banner banner banner
Поэзия зла
Поэзия зла
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Поэзия зла

скачать книгу бесплатно


– Или собаку, – высказываю я предположение. – Я слышал, он и собаку свою колотит.

– Да ну! – не верит услышанному Кевин. – Неужто собаку?

Я киваю: мол, чистая правда.

– Своими ушами слышал.

– Ого. – Кевин качает головой. – Это уж совсем хреново.

Я достаю из пакета дареный пончик.

– Вчера после школы тоже хреновато было, разве нет?

– Да уж, – Кевин со вздохом разводит руками. – Я хотел помочь бедняге Генри, но ведь тогда и мне досталось бы.

– Наверное. – Я пробую на вкус глазурь. – Зато тот новенький отличился. Как выскочил… здоровый такой. – Я откусываю кусочек. – Ммм… Пончик классный.

– Правда? – радуется за меня Кевин. – И вид аппетитный. Как у той новенькой, – добавляет он. – Симпотная.

Откусывая еще кусочек, я пожимаю плечами:

– Не знаю. Тебе видней.

– Эй! Э-эй! Э-э-э-эй!

Мы останавливаемся и оборачиваемся, с удивлением видя еще одного нашего приятеля, Коннора. Он бежит к нам, дико размахивая руками.

– Чего это он? – недоумевает Кевин.

– Наверное, обозлился, что мы не зовем его ходить с нами в школу, – предполагаю я.

– Лишний пончик у меня был всего один, – шепчет Кевин. – Что мне ему сказать?

Коннор с разбегу тормозит и подается вперед, тяжело переводя дух.

– Занятия отменили.

Я доедаю пончик и, облизывая пальцы, спрашиваю:

– Сестра Мэрион, что ли, приболела?

– Какое там «приболела»! – Коннор машет рукой. – Я слышал, как мать разговаривала по телефону. Кто-то из нашего класса умер. То есть больше уже не появится. Никогда.

Мы с Кевином враз роняем сумки и в один голос спрашиваем:

– Кто?

– Не знаю, – отвечает Коннор. – А нашли его возле речки.

Глава 1

НАШИ ДНИ

Я сижу в театральном кафе Остина, штат Техас, подальше от сцены. Недалеко под потолком гудит кондиционер, на форсаже превозмогая жару августовского вечера. Сцена находится по центру. В руке у меня бокал элитного «Макаллана». Не могу отказать себе в этой слабости; как говорится, приверженность к качеству обязывает. Конечно, есть и другие, более доступные сорта виски, но когда я один, без семьи, то нет необходимости изображать из себя благоверного супруга и отца (роль обременительная, но необходимая для соответствия высшей цели, на которую надлежит равняться).

Со своего места я неспешно оглядываю участников нынешних поэтических чтений. Примерно двадцать голов, разномастных в плане пола и возраста: вон той молоденькой лет шестнадцать, не больше, а этот поношенный типчик наверняка разменял седьмой десяток.

Местечко вполне себе уютное. Я неторопливо прихлебываю виски (вкус – приятный оттенок дуба, с жарким пощипыванием на языке). Между тем к микрофону подходит Майкл Саммер. Темный шатен, скрупулезно соответствующий моему умозрительному имиджу. Рост под метр девяносто (рядом с ним мне за свои метр семьдесят семь как-то даже стыдновато), в очках и «бабочке», оттеняющей застегнутость пуговиц. Похвальное внимание к нюансам, особенно с учетом его роли в качестве сегодняшнего ведущего; можно сказать, повышает планку ожиданий. Кто знает – может, он окажется настолько хорош, что укрепит свое реноме до роли постоянного ведущего…

Пристальным взглядом он сканирует собрание и отыскивает меня – «профессора», как я был представлен на предыдущем мероприятии, что и привело меня к приглашению на это.

– Добрый вечер! – прочистив горло, обращается он к аудитории. – Я – Майкл Саммер. Добро пожаловать на наш вечер поэзии, вечер истинного литературного наслаждения. Сегодня, прежде чем начать, под ваши сиденья я положил по книге стихов.

Дальше я слышу все как сквозь воду. Что значит «положил под сиденья»? Поэзия – это библия слов, не предназначенная для лежания на земле, для того, чтобы ее пачкали и святотатствовали над ней. Поэзия – это история, которую надлежит оберегать; уроки, необходимые для усвоения, путь к изменению нашего общества или отвращению его от распада и гибели.

А я – ее признанный Мастер; не гений, но тем не менее призван им быть.

Откидываюсь на спинку стула, пригубляя элитный виски – амброзию, которая, как я вижу, звучит диссонансом атмосфере, в которой некто, подойдя к микрофону, одной лишь фразой оскверняет великое наследие Фроста, Шекспира и По. Список можно продолжить, однако слушателей я не виню. Они – всего лишь ученики. А вина лежит на учителе, и этот учитель должен поплатиться. Дальнейшего продолжения роли ему не уготовано, но он послужит определенной цели.

Я допиваю бокал и убираю его в сумку на полу. Единственное, что я исконно оставляю после себя, – это слова. Так что решение принято. Сегодня та самая ночь. Саммер – именно то, что нужно. Это он даст ей понять, что пришло время исполнить свое предназначение. Подготовить себя, доказать свою состоятельность, пройти испытание. Он тот, кто явит ее мне. Мою безупречную, желанную воспитанницу. Будущую госпожу при Хозяине.

Глава 2

– Детектив Саманта Джаз! – зычно доносится из двери капитана Мура.

Я через стол кошусь на детектива Итана Лэнгфорда, в прошлом моего напарника, а ныне соседа по насесту.

– Лэнг, ты что-нибудь вытворил?

Тот смеется раскатистым басом двухметрового здоровяка. По службе он не раз протаскивал меня по извивам и ухабам. Опаска, оглядка, «семь раз отмерь» – это все не про него. Его кредо: «Не ходишь по-крупному – делаешь по-мелкому». Вот и сейчас он пожал плечами и ернически хмыкнул:

– Да ничего такого. Не верь поклепам. Все тип-топ.

Я хмурюсь, потому что пикироваться с капитаном – его излюбленный конек. А вот у меня – нет, и тому есть веские причины. Каждая встреча с Муром для меня пробуждает в комнате призрак моего отца – бывшего капитана, которого мы ровно три месяца назад похоронили. Причем не с таким почетом, о каком можно было мечтать. Ушел, что и говорить, не под фанфары.

– Лэнг, я серьезно!

– Да ничего такого, – подмигивая, говорит он. – Ну, из того, что ему следует знать.

Я хлопаю себя по бедрам и вперяюсь в него взглядом Мегеры.

– Да ладно тебе, мозговой трест, – юлит Лэнгфорд. – Ты ж была моложе всех на участке, в двадцать пять лет с самым высоким ай-кью за всю историю… Баллы просто зашкаливали. Что у тебя, на капитана ума не хватит?

– А тебе бы только глумиться, паршивец… Аж тащишься.

– Не без того. Может, он хочет знать, почему тебе уже тридцать два, а ты не сдаешь тест на сержанта.

– Тебе вон сорок, а ты тоже до сих пор не сдал, – подкалываю его я.

– Уж такое я уе…

Я его люблю, но в каком-то смысле он и вправду невсебешный; при этом любопытно, что отец частенько ставил нас с ним в пару.

– Возможно, тест я не проходила, потому что не хочу командовать такими, как ты.

– Джаз! – доносится рык капитана. – Я жду!

Я машинально заправляю свои длинные светло-каштановые пряди за уши (жест, для детектива вроде меня выдающий нервозность). Примерно то же, что оглаживать на себе одежду – как я сейчас провела по своему брючному костюму с шелковой блузкой. Куртка скрывает мое табельное оружие и значок, а шелк вкрадчиво шелестит: «Я – женщина, вонзающая жало».

Впрочем, сейчас я никого не жалю. Спина у меня напряженно выпрямлена. А при взгляде на пятачок стола, где некогда красовалось фото моего отца – статного темно-русого красавца с зелеными глазами, как у вашей покорной слуги, – я ощущаю томительное раздражение. Скорей бы все это закончилось.

Отвернувшись от Лэнга, я отключаюсь от его «удачи!», сопровождаемого сочувственным шевелением коллег за столами. Прессовать меня насчет сержантского теста капитан не собирается. Я – дочь его замаранного предшественника, который уже (или всего) три месяца как в могиле. И, по-видимому, мое намерение перебраться в отдел внутренних расследований – для обновленного Джаза – делает меня отступницей еще хуже отца.

Капитан Мур мне не доверяет. А то, что мой крестный – начальник полиции и бывший лучший друг моего отца, делу совсем не в помощь. Скорее наоборот.

Я подхожу к двери начальника и без паузы влетаю в его кабинет. Вот что значит быть детективом убойного отдела и дочерью своего родителя. Видно, я с детства усвоила не робеть даже в самых патовых ситуациях. Мне известно, как погружаться прямиком в сердцевину чертова момента. А каждый момент с капитаном для меня именно чертов – не знаю, как для кого еще.

Он возвышается глыбой над своим столом – темнокожий атлет на пятом десятке, крупный во всех отношениях; уже само его присутствие большое и уверенное. Источающее властность. Его кабинет по-мужски холоден, без всяких там семейных фоток. Видно, что он обручен со спортзалом и, насколько мне известно за годы нашей совместной службы, прочно разлучен с кафе-кондитерскими, предпочитая коротать свой досуг в других местах. Я, со своей стороны, тоже дружу с фитнесом, но и кафе-мороженых не чураюсь; просто Мур более цельный. И при этом однобокий. Не видит оттенков серого, которые, по моему убеждению, являются ключом к раскрытию преступлений. Для него есть только черное и белое, что для меня объясняет, почему, если не считать моего отца, я раздражающе воздействую на его нервные окончания. Мы оба знаем, что видеть это серое я научилась от своего отца, который, бесспорно, был в свое время чертовски хорошим детективом. Просто он различал слишком уж много этих оттенков.

– Закройте дверь, – сдержанно кивает Мур, не отрываясь от папки с досье.

Уже интересно. Закрытая дверь – сама по себе тревожный симптом.

Я безмолвно подчиняюсь, и как только оказываюсь в тесном пространстве кабинета с этим крупным альфа-самцом, он поднимает на меня свои умные, глубокие темно-карие глаза с ноткой извечного осуждения. Однако сейчас из его уст звучит нечто совсем иное. И, прямо сказать, неожиданное.

– Я слышал, вы неплохо разбираетесь в поэзии. – Он постукивает ногтями по уголку своего компьютера. – Так указано в вашем досье. Даже руководили в колледже пен-клубом.

Я хмурюсь. Это что, действительно о сержантском тесте?

– Для чего вдруг вам моя информация по колледжу?

– Дело не в вас, детектив Джаз. Я искал кого-то, кто знает толк в поэзии, и даже необязательно в пределах департамента. А тут оказалось, что и вы этой теме не чужды. – Папку он по гладкой столешнице переправляет мне. – Объяснение поищите в этом.

Моя защита ослабевает, и детектив во мне – тот, которого хлебом не корми, лишь дай поразгадывать немыслимые головоломки – усаживается, горя желанием работать. Работа – это хорошо. Она помогает мне оставаться в здравом уме. После смерти отца мне потребовалось шестьдесят дней, чтобы убедить психиатра департамента, насколько это верно. Все это время она наблюдала, как я раскрываю дела и проявляю себя с лучшей стороны. Теперь она мне верит. А я наконец от нее избавилась.

Открываю папку и вижу голого мужчину, прихваченного к стулу за лодыжки и талию; что интересно, руки у него свободно свисают вдоль боков. Голова опущена, и лицо закрывает копна темных волос. Справа от стула – неровная лужица рвоты. Мысленно я представляю момент, когда его стошнило: видимо, он пытался рвануться со стула, причем довольно яростно – на грудной клетке заметны следы ожогов. Не сумев высвободиться, он, по всей видимости, в отчаянии подался вперед и потянул за собой стул.

На внутренней стороне папки информационный вкладыш: «Причина смерти: яд. Вещество не установлено. Ждем результаты токсикологической экспертизы».

В памяти всплывает одно давнее дело: муж, заставивший жену под угрозой смерти их детей принять цианид. Шансов выжить у нее не было. Никаких. После значительной дозы цианида спасения не бывает. Смерть наступает неминуемо, в промежутке от двух до пяти мучительных минут. Кончина той женщины была жестокой и скоротечной, навеки разлучив мать со своими детьми.

В отличие от этого мужчины, защищающая своих детей мать не была привязана к стулу, но ее чудовище-муж позже сознался, что предоставил ей выбор. Он велел ей принять добытую им через Даркнет[2 - Даркнет – скрытая сеть, соединения которой устанавливаются только между доверенными пирами, иногда именующимися как «друзья», с использованием нестандартных протоколов и портов. Является источником любой, в основном нелегальной, информации и услуг.] таблетку цианида, а иначе он расправится с детьми. Он зарился на ее страховку. И женщина приняла яд ради спасения своих детей. Но он не пощадил и их, тоже скормив им таблетки, а затем подал это как коллективное самоубийство, оставившее его, безутешного, одиноко доживать свой век.

Это болезненное воспоминание я отбрасываю, уже сосредотачиваясь на новом деле; формируется навскидку и гипотеза. Возможно, с этим человеком произошло нечто похожее на то, что случилось с той несчастной матерью. Вот почему руки у него свободны. Ему был дан выбор – добровольно принять смерть со вкусом отравы или же удостоиться чего-то, что в сравнении с этим на порядок хуже.

Ненадолго я проникаюсь мыслью, что то старое дело, где орудием убийства значился яд, и есть причина, по которой я просматриваю это досье. Но затем вспоминаю отсылку капитана на мое знание поэзии. Переворачиваю страницу и нахожу фото с распечаткой стихотворения; она очень похожа на бумажку в печеньке с предсказанием. Во вкладыше помечено, что бумажка со стихом найдена у жертвы во рту, однако на ней нет следов рвоты. Любопытно.

Эту мысль я тоже временно откладываю и вчитываюсь в строки:

Кто смеется в зубах у ненастья,
Тем не менее чая сквозь тьму
Отыскать среди звезд тропку счастья,
Где б Хозяин явился ему.

– Этот стих мы «загуглили», – говорит Мур, видимо, следя за моим чтением. – Его написал…

– Артур Гитерман, – опережаю я.

Мур сосредоточенно сводит брови.

– Этот стих из восьми строф. А здесь всего одна. Как вы ее уловили?

– Не для того ли вы меня сюда вызвали? Как человека со знанием поэзии?

– Да, действительно, – нехотя соглашается он. – Просто я не ожидал…

– Что я в самом деле разбираюсь? Ну так сами видите.

Мур всматривается в меня прижмуренными глазами.

– А о чем этот стих?

– Этот вопрос можно задать целой коллегии литераторов, и все мнения будут разниться.

Он сжимает губы. Ему не нравится моя откровенность, обозначающая, насколько невозможно ответить на этот вопрос.

– Ну а вы бы как определили?

– Я бы сказала, о судьбе.

Видимо, тест на эрудицию я сдала, поскольку капитан движется дальше:

– Детектив, ведущий это дело, принял неожиданное решение перевестись в Хьюстон. Так что я волей-неволей вынужден его перепоручить.

Я озадаченно приподнимаю брови; мысли теперь больше сосредоточены на уходящем детективе, чем на деле, которое, очевидно, попадет ко мне. Отдел у нас небольшой, всего из двенадцати сотрудников, которые знают друг друга как минимум неплохо. Но о переводе никто и словом не обмолвился.

– А кто уезжает?

– Робертс.

Вот те раз… И в самом деле впору растеряться. С Робертсом мы как бы на дистанции, хотя я знаю его много лет. К тому же у него здесь корни: дом, друзья, бывшая жена, с которой он все никак не может доразобраться; да еще и футбольчик по выходным… Всё как снег на голову.

– Зачем ему это, капитан?

– Персональное решение. – Дальнейших объяснений капитан не предлагает. – Я распоряжусь, чтобы он ввел вас в курс дела. Теперь вести его будете вы. Можете определиться, брать себе в пару детектива Лэнгфорда или солировать в одиночку. Словом, теперь это ваш джаз.

Глава 3