скачать книгу бесплатно
– Три, – сказал мистер Дизи, вертя в руках свою маленькую копилку. – Очень удобная штучка. – Смотрите. Вот сюда соверены. Тут шиллинги, полукроны, шестипенсовики. А сюда – кроны. Смотрите.
Он высыпал на ладонь два шиллинга и две кроны.
– Три двенадцать, – сказал он. – По-моему, это правильно.
– Благодарю вас, сэр, – отвечал Стивен, с застенчивою поспешностью собирая деньги и пряча их в карман брюк.
– Не за что, – сказал мистер Дизи. – Вы это заработали.
Рука Стивена, освободившись, вернулась снова к пустым ракушкам. Тоже символы красоты и власти. Толика денег в моем кармане: символы, запятнанные алчностью и нищетой.
– Не надо их так носить, – предостерег мистер Дизи. – Где-нибудь вытащите и потеряете. Купите лучше такую же штуковину. Увидите, как это удобно.
Отвечай что-нибудь.
– У меня она часто будет пустовать.
Те же место и час, та же премудрость: и я тот же. Вот уже трижды. Три петли вокруг меня. Ладно. Я их могу разорвать в любой миг, если захочу.
– Потому что вы не откладываете. – Мистер Дизи поднял вверх палец. – Вы еще не знаете, что такое деньги. Деньги – это власть. Вот поживете с мое. Уж я-то знаю. Если бы молодость знала. Как это там у Шекспира? «Набей потуже кошелек».
– Яго, – пробормотал Стивен.
Он поднял взгляд от праздных ракушек к глазам старого джентльмена.
– Он знал, что такое деньги, – продолжал мистер Дизи, – он их наживал. Поэт, но в то же время и англичанин. А знаете, чем англичане гордятся? Какие самые гордые слова у англичанина?
Правитель морей. Холодные, как море, глаза смотрели на пустынную бухту – повинна история – на меня и мои слова, без ненависти.
– Что над его империей никогда не заходит солнце.
– Ха! – воскликнул мистер Дизи. – Это совсем не англичанин. Это сказал французский кельт[79 - Первая из путаниц и небылиц Дизи: с изречением об империи, над которой не заходит солнце, не связано имени никакого «французского кельта». Изречение встречается уже у Геродота, где Ксеркс произносит его об империи персов; к английской империи его применяли многие.].
Он постукал своей копилкой о ноготь большого пальца.
– Я вам скажу, – объявил он торжественно, – чем он больше всего хвастает и гордится: «Я никому не должен».
Надо же, какой молодец.
– «Я никому не должен. Я за всю жизнь не занял ни у кого ни шиллинга». Вам понятно такое чувство? «У меня нет долгов». Понятно?
Маллигану девять фунтов, три пары носков, пару обуви, галстуки. Каррэну десять гиней. Макканну гинею. Фреду Райену два шиллинга. Темплу за два обеда. Расселу гинею, Казинсу десять шиллингов, Бобу Рейнольдсу полгинеи, Келеру три гинеи, миссис Маккернан за комнату, пять недель. Малая моя толика бессильна.[80 - Список кредиторов курьезно перемешивает жизнь автора и жизнь героя. Каррэн, Фред Райен, Рассел, Казинс, Келер, миссис Маккернан – реальные дублинцы, знакомые Джойса; Макканн и Темпл – знакомые Стивена, персонажи «Героя Стивена» и «Портрета» (хотя и у них есть прототипы – дублинцы: у Темпла – студент-медик Джон Элвуд, приятель Гогарти, у Макканна – близкий знакомый Джойса Фрэнсис Скеффингтон (1878–1916), филолог, позднее расстрелянный англичанами во время Пасхального восстания).]
– В данный момент нет, – ответил Стивен.
Мистер Дизи от души рассмеялся, пряча свою копилку.
– Я так и думал, – сказал он весело. – Но когда-нибудь вам придется к нему прийти. Мы народ щедрый, но справедливость тоже нужна.
– Я боюсь этих громких слов, – сказал Стивен, – они нам приносят столько несчастий.[81 - Громкие слова, которые нам приносят столько несчастий – выражение из рецензии Джойса «Ирландский поэт» (1902).]
Мистер Дизи вперил суровый взгляд туда, где над камином пребывали дородные стати мужчины в клетчатом килте: Альберт Эдуард, принц Уэльский.
– Вы меня считаете старым замшелым тори, – молвил его задумчивый голос. – Со времен О’Коннелла я видел три поколения. Я помню голод. А вы знаете, что ложи оранжистов вели агитацию против унии за двадцать лет до того, как этим стал заниматься О’Коннелл, причем попы вашей церкви его клеймили как демагога? У вас, фениев, короткая память.[82 - Тирада Дизи демагогична и неточна. Дэниэл О’Коннелл (1775–1847) – крупнейший деятель легальной борьбы Ирландии за независимость, получивший в стране имя Освободитель за достижение равных прав для католиков. Уния – законодательный акт 1800 г. о ликвидации Ирландского парламента. (Он был принят в самом Ирландском парламенте, подкупленном англичанами, и Джойс в лекции «Ирландия, остров святых и мудрецов» пишет об этом как о факте национального позора и деградации.) О’Коннелл боролся за отмену Унии, и католическая церковь нисколько не «клеймила» его. Ложи оранжистов – возникшие в конце XVIII в. агрессивные группы ольстерских протестантов, назвавшие себя в честь короля Вильгельма III Оранского, который разбил Якова II и окончательно закрепил английское покорение Ирландии; поздней оранжистами стали называть всех ирландских сторонников английского владычества. Голод – катастрофический голод 1846–1848 гг., уменьшивший за счет смерти и эмиграции население Ирландии почти на четверть. Фении (от Фианны, легендарной дружины воинов героя ирландских саг Финна Мак-Кула) – члены «Общества Фениев», террористической организации борцов за свободу Ирландии, основанной в 1857 г. В широком смысле так часто называли всех ирландских радикалов-республиканцев.]
Вечная, славная и благоговейная память. Алмазная ложа в Армахе великолепном, заваленная трупами папистов. При оружии, в масках, плантаторы хриплыми голосами дают присягу. Черный север и истинная голубая Библия. Берегись, стриженые.[83 - В сознании Стивена, как резкая отповедь, проходит цепь эпизодов, рисующих иной облик оранжистов. Откликом на короткую память фениев в уме у него звучит знаменитый оранжистский тост: «За вечную, славную и благоговейную память Великого и Доброго Короля Уильяма III, что избавил нас от папства, от рабства, от произвола властей, от медной монеты и от деревянных башмаков». Следующий эпизод – убийство католиков, собравшихся 21 сентября 1795 г. в Алмазной ложе города Армаха в Ольстере. (Армах – древняя столица и религиозный центр Ирландии, который называли «Армах великолепный».) Далее, плантаторы – протестанты, которым в XVI–XVII вв. обильно раздавали отобранные у католиков земли в обмен на присягу верности английскому трону. Протестантский Ольстер называли в Ирландии черным Севером за его службу английским интересам. Истинно голубые – шотл. пресвитерианцы XVII в., многие из которых участвовали в англ. колонизации Ольстера, обезземеливании и вытеснении католиков. «Берегись, стриженые!» – девиз, а также рефрен песен и баллад оранжистов, участвовавших в кровавом подавлении антианглийского восстания 1798 г. в графстве Вексфорд. Восставшие в большинстве носили короткую стрижку и были прозваны стрижеными. Тема восстания 1798 г. мелькает многократно в «Улиссе».]
Стивен сделал легкое движение.
– В моих жилах тоже кровь бунтарей, – продолжал мистер Дизи. – По женской линии. Но прямой мой предок – сэр Джон Блэквуд[84 - Джон Блэквуд (1722–1799) был противником Унии и отверг титул пэра, которым его пытались подкупить. Один из его потомков, Генри Н. Блэквуд Прайс (см. Реальный план), в 1912 г. писал Джойсу, что Блэквуд «умер, натягивая свои ботфорты, чтоб ехать в Дублин и голосовать против Унии». Таким образом, Джойс представляет здесь Дизи перевирающим события прямо наоборот.], который голосовал за Унию. Мы все ирландцы, все королевичи.[85 - Мы все ирландцы, все королевичи – пословица, намекающая на обилие в древней Ирландии мелких королевств, королей, а также королевских законных и незаконных отпрысков.]
– Увы, – сказал Стивен.
– Per vias rectas[11 - Прямыми путями (лат.).][86 - Per vias rectas – этот лат. девиз был также девизом колледжа Бельведер, где учились Джойс и Стивен.], – твердо произнес мистер Дизи. – Это его девиз. Он голосовал за Унию и ради этого натянул ботфорты и поскакал в Дублин из Нижнего Ардса.
Трала-лала, трала-лала,
На Дублин путь кремнист.
Деревенщина-сквайр в седле, лоснящиеся ботфорты. Славный денек, сэр Джон. Славный денек, ваша честь. День-денек… День-денек… Ботфорты болтаются, трусят в Дублин. Трала-ла-ла, трала-лала, трусят.
– Кстати, это напомнило мне, – сказал мистер Дизи. – Вы бы могли оказать мне услугу через ваши литературные знакомства. У меня тут письмо в газету. Вы не присядете на минутку, я бы допечатал конец?
Он подошел к письменному столу у окна, подвинул дважды свой стул и перечел несколько слов с листа, заправленного в пишущую машинку.
– Присаживайтесь. Прошу меня извинить, – сказал он через плечо. – Законы здравого смысла. Одну минутку.
Вглядываясь из-под косматых бровей в черновик возле своего локтя и бормоча про себя, он принялся тукать по тугим клавишам машинки, медленно, иногда отдуваясь, когда приходилось возвращать валик, чтобы стереть опечатку.
Стивен бесшумно уселся в присутствии августейшей особы. Развешанные по стенам в рамках, почтительно застыли изображенья канувших в Лету лошадей, уставив кверху кроткие морды: Отпор лорда Гастингса, Выстрел герцога Вестминстерского, Цейлон герцога Бофора, взявший Парижский приз в 1866 году. На седлах – легкие жокеи в чутком ожиданье сигнала. Он следил за их состязанием, поставив на королевские цвета, и сливал свои крики с криками канувших в Лету толп.
– Точка, – дал указание клавишам мистер Дизи. – Однако скорейшее разрешение этого важного вопроса…
Куда Крэнли меня привел, чтобы разом разбогатеть; таскались за его фаворитами средь грязью заляпанных бреков, орущих букмекеров у стоек, трактирной вони, месива под ногами. Один к одному на Честного Мятежника, на остальных десять к одному! Мимо жуликов, мимо игроков в кости спешили мы вслед за копытами, картузами и камзолами, и мимо мяснолицей зазнобы мясника, жадно всосавшейся в апельсин.[87 - Куда Крэнли… апельсин – воспоминание Стивена близко воспроизводит эпифанию XXXII (здесь и далее мы следуем нумерации, данной Ж. Обером во фр. издании: J. Joyce. Oeuvres. I. Bibl. de la Plеiade, 1982).]
Пронзительные крики донеслись с поля и трель свистка.
Еще гол. Я среди них, в свалке их борющихся тел, на турнире жизни. Ты хочешь сказать, тот маменькин сынок, заморыш со слегка осовелым видом? Турниры. Время при ударе дает отдачу, за удар ударом. Турниры, грязь и рев битв, застывшая предсмертная блевотина убитых, вопль копий, наживленных кровавыми человечьими кишками.
– Готово, – произнес мистер Дизи, вставая с места.
Он подошел к столу, скрепляя вместе свои листки. Стивен тоже поднялся.
– Я тут все выразил в двух словах, – сказал мистер Дизи. – Это насчет эпидемии ящура. Взгляните бегло, пожалуйста. Вопрос бесспорный.
Позволю себе вторгнуться на ваши уважаемые столбцы. Пресловутая политика невмешательства, которая столь часто в нашей истории. Наша скототорговля. Судьба всех наших старинных промыслов. Ливерпульская клика, похоронившая проект Голуэйского порта.[88 - Ливерпульская клика… порта. – В 1850-х гг. возник проект превращения гавани Голуэй на западе Ирландии в большой трансатлантический порт. Проект осуществлялся неудачно и был оставлен; слухи (не имевшие оснований) приписывали неудачу проискам ливерпульских судовладельцев, которым проект грозил конкуренцией. Тема проекта возвращается в эп. 16; Джойс также писал о нем с большим одобрением во время своего пребывания в Голуэе в 1912 г. (ит. очерк «Мираж аранского рыбака»).] Европейские конфликты. Перевозки зерна через узкие проливы. Завидная невозмутимость ведомства земледелия. Не грех вспомнить классиков. Кассандра. От женщины, не блиставшей добродетелью[89 - Женщина, не блиставшая добродетелью – как увидим ниже, Елена Прекрасная. Поэтому здесь – одна из Гомеровых аллюзий: Телемак, покинув Нестора, встречает вскоре Елену.]. Перейдем к сути дела.
– Я выражаюсь напрямик, вы согласны? – спросил мистер Дизи у читавшего Стивена.
Эпидемия ящура. Известен как препарат Коха. Сыворотка и вирус. Процент вакцинированных лошадей. Эпизоотии. Императорские конюшни в Мюрцштеге, Нижняя Австрия. Квалифицированные ветеринары. Мистер Генри Блэквуд Прайс. Любезное предложение беспристрастной проверки. Законы здравого смысла. Вопрос чрезвычайно важен. Взять быка за рога в прямом и переносном смысле. Позвольте поблагодарить за предоставленную возможность.
– Я хочу, чтобы это напечатали и прочли, – сказал мистер Дизи. – Вот увидите, при следующей же вспышке они наложат эмбарго на ирландский скот. А болезнь излечима. И ее лечат. Как пишет мне родственник, Блэквуд Прайс, в Австрии специалисты научились бороться с ней и надежно вылечивают. Они предлагают приехать к нам. Я пробую найти ходы в ведомстве. Сейчас попытаюсь привлечь газеты. Но всюду столько препятствий… столько интриг… закулисных происков, что…
Подняв указательный палец, он, прежде чем продолжать, погрозил им стариковато в воздухе.
– Помяните мои слова, мистер Дедал, – сказал он. – Англия в когтях у евреев. Финансы, пресса: на всех самых высоких постах. А это признак упадка нации. Всюду, где они скапливаются, они высасывают из нации соки. Я это наблюдаю не первый год. Ясно как Божий день, еврейские торгаши уже ведут свою разрушительную работу. Старая Англия умирает. Он быстро отошел в сторону, и глаза его засветились голубизной, оказавшись в столбе солнечного света. Он оглянулся по сторонам.
– Умирает, – повторил он, – если уже не умерла.
И крики шлюх глухой порой,
Британия, ткут саван твой.[90 - И крики шлюх… – У. Блейк, «Изречения невинности» (ок. 1803).]
Глаза его, расширенные представшим видением, смотрели сурово сквозь солнечный столб, в котором он еще оставался.
– Но торгаш, – сказал Стивен, – это тот, кто дешево покупает и дорого продает, будь он еврей или не еврей, разве нет?
– Они согрешили против света, – внушительно произнес мистер Дизи. – У них в глазах тьма. Вот потому им и суждено быть вечными скитальцами по сей день.
На ступенях парижской биржи златокожие люди показывают курс на пальцах с драгоценными перстнями. Гусиный гогот. Развязно и шумно толпятся в храме[91 - Торговцы в храме – Мф. 21, 12–13.], под неуклюжими цилиндрами зреют замыслы и аферы. Все не их: и одежда, и речь, и жесты. Их выпуклые медлительные глаза противоречили их словам, а жесты были пылки, но незлобивы, хотя они знали об окружающей вражде и знали, что их старания тщетны. Тщетно богатеть, запасать. Время размечет все. Богатство, запасенное у дороги, его разграбят и пустят по рукам. Глаза их знали годы скитаний и знали, смиренные, о бесчестье их крови.
– А кто нет? – спросил Стивен.
– Что вы хотите сказать? – не понял мистер Дизи.
Он сделал шаг вперед и остановился у стола, челюсть косо отвисла в недоумении. И это мудрая старость? Он ждет, пока я ему скажу.
– История, – произнес Стивен, – это кошмар, от которого я пытаюсь проснуться.[92 - «История – это кошмар…» – афоризм Стивена перекликается со словами французского поэта Жюля Лафорга (1860–1887): «История – это старый запутанный кошмар, который не догадывается о том, что лучшие шутки – самые короткие». Сходное выражение есть также у Маркса в работе «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта».]
На поле снова крики мальчишек. Трель свистка: гол. А вдруг этот кошмар задаст тебе пинка сзади?
– Пути Господни неисповедимы, – сказал мистер Дизи. – Вся история движется к единой великой цели, явлению Бога.
Стивен, ткнув пальцем в окошко, проговорил:
– Вот Бог.
Ур-ра! Эх! Фью-фьюйть!
– Как это? – переспросил мистер Дизи.
– Крик на улице[93 - «Бог… крик на улице» – вариация на тему библейского текста о Премудрости Божией: «Премудрость возглашает на улице, на площадях возвышает голос свой». Притч. 1, 20–21.], – отвечал Стивен, пожав плечами.
Мистер Дизи опустил взгляд и некоторое время подержал пальцами переносицу. Потом поднял взгляд и переносицу отпустил.
– Я счастливей вас, – сказал он. – Мы совершили много ошибок, много грехов. Женщина принесла грех в мир. Из-за женщины, не блиставшей добродетелью, Елены, сбежавшей от Менелая, греки десять лет осаждали Трою. Неверная жена впервые привела чужеземцев на наши берега, жена Макморро и ее любовник О’Рурк, принц Брефни. И Парнелла[94 - Чарльз Стюарт Парнелл (1846–1891) – крупнейшая фигура ирландской политики конца XIX в., харизматический лидер, деятель с драматической судьбой. Действуя энергично и успешно, он вплотную приблизился к осуществлению планов гомруля, т. е. самоуправления для Ирландии, достиг немалого сплочения нации и оживления национального сознания. Затем, однако, последовало крушение. Любовная связь Парнелла и миссис Кэтрин О’Шей привела к скандальному бракоразводному процессу; одновременно от него отступились политические соратники. Вскоре он заболел и в цвете лет скоропостижно скончался. Для Джойса его фигура всегда значила очень много. С детских лет Парнелл для него – образ национального героя, и ему было посвящено первое, что Джойс написал, – детское стихотворение, где он клеймил неверных Парнелловых сподвижников. Образ не потускнел и поздней – в 1907 г. Джойс пишет: «Парнелл – самый грозный из всех вождей, кому выпало водить ирландцев на бой»; в 1913: «Два величайших ирландца современной эпохи – Свифт и Парнелл». Перу его принадлежит и панегирик «Тень Парнелла» (1912), где Парнелл сравнивается с Моисеем, ведущим свой народ в землю обетованную (сквозной Джойсов образ, ср. эп. 7, 14). Здесь сошлись вместе важные внутренние темы Джойса – любовь, предательство, трагическая и жертвенная судьба крупной личности; и можно сказать, пожалуй, что Парнелл – одна из главных закадровых фигур романа. О нем говорится еще много раз, и в эп. 16 Джойс даже ухитряется связать его с темой странствий и возвращения, центральной мифологемой «Улисса» и «Одиссеи».] погубила женщина. Много ошибок, много неудач, но только не главный грех. Сейчас, на склоне дней своих, я еще борец. И я буду бороться за правое дело до конца.[95 - Последний исторический пассаж Псевдо-Нестора. Первое англо-норманнское вторжение в Ирландию предпринято было в 1169 г. Генрихом II по наущению не неверной жены Макморро, а самого Дермота Макморро (1135–1171), свергнутого короля Лейнстера. «Неверная жена» Деворгилла имела О’Рурка своим мужем, а Макморро – любовником, в противоположность речам Дизи. Эту его ошибку Джойс специально добавил при книжной публикации «Улисса», в «Литл ривью» Дизи говорил правильно.]
Право свое, волю свою
Ольстер добудет в бою.[96 - «Право свое…» – лозунг ольстерских противников гомруля, впервые брошенный в Англии лордом Рэндольфом Черчиллем (1849–1895) в борьбе против биллей Гладстона о гомруле.]
Стивен поднял руку с листками.
– Так, значит, сэр… – начал он.
– Сдается мне, – сказал мистер Дизи, – что вы не слишком задержитесь на этой работе. Вы не родились учителем. Хотя, возможно, я ошибаюсь.
– Скорее я ученик, – сказал Стивен.
А чему тебе тут учиться?
Мистер Дизи покачал головой.
– Как знать? Ученик должен быть смиренным. Но жизнь – великий учитель.
Стивен опять зашуршал листками.
– Так насчет этого… – начал он.
– Да-да, – сказал мистер Дизи. – Я дал вам два экземпляра. Желательно, чтобы напечатали сразу.
«Телеграф». «Айриш Хомстед».
– Я попробую, – сказал Стивен, – и завтра вам сообщу. Я немного знаком с двумя редакторами.
– Вот и хорошо, – живо откликнулся мистер Дизи. – Вчера вечером я написал письмо мистеру Филду, Ч. П.[12 - Члену парламента.]. Сегодня в гостинице «Городской герб» собрание Ассоциации скотопромышленников. Я его попросил огласить мое письмо в этом собрании. А вы попробуйте через ваши газеты. Это какие?
– «Ивнинг телеграф»…
– Вот и хорошо, – повторил мистер Дизи. – Не будем же терять времени. Мне еще надо написать ответ тому родственнику.
– Всего доброго, – сказал Стивен, пряча листки в карман. – Благодарю вас.
– Не за что, – отозвался мистер Дизи, принимаясь рыться в бумагах у себя на столе. – Я, хоть и стар, сам люблю скрестить с вами копья.
– Всего доброго, сэр, – повторил Стивен, кланяясь его склоненной спине.
Он вышел на крыльцо через открытые двери и зашагал под деревьями по гравийной дорожке, слыша звонкие голоса и треск клюшек. Львы покойно дремали на постаментах, когда он проходил мимо через ворота, беззубые чудища. Что ж, помогу ему в его баталии. Маллиган даст мне новое прозвище: быколюбивый бард.
– Мистер Дедал!
Нагоняет меня. Надеюсь, не с новым письмом.
– Одну минутку!
– Да, сэр, – отозвался Стивен, поворачивая обратно к воротам.
Мистер Дизи остановился, запыхавшись, дыша прерывисто и тяжело.
– Я только хотел добавить, – проговорил он. – Утверждают, что Ирландия, к своей чести, это единственная страна, где никогда не преследовали евреев. Вы это знаете? Нет. А вы знаете почему?[97 - Недопущение евреев в Ирландию – заключительная фантазия Дизи. В Ирландии были лишь те же антиеврейские меры, что и в Англии, включавшие изгнание евреев из страны в 1290 г. Как и в Англии, евреи появились в Ирландии вновь при Кромвеле, в середине XVII в.]
Лицо его сурово нахмурилось от яркого света.
