Вино богов

Да и все привыкли. Кстати сказать, зовут-то меня по-настоящему Браун. Старина Ричард Браун. Конечно, такое имечко для предводителя шайки разбойников никуда не годилось, вот я и взял себе прозвище – Дик Громила. Ну а когда я завел такой порядок, чтобы бедных не грабить, а часть награбленного раздавать сиротам да вдовам, это, конечно, нам здорово по карману ударило, сама понимаешь, но зато народ нашу шайку зауважал и ни в жизнь бы нас никому не выдал… словом, вот за все эти глупости меня и прозвали Дьяконом.

Но кое-что хорошее все-таки из этого вышло, ты сама признай. Уж как ни крути, а шайка дьякона Дика Громилы все-таки получше звучит, нежели «карманники и курокрады Ричарда Брауна».

Разбойники одобрительно загомонили.

Рассказ Сильвии, конечно, оказался куда короче. Ведь для нее время, проведенное в Царстве Гоблинов, пролетело, как один долгий сон. А потом она нанялась в подавальщицы в одну маленькую таверну, а потом ей сказали, что вульгарианцы платят получше, и она перебралась в их квартал и стала работать в одном из «ступоров».

Наконец, когда все истории были рассказаны, а время уже было позднее, Громила – Брауном его назвать как-то даже язык не поворачивался, да и люди его об этом и слышать не желали – предложил отправиться в один из тайных лагерей его шайки, расположенный в густом лесу, дабы там как следует закусить, пораньше лечь спать, основательно выспаться, а потом уж обмозговать, как быть дальше. Мысль эта показалась Аматусу настолько гениальной, что он шепнул сэру Джону:

– Знаешь, а я понимаю, как он стал предводителем шайки.

– Вот-вот, – согласно кивнул сэр Джон и прошептал на ухо принцу:

– Только, ваше высочество, всеми богами заклинаю вас, не вздумайте сказать об этом вслух. Ему ненавистна мысль о том, что главарем разбойником он стал вследствие административных талантов и здравого смысла. Он по-прежнему жаждет верить, что главарем стал исключительно из-за того, что он – самый отчаянный, самый дерзкий разбойник от Озера Зимы до Горькой реки. Не стоит задевать его чувства – он страшно обидчив.

Когда друзья в сопровождении разбойников приблизились к лагерю, их встретила радостная толпа женщин и ребятишек. Похоже, у каждой из женщин среди разбойников был муж или отец. Вскоре друзья почувствовали себя присутствующими на некоем подобии военного парада. Дети сторонились Аматуса из-за его странной внешности, а Каллиопу и сэра Джона обступили и просто прохода им не давали – ведь они ни разу в жизни не видели настоящей принцессы и настоящего рыцаря.

Дик Громила отстал от отряда, чтобы переговорить с Аматусом.

– Надеюсь, – сказал он, – нам удастся сделать так, чтобы война не докатилась до северных границ. Наши лагеря за много лет стали почти что городками. Мои люди грабят теперь так – время от времени. А большей частью трудятся, как крестьяне. Некоторые уже и приличными домами обзавелись, так что терять эти дома им ох как не захочется.

Аматус улыбнулся:

– Такое впечатление, что территории Королевства, помеченные на карте как «незаселенные», очень даже заселены.

– Ну, они же ничьи…

– Это мы уладим. Уладим, если Королевство возродится. Как его можно сейчас назвать? «Узурпация»? Или «Узурпия» – на манер графства или провинции? Я не согласен. Я вижу, что у тебя тут множество отчаянных храбрецов и им определенно есть за что сражаться.

– Потому они такие отчаянные, – кивнул Громила. – От холостых разбойников толку чуть. Во-первых, они женщин не уважают, а из-за этого женатые ребята страшно бесятся. Тут глазом моргнуть не успеешь, как они за оружие похватаются, и такое начнется, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Хуже того… Вы как думаете, ежели холостой разбойник награбит добра, он что – в шайке задержится или работать будет? Да ни за какие коврижки! Он тут же рванет в город, чтобы денежки спустить, ну а там его, как пить дать, изловят, и он, ясное дело, чтобы шкуру свою спасти, всех нас заложит. А вот семейный разбойник, а еще лучше – целая шайка семейных разбойников – это, я вам доложу, из разбойников разбойники. Этот на шлюху и не покосится. Он ведь понимает, что, закрути он со шлюхой, другие ребята женушкам своим проболтаются и рано или поздно и его благоверная про это дело узнает. Ну а что касательно того, чтобы денежки в городе промотать, – это навряд ли. Надо же что-то иметь на черный день, да детишкам башмаки купить, да крышу перекрыть… А когда поселение большое, тут еще и в складчину много чего покупать приходится.

Кстати говоря, так оно и самому разбойничку лучше. Холостой разбойник за собой не следит. Когда ему за собой следить? Он ведь или по веревке к какой-нибудь бабе в окно лезет, или напивается в стельку и песни горланит ночь напролет, а то еще примется перед женщинами хорохориться, натворит чего-нибудь. Еду он себе приготовить не умеет, вот и лопает что попало в каких-нибудь грязных харчевнях, и какое тут, спрашивается, у него будет здоровье? Никакого, а без здоровья на большой дороге и делать нечего.

Ну а семейный разбойник… этот пару-тройку дней пограбит, постреляет, поспит на холодной земле, а потом домой возвращается, а там чисто прибрано и обед готов, он и вымоется, и выспится, и с детишками поиграет, так что через недельку уже опять свеженький, бодренький, готов к новым, как говорится, подвигам.

Аматус даже не нашелся, что на это ответить. Он только сказал Громиле, что кому, как не ему, знать, как управлять шайкой разбойников.

– Ну, это дело ясное, – кивнул Дик. – А что делать? Приходится, когда добычи маловато, а еще какой-нибудь шибко умный решит, что настоящий разбойник – это тот, кто все награбленное имеет право прикарманить. С этими я борюсь нещадно. А ведь это помимо всего прочего, всей этой тягомотины с управлением, а ее, я вам руку на сердце положа, скажу, просто терпеть не могу, только больше некому у нас этим делом заняться…

Громила продолжал таким образом разглагольствовать, и наконец они въехали в лагерь. С первого же взгляда стало ясно, что «разбойничье логово» устроено и обустроено куда лучше многих королевских поселений на востоке. Поселок был обнесен крепким частоколом, дома тут стояли крепкие, солидные, вот только раскрашены были странно – зелеными и коричневыми пятнами. За частоколом располагалась большая общая трапезная, но оказалось, что обедать там собираются нынче далеко не все разбойники.

– Тут у многих семьи, – пояснил Громила, – а кое-кого пригласили на домашний обед. У нас тут дружеские связи очень уважаются.

За частоколом принца и его товарищей ждал сытный обед, уютный кров – то есть все, о чем можно было только мечтать. Пусть это был не их дом, пусть столица и даже самое Королевство пока были для них потеряны, но все же было чему порадоваться.

Глава 2

ОЗЕРО ЗИМЫ

Миновала неделя. Аматус стоял на берегу Озера Зимы, а рядом с ним – Психея, сэр Джон Слитгиз-зард и Каллиопа. Дьякон Дик Громила показывал им окрестности.

– Вон там, где с Белой Горы ледник спускается чуть не до самого края воды, – видите? – берег маленько смахивает на Колокольное Побережье на Железном озере. Но только тут похолоднее будет, и река с ледника стекает только летом, зато уж и буйствует она в это время – я вам доложу. На восточном берегу – отличные гавани, и земля там отменная. Можно было бы там садов насадить вишневых и яблоневых, но вы же знаете, королевские власти сюда не шибко наведывались, а мне пока не под силу за такое взяться. На другом берегу живут лесорубы, охотники на газебо да несколько крестьян – картошку сажают. Ну а на этом берегу – пара-тройка маленьких рыбацких деревушек. Они, кстати сказать, вам, ваше высочество, податей уже давненько не платили, да и мы с них денег за охрану не брали – рука не поднимается. Есть тут еще несколько ферм, а еще ваш, если можно так выразиться, замок. Ну а гарнизон тамошний… ладно, молчу, сами увидите.

Они вместе обогнули высокий скалистый мыс, и перед ними открылся вид на пологий полуостров. На самом его конце возвышался небольшой, грубо сработанный замок – проще говоря, каменный бастион, огражденный деревянным частоколом, а посередине – башня.

– Что ж, удержать такое укрепление можно, но только не тогда, когда на него повалит целое войско, – глубокомысленно изрек сэр Джон.

– Однако не исключено, что это последняя крепость, оставшаяся в руках тех, кто верен королю, – добавил Аматус.

– Это как посмотреть, – буркнул Дик Громила, и все они поскакали вниз по извилистой тропке, а затем обогнули небольшой залив и направились к крепости. На полпути к цели ее загородили холмы, и когда крепость снова стала видна, путники находились намного ниже нее. Хотя крепость по-прежнему казалась скромной, впечатление она все же производила довольно устрашающее.

– Палестрио! Эй! Командор Палестрио! – выкрикнул Громила. – А ну-ка, выходи, да порадуй нас!

В крепости послышался шум и возня, и наконец над крепостной стеной появилась голова в шлеме.

– Ступай своей дорогой, Дик Громила. До уплаты следующей подати еще целых десять дней осталось.

– Это ты верно говоришь, только я к тебе сегодня не за этим явился, – объявил Громила, и лицо его озарилось широченной ухмылкой. – Это тебе ровным счетом ничегошеньки не будет стоить…

– Ничего я тебе не дам. Я – слуга короля, его представитель в здешних краях…

– Откажешься – не ходить тебе по ягоды в лес и не видать летних пикников, как своих ушей, – строго и решительно ответил Дик Громила, и притом громко, чтобы командор слышал все, слово в слово. – Ну давай, будь паинькой, спускайся, да потолкуем по душам!

– Мы с тобой так не договаривались!

– А тут кое-что изменилось. Ладно, кончай волынку тянуть да канючить. Спускайся, говорят тебе, покалякаем. Ты не бойся, ничего такого страшного. Слово даю.

– Ну, ладно, уговорил, – вздохнул командор. – Я мигом.

Даже оттуда, где стояли путники, было видно, что командор действительно спешит на зов атамана разбойников.

– Но как же это… – вырвалось у Аматуса, который, похоже, был не шутку возмущен.

– Ну, понимаете, ваше высочество, тут такое дело… – усмехнулся Дик Громила. – Ваш батюшка и министры его издавна сюда на службу отправляли такой народец, в котором, скажем так, сильно сомневались. А что до командора Палестрио, так он малый очень даже неплохой, просто ему ничего другого не оставалось, как нам дань платить. Если бы еще ему одному решать, так он, может, и взбунтовался бы, да только у него под началом ребята, которые, считай, в этих краях лет по двадцать прожили, да и в рекруты их набирали по тутошней округе, так что они нас, можно сказать, побаиваются. Ну а командор малый мягкосердечный, и ему жалко ребят – зачем зря на рожон-то лезть, правильно?

Аматус не совсем понимал, как ему себя вести в сложившейся ситуации.

Принц видел, что Слитгиз-зард с трудом удерживается от улыбки, Каллиопа, не стесняясь, улыбается, да и Психея едва заметно усмехается. И тоже сдерживается, чтобы не рассмеяться.

– Хорошо-хорошо, – сказал Аматус. – Я его не стану наказывать, да и ругать особо не собираюсь. Но все равно я желаю знать, что тут происходит.

Деревянные ворота крепости распахнулись, и оттуда вышли двое военных. На командоре Палестрио красовалось некое подобие королевской военной формы, вот только мундир был латан-перелатан, а вот его подчиненный выглядел похожим на разбойников из шайки Дика Громилы, правда, еще более оборванным.

Оба представителя гарнизона крепости молча приблизились к Громиле и встали перед ним. Но тут, не говоря ни слова, Аматус откинул плащ, дабы его подданным стало ясно, кто перед ними. Двое вояк выпучили глаза и раззявили рты, а потом командор Палестрио бухнулся на колени.

– Ваше высочество, – выдохнул он. Его подчиненный, соображавший несколько помедленнее начальника, с заметным опозданием последовал его примеру.

– Встань, командор. Полагаю, мне следует поинтересоваться, с какой стати из королевской казны платится дань атаману разбойников…

– Нет-нет, ваше высочество, из казны ни единого флавина мы им не платим! У нас тут прибыль кое-какая имеется – за переправу на лодках, от ресторанчика, от лавки, все в таком духе…

Бровь Аматуса взметнулась вверх. Трудно сказать, что он испытывал – изумление или любопытство, – по одной брови разве скажешь? Но поскольку затем он заморгал обоими глазами, скорее всего им все-таки овладело любопытство.

– Переправа? Это еще что такое?

Дик Громила пояснил:

– Мы с командором Палестрио, ваше высочество, а точнее говоря, мы со Скеледрусом – вот этим малым – наладили лодочную переправу через озеро. Надо же как-то охотникам на газебо, лесорубам да картофелеводам на другой берег перебираться. Ну а что до ресторанчика, так тут дело такое… словом, долгое время командор Палестрио подати со здешнего народа получал рыбой, дичью да овощами. И вот вы мне скажите, ваше высочество, вы бы хотели, чтобы в королевскую казну вместо флавинов вам рыбу да дичь присылали, а? Короче говоря, четыре дня в неделю тут работает очень славный маленький ресторанчик с видом за озеро. И по-моему, нынче он должен быть открыт.

– Открыт-открыт! – радостно подхватил командор Палестрио. Похоже, он немного оправился от потрясения. Едва заметно улыбнувшись, он добавил:

– Да и будь сегодня нерабочий день, тут у нас такое строгое правило имеется: ежели наезжает к нам кто-то из важным персон, не говоря уж о королевских особах, мы ресторанчик наш мигом открываем.

– Вот не знал, что у нас такое правило, – захлопал глазами Скеледрус.

– Поэтому я пишу правила, а ты занимаешься переправой, – ловко выкрутился Палестрио. – А уж что я сам написал, того никогда не забуду.

Скеледруса, похоже, ответ начальника убедил, и он понимающе кивнул.

Аматус начал улавливать логику в происходящем.

– Насколько я понимаю, лавку вы открыли из-за того, что…

– Ну, тут дело в том, что торговые караваны больше нигде не желают останавливаться, кроме как у нас. Крепость стоит в самом конце дороги, и мало кто сюда доберется к приходу каравана, ну а караванщики долго гостить не любят, – пустился в объяснения Палестрио. – Да и денежки нужно все время в оборот пускать. Не будь мы так предприимчивы, все свободные флавины в этих краях оседали бы у нас в казне, да так и лежали бы, если бы мы их не пускали на разные приобретения. К тому же всякий раз, как новый караван приходит, цены подскакивают, ну и…

Аматус переводил взгляд с дьякона Дика Громилы на командора Палестрио, и у него мелькнула мысль: вот этих двоих людей с огромной радостью взял бы на службу Седрик и поручил бы им любые посты, вплоть до самых высоких. Вспомнив о Седрике, принц вспомнил о погибшей столице и о том, что вскоре и в эти края могло нагрянуть войско Вальдо, и сказал:

– Мне бы хотелось, если, конечно, это возможно, собрать здесь как можно больше людей со всей округи – с побережья и из лесов… ну скажем, через неделю. Если бы вы изыскали возможность открыть кредит для вашего нанимателя, командор, мне бы также хотелось устроить для всех, кто соберется, хорошее угощение.

– Будет сделано, – отчеканил командор.

– Дорогонько обойдется, – заметил Скеледрус.

– Рот закрой, – посоветовал ему Палестрио. В крепости оказалось приятно и уютно, хотя как укрепление она, бесспорно, оставляла желать лучшего.

– Мы, если бы захотели, могли бы ее в любое время захватить, – сказал Громила. – Но вот вопрос: куда бы мы тогда отправились, чтобы прикупить одежонки да переплавить мечи и кинжалы, когда они затупятся? Ну и потом, сюда можно без опаски отпускать моих ребят-холостяков, чтобы они тут пар спускали да встречались бы с порядочными деревенскими девушками. – Карие, с поволокой глаза Дика Громилы весело сверкнули. – Было времечко, когда дела тут шли туговато, так мы в долг давали командору Палестрио – из тех самых денежек, что он нам отстегивал.

Сэр Джон поскреб макушку:

– Королевский форпост брал взаймы у разбойников?

– Ну, мы же по-людски договаривались, и отдавал он долги всегда вовремя.

Той ночью друзья спали в комнатах для гостей, и хотя простыни им постелили грубые, домотканые, а полы здесь не были устланы коврами, зато все было чисто и аккуратно, и все проснулись отдохнувшими и посвежевшими.

Дик Громила, как и предсказывал Седрик, был готов оказать друзьям поддержку и старался изо всех сил. Ведь разбойник, приходящий на помощь законному монарху, как ни крути, всегда найдет достойное отображение в тысячах старых песен. А хорошим атаманом разбойничьей шайки вряд ли может стать человек, не отличающийся глубокой прозорливостью в делах такого сорта. По предложению Громилы компания на ближайшие несколько дней разделилась, дабы постранствовать по окрестностям и пробудить у местных жителей интерес к предстоящей встрече с принцем.

Поскольку сэра Джона Слитгиз-зарда здесь еще хорошо помнили под прозвищем Джек-Твоя-Голова-с-Плеч, ему разумнее всего было проехаться по разбойничьим лагерям. То, что Каллиопа была принцессой, похоже, вызывало к ней неподдельный интерес в разбойничьей среде, и потому она решила присоединиться к сэру Джону.

– Тут дело понятное, – высказался по этому поводу Дик Громила. – Сроду тут никого королевских кровей не видали, вот и интересуются. – Ну а поскольку вдобавок вы, сударыня, единственная наследница престола, а всю вашу родню перебили, то, считайте, сердца моих людей вы покорили сразу. То есть я чего сказать хочу… такая, как вы, может рассчитывать на помощь от разбойников.

В результате на долю Аматуса выпало плавание по озеру на лодке в сопровождении Скеледруса, но дело это отчасти осложнялось тем, что Скеледрус Аматуса побаивался, можно даже сказать – трепетал перед ним.

И дело тут было вовсе не в том, что Аматус был принцем, и не в том, что у него не хватало нескольких частей тела. Просто-напросто Скеледрус был на редкость исполнительным солдатом и все распоряжения командора Палестрио воспринимал буквально. Сказано ему было: «трепещи перед принцем» – вот он и трепетал и даже не задумывался, а зачем бы ему трепетать.

Психея отправилась вместе с Аматусом, и с этим никто не стал спорить. Гораздо больше все подивились тому, что Сильвия выразила желание составить компанию Дику Громиле, который собирался объехать несколько небольших деревушек к югу от озера, высоко в горах.

– Мне всего-то и надо – рассказать крестьянам о том, что случилось с городом, – уверяла друзей Сильвия. – Я сумею их уговорить, вот увидите. Ведь все эти люди добывали все, что у них есть, тяжким трудом, и когда они узнают, что вот-вот кто-то может явиться и отнять у них все нажитое, да еще, глядишь, земли перепортят… словом, они столько лет мирно соседствовали с разбойниками, потому что у разбойников строго заведено: они никогда не отберут лишнего. А это не одно и то же. Они все придут, вы уж мне поверьте. А еще… – Тут Сильвия склонилась к Каллиопе и широко улыбнулась. – А еще мне просто очень хочется несколько дней побыть наедине с Ричардом.

– Неужели ты все еще…

– Ну конечно! Он был мне замечательным возлюбленным, и муж из него получится чудесный. Ну, не вышло из него героя, и он до сих пор страшно из-за этого переживает. Но если на то пошло, мы поженимся, а в семейной жизни так уж ли важно подвиги совершать? Просто нужно время, чтобы он свыкся с этой мыслью, вот и все.

Расстались они рано утром. Скеледрус и его команда наотрез отказались от помощи Аматуса и Психеи, так что они сели в лодку, забрались на небольшую надстройку на палубе и помахали на прощанье руками Каллиопе и Слитгиз-зарду, которые затем ускакали на запад, а также Сильвии и Дику Громиле, направившимся на юг.

В первый день принц и его нянька направились к небольшому лагерю лесорубов, расположенному на юго-восточном берегу озера. По пути Аматус репетировал свою речь. Лодка скользила по волнам, на которых весело играли солнечные блики, но принц почему-то очень разволновался.

Но когда они сошли на берег, добрались до поселка и Аматус встал спиной к походной кухоньке лесорубов и окинул взглядом окрестности, то здесь, где величавые голубые сосны вздымались над зеленым мшистым подлеском, он вдруг почувствовал себя как дома. Принц бросил быстрый взгляд на Психею, она улыбнулась ему, и Аматус, воспрянув духом, обратился к лесорубам.

Начал он с того, что попытался внушить лесорубам, что те живут в Королевстве только потому, что у них есть король, но эта прелюдия ему самому тут же показалась дурацкой. Правда, Аматус отметил, что для Скеледруса первая фраза его речи прозвучала истинным откровением. Затем принц поведал собравшимся о землях, которых они никогда не видели, но могли никогда и не увидеть: о Загорье, о столице, о землях к югу от Железного озера, о Колокольном Побережье, о бескрайних пустынях на востоке и о Великих Северных Лесах, протянувшихся от Длинной Речной дороги до Железного озера. Принц постарался в красках описать, какими были эти края до нашествия Вальдо, а потом сообщил, что Вальдо захватил страну и разрушил столицу и что многим землям также грозит разорение.

Затем принц сказал о том, что скорее всего Вальдо почти наверняка двинет войска в эту сторону, потому что не такой он человек, этот Вальдо, чтобы забыть о землях, которые еще ему неподвластны. Принц ничего не обещал своим подданным, кроме крови, железа и огня, и ничего не предлагал, кроме жестокого выбора: пойти и найти все это или ждать, пока все это само их отыщет.

Когда Аматус закончил свою речь, все лесорубы, высоченного роста, с каменными мышцами, один за другим вышли вперед и дали принцу слово непременно прибыть на встречу И заверили Аматуса в том, что готовы ко всему, о чем он их попросит.

Принц разделил с лесорубами их скромную вечернюю трапезу, а они при этом ужасно стеснялись, но все же Аматусу удалось перекинулся парой слов с каждым.

К следующей стоянке пришлось добираться ночью, дабы воспользоваться попутным ветром. Ночь выдалась спокойная, и большая часть команды спала. Аматус и Психея долго не ложились, сидели на крыше кабинки, любовались звездами, луной и темной тенью лодки, скользившей по отражению небес.

Они долго молчали, а потом Аматус негромко проговорил:

– Только ты одна и осталась у меня.

– Верно.

– Знаешь, я бы с радостью остался получеловеком, лишь бы сберечь всех вас, и даже Мортис, хоть я ее и боялся, и даже Кособокого, который порой заставлял меня содрогаться от отвращения.

– Увы, выбирать тебе не приходится, принц Аматус. Никто из нас, знай он тому цену, не предпочел бы стать целым, но у нас нет иного выбора. Ты понимаешь, что станешь целым, когда уйду я…

– Физически целым – да. Но по Голиасу я тоскую даже теперь. И эта тоска – как незаживающая рана. Да и всех остальных мне недостает.

– И по мне ты тоже будешь тосковать. Это неизбежно, но так должно быть.

Дул ветер – не сильный, но ровный, и лодка рассекала сверкающие волны Озера Зимы почти бесшумно, только изредка еле слышно у борта плескала вода. Мимо проплывали величавые горные вершины, а дальше к северу возвышались заснеженные остроконечные пики, замыкавшие мир. Ясные звезды казались близкими. Аматус долго-долго, ни о чем не думая, наслаждался их светом и следил за тем, как опускается луна за западные горы.

Наконец он спросил у Психеи:

– Скажи, а кто-нибудь из вас знает о том, как вы уходите?

– Эту тайну каждый из нас уносит с собой, ваше высочество. Голиас умер при свете, побывав во мраке. Мортис умерла как тайна, которых была полна.

– А Кособокий?

– С отвращением и ненавистью, – холодно и равнодушно произнесла Психея.

Аматус снова долго сидел, слушал тихие всплески волн и шелест ветра, вдыхал влажный воздух, колыхавшийся над горным озером, спускавшийся с ледников и струившийся затем в долину Длинной реки. Было холодно, и лицо принца пощипывало.

– Люди Дика Громилы говорят, что его нашли с гирляндой из одуванчиков, которую ты сплела для него. Мне кажется, он любил тебя, или что-то вроде этого.

– Что-то вроде этого, – ворчливо отозвалась Психея. – Не все мы – твои друзья, принц. Ты уже знаешь: Мортис тебе другом не была. Голиас и я – пожалуй, да. А Кособокий… он был тебе не другом и не врагом. Он был тем, кем должен был быть.

Аматус вздохнул, но осмелился задать еще один вопрос:

– А ты можешь сказать мне, как уйдешь ты?

– Я была с вами много лет, ваше высочество. Когда меня не станет, вы станете целым.

С этими словами Психея встала и спустилась с кабинки вниз. Чуть погодя спустился и принц, лег, но еще долго не мог заснуть. Завтра ему предстояло говорить с лесорубами еще в трех лагерях, а на следующей день – в четырех, и только потом они должны были вернуться в крепость, к Палестрио.

В каждом поселке принца встречали одинаково. Люди готовы были подарить ему свою любовь и преданность. Не помни Аматус так ярко пылающий в огне пожарищ город и уничтоженное врагами за один-единственный день войско, на создание которого Седрик потратил столько лет, наверное, его сердце забилось бы радостнее и к нему вернулась бы надежда.