Творение. История искусства с самого начала

Когда Ашшурнасирапал представил свой новый дворец и крепость вместе с ботаническим садом и зоопарком, посетители, допущенные во внутренний двор и тронный зал, были, вероятно, глубоко потрясены настенными рельефами. Изумляли не только четкость и изящество резьбы, выполненной на огромных известняковых глыбах, но и то, как живо она передавала историю военных походов Ашшурнасирапала – реально происходивших событий. На одном из рельефов показано, как воины переплывают реку (вероятно, Евфрат), держась на плаву с помощью надутых мочевых пузырей животных. Никогда раньше анатомия человеческого тела не изображалась в таких деталях: мускулы ног, вытянутые торсы и проступившие ребра воинов, которые, борясь с течением, стремятся к другому берегу. Если каменная стела Нарамсина лишь символически обозначала события, то рельефные изображения во дворце Ашшурнасирапала подробно рассказывали историю – в виде последовательных картин, разворачивающихся во времени. Фигуры в натуральную величину, раскрашенные яркими красками, казались живыми и давали представление о происходящем вне стен дворца.

Более двухсот лет ассирийские цари подражали Ашшурнасирапалу, строя дворцы и украшая их изображениями, повествующими о своих военных и охотничьих победах. И в этом они были неутомимы. Саргон II перенес столицу севернее, в Дур-Шаррукин, и построил дворец, на страже которого стояли одни из самых гигантских и устрашающих шеду. Череду поражающих воображение построек продолжил четырехэтажный зиккурат, каждый уровень которого был выкрашен в отдельный цвет: белый, черный, красный и, у самого неба, синий.

Сын Саргона Синаххериб перенес столицу обратно в старинный город Ниневию, значительно расширив крепость, чтобы она могла вместить его огромную новую резиденцию, которую он называл «Дворец, не имеющий равных». Ниневия оставалась оплотом ассирийского владычества вплоть до внука Синаххериба Ашшурбанапала. К тому времени империя достигла своего расцвета, а искусству ассирийских мастеров и резчиков не было равных. Наиболее выдающимся их творением стал резной фриз для Северного дворца Ашшурбанапала в Ниневии с изображениями охоты на льва.

Стоя на деревянной клетке, мальчик поднимает дверцу, чтобы выпустить льва в загон. Его охраняют стражники с пиками и злые собаки. Царь, в полном царском облачении, держа лук, украшенный львиной головой, выпускает во льва стрелы, стоя в своей колеснице, то есть находясь в относительной безопасности. Стражи с пиками помогают добить льва, пока тот, ослабев, не падает в пыль. Страдания животного запечатлены в последовательной серии картин: его тело обмякает, глаза сужаются, а язык вываливается наружу, когда лев захлебывается кровью, текущей у него изо рта и из ран от стрел, пронзающих его тело. Львов, которых когда-то боялись и которым поклонялись, как богам, чей образ хранили как оберег, теперь убивали ради забавы. Равенства борьбы, отраженной на цилиндрических печатях в сюжете «повелителя зверей», нет и в помине: охота на льва, показанная на рельефе Северного дворца Ашшурбанапала, – это утверждение абсолютного превосходства человека над животным миром.

Резные рельефы Ниневии, Дур-Шаррукина и Нимруда открывают перед нами окно в ассирийский мир, пусть даже приукрашенный художниками царского двора, но всё же дающий представление о той жизни. Эти художественные образы дополняли бытописания и предания, что записывались на протяжении тысяч лет. Ашшурбанапал собрал эти записи в Ниневии, создав одну из первых библиотек – архив выпуклых глиняных табличек и покрытых воском дощечек с текстами, отобранными и изготовленными по указу царя. Тексты охватывали различные темы: от предсказаний, основанных на астрологических представлениях, до медицинских трактатов и руководств по царским церемониям, а также поэзии и повествований. Одной из величайших находок стал набор табличек с полным текстом эпоса о Гильгамеше, записанным вавилонским писцом Син-Леки-Уннинни примерно в конце II тысячелетия до нашей эры. Этот вариант получил название по первому стиху: «О всё видавшем».

Если бы не эти записи, многие из которых были сделаны вавилонянами, жившими на юге, где находились центры образования и письма, история Древнего Междуречья была бы по большей части утрачена и смысл дошедших до нас образов остался бы в основном загадкой. В 612 году до нашей эры вавилоняне совместно с восточным племенем, называвшим себя мидянами, взяли Ниневию. «Разорена Ниневия! Кто пожалеет о ней?» – написал один иудей, живший в Иерусалиме, городе, который несколькими десятилетиями ранее был также завоеван [11]. Ассирийцев резали прямо в их цитадели, они умирали перед своими статуями крылатых стражей-быков и барельефами с царской охотой. В их дворцы врывался огонь, выжигая деревянные балки, раскалывая кирпич, опаляя камень; верхние этажи, где находилась библиотека и архивы, обрушивались сквозь потолок, рассыпая по полу осколки. Эти разрушения чудесным образом способствовали сохранению: пламя обожгло глиняные таблички, сохранив их тем самым среди руин, и более двух тысяч лет спустя они были найдены.

Вавилон вошел в историю как архетип города греха, хотя подобной репутацией позднее пользовались многие великие метрополии. Он стал великим более чем за тысячу лет до падения Ниневии, при царе Хаммурапи, который построил Вавилон как средоточие могущественного и рационально устроенного государства, во всем наследовавшего аккадской и шумерской культурам. Вслед за «древневавилонским» периодом последовал период вторжений и завоеваний как со стороны ассирийцев, так и со стороны хеттов – народа, жившего на северо-западе, в Анатолии. И всё же, в отличие от других городов Междуречья, Вавилон сохранил свой величественный облик и ауру города южных равнин.

После падения Ассирии древний Вавилон вновь обрел могущество при царе Навуходоносоре, который лишь усугубил дурную репутацию города, согнав в него огромное количество людей из восточно-средиземноморских государств – Израильского и Иудейского царств – после завоевания в 587 году священного Иерусалима. Пленение иудеев вавилонянами описано в ветхозаветной Псалтири [12].

Однако главным злодеянием Навуходоносора остается разрушение самого священного строения Иерусалима – храма, построенного царем Соломоном для Ковчега Завета – переносного ящика на шестах, сделанного из древесины акации и увенчанного золотой крышкой, в котором хранились каменные плиты со скрижалями Завета, данного Богом Моисею в откровении на горе Синай [13]. Храм Соломона, построенный на высоком холме в Иерусалиме, позднее названном Храмовой горой, представлял собой величественное строение из камня, оливкового и кедрового дерева, убранное золотом. Череда помещений, отделанных деревянными панелями с резными изображениями «херувимов и пальмовых дерев и распускающихся цветов» [14]. Они вели к Святая Святых – святилищу кубической формы, где хранился Ковчег; в это пространство мог входить только первосвященник, который делал это раз в год, чтобы провозгласить священное имя единого и незримого Господа, создателя всего сущего.

Ворота богини Иштар в Вавилоне (реконструкция), деталь. Около 575 до н. э.

Разрушив храм, Навуходоносор, вероятно, забрал в Вавилон и Ковчег как символ своей победы над иудейским народом. От Ковчега, как и от самого храма царя Соломона, не осталось никаких следов. Вне зависимости от того, был ли Ковчег привезен в город Навуходоносора, само похищение его из храма Соломона было недобрым знамением. Менее чем через пятьдесят лет Вавилон сам оказался разрушен. Остались лишь едва заметные очертания фундамента на месте великой храмовой «башни» под названием Этеменанки – зиккурата, посвященного покровителю города, богу Мардуку, и подарившего миру притчу о Вавилонской башне, рассказанную в ветхозаветной Книге Бытия: ее разрушение стало карой за гордыню Вавилона и истоком множества мировых языков [15]. Ничего не осталось и от так называемых Висячих садов Семирамиды – расположенных уступами садовых террас, украшавших город пышной зеленью; говорят, они были созданы, чтобы напоминать супруге Навуходоносора о ее родной Мидии. Сады сохранились лишь в коротких описаниях древних авторов, что порождает сомнения в том, что они действительно существовали [16].

Вавилон мог бы считаться мифическим городом, если бы не руины одной из его самых впечатляющих частей – окруженной высокими стенами процессионной дороги и прекраснейших ворот, ведущих во внутренний город. По фасаду царственных врат из темно-синего глазурованного кирпича чинно вышагивают быки со сверкающими глазами и фантастические змееголовые драконы, сирруши или мушхушу. Вдоль всей процессионной дороги, ведущей к вратам, маршируют рычащие львы, провозглашая силу Вавилонской империи и ее богов, величие покровителя города, бога Мардука, и богини войны Иштар, которой и посвящены эти врата. Эти дошедшие до нас памятники дают представление о том, что мог чувствовать посланник, торговец или путник, входящий в месопотамский город в эпоху Аккада или Ассирии, – ошеломляющий страх, смешанный с восхищением.

Цилиндр Кира. После 539 до н. э. Обожженная глина

Однако ни богиня Иштар, ни мифические стражи мушхушу не смогли спасти Вавилон от неизбежной участи. В 539 году до нашей эры великий город южных равнин Междуречья и всё подвластное ему Нововавилонское царство были завоеваны пришедшим с востока племенем всадников под предводительством «Царя четырех стран света». Этим царем был Куруш II, более известный как персидский царь Кир Великий. Триумфальное прибытие Кира в Вавилон по процессионной дороге было запечатлено клинописью на большом глиняном цилиндре, похожем на гигантский орех, где Кир представлен освободителем вавилонского народа от тирании последнего царя, Набонида, в соответствии с волей покровителя города, бога Мардука. «Я – Кир, царь множеств, царь великий, царь могучий, царь Вавилона, царь Шумера и Аккада, царь четырех стран света» [17]. Текст восхваляет Кира, перечисляя его мирные намерения, и подчеркивает его религиозную терпимость и стремление к сотрудничеству. Кир отстроил храмы, заброшенные правителями Вавилона, и восстановил изображения богов в святилищах, в том числе в Ашшуре, Аккаде и Эшнунне. Он восстановил городскую стену, вероятно, разрушенную во время его же осады. Хотя надпись на цилиндре об этом не упоминает, в Библии Кир прославлен за то, что вернул иудейский народ в Израиль, положив конец почти пятидесятилетнему Вавилонскому плену. Лишь немногие старики могли помнить о своем уходе из Иерусалима, когда наконец вернулись домой.

Основанная Киром Персидская империя (или держава Ахеменидов) стала последней великой державой в Западной Азии, где сохранялись древние государства Месопотамии – Шумер, Аккад, Ассирия и Вавилон. Однако она была гораздо масштабнее любого из них, достигнув своего апогея примерно на рубеже V века до нашей эры, в период правления Дария Великого, вельможи, узурпировавшего трон и собравшего воедино земли от Ливии на западе до реки Инд на востоке, а также захватившего другую великую державу на западе – Египет, столица которой, Мемфис, покорилась персам в 525 году до нашей эры. Изображения, созданные Ахеменидами (от Ахемена, царственного предка Дария, имя которого он использовал для легитимации своего правления), отражают широкую географию владений, а также древние месопотамские традиции.

Искусство Ахеменидов, подобно искусству вавилонян и ассирийцев, а еще ранее – аккадцев, служило отражением царской власти. Это было исключительно придворное искусство. Со всех уголков империи съезжались лучшие мастера, чтобы строить и украшать великую столицу династии Ахеменидов в долине Мервдешт на юго-западе Ирана, основанную в период правления Дария. Здания города Парсы (греческое название – Персеполис, или Персеполь), возведенные на просторной каменной террасе, к которой вела монументальная лестница, заключали в себе колоссальные залы, уставленные колоннами, увитые раскрашенными в яркие цвета нескончаемыми барельефами, наполненные статуями крылатых стражей-быков, похожих на шеду Нимруда, Ниневии и Дур-Шаррукина. Ападана – зал для торжеств, начатый Дарием и законченный его сыном Ксерксом, – поражал своими гигантскими размерами, он должен был внушать трепет даже самым могущественным из царственных гостей. Колонны, взмывающие на двадцатиметровую высоту, были увенчаны раскрашенными капителями в форме парных скульптур быков и львов, поддерживающих огромные кровельные балки. Этот зал был расположен посреди комплекса зданий, куда созывались представители всей империи, чтобы платить дань, как о том свидетельствуют рельефы вокруг основания входной лестницы: индийцы несут специи и золотой песок; арабы, армяне и египтяне – одежду и посуду; эламиты приносят луки и кинжалы, а бактрийцы ведут двугорбого верблюда; ионийские греки несут клубки шерсти и тюки тканей; эфиопы дарят слоновьи бивни и жирафа, ливийцы ведут горного козла; а шестеро вавилонян преподносят персидскому царю буйвола [18]. Весь мир приходил в Персеполь, чтобы заплатить дань и восхититься великолепным дворцом, построенным на равнине, на фоне скалистых утесов и гор.

Персеполь вместе с двумя другими великими городами Ахеменидов – Сузами и Пасаргадами – сосредоточил в себе всё изобразительное искусство Древней Месопотамии за три тысячи лет и сам просуществовал почти двести лет – довольно приличный срок по сравнению с городами Междуречья. И всё же к моменту его завоевания и разрушения в 330 году до нашей эры царем-воителем Александром Македонским великое наследие Древнего Ирана и Междуречья уже воспринималось архаичным, устаревшим. В греческом мире города уже преобразились в соответствии с новым представлением о человеческой жизни, об архитектуре, и главное – о человеческом теле. Это новое представление распространилось по всему Средиземноморью, а Александр Македонский принес его далеко за пределы своей родины, в те края, что будут названы эллинистическим миром (от слова, которым греки называли свою страну, Элладу). Подобно тому как Стоунхендж показался бы весьма устаревшим ранним шумерам (если б они его увидели), так и дворцы Ахеменидов должны были восприниматься старомодными воинам Александра Македонского: это были пережитки былого, уходящего мира. В греческом искусстве уже более ста лет создавались удивительно жизнеподобные скульптуры. Портреты Александра выглядели живыми по сравнению с застывшими и орнаментализированными рельефными портретами Дария, вырезанными на стене его дворца, – хотя это вовсе не означает, что изображения Дария уступали в своем воздействии. Однако с точки зрения стилистики резьба Ахеменидов воспринималась омертвевшими старыми формами в сравнении с исполненными жизненной силы греческими скульптурами.

Царская львиная охота, деталь резного фриза для Северного дворца Ашшурбанапала, Ниневия. Около 645–635 до н. э.

И всё же, если окинуть взглядом художественный мир Древней Месопотамии, от широко открытых глаз молящегося из Эшнунны до драматических сюжетов царских рельефов Ассирии, в нем можно рассмотреть идею пробуждения нового ви́дения, включающего в себя новые эмоции и новое течение жизни. Не все ассирийские рельефы строго подчинялись формулам придворного искусства – к примеру, здесь впервые возник образ, словно запечатлевший само время: стрела на царском рельефе Ашшурбанапала изображена висящей в воздухе между царским луком и львом, чью плоть она готова пронзить.

[1] Collins P. Mountains and Lowlands: Ancient Iran and Mesopotamia. Oxford, 2016. P. 32.

[2] Frankfort H. Cylinder Seals: A Documentary Essay on the Art and Religion of the Ancient Near East. London, 1939.

[3] Hamilton R. W. A Sumerian cylinder seal with a handle in the Ashmolean Museum // Iraq. Vol. 29. No. 1. Spring 1967. P. 34–41.

[4] Porada E. A leonine figure of the protoliterate period of Mesopotamia // Journal of the American Oriental Society. Vol. 70. No. 4. October – December 1950. P. 223–226.

[5] Woolley L. Ur: The First Phases. London, 1946.

[6] Kantor H. J. Landscape in Akkadian art // Journal of Near Eastern Studies. Vol. 25. No. 3. July 1966. P. 145–152.

[7] Winter I. J. Tree(s) on the mountain: landscape and territory on the Victory stele of Naram-Sîn of Agade // Landscapes: Territories, Frontiers and Horizons in the Ancient Near East / eds. L. Milano, S. de Martino, F. M. Fales, G. B. Lanfranchi. Padua, 1999. P. 63–72; 70.

[8] Edzard S., Edzard D. O. Gudea and His Dynasty: The Royal Inscriptions of Mesopotamia, Early Periods. Vol. 3. Toronto, 1997. P. 30–38.

[9] Цит. по: Эпос о Гильгамеше. О всё видавшем / пер. И. Дьяконова. М.; Л., 1961. С. 71.

[10] Collins P. Assyrian Palace Sculptures. London, 2008.

[11] Книга пророка Наума, 3:7.

[12] Псалом 136.

[13] Исход, 25.

[14] Третья книга Царств, 6:29.

[15] Бытие, 11.

[16] Иосиф Флавий. Иудейские древности. X. I.

[17] Curtis J. The Cyrus Cylinder and Ancient Persia. London, 2013. P. 42–43.

[18] Shahbazi S. A. The Authoritative Guide to Persepolis. Tehran, 2004. P. 69–71.

Глава 3

Эпоха утонченности

Когда в Месопотамии возникали первые города, к западу от них, на узкой полоске зеленой растительности в пустыне Сахара, зарождалась еще одна цивилизация. Возникновение городов и письменности первых человеческих цивилизаций происходило одновременно в последние годы IV тысячелетия до нашей эры. Но в то время как города Древнего Междуречья, от Урука до Вавилона, постоянно разрушались и отстраивались заново, цивилизация Древнего Египта на берегах реки Нил более трех тысяч лет сохраняла дух неизменной преемственности.

Эта преемственность уходила вглубь бесчисленных тысячелетий существования человека на африканском континенте задолго до появления первых оседлых поселений. Бродившие в человеческом воображении животные, которых скотоводы сахарской саванны тысячелетиями вырезали на камнях, стали культовыми в династическом Египте. Изменение климата и опустынивание саванны, случившееся примерно за пять тысяч лет до нашей эры, вынудили скотоводов мигрировать в долину Нила, на единственную полосу плодородной земли, оставшуюся в регионе. Они принесли с собой изображения животных и превратили их в богов – вероятно, памятуя о своей прежней кочевой жизни [1].

Скотоводы превратились в землепашцев: от ежегодных разливов Нила зависел их урожай, выращиваемый на черноземе, от которого и пошло название их страны – Кемет, «черная земля». Как и в Месопотамии, здесь стали расти города и мощные крепости, но около III тысячелетия до нашей эры произошло революционное событие – возникло первое политическое государство, власть которого распространялась не просто на один регион, как в городах-государствах Междуречья, а объединила собой обширные земли.

Это единство символизирует плита эпохи начала династического Египта, напоминающая по форме щит и сделанная из темно-серого сланца. Изображенные на ней животные и люди, а также пиктограммы, которые мы называем иероглифами, представляют довольно упрощенные, но вполне законченные формы, которые будут воспроизводиться на протяжении более трех тысяч лет. Сокол, воплощающий бога Гора, восседает выше фараона, разящего булавой врага. Пиктограммы в верхней части палетки – между двумя рогатыми головами – обозначают имя фараона: сом («нар») и резец («мер») – царь Нармер, возможно, первый правитель Первой династии. На голове царя двойная корона Верхнего и Нижнего Египта (похоже, что корона также является египетским изобретением), что говорит о нем как об объединителе, царе всего Египта. На оборотной стороне палетки Нармер представлен в виде рогатого быка, а над ним – две кошачьи фигуры серпопардов, чьи длинные шеи, сплетаясь, образуют круг – полый диск, в котором, как предполагается, толкли краску. Это странное животное могло попасть в Египет из Месопотамии, где примерно в это же время его придумали шумеры. Но оно также могло родиться и в воображении скотоводов Сахары, хотя ни на осколках их расписных горшков, ни на камнях в пустыне следов изображений этого зверя не найдено.

Палетка фараона Нармера. Около 3200 до н. э. Алевролит. Высота 64 см

Загадочные символы на плите Нармера создавались в соответствии с набором не слишком четких правил, которые придают всем древнеегипетским изображениям неподвластный времени и мгновенно узнаваемый облик. Все фигуры изображены в профиль и образованы четким контуром и, без каких-либо трюков иллюзии глубины и других визуальных тонкостей. Разделение на регистры, словно линейка на писчей бумаге, придает сценам упорядоченность, хотя не понятно, пользовались ли египтяне какими-то фиксированными пропорциями для изображения человеческих фигур [2]. Целью этих разделительных линий было скорее обозначение места образа на плоской поверхности, включение его в ряд иероглифического письма.

Сочетание слов и изображений, однако, было нормировано: на египетских памятниках редко встретишь изображения без надписей. Иероглифы были одной из форм рисунка, а резные и живописные изображения обладали ясностью письма; подобным образом египетская скульптура – массивная и кубическая – была тесно связана с архитектурой, а здания часто принимали скульптурную форму. В этом смысле письмо и архитектура являли собой двойной идеал египетских моделей и форм – идеал основательности и ясности. Само пространство природы, запечатленное в человеческом сознании, казалось созданным в соответствии с правилами этого идеала: река Нил с ее неизменным течением с юга на север пересекала ежедневный путь солнца, которое прочерчивало свою линию от пустынного горизонта на востоке до пустынного горизонта на западе. В этих линиях координат происходили разливы Нила, по обе стороны которого вода заливала луга с божественной регулярностью. Геометрия была животворящей силой Древнего Египта.

Неудивительно, что совершенная форма пирамиды воплотила культурно-архитектурный идеал древнеегипетской культуры, однако первая постройка этого типа, возведенная примерно через 400 лет после правления Нармера, своей ступенчатой структурой скорее напоминала зиккурат. Пирамида была построена в Саккара, неподалеку от недавно основанной столицы, города Мемфис, в качестве усыпальницы фараона Джосера и являлась частью погребального комплекса, окруженного стеной, с нефункциональными домами, служившими декорацией для похоронных церемоний, продолжающихся долгое время после кончины фараона. В отличие от шумерских зиккуратов, сложенных из сырца примерно в тот же период, пирамида Джосера была построена из камня: это первое известное нам строение, возведенное из обтесанных кусков скалы. В то время как зиккураты являлись цельными сооружениями – храмовыми лестницами, ведущими в небо – пирамиды были полыми усыпальницами, своеобразными воротами в загробную жизнь. Пирамида Джосера и погребальный комплекс вокруг нее были созданы жрецом-архитектором Имхотепом, чья статуя когда-то стояла у входа. То, что имя Имхотепа сохранилось в веках (а мы не знаем ни одного имени архитекторов Древней Месопотамии), является свидетельством величия его замыслов: благодаря созданным им удивительным постройкам, вырастающим посреди пустыни, его, в конце концов, стали почитать как бога.

Разделение истории Древнего Египта на тридцать династий, начиная со времен Нармера, впервые было предпринято грекоговорящим египетским жрецом по имени Манефон в III веке до нашей эры. Впоследствии, полагаясь на наивысшие достижения египетского искусства, были выделены Древнее царство (династии с IV по VI), Среднее царство (династии с XI по XIII) и Новое царство (династии с XVIII по XX).

Золотыми веками египетского искусства признаны IV династия Древнего царства и XVIII династия Нового царства. В период IV династии Древнего царства начинается великая эпоха строительства пирамид – хотя ее начало не было гладким. Первый правитель IV династии, Снофру, обладал собственным взглядом на то, как должны выглядеть пирамиды в Мемфисе: им надлежало быть геометрически безупречными, ведь их грани должны были символизировать лучи божественного солнца, – и по сравнению с ними нагромождение камней пирамиды Джосера казалось недостаточным. Снофру даже назвал свою пирамиду «явление», имея в виду восходящее солнце, однако в реальности она явилась далеко не идеальной: из-за осадки строения рабочим пришлось урезать наклон верхушки, поэтому теперь она имеет куда менее величественное название – «ломаная пирамида», или ромбоидальная. Снофру заставил инженеров выстроить новую пирамиду, и им удалось создать более совершенный вариант, который теперь иногда называют «розовой пирамидой», откуда фараон в итоге и начал свой путь в загробную жизнь.