуть и поразмыслить. Пока я сосредотачиваюсь на людях, близких к Саммеру. Подруги у него не было. Бывшая (последняя из известных) нынче замужем и имеет детей. Ее и ее мужа Робертс допросил, а также подтвердил их алиби.
Читаю дальше и убеждаюсь, что по жизни Саммер был один как перст. Родители в прошлом году погибли в автокатастрофе. Единственная сестра жила в Огайо, откуда родом и сам Саммер. Она представила просьбу по окончании следственных действий перевезти туда его тело. Сразу после убийства она приехала в Остин, и Робертс опросил их вместе с ее мужем. Тогда же он подтвердил их алиби. Робертс был дотошен настолько, что уже получил банковские выписки на всех, о ком идет речь, на предмет наличия признаков оплаченного убийства. Исключение составлял опять же «профессор», помеченный и обведенный несколько раз.
Вот черт. Поговорить бы с Робертсом…
Через несколько страниц обнаруживаются заметки, указывающие на то, что сестра планирует продать книжный магазин. Пожелаем ей удачи. Теперь это место убийства.
Я делаю кое-какие пометки: «Легкая мишень. Человек без семьи. А как насчет друзей?»
Перелистываю на другую страницу. Робертс уделил внимание и этому. Опросил по меньшей мере полдюжины знакомых и поочередно исключил их на основе алиби. Работа впечатляет.
Я читаю предварительные отчеты, некоторые из них повторно. Обращает на себя внимание чистота на месте преступления. Не найдено ни посторонних волос, ни ДНК, но есть характерные отпечатки, указывающие на то, что убийца был в перчатках. Он знал, что делает, и либо его голова и тело были выбриты, либо он хорошо себя прикрывал, в том числе и голову, вероятно – используя шапочку для плавания. Такой уровень мастерства указывает на опытность. Похоже, что это дело для него не первое. Я делаю еще одну пометку: «Убивал раньше».
Нужно найти что-нибудь о его предыдущих жертвах.
Я едва закрываю папку и кладу ее на место, как взгляд у меня случайно падает на мелькнувшую возле магазина тень. Тело напрягается и чутко замирает; от всплеска адреналина сердце бьется так, словно я вынырнула из-под воды. Выключаю свет и вглядываюсь в чернильную темноту боковой части магазина – то самое пространство, которое я считала прибежищем для убийцы. По иронии судьбы, сейчас я этого убийцу ищу. Время течет не секундами, а минутами. Все это время я выжидаю еще одного появления тени; еще одного смещения тьмы, которое все не наступает.
И я чувствую, как вокруг меня заряжается энергия. Я здесь не одна. Здесь и он, наш убийца, и я не могу – я не позволю ему уйти. Одна моя рука ложится на рукоятку оружия, другая тянется к двери.
Глава 8
Отец наставлял меня в свое время: «Используй свое паучье чутье. Если оно в тебе покалывает, будь настороже». Сейчас мое паучье чутье не просто покалывает. Оно гремит рок-концертом, шпаря мне по нервам. И вопреки мнению матери жажды смерти во мне нет.
Я тихо вызываю подкрепление. Но дожидаться его, сидя для безопасности в машине, непозволительно. Полицейское отделение Остина находится близко. Помощь придет быстро. Если убийца прячется поблизости и наблюдает за мной, думая, что я одна, он, скорее всего, продолжит там маячить. Однако в ту минуту, когда поймет, что это не так, он смоется, как канавная крыса, и возможность поймать его будет упущена.
Выйдя из машины, я сразу направляю свое табельное оружие и фонарик на черный провал мрака сбоку от магазина. Кроме него, здесь нет никаких укрытий: ни деревьев, ни какого-нибудь мусорного бака или другой машины. Разве что одинокий уличный фонарь, но и он не работает, вроде той сигнализации, отключенной в ночь убийства. Я осматриваю место в поисках движения – и ничего не нахожу. От того, что я заметила, можно было бы отмахнуться, как от ветра или прошуршавшей мимо кошки, но то самое паучье чутье не позволяет мне допустить такую оплошность.
Держась на изрядном расстоянии, я делаю вид, что иду влево, и быстро срезаю в этом направлении, чтобы сразу же повернуть направо. Чертенок внутри меня тянет свернуть за угол, прямо в тот омут мрака, что я наблюдала из своей машины, но инстинкт стопорит меня. Он вопит дождаться подмоги и не соваться туда одной.
– Чтоб тебя, – беззвучно шевелю я губами, отступая к машине.
Но знаю: убийца здесь. Я чувствую его как плесень зла, ползущую по моей коже во вкрадчивой попытке проникнуть сквозь поры внутрь. Она охватывает меня тяжелым удушьем – точнее, не она, а он. Я чувствую на себе его взгляд – пристальный, обжигающий, исходящий прямиком из ада. Он может меня видеть. Я его видеть не могу. Поединок не из тех, что может кончиться для меня добром.
В нескольких метрах от меня на улицу въезжает машина, и краем глаза я замечаю Лэнга. Сметки и расторопности ему хватает, чтобы бесшумно приблизиться с оружием наготове. Он уже на полпути ко мне, и я двигаюсь влево, назад к тому затенению. Он берет вправо. К его «Мустангу» подруливает еще одна патрульная машина, и в это мгновение я чувствую в воздухе резкую перемену. Чувствуется, как зло сворачивается кольцом и отступает.
Да чтоб вас всех… Мы его теряем.
Страх рассеивается, и я, срезав угол, распластываюсь по бетонной стене здания, фонариком освещая пустое пространство. Чтобы он не успел сбежать с тыла, я бегу к задней стене и после секундного колебания ныряю за угол как раз в тот момент, когда ко мне бросается Лэнг.
Всё, поздно. Убийца исчез. А во мне – безумное ощущение чего-то знакомого. Как будто это то самое зло, что я однажды уже чувствовала.
Глава 9
Вскоре после того, как мы с Лэнгом даем добро кавалерии осветить строение, книжный магазин озаряется не хуже рождественской елки. Внутрь мы идем лишь убедиться, что Поэт не искал там прибежища.
Попутно затеваем разговор с несколькими полицейскими, один из которых в свое время первым прибыл на место преступления. Офицер Джексон – высокий рыжеволосый мужчина лет тридцати, всего два года как перешедший к нам на службу из армии; гора мышц с каменным выражением лица. Мне он известен по другому делу. В нем есть потенциал. Мужик толковый, и советы дает по существу.
– Стеклянные парадные двери заперты. Отсюда никто не проник бы и не выбрался, не разбив при этом стекла. А оно цело.
– Верно, – соглашается Лэнг. – Все внимание на задний вход.
Решение принято, и под слепящими фарами машин мы с напарником в сопровождении офицеров подходим к задней двери, которая, как и следовало ожидать, заперта. Лэнг взламывает замок и включает свет. Перед нами открываются два лестничных пролета, из которых один ведет наверх, другой – вниз. Слева находится арка, ведущая в помещение книжного магазина.
К нам присоединяется офицер Джексон.
– Держите пролеты, – распоряжается Лэнг, и с кивком Джексона мы с Лэнгом входим в магазин. Бок о бок останавливаемся прямо внутри уютного магазинчика с деревянными столами, полным баром и стеллажами книг.
– Ух ты, по элю чувак был чертовски хорошо экипирован, – завистливо бормочет Лэнг, как будто речь идет не о пиве, а о наследии мертвеца.
Я царапаю напарника хмурым взглядом и трогаюсь вперед. Далее мы разделяемся и совершаем обход, бдительно оглядывая каждый ряд книг. После первичного осмотра я более тщательно изучаю раздел поэзии – надо сказать, довольно обширный. Памятуя о стихе, оставленном во рту у жертвы, эти книги надо бы упаковать как вещдоки. Так мы и распорядимся перед уходом.
Возле арки мы снова встречаемся с Джексоном.
– Раздел поэзии нужно оформить в вещдоки, – инструктирую я его. – Буквально все. Каждую книжку. Мое внимание переключается на Лэнга: – Ну что, готов?
Он кивком указывает на верхний этаж.
– Твое дело, тебе и книги в руки. Будешь смотреть квартиру, где произошло убийство?
– Убийство начиналось с планирования. Так что вначале спущусь в театр. Надо побывать там, где был убийца. Примерно в том порядке, какой он себе намечал.
– Хорошо. Пусть будет по-твоему. – Он смотрит на Джексона. – Армия, держи оборону.
Тот кивает, и Лэнг направляется вверх по лестнице.
С наставленным вперед оружием и фонариком я начинаю спуск по ступеням, двигаясь хорошо освещенной тропой туда, где внизу затаилось подобие черной дыры. Нервы внутри напряженно дрожат, но они же толкают меня вперед, вселяя желание избавиться от неизвестного. Возле загадочно притихшего пространства за дверью я останавливаюсь. Не исключено, что внутри кто-то может меня ждать. Отмахнувшись от этой мысли, быстро оглядываю пространство перед собой и тянусь к простенку, где легко нахожу выключатель. Едва помещение заливается светом, я нахожу именно то, что ожидала от фото с места преступления: по центру зальчика располагается круглая сцена с расставленными вокруг стульями в театральном стиле. Укромных уголков здесь нет; нет места, где мог бы укрыться крупный мужчина. Кроме меня, здесь никого, по крайней мере сейчас.
Убийца был здесь перед тем, как убить Саммера.
Я уже знаю, какое место, по показаниям свидетелей, он здесь занимал, и иду туда, а остановившись рядом, разворачиваюсь и смотрю вниз на сцену. Находясь чуть выше, чем все остальные, он восседал здесь, как судья, и Саммер был им в чем-то обличен. Признан недостойным. Интересно, вторит ли какой-то из моих доводов мыслям Робертса? Сама тщательность его расследования не стыкуется с фактом исчезновения. Любой, кто вложил в свое дело столько труда, хотел бы, чтобы оно получило достойное развитие.
– Есть что-нибудь? – слышится от входа голос Лэнга.
– Все чисто. – Я оборачиваюсь. – А наверху?
– Тоже… Будешь смотреть квартиру?
– Сейчас иду, – говорю я, но с места не трогаюсь.
Остается еще кое-что, что мне необходимо сделать. Я сажусь на то же кресло, где сидел убийца, и вижу зал так, как мне нужно видеть его в ракурсе убийства: глазами Поэта.
Глава 10
Стула, на котором скончался Саммер, в квартире больше нет: он давно перекочевал в недра наших лабораторий. Но то место, где он находился, обнесено лентой и четко идентифицируется. Перед этой лентой я сейчас и стою в центре маленькой, но безупречно чистой квартирки с простой мебелью и запустением на книжных полках. Книги, которые некогда стройными рядами здесь стояли, теперь тоже находятся в нашей лаборатории.
Ко мне подходит Лэнг, но ничего не говорит, давая мне время обработать и высказать свои мысли. Как раз этим я сейчас и занимаюсь: заставляю свой разум проникнуть в его, разум человека, известного мне как Поэт.
– Он дождался, когда здание опустеет, и бетонные стены решили судьбу Саммера. Возможно, он стоял на этом самом месте, чувствуя себя могущественным судьей вселенского роста. Он смотрел на испуганного, голого человечишку и приветствовал его слезы, даже снисходительно позволял ему молить о милости и пощаде. Не думаю, что он этим упивался. Для него это была простая неизбежность. Саммер, по его мнению, должен был умереть. Это было необходимо: приговор уже вынесен.
– Подписываюсь подо всем этим, – соглашается Лэнг. – Но как он заставил Саммера принять таблетку? Угрозой в адрес сестры?
Я это отвергаю:
– Вряд ли он о ней даже думал. Слишком мелкая пташка, чтобы тратить на нее свое драгоценное время. Я бы поставила на пистолет, что давало ему свободу оставить руки Саммера несвязанными. Просто открытая, чистая угроза: убийца знал, что ему не придется прибегать к оружию.
Мысленно созерцая стул со скорчившейся на нем жертвой, я вычерчиваю Лэнгу профиль убийцы:
– Мне думается, на самом деле он трусоват. Приканчивать жертву собственноручно ему не хватает духа. Одновременно с этим я не поверю, что Саммер у него первый по счету. Слишком уж чистое место преступления.
– Абсолютно с тобою согласен. Саммер – далеко не единственная его жертва. Что подводит меня к тому, о чем я знаю, а ты нет.
– Это о чем же?
– О том, что уезжает, Робертс доложил только капитану, а до этого вообще никому. Он даже не примерялся к той работе в Хьюстоне. Капитан сделал это за него.
Из этих слов напрашивается с десяток разных выводов, но я решаю идти напрямик:
– И что из этого следует?
– А вот давай вернемся к тебе и тому мерзавцу, что топтался здесь сегодня вечером. Телефон Робертса не просто выключен, он даже не теплится. Не подает признаков жизни.
Я открываю рот, чтобы заговорить, но Лэнг поднимает руку:
– Постой. Просто выслушай. Робертс пропал. Никакой он не убийца. Он в беде. Ты это знаешь. И я тоже.
– Да, есть такое ощущение.
– И это дело было для него последним, – продолжает он. – Теперь оно твое. И вот мой вопрос, который чертовски важен, так что слушай внимательно. Если убийца был здесь сегодня вечером, – это ты на него наткнулась, или он следовал за тобой?
Глава 11
Я сижу в кафе напротив квартиры детектива Джаз и смотрю, как ее «Форд Фокус» въезжает в гараж. Ей известно, что сегодня вечером я был там. Она уже примеряется к роли моей протеже и тем самым оправдывает все, что я сделал для нашего сближения.
Человек, которого она и ее окружение знали как детектива Робертса, должен был уйти. Его уход был необходим, а значит, неизбежен. Он и его личность стали жертвенным агнцем ради великого дела. Между мной и ней стоял он, и этого просто не могло не произойти. Чтобы избавиться от него должным образом, потребовалось весьма непростое ухищрение, но оно было необходимо. Мне надо было удостовериться, чтобы он просто пропал, исчез и в конце концов, как все обычные люди, канул в забвение. Разумеется, я позаботился о том, чтобы его досье оказалось замарано, подробности чего вскоре вскроются. Детали, которые заставят его выглядеть так, будто он ужасно согрешил и опозорил свои полицейские погоны, а потому, по всей видимости, сбежал, чтобы не понести наказания.
Переход в черное гарантировал также и то, что в это дело не станет вмешиваться ФБР. И хотя меня весьма позабавили бы их попытки размять свои дряблые мускулы, но потенциально они могли устранить из головоломки детектива Джаз. А это не вариант.
Детектив Джаз должна готовиться к будущему. Ее нужно научить тому, как настроиться на роль будущего Мастера – как я поступил со своим предшественником. Она должна научиться оберегать стихи, что являются Библией нашего мира. Научиться карать тех, кто проявляет к этой Библии непочтительность. Время пришло, и я вполне наслаждаюсь своим наставничеством.
Мои губы чуть кривятся в улыбке, и я делаю глоток кофе. Полагаю, я присоединюсь к ней на ее утренней пробежке.
Глава 12
Когда убийства – твоя забота, необходимо изыскать способ от нее обосабливаться, иначе можно легко двинуться рассудком. Для меня это означает, что я щелкаю в своем сознании неким выключателем. Обычно это происходит мгновенно, при входе в подъезд и подъеме по лестнице к квартире. Но сегодня вечером такого не происходит. Можно винить Лэнга с его параноидальностью – дескать, Поэт меня преследует, – но правда в том, что мой маленький трюк стал давать сбои с той ночи, когда был убит отец.
Я подхожу к своей двери, захожу внутрь и запираюсь, но вдруг прислоняюсь к ней спиной и одеревенело замираю. Затем усилием воли пытаюсь рассеять напряжение, которое я обычно оставляю снаружи, на лестничной площадке. Это моя безопасная гавань, мой ретрит – квартира, которую семь лет назад, когда я стала детективом, убедил меня купить мой дедушка. Умняга-прозорливец, пока его не накрыла деменция, он говорил, что новое жилье в центре города скоро удвоится в цене. Оно учетверилось. Теперь у меня вместо ничего есть кое-что, хотя по мне, так уж лучше б снова был цел и невредим рассудком мой дедушка.
Я стою еще с минуту и решаю, что все это неспроста, происходит по определенной причине, и причина эта – Поэт. Не знаю, крался ли он за мной по пятам этим вечером, но он у меня буквально под кожей. А еще я не могу избавиться от странного ощущения зла, которое кажется мне знакомым. Настолько, что я иду у ощущения на поводу и обшариваю свою квартиру, благо времени это особо не занимает. Жилая зона у меня совмещена с кухней, есть еще отдельная спальня – комнатка в стиле лофта наверху – и ванная.
Убедившись, что я все же одна, приготавливаю ужин. То есть размещаюсь со своей папкой на диване в обнимку с чашкой попкорна и бокалом красного вина (у меня в фаворе одна и та же марка). Идея что-нибудь реально съесть под сериал как-то не катит. А вот пистолет, зачем-то положенный рядом на стол, – другое дело.
Не успеваю я вторично пригубить вино за этот пока еще неизрасходованный вечер, как у меня звонит сотовый. Лэнг.
– Ты дома?
– Да, папа Лэнг, ты угадал. Ведь я детектив по кличке Круть и могу о себе позаботиться. А если понадобится, – добавляю я, – то и надрать тебе задницу.
– Может, мне подъехать, и ты попробуешь?
Я скидываю туфли на каблуках, которые невесть почему до сих пор у меня на ногах. Еще одна манифестация «женской силы». Я могу в них бегать и при необходимости вполне эффективно применять их в качестве оружия; более того, могу констатировать, что это вполне отработанный навык.
– Давай, иди на свой зов плоти, – усмехаюсь я и кладу трубку.
Сделав еще глоток, задумываюсь, не позвонить ли маме. У нас с ней какое-то странное противостояние. Понятно, что с моей стороны это несправедливо, но самоанализа хватает понять, почему. Она затягивает меня в ту глубокую, многосложную лужу горя, что затуманивает мне разум и пагубно сказывается на работоспособности.
Ограничусь пока эсэмэской. «Мамуля, я тебя люблю. Со мной все в порядке. Работаю над делом. Завтра перезвоню. Обещаю».
– Вот так, – бормочу я себе под нос. – Ты можешь разгуливать по улице на своих высоких каблуках и говорить маме, что любишь ее, и все это в один и тот же вечер. Значит, ты во всеоружии.
Последние слова будто отзываются эхом. «Ты во всеоружии». Мне действительно нельзя бездействовать перед лицом страха, иначе я не смогу выполнять свою работу. Которая видится мне моей целью. Так было, насколько я помню, с детства. Делаю глоток вина и отставляю бокал.
– Ладно.
Сбрасываю куртку, думая приступить к делу. Мама отвечает на мое сообщение: «Я тоже тебя люблю, милая. Спасибо, что дала мне знать, что с тобой все в порядке. А то волнуюсь».
Чувство вины пронзает меня, но не придает сил. Можно быть дочерью и получше. Я это знаю. Ничего, я все исправлю. Позвоню ей утром, как обещала.
Из сумки я достаю папку с делом и кладу ее перед собой. Затем беру блокнот и ручку, записывая все свои последние наблюдения. На фразе «Это убийство у него не первое» задумчиво постукиваю ручкой по блокноту. Слова требуют подкрепления фактами. Я начинаю с загрузки отчетов, присланных Чаком, и мое внимание сразу переключается на список профессоров, преподавателей и инструкторов в городе и штате, которые преподают литературу. Чак пошел на то, чтобы разветвить список и на основе случайных критериев сузить круг возможных подозреваемых. В него, разумеется, входят и посетители того поэтического вечера. К счастью, это сужает список от тысяч до сравнительно короткого перечня, но нужно его сделать еще короче. По данным Чака, в кампусе Техасского университета тоже есть поэтический клуб, но о том, кто им руководит, у нас нет данных. А ведь их, этих клубов, может оказаться немерено. И помоги мне, Господи: завтра Чак нырнет в поэтические/книжные клубы за пределами кампуса. Что может раздуть список до бесконечности.
Я двигаюсь дальше, пытаясь нащупать более короткий маршрут к ключам подсказки. Например, перечень телефонных звонков Саммера. Чак дал мне подробную информацию о каждом, с кем тот общался. Чак, ты просто золото: клянусь, для такого, как ты, не жалко и миллиона шоколадных плиток. Все свои дела Саммер решал по мобильному, но ни один из присутствовавших на том вечере в его журнале звонков не отмечен. Я просматриваю поток данных, и, как всегда на этом этапе, он кажется поистине неохватным.
У убийцы эта жертва не первая. И он убьет снова. Я это знаю.
Я чувствую это.
Чувствую абсолютную необходимость сократить время и предпринять действия, которые обычно не предпринимаешь; почти как тикающие часы на бомбе. И известно почему. Муж, убивающий свою жену цианидом, – это скверно. Убивающий цианидом серийщик – просто жутко. У его жертв не бывает шансов выжить.
