Плавание по Миссури

Еще через час мы подошли к Темному холму – острому, высокому массиву коричневого конгломерата из пемзы и глины, поднимающемуся от берега реки на высоту не менее пятисот футов. Проезжая здесь на пароходе «Красное Облако» в 1880 году, мы заметили большого горного барана почти на самой вершине, с любопытством смотревшего вниз на лодку. Один из членов нашей группы, Эли Гуардипи опустился на колено на палубе и, положив винтовку на поручень, тщательно прицелился в животное, прежде чем выстрелить. При звуке выстрела баран высоко подпрыгнул, упал на бок, а затем, перекатываясь, кувыркаясь, скользя, плюхнулся в реку. Пароход был немедленно остановлен, и большое кормовое колесо удерживало его до тех пор, пока баран не подплыл ближе, после чего матросы подняли его на борт. Это был великолепный и трудный выстрел, поскольку судно делало не менее двадцати миль в час. Если бы это удалось любому другому, я бы счел это простым везением, но об Эли и его меткой стрельбе я расскажу позже.

Миновав Тёмный холм и завернув за поворот, мы оказались у острова Паблос, названного в честь старого сотрудника Американской Меховой компании. Верхняя его часть представляет собой длинную и широкую песчаную отмель, но в нижней части заросли высоких и стройных хлопковых деревьев. Прямо ниже него находятся пороги Паблос. Когда мы вошли в них, я был так поглощен пейзажем на севере, что забыл указать пролив Сах-не-то, и «Хороший Щит» с сильным толчком сел на мель. Я надел болотные сапоги и, наконец, вывел её на более глубокую воду, хотя это было нелегко при таком быстром течении. От порогов мы быстро преодолели расстояние до Волчьего острова – почему и когда его так назвали, я так и не узнал. А потом, проплыв ещё пару миль, мы подъехали к устью ручья Стрелы и высадились на обед, проделав с рассвета шестнадцать миль.

Ручей Стрелы берёт начало в горах Хайвуд и на протяжении части своего русла протекает по глубокой и узкой долине, местами напоминающей каньон. В месте своего впадения в Миссури она образует широкую и красивую равнину, все дальше и дальше оттесняя старую реку на север, к холмам. Здесь есть прекрасная лесная роща вдоль края равнины, окаймляющей реку. Сразу за ней мы обнаружили развалины старого охотничьего домика – наполовину хижины, наполовину землянки. Там не осталось ничего, кроме камина и дымохода из дикого камня. С одной стороны от него возвышалась огромная груда костей, черепов и рогов бизонов, вапити, оленей и горных баранов. Не всё это было работой старых лесорубов, людей, которые снабжали пароходы топливом. Раньше они охотились, ставили капканы и облегчали себе жизнь. Много приятных вечеров они провели у старого камина после долгого рабочего дня. Они рассказывали множество историй о своих приключениях, глядя, как на раскаленных углях поджариваются жирные ребрышки с хрустящей корочкой.

После обеда Сах-не-то с довольно умоляющим, как мне показалось, видом заметила, что нашла в кустах несколько густо усыпанных бизоньими ягодами кустов.

– И ты хочешь их собрать? – спросил я. – Очень хорошо, тогда разобьем лагерь. Мы не будем торопиться с этим путешествием, даже если замерзнем где-нибудь внизу.

III

Поставив палатку и устроив лагерь, я вскинул ружьё на плечо и двинулся вверх по долине. Ручей был окаймлён тонкой каймой из хлопковых деревьев и ив, и некоторое время я бродил по его берегу в поисках признаков дичи. В русле ручья то тут, то там стояли лужи воды. Владельцы ранчо в бассейне реки Джудит уже давно отвели ручей Стрелы для орошения своих земель, и он больше не является полноводным, за исключением периода июньских дождей. В каждом из бочагов, к которым я подходил, было полно уток, крякв, белоголовок и чирков. Из кустов шиповника куропатки-самцы постоянно взлетали передо мной и снова садились, пролетев двести-триста ярдов. И вдруг из небольшой рощицы тополей выскочил одинокий белохвостый олень и помчался к холмам быстро, как только мог.

Я выстрелил в него дважды и уже собирался нажать на курок в третий раз, когда он сделал последний прыжок и замертво упал на дно оврага. Я не перерезал ему горло, так как по расположению пулевого отверстия понял, что у него было внутреннее кровотечение, и, вскрыв его, обнаружил, что я был прав. Сах-не-то услышала мои выстрелы и присоединилась ко мне; она была очень рада моему успеху. Я отрубил оленю голову, сначала отделив язык, а затем, взвалив тушу на плечи, мы вернулись в лагерь.

Это был небольшой олень, всего трехлетний, но он оказался очень тяжелым, и мне пришлось часто отдыхать, прежде чем мы добрались до палатки. Перед ней было подходящее дерево, и, просунув палку между ногами оленя, я поднял его на ближайшую ветку, подальше от земли.

Охотник никогда не почувствует себя в своей тарелке, пока не повесит кусок мяса в лагере. Здесь могут в изобилии водиться утки, куры и гуси, но чувство абсолютного удовлетворения никогда не наступит, пока олень или лось, баран или антилопа не закачаются на ветру на ближайшей ветке. Так, по крайней мере, мне казалось, и Сах- не-то тоже; у нас была «настоящая еда», ни-тап-и-вак-син, о которой она так мечтала. И тогда я почувствовал некоторую гордость от того, что убил оленя; за девятнадцать лет я ни разу не стрелял в бегущее животное, и все же уложил его двумя выстрелами. Возможно, своим успехом я был обязан прицелу Лаймана. Я никогда раньше ими не пользовался, но впоследствии опыт подсказывает мне, что промахнуться с ними почти так же трудно, как и попасть в цель.

Ужин был окончен, посуда вымыта, за плитой сложено много сухих дров. Сах-не-то зажгла фонарь и возобновила работу над парой мокасин, которые она вышивала узором в виде виноградной лозы из разноцветного бисера.

– Скажи мне, – спросил я, – почему этот ручей называется Ап-си-сак-та, ручей Стрелы?

– Это название было дано ему давным-давно, – ответила она, – древними из-за странной, очень странной вещи, которая там произошла. Давным-давно жила-была прекрасная молодая девушка по имени Ах-ве-Кас, Антилопа, дочь вождя. Она была столь же добра, сколь и красива, и очень трудолюбива. Ни у кого не было более белой дубленой кожи и более мягких кож, чем у неё. Неудивительно, что все молодые люди были её рабами и мечтали взять ее в жены. Но всем им она отвечала «нет» и оставалась со своими родителями, делая всё, что было в её силах, для их благополучия и счастья. Один за другим знатные люди, богатые мужчины из лагеря, делали предложения её родителям, они предлагали лошадей и другие богатства, но родители всегда спрашивали её, согласна ли она, а когда она отвечала «нет», то они не настаивали. Так девочка росла, год от года становясь всё красивее, и достигла зрелости. Говорят, что ее волосы, когда они не были заплетены, почти касались земли; что ее большие, ласковые глаза были как у олененка, глубокие и ясные, с выражением, которое я не могу точно описать, заставляли сердце мужчины бешено биться в груди. Она была высокой и стройной, но с округлой и грациозной фигурой. Она могла бегать, как олень, и плавать как выдра.

Однажды весной люди остановились на некоторое время лагерем где-то на этом ручье. Однажды из стойбища черноногих, расположенного далеко на севере, приехал молодой человек навестить своих родственников-пиеганов, и в тот же вечер отец Ах-ве-кас пригласил его прийти к нему в вигвам на пир. Молодая женщина поставила перед ним еду, взглянула ему в лицо и поспешно вернулась на свое место. Он лишь мельком взглянул в её прекрасные глаза и был так потрясён, что не мог есть. По этому взгляду оба поняли, что созданы друг для друга. После этого юный черноногий каждый день приходил в её вигвам и подолгу беседовал с ее отцом о северной стране, о деяниях его народа, об их войнах, охоте и приключениях. Но он никогда не заговаривал с ней, а она с ним; но если они смотрели друг на друга робко, стыдливо – как влюбленные, то что же в этом плохого?

Наконец, однажды молодой человек сообщил вождю, что завтра он вернётся к своему народу, «но, – продолжил он, – я скоро вернусь, ведя перед собой много лошадей».

Когда он выходил из вигвама, его рука каким-то образом встретилась с рукой девушки, и он легонько сжал ее; она, в свою очередь, сжала его руку, а затем прикрыла голову накидкой, стыдясь своей смелости.

– Интересно, – размышлял старик, – что он имел в виду, говоря, что скоро вернется, ведя перед собой много лошадей?

Ах-ве-кас была уверена, что она это знает, но ничего не ответила.

Самым настойчивым из всех ее поклонников был Черный Бизон, человек бешеного нрава и великий воин. Он был высок, широкоплеч, крупного сложения, обладал огромной силой и был столь же некрасив, сколь и силен.

Благодаря своим успехам на войне он стал очень богатым; ни у кого не было больше лошадей, ни у кого не было столько оружия, красивой одежды, шкур и мехов, чем у него. У него уже было две жены, которых он заставлял постоянно работать и которых жестоко избивал, когда что-то шло не так. И теперь он хотел, чтобы Ах-ве-кас стала его третьей женой. Почти ежедневно он посылал весточку ее отцу, предлагая за неё то одно, то другое, пока, наконец, посыльный не принес такое сообщение: «Так говорит Чёрный Бизон: возьми весь мой табун и что пожелаешь из остального моего имущества, и отдай мне взамен свою дочь».

Но, как и прежде, последовал ответ: – Нет, она тебе отказала».

Тогда Черный Бизон разозлился, избил своих жён и, обезумев, бросился вон из своего вигвама, сам не зная куда. Проходя по тропинке к реке, он встретил Ах-ве-кас и поднял руку, чтобы ударить её, и его лицо исказилось от ярости. Потом он передумал и крикнул:

– Итак, ты отказываешь мне; знай же, что ты всё равно станешь моей женой или умрешь.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Джеймс Уиллард Шульц, «Моя жизнь среди индейцев»