Километр за километром к себе. Как одно путешествие изменило жизнь

– Я чувствую, что мне суждено… Я имею в виду, я чувствую, что я была создана для… Я думаю, я пытаюсь сказать, что, по-моему, я должна подняться по Аппалачской тропе.

– Что это могло бы значить? – спросил Уоррен.

– Ну, когда я думаю о том, чтобы заняться чем-то еще, это просто кажется неправильным. Мысль о том, что мне не удастся пройти тропу, наполняет меня сожалением до такой степени, что эта боль съедает меня изнутри. Идея совершить пеший поход по Аппалачской тропе родилась еще три года назад, и с тех пор, как она пришла мне в голову, не проходит и дня, чтобы я не думала об этом походе. Мне кажется, не я выбрала идею подняться по тропе, а скорее она меня.

– Ах да, – сказал Уоррен, выглядя на удивление довольным, – значит, тропа – это призвание?

– Да… призвание, – ответила я.

Признавшись всем, включая саму себя, в истинной причине, по которой мне хотелось отправиться в поход, я наконец почувствовала себя хорошо. Немного безумно, но хорошо. Я почувствовала облегчение и задышала свободнее, зная, что могу быть честной. Тем временем Уоррен перестал задавать вопросы и начал причудливо напевать: «Тропа зовет, зовет, зовет, зовет тебя и меня». Затем, с более серьезным выражением лица, он выпрямился и оглядел присутствующих.

– Всем спасибо за ответы, – произнес он. – Они были очень…проницательными.

Затем, прежде чем завершить наше утреннее занятие, Уоррен еще раз умудрился посмотреть на меня, параллельно наблюдая за всеми остальными.

– Вам нужно знать, что тропа может изменить ваше сознание, и в будущем это произойдет, – добавил он. – Как только вы вернетесь из похода, ваша жизнь изменится. Если вы не готовы к подобным переменам, то стоит переосмыслить суть путешествий.

Затем Уоррен, с блеском и пониманием в глазах, издал озорной смешок, от которого зашевелился толстый живот, и, вытянув руку, а затем подняв ладонь вверх, он вывел нас на послеобеденную прогулку по Аппалачской тропе.

Безнадежность

Начало марта 2005 г.

Уникой-Гэп, Джорджия, на пути к горе Спрингер,

Джорджия – 82 км

Для путешественника, идущего в северном направлении, первые восемьдесят километров от юга Аппалачской тропы – новое начало, полное надежд, страхов и бабочек в животе. Тревога и предвкушение того, что ждет дальше, выражаются в дружеских улыбках, нервных разговорах и нескончаемых фотографиях. Километры накапливаются медленно, по мере того как люди привыкают к тропе и своему снаряжению, а сложность обучения проявляется каждый день, пока участники похода выясняют, как ставить палатки, вскрывать мозоли и существовать в дикой среде, полной неожиданностей. Для многих участников походов в северном направлении предгорья Северной Джорджии являются одновременно и самой счастливой, и самой сложной частью путешествия.

После трех дней, проведенных в Институте Аппалачской тропы, мне казалось, что я гораздо более подготовлена к походу, чем до приезда. Я чувствовала себя более спокойно, планируя запасы еды, ограничивая количество снаряжения, составляя бюджет и психологически готовясь к походу. Я все еще не была уверена в альтернативных методах организации похода, которые мы рассматривали на лекциях: таких как не брать с собой печку и не фильтровать воду из горных источников или ручьев. И в нестандартные варианты снаряжения, например, в использование брезента вместо палатки, мусорного пакета вместо дождевика или лыжных палок вместо трекинговых, мне тоже слабо верилось. Но самое главное – после окончания курса я точно знала, что к Катадин меня приведет не снаряжение, а сердце и голова. Еще одним преимуществом Института Аппалачской тропы было то, что там я нашла несколько хороших друзей. В частности, мы неплохо сблизились с Сарой и Дагом. Мое впечатление об этой паре и их крепкой привязанности друг к другу вгоняло меня в апатию. Но по мере прохождения семинара я чувствовала, что меня неудержимо тянет к их дружелюбным словам и теплоте их любви друг к другу. К концу трехдневного курса мы договорились отправиться в путь втроем, составив определенный план. Такое решение было принято в честь начала дружбы и ради сохранения нервной системы моей матери. План нашего путешествия можно было сравнить с несбалансированным «сальто-мортале». Существует всего три способа пройти Аппалачскую тропу:

1. Начать поход с горы Спрингер, штат Джорджия, и дойти до горы Катадин, штат Мэн, в северном направлении.

2. Начать с Катадин и пройти до Спрингера в южном направлении.

3. Или же начать где-то посередине и дойти либо до горы Спрингер, либо до Катадин, а затем вернуться к месту старта и пойти в противоположном направлении, чтобы завершить маршрут так называемым «смертельным прыжком».

Большинство туристов, выбирающих для путешествия третий маршрут, начинают с середины тропы, недалеко от Харперс-Ферри, Западная Виргиния. Мы же начали свой «сальто-мортале» в Джорджии, в восьмидесяти километрах к северу от горы Спрингер. Идея заключалась в том, чтобы, встретившись в начале марта, мы смогли пройти первые восемьдесят километров трекинга в обратном направлении. Теоретически на Аппалачской тропе нет правильного или неправильного маршрута, но в марте в штате Джорджия все обычно отправляются на север – все, кроме нас. Мы хотели пойти на юг, чтобы встретить как можно больше туристов, идущих с севера, и продолжить путешествие, взяв во внимание их ошибки. Чем больше потенциальных уроков мы получали, тем было лучше.

Десятого марта мы встретились с Сарой и Дагом на стоянке на полтора километра севернее горы Спрингер. Я собрала снаряжение, закинула его в машину, а затем забралась в их внедорожник, и мы вместе поехали вниз с горы. Уникой-Гэп находится всего в восьмидесяти километрах от Спрингер, но, чтобы добраться до пункта назначения, нам потребовалось два с половиной часа. До сих пор день был солнечным и прохладным, но в Уникой-Гэп длинные послеполуденные тени и возвышенная местность в совокупности дают низкую температуру и зверский ветер. Прежде чем мы вышли из машины, я достала из рюкзака всю запасную одеж ду и надела ее, чтобы согреться. В момент, когда я застегивала дождевик и поправляла рюкзак, мне послышался крик Сары. Она звала меня с опушки леса:

– Эй, Джен, иди посмотри на это!

Она нашла нашу первую белую полосу. Мне нравится в А.Т. то, что идиотам до нее не добраться. Белые прямоугольники размером два на шесть обозначают тропу через каждые сто метров. Мне не нужна была ни карта, ни компас; чтобы добраться до Мэна, нужно было лишь следовать белым значкам. Я подошла и с удивлением уставилась на простую белую полоску. С любопытством проведя кончиками пальцев по неровному прямоугольнику коры дерева, я заметила, что мои друзья уже в двадцати метрах. Я перешагнула через него, и именно тогда начался мой поход по Аппалачской тропе. Было 16:30, когда мы стартовали, и с учетом того, что было начало марта и мы находились в глубине горного хребта Блу-Ридж, нам оставалось всего полтора часа на дневном свете. Для опытного туриста расстояние и подъем, рассчитанные на первый день, не являлись бы большой нагрузкой, но я не привыкла идти с тяжелым и неудобным рюкзаком. У меня было такое чувство, будто у меня на спине здоровенный шестилетний ребенок, которого я поднимаю в гору.

Я старалась отвлечься от трудности восхождения. Оглядываясь по сторонам, я пыталась сосредоточиться на природной красоте, которая как бы являлась синонимом А.Т., но все, что меня окружало, – это голые деревья, дрожащие на ветру. Взглянув вверх, я почувствовала, как от пронизывающего ветра мои глаза начали слезиться. Поэтому я опустила голову вниз и уставилась на землю. Всю оставшуюся часть нашего подъема я сосредотачивала внимание на камнях и корнях, а также на белом паре, который появлялся при каждом выдохе. Нам потребовалось чуть больше часа, чтобы пройти 3,5 километра от Уникой-Гэп до убежища «Голубая гора». Трехсторонние деревянные укрытия являются частью культуры тропы. Такие пристанища расположены примерно через каждые шестнадцать километров, и днем туристы собираются в них, чтобы пообщаться, а ночью они служат укрытием для тех, кто не хочет ставить палатку. Заглянув в свое первое официальное убежище, я не была впечатлена. Доски пола выглядели грязными, а в стенах зияли дыры. Сара подошла ко мне сзади, положила руку на плечо и сказала:

– Думаю, стоит остановиться здесь, уже поздно ставить палатки. Надеюсь, здесь нет мышей.

Мыши? Я и не думала о том, что в приютах могут жить грызуны. К счастью, в «Голубой горе» было слишком много больших двуногих существ, чтобы я обращала внимание на маленьких четвероногих. Среди кучи спальных мешков и рюкзаков я обнаружила четырех девушек студенческого возраста, которые называли себя «персиками Джорджии». Так они проводили весенние каникулы. Даже их носики, торчащие из спальных мешков, выдавали, что они привлекательны, заметны и уже успели произвести неизгладимое впечатление на других туристов, особенно на Эскимо.

Эскимо – пенсионер с Аляски, который улегся прямо рядом с «персиками Джорджии». Он провел вечер, хвастаясь своим самодельным снаряжением и делясь любимыми техниками пеших прогулок с милыми студентками.

В лагере также находились двое молодых людей. Один из них был укутан в синий спальный мешок в углу убежища. Он носил зеленую лыжную маску, которая закрывала все его лицо, и когда Даг поставил свою сумку неподалеку от него, я услышала, как парень пробормотал ему что-то об инсулине и о том, что Даг должен сделать, если вдруг тот не проснется следующим утром. Другой парень был одет в темно-синий пуховик. Я заметила его, когда он выходил из лагеря с бутылкой воды в руке, и, схватив свою пустую бутылку, быстро побежала за ним.

Он остановился в двухстах метрах от убежища и присел над источником воды – небольшой лужицей, образованной подземным источником. С насосом в руках он тщательно фильтровал каждую каплю, стекающую в бутылку. Я наблюдала за ним с особым вниманием и уважением, ведь у меня не было ни насоса, ни йода, ни диоксида хлора, ни обеззараживателя, ни какого-либо другого приспособления для очистки воды. По совету Уоррена Дойла я решила, что можно пить из большинства источников на этом маршруте, не очищая воду. Но, глядя в неглубокую лужу, я начала сомневаться в этом. Не желая выглядеть глупо и при этом не имея возможности очистить воду, я отошла в сторону и подождала, пока молодой человек закончит, прежде чем попытаться набрать воду непосредственно из источника. Когда он встал, я мельком взглянула на него. Мне сразу бросились в глаза вьющиеся черные локоны, выбивающиеся из-под красной банданы, и недельная грубая щетина, заканчивающаяся прямо под полными щеками. Он поднял голову и, когда мы встретились взглядами, улыбнулся:

– Привет, меня зовут Мэтью.

– Я Джен.

– Первые сутки на тропе? – спросил он.

– Да, мы с друзьями только начали наше путешествие. Планируем пройти отсюда на юг, перегруппироваться, а потом отправиться на север.

– Круто. В таком случае, вероятно, это наша не последняя встреча.

Когда Мэтью ушел, я быстро набрала воды и включила налобный фонарик, чтобы подсветить дорогу обратно. Короткий разговор позволил мне переключить внимание. Мэтью был первым человеком, с которым я познакомилась на Аппалачской тропе, и это придало походу ощущение реальности. Было очень приятно встретить незнакомца и почувствовать с ним связь общей целью. К тому же я называла себя «тропоходцем». Мне нравилось, как это звучит.

Вернувшись в убежище, я установила туристическую газовую плиту и с нетерпением поставила на конфорку кастрюлю с мутной водой и макаронами в форме ракушек с сыроподобной массой. Температура на улице была гораздо ниже нуля, поэтому приготовление ужина заняло больше времени, чем ожидалось. Пока я смотрела на неподвижную воду с мыслями, когда же она закипит, мои пальцы онемели до боли. Через пятнадцать минут от воды пошел пар, но она все еще не бурлила, и, недотерпев, я решила, что лапша уже достаточно долго замачивается. Дрожащими руками я подняла кастрюлю, слила коричневую воду и, добавив сыр в виде оранжевой жижи, нелепо перемешала соус с макаронами.

Поднеся вилку ко рту, я попробовала получившееся блюдо. На вкус оно мне напомнило жидкий сыр и яичную скорлупу. Мне удалось проглотить лишь несколько макаронин, прежде чем ослабленный организм и ярко выраженный рвотный рефлекс дали о себе знать. Будучи все еще голодной и не зная, что делать с остатками еды, я с позором вернулась к водопою и выбросила их в ближайший куст. Погрузив кастрюлю в ручей, я попыталась отмыть сырный налет. Я прекрасно понимала, что не стоит так делать, но мне было настолько дурно и холодно, что я просто не нашла в себе сил поступить иначе. Подготовившись ко сну, я бросила сумку с едой и грязные кухонные принадлежности в рюкзак и прислонила его к стенке укрытия, а затем втиснула свою поролоновую подушку и спальный мешок между Сарой и Мэтью.

– Спокойной ночи, Джен, – сказала Сара.

– Спокойной ночи, – ответила я.

Затем, посмотрев на пустой спальный мешок рядом с ней, я спросила:

– А где Даг?

– Даг подвешивает рюкзак с едой на трос, чтобы до него не добрались медведи. Он должен вернуться с минуты на минуту.

– Ну, хорошо. Тогда увидимся с ним утром.

Я обращала внимание на металлические тросы, висевшие на дереве рядом с приютом, но понятия не имела, что они нужны для того, чтобы подвешивать на них еду.

Я сразу вспомнила о рюкзаке, полном еды и грязной посуды, который облокотила на одну из стен. До него с легкостью могли добраться мыши или, что еще хуже, медведи. Мне очень хотелось встретить медведя на тропе, но не в первую же ночь и не потому, что я сделала что-то не так. Мне было досадно оттого, что я не знала, как правильно готовить, мыть посуду и куда подвешивать еду. Простейшие бытовые задачи автоматически приобретали новый уровень сложности во время похода. Даже такие действия, как попить воды, найти место, где можно переодеться и выплюнуть зубную пасту, превратились в определенного рода препятствия.

Я чувствовала себя неподготовленной к первой ночи в таких условиях и была подавлена мыслью, что мне предстоит провести здесь несколько месяцев. Я пыталась заснуть, но не могла унять дрожь, а деревянные половицы были слишком жесткими, чтобы удобно на них расположиться. Пока я лежала на левом боку, у меня разболелось бедро, потом я перелегла на спину, затем разболелась и она. Когда я легла на правый бок, у меня онемела рука, затем я старалась лежать на животе, и боль от жестких деревянных досок заставила меня вновь перевернуться на бок. Я чувствовала себя цыпленком, замороженным в морозилке.

Тепло и мягкое сияние солнечных лучей, разбудивших меня на следующее утро, принесли долгожданное облегчение. Бо льшую часть ночи я провела, вглядываясь в темноту и ожидая восхода солнца. И когда первые утренние лучи заглянули под наш навес, все в убежище зашевелились. Одни разжигали печки, чтобы приготовить теплый завтрак, другие снимали еду с ближайших тросов и забирались в спальные мешки, чтобы полакомиться печеньками прямо в постели. Я не хотела готовить, не хотела приковывать внимание к тому, что мой пакет с едой лежит в рюкзаке рядом с убежищем, и, в отличие от четверки «персиков Джорджии», я не знала, как переодеться в спальном мешке. Последнее не имело большого значения, поскольку вся одежда уже была на мне. Я решила, что лучшим вариантом будет свернуть спальный мешок, засунуть его в рюкзак и отправиться в поход. Я повернулась к Саре, у которой на верхней губе были крошки от печенья.

– Эй! Думаю, мне пора отправляться.

– Хорошо, мы не будем слишком задерживаться. Но если вдруг нам не удастся тебя догнать, помни, ты не покинешь Спрингер без нас.

– Уверена, мы еще увидимся, – рассмеявшись, ответила я.

Затем, выскочив из приюта, я собрала рюкзак и отправилась в лес.

На второй день путешествия меня ждал сложный подъем, снежные хлопья и мучительная боль. Несмотря на то что я только отправилась в путешествие, у меня уже выработалась привычка. Спустя тридцать-сорок минут плечи начинали ныть, а руки неметь. Тогда я делала небольшой перерыв, снимала рюкзак и давала себе отдохнуть до момента, пока кровоснабжение не восстанавливалось. Затем я отправлялась в путь дальше. Не могу сказать, что рюкзак был безумно тяжелым: по моим подсчетам, вместе со снаряжением, едой и водой он весил, наверное, килограммов тринадцать, но, в отличие от большинства туристов, я никогда его не взвешивала. Вес был спорной темой среди путешественников. Те, у кого действительно тяжелые рюкзаки (более двадцати килограммов), несут их с гордостью, несмотря на боль в спине. Они медленнее ходят, но чувствуют себя выносливыми и готовыми ко всему. С другой стороны, туристы, путешествующие налегке, изо дня в день борются за то, чтобы уменьшить свой семикилограммовый груз на долю унции. Они ходят быстрее и получают меньше травм, но жертвуют комфортом в кемпингах. Я не относила себя ни к одной категории, и мой мозг говорил мне, что с таким рюкзаком можно легко справиться, но спина твердила обратное. Боль, пульсирующая в узких, костлявых плечах, была отчасти моей виной: вместо покупки нового рюкзака я отправилась в кладовку на нижнем этаже родительского дома и, порывшись в спальных мешках тринадцатилетней давности, нашла старый, который мой брат обычно брал в летний лагерь. Его выцветший серый цвет и потертый поясной ремень, конечно, не смотрелись гламурно, но, по крайней мере, у меня была возможность им воспользоваться.

Невозможно представить, что десять процентов людей сойдут с дистанции, не дойдя до границы Северной Каролины, а еще шестьдесят – не пройдя и половины пути.

За первые сутки на тропе мне повстречались двадцать пять-тридцать туристов, направлявшихся на север. Со всеми из них я здоровалась. Некоторые останавливались, чтобы поговорить, другие просто кивали и шли дальше. Невозможно представить, что десять процентов людей сойдут с дистанции, не дойдя до границы Северной Каролины, а еще шестьдесят – не пройдя и половины пути. И только один из четырех встреченных мною туристов с открытым ясным взглядом дойдет до конца маршрута. Думаю, большинство людей оценивают потенциальных участников похода по их телосложению, опыту и весу рюкзака, но я предсказывала их шансы на успех по выражению лица. Если человек улыбался во время снежных бурь и в голых лесах Северной Джорджии, неся на спине громоздкий рюкзак, я могла предположить, что он дойдет до Катадин. Если же он грубо здоровался, не поднимал глаз или бубнил себе что-то под нос, когда я проходила мимо, было понятно, что шансы у него невелики. По мере того как солнце заходило за горизонт, я встречала все меньше и меньше людей. Темнеющее небо означало, что большинство туристов уже ищут, где бы им переночевать, но мои друзья так меня и не догнали. В надежде, что Сара и Даг не так сильно отстают от меня, я решила передохнуть и дождаться их. Мы договорились, что, скорее всего, не будем проводить каждую ночь вместе во время путешествия в Спрингер, но мне казалось, что я еще не готова лечь в одиночестве.

Я присела поужинать на поваленное дерево. Готовить не хотелось, поэтому я заменила горячую еду энергетическим батончиком и смесью быстрого приготовления. Это безусловно было лучше, чем полусырая еда из кастрюли. Из-за низкой температуры мне пришлось облизывать батончик, как мороженое. Даг и Сара так и не появились после ужина. Поблизости не было ни одного убежища, и, с друзьями или без них, мне пришлось искать место, чтобы разбить палатку. Начав искать ровную поверхность, я услышала шаги позади себя. Повернувшись, увидела поднимавшихся Сару и Дага, и на меня нахлынула волна облегчения от осознания, что мне не придется ставить палатку в одиночку.

Вместе мы прошли еще сотню метров и наткнулись на импровизированный кемпинг. В его дальнем углу стояла одна темно-синяя палатка, но никаких признаков жизни она не выдавала. Мы втроем, уставшие и готовые остановиться, нашли два места на ровной поверхности неподалеку от тропы и приступили к установке. Я была более чем счастлива спать на земле после того, как накануне вечером без устали ворочалась на половицах убежища. Но меня расстроило то, сколько времени мы потратили на установку палатки. Дома я несколько раз практиковалась в ее установке, но сегодня из-за холода колья было невозможно воткнуть в мерзлую землю. Мои пальцы настолько онемели, что я едва могла расстегнуть молнию и завязать узлы. Наконец спустя тридцать минут я закончила устанавливать палатку: конструкция была кривой, а ткань, образующая стены, провисла. Я подошла к Саре и Дагу, чтобы пожелать доброй ночи. Пока мы разговаривали о прошедшем дне и обсуждали план на утро, из той самой палатки в углу кемпинга послышался шорох. Мы наблюдали за тем, как синяя от дождя накидка медленно открылась и из нее показалась красная шерстяная шапочка. Молодая женщина с темными волосами и бледным лицом смотрела на нас красными заплаканными глазами.

– Я лишь хотела посмотреть, кто здесь, – сказала она.

А затем так же быстро, как и появилась, красная шапочка исчезла, и накидка вновь оказалась застегнутой. Только когда я забралась в спальный мешок и наступила ночь, я расслышала ее приглушенные всхлипывания и надрывные звуки, разносимые ветром.

Почему она плакала? Может быть, она была напугана или чувствовала себя одиноко? Или же ей было холодно? (Иногда мне тоже хотелось плакать из-за этого собачьего холода, но я понимала, что мои слезные протоки просто-напросто замерзли.) Я подумала, не окажется ли она одной из тех десяти процентов, что сойдут с тропы в течение первой недели. Затем пришло осознание, что, судя по статистике, только один из нас четверых в кемпинге закончит маршрут. Это пугало.

Я никак не могла уснуть, мне очень хотелось помочь своей малознакомой соседке. Возможно, ей нужен был совет, или слова поддержки, или физическая помощь: я не понимала, что именно могу сделать для нее. Неужели Сара и Даг не слышат ее плача? Почему они ничего не делают? В обществе принято позволять людям горевать в одиночку, особенно если ты не знаешь человека. Но на этом далеком и безжизненном склоне горы жестоко позволять кому-то плакать в одиночестве, учитывая то, как близко мы находимся. В итоге я так и не смогла перебороть себя и смириться с ее всхлипами и, когда ее сопение стало тише, тихонько помолилась за нее. Я решила, что в своем дальнейшем путешествии буду стараться помогать людям, которые испытывают трудности, независимо от того, знакомы мы или нет.

Магазин товаров для активного отдыха и хостел в Нилс-Гэп были первыми более-менее цивилизованными местами, повстречавшимися на Аппалачской тропе. Расположенный в тридцати двух километрах от моей точки отправления и в сорока восьми к северу от южной оконечности маршрута, магазин с туристическим снаряжением наживался на походниках с тяжелеными рюкзаками и больными ногами. Тем временем хостел обслуживал туристов, которым после нескольких дней пути не хватало кровати и душа. Удивительно, но на данный момент ничего из этого меня не привлекало. При этом я решила по максимуму использовать проточную воду и наконец поесть за одним из общих столиков, расположенных на улице для посетителей.

Уже третий день мне приходилось готовить, что приносило мало удовольствия. Меня ужасала мысль, что всю дорогу до Мэна придется заниматься готовкой, уборкой и давиться холодной кашей. Тем не менее я снова положила макароны в воду и стала ждать, пока они разварятся. Через несколько минут пришли Сара и Даг и тоже принялись за готовку. Обсуждая первую ночь, проведенную в палатках, мы сошлись во мнении, что там удобнее спать, чем в убежищах, поскольку в них теплее, меньше слышен храп и нет приставучих мышей. Убедившись, что макароны сварились, я добавила в них сыр и впервые за двое суток насладилась теплой и полностью приготовленной едой. Съев всю кастрюлю, я тут же почувствовала сытость и одновременно вздутие живота. Когда я собралась уходить, мне с трудом удалось закрепить поясной ремень на талии.

Поскольку Сара и Даг еще не закончили обедать, я решила отправиться в путь без них. Мне нравилось то, что рядом есть друзья, но все же я планировала продолжить поход в одиночку после того, как мы доберемся до горы Спрингер. То, что на протяжении всего пути я должна была быть привязана к одной и той же группе, ограничивало меня.

Со временем путешествие по тропе становилось именно таким, каким я его себе представляла. Мне нравилось знакомиться с новыми людьми, приобретать навыки, совершая ошибки, и чувствовать себя самостоятельной. После трех дней, проведенных на тропе, я ощущала свою независимость больше, чем когда-либо. Я полностью отвечала за свои решения и собственное благосостояние. Меня одновременно переполняли чувства страха и неимоверной силы.

За Нилс-Гэп тропа повернула прямо к Кровавой горе. Это был самый длинный и трудный подъем за первые восемьдесят километров. В этот момент повышенная возбудимость организма и съеденная кастрюля макарон сыграли со мной злую шутку. Я быстро побежала в лес и, скрывшись из виду, несколько минут просидела на корточках с болью и дискомфортом, держа в руке еще не распакованный рулон туалетной бумаги. Застыв в этой незамысловатой позе, я приняла факт, что именно так будет выглядеть моя реальность в ближайшие несколько месяцев; она будет слишком далека от домашнего комфорта и мягкого туалетного стульчака. Но несмотря на непривычность рутинных дел, по возвращении из леса я чувствовала себя намного легче и увереннее. Мне удалось преодолеть еще одну реальность тропы. К сожалению, матушка-природа решила закрепить мои новые навыки спустя километр, а затем еще раз в нескольких сотнях метров от вершины Кровавой горы. Из-за того что мне пришлось часто уходить в лес, я ощущала усталость и дискомфорт, но, отправившись туда в последний раз, я сделала отличную фотографию. Было смешно от мысли, что я, вероятно, единственный участник похода, сфотографировавшийся именно здесь. Потом, поразмыслив, я решила, что мне нравится ходить в туалет там, где никто и никогда не бывал. В конце концов, в таких местах вероятность подхватить какую-то заразу уменьшается.