Женский портрет

– Пожалуй, нет. Впрочем, натура у нашего лорда чрезвычайно тонкая, а потому, вероятно, у него нередко случаются приступы хандры. Ежели о человеке его возможностей часто повторяют, что несчастным он не выглядит, это о чем-то говорит.

– А по-моему – нет.

– Возможно, – пожал плечами кузен, – и все же при подобных обстоятельствах Уорбертон просто обязан быть несчастным.

После обеда Изабелла провела часок с дядюшкой на лужайке. Старик сидел с непременной шалью на коленях, прихлебывая слабый чай из большой чашки. Во время беседы он невзначай поинтересовался мнением племянницы об их госте.

– Очаровательный джентльмен! – не задержалась с ответом та.

– О да, человек он превосходный, и тем не менее не советую вам в него влюбляться.

– Не стану. Ежели в кого и влюблюсь – то лишь по вашему совету. Кстати, кузен сообщил мне о нем довольно печальные подробности.

– Неужели? Не знаю, что сказать по этому поводу, однако Ральф – тот еще пустослов.

– Ему кажется, что лорд то ли слишком настроен на ниспровержение основ, то ли наоборот – недостаточно. Честно говоря, я его не совсем поняла.

Старик медленно покачал головой, улыбнулся и поставил чашку.

– Вот и я не разберусь. Уорбертон заходит слишком далеко, а с другой стороны – возможно, останавливается на полпути. По-моему, он намерен изменить многое, только не себя. Неудивительно, хотя и непоследовательно.

– О, надеюсь, он сам не переменится, ежели не хочет, чтобы друзья тосковали о том, кем он когда-то был.

– Ну, – вздохнул мистер Тушетт, – я все же полагаю, наш лорд себя сохранит и по-прежнему будет нас занимать, иначе мы здесь, в Гарденкорте, и вправду заскучаем. Он всегда заставляет меня улыбнуться, да, пожалуй, и сам развлекается. В обществе сейчас подобных людей немало; модное течение! Уж не знаю, чего они хотят добиться. Возможно, революции? Ежели так, надеюсь, что они отложат свой замысел до той поры, когда меня не станет. Они и в самом деле желают ниспровержения устоявшихся порядков, а ведь я – довольно крупный землевладелец и не хочу быть ниспровергнутым. Жаль, не подозревал, что здесь будут царить этакие настроения, иначе ни за что в Британию не переехал бы, – усмехнулся старик. – Я ведь почему сюда подался? Считал Англию страной безопасной. Однако замыслы радикалов в части коренных изменений – всего лишь обман. Ежели вдруг удастся подобные перемены протолкнуть – очень многие будут разочарованы.

– А я рассчитываю на революцию! – воскликнула Изабелла. – Вот будет здорово!

– Так-так-так… – улыбнулся старик. – Уж подзабыл: вы стоите за старые порядки или все же за перемены? Высказываетесь вы то за одно, то за второе.

– Я поддерживаю и ту и другую стороны. Наверное – всех понемножку. Ежели начнется революция, я, верно, стеной встану за роялистов. Они вызывают больше симпатии; такие изысканные, такие живописные!

– Не совсем понимаю, что вы имеете в виду под живописностью, однако вам она, похоже, как раз и свойственна.

– Ах, милый дядюшка! Вашими бы устами… – перебила его Изабелла.

– Боюсь, у вас в ближайшее время не будет возможности гордо отправиться на гильотину, – продолжил мистер Тушетт, – разве только останетесь здесь надолго. Видите ли, когда дойдет до дела, наши революционеры скажут, что их неверно поняли.

– О ком вы говорите?

– Например, о лорде Уорбертоне и его друзьях – радикалах из высших слоев общества. Впрочем, это лишь мое мнение. Они кричат на всех углах о переменах, однако не вполне осознают смысл своих воззваний. Мы с вами знаем, что значит жить в демократическом обществе. Я всегда считал жизнь при подобной формации благополучной – а с другой стороны, просто-напросто к ней привык. Я ведь не лорд, а вот вы – настоящая леди, моя милая. Боюсь, до наших революционеров не доходит суть. Демократические институции присутствуют с тобою ежедневно и ежечасно, и вряд ли наши господа посчитают подобный уклад более удобным, чем нынешний. Ежели желают попытаться – что ж, дело их, но полагаю, сильно стараться они не станут.

– Но… вдруг их устремления искренни?

– Они убеждают себя в собственной искренности, однако все это лишь в теории. Радикальные взгляды для поборников перемен – своего рода развлечение. Им надобно чем-то себя занять, и они вполне могут придумать нечто еще более серьезное. Видите ли, наши господа купаются в роскоши, а прогрессивные их идеи – роскошь нравственная. Можно чувствовать себя человеком высокой морали и в то же время не наносить ущерба своему положению. А уж о положении они никогда не забывают, и не верьте, когда вас убеждают в обратном. Ежели кто-то и в самом деле поставит его под угрозу – такого человека быстро остановят.

Изабелла внимательно прислушивалась к четким и точным рассуждениям дядюшки. Будучи не слишком знакомой с духом британского аристократического общества, она все же находила доводы старика соответствующими ее собственным представлениям и тем не менее сочла необходимым вступиться за Уорбертона:

– Не думаю, что лорд Уорбертон – обманщик. Как другие – не могу сказать. Было бы интересно подвергнуть его испытанию.

– Избавь меня бог от друзей! – ответил мистер Тушетт. – Лорд – прекрасный молодой человек, очень хороший человек. Он имеет сто тысяч дохода в год, владеет пятьюдесятью тысячами акров земли маленького островного государства и прочим имуществом, например – шестью домами. Имеет насиженное место в парламенте, как я – за своим обеденным столом. У него изысканный вкус в литературе, в искусстве, в науке, в очаровательных молодых женщинах. Пожалуй, самое элегантное увлечение – новые взгляды, и оно доставляет нашему лорду самое большое удовольствие, кроме, пожалуй, юных леди. Его старинный дом – Локли – весьма интересен, хотя, на мой взгляд, ему не сравниться с нашим. Впрочем, что с того? У него есть еще пять. Насколько могу судить, воззрения Уорбертона никому вреда не причиняют, а уж ему самому – тем паче. Не дай бог начнется революция – его она вряд ли серьезно затронет. Уорбертона здесь слишком любят.

– О, мучеником он не станет, как бы ни желал, – вздохнула Изабелла. – Положение у него и вправду непростое.

– Не станет, ежели вы не приложите к этому руку.

Изабелла покачала головой с легким оттенком грусти, что могло бы насмешить стороннего наблюдателя.

– Никогда в жизни никого не превращу в мученика.

– Надеюсь, и сами мученицей не станете, – добавил мистер Тушетт.

– Надеюсь… Выходит, вы не жалеете лорда Уорбертона по примеру Ральфа?

Старик бросил на нее проницательный взгляд.

– На самом деле – жалею.

Глава IX

Две сестры лорда, мисс Молинье старшая и младшая, вскоре прибыли с визитом в Гарденкорт. Найдя внешности обеих дам весьма своеобразными, Изабелла сразу прониклась к ним симпатией. Поделившись своим наблюдением с кузеном, получила ответ, что ни о каком своеобразии говорить невозможно, ибо в стране найдется не менее пятидесяти тысяч женщин, в точности напоминающих дам Молинье. Сочтя их наружность вполне типической, и о той и о другой мы сказали бы: нежны, застенчивы, с глазами, подобными декоративным прудикам, какие устраивают в цветниках.

Изабелла решила, что гостьи, возможно, и не слишком впечатляют, но, во всяком случае, не болезненны, как нередко бывает в аристократических кругах. Она сочла это большим преимуществом, ибо имелись примеры для сравнения: вспомнилась пара-тройка подруг детства, довольно-таки слабых здоровьем, что не добавляло им очарования, да и сама Изабелла порой подозревала за собой многочисленные недуги. Обе мисс, хоть и не первой молодости, обладали хорошим цветом лица и несколько детскими улыбками. Напомним, что их спокойными прозрачными глазами круглой формы наша героиня восхитилась сразу, а также отметила приятной округлости женские стати. Для визита сестры выбрали одинаковые наряды – жакеты из ангорского плюша.

Обеих дам переполняла доброжелательность, которую они, пожалуй, немного стеснялись выказывать, и, очевидно, слегка побаивались нашу юную леди, прибывшую с другого конца света; обе более улыбались, чем вступали в беседу. Впрочем, и одна и другая мисс Молинье выразили надежду на ответный визит Изабеллы в их дом в Локли, где они и жили втроем с братом. «Теперь будем видеться часто», – говорили они и спрашивали, не останется ли мисс Арчер у них как-нибудь на ночь. Двадцать девятого числа в Локли ждали гостей – возможно, Изабелла также приедет?

– Боюсь, ничего особенного не будет, – застенчиво сказала старшая из сестер, – однако, надеюсь, вы примете нас такими, какие мы есть.

– Ничего особенного и не нужно – я нахожу вас совершенно очаровательными, – ответила Изабелла, никогда не скупившаяся на комплименты.

Дамы смущенно зарделись.

После их отбытия Ральф заметил: ежели кузина будет осыпать бедных девушек подобными похвалами, они, чего доброго, решат, что над ними насмехаются, ведь очаровательными их вряд ли когда называли.

– Ничего не могу с собой поделать, – пожала плечами Изабелла. – По-моему, в их спокойствии, рассудительности и удовлетворенности жизнью присутствует подлинное очарование. Я хотела бы быть такой же.

– Боже упаси! – воскликнул Ральф.

– Я не то имела в виду: просто хотела бы перенять их манеру. Интересно, каковы они у себя дома?

Через несколько дней она имела удовольствие получить ответ на свой вопрос, когда посетила Локли с Ральфом и тетушкой. Обе мисс Молинье, одетые по случаю в черный полубархат, сидели в просторной гостиной (вероятно, одной из нескольких), обитой неярким ситцем. В домашней обстановке сестры понравились Изабелле даже больше, чем первый раз, в Гарденкорте. Она вновь отметила, насколько женщины пышут здоровьем. При первой встрече несколько медлительный их ум показался ей единственным недостатком; теперь же наша героиня решила, что обе способны на глубокие чувства. До ленча она на некоторое время осталась с сестрами наедине, пока лорд Уорбертон беседовал с миссис Тушетт в другой части гостиной.

– Верно ли, что ваш брат – неисправимый радикал? – спросила Изабелла.

Ответ ей и без того был уже известен, однако наша юная леди живо интересовалась свойствами человеческой натуры, а потому решила разговорить сестер.

– Боже, как вы правы! Совершенно неисправимый, – ответила Милдред, младшая из двух.

– И в то же время – чрезвычайно разумный человек, – добавила старшая.

Изабелла задержала взгляд на лорде; тот явно старался расположить к себе супругу старого банкира. Ральф тем временем ласкал простодушно заигрывающую с ним собаку, устроившись у пылающего камина – по августовским погодам источник тепла в огромных залах старинного дома был явно не лишним.

– Полагаете, лорд Уорбертон искренен в своих взглядах? – улыбнулась Изабелла.

– О, разумеется! – живо отозвалась Милдред, старшая же из сестер промолчала.

– Значит, он выдержит испытание?

– Испытание?

– Ну, например, ему предложат расстаться с этим прекрасным домом…

– Расстаться с Локли? – наконец подала голос старшая сестра.

– О да – и с другими домами тоже. Кстати, как они называются?

Сестры обменялись едва ли не испуганными взглядами.

– Вы хотите сказать… хотите сказать – из-за лишних расходов? – пробормотала Милдред.

– Возможно, он сдал бы один или два дома арендаторам, – предположила старшая.

– Без всякой оплаты, – уточнила Изабелла.

– Не могу себе такого представить.

– Так, значит, он – притворщик! – немедленно откликнулась наша героиня. – Не кажется ли вам, что его положение крайне двусмысленно?

Сестры совсем растерялись.

– Его положение? – пролепетала старшая.

– Положение нашего брата очень почетное, – пришла на выручку младшая. – В этой части графства – самое что ни на есть высокое.

– Не сочтите меня упрямой, – вставила Изабелла, – однако вы наверняка питаете уважение к лорду Уорбертону и даже его немного побаиваетесь?

– Как можно не уважать родного брата? – бесхитростно ответила старшая сестра.

– Судя по вам, его ближайшим родственницам, он – человек весьма достойный.

– Достойный и добрый. О многих его хороших поступках никто и не подозревает.

– Его доброта всем известна, – добавила Милдред, – и даже считается едва ли не чрезмерной.

– О, понимаю… – сказала Изабелла. – И все же на его месте я стояла бы насмерть за свои права – ведь они дарованы ему заслугами предков.

– Наша семья издавна придерживалась либеральных взглядов, – мягко возразила Милдред.

– Да-да, – кивнула Изабелла, – насколько знаю, вы в этом преуспели и вам подобные воззрения по душе. Кстати, вы увлекаетесь вышивкой?

После ленча лорд Уорбертон провел ее по дому. Изабелла и не сомневалась, что увидит картину славного прошлого. Внутри жилище Уорбертонов со временем подверглось изменениям, а потому некоторые свидетельства истории были утрачены. Другое дело – вид из сада: здесь перед взором нашей героини предстало крепкое сооружение мягкого и глубокого серого цвета, над которым вдоволь поработали английские ветра. Дом окружал широкий ров со стоячей водой – словом, жилище производило впечатление средневекового замка. День выдался прохладный и пасмурный; уже давали о себе знать первые признаки осени. Неуверенные лучи солнца ложились на стены тусклыми размытыми пятнами, словно намеренно подсвечивая самые старинные и наиболее пострадавшие от времени части кладки.

К ленчу появился и викарий, брат лорда. Изабелле он уделил пять минут – вполне достаточно, чтобы наша героиня попыталась обнаружить в нем славный дух английской церкви – и не преуспела. Викарий отличался крепкой мускулистой фигурой, простодушным честным лицом, недюжинным аппетитом и склонностью к едва ли не беспричинным взрывам смеха. Позднее Ральф сообщил Изабелле, что, до того как принять сан, викарий был могучим борцом – и до сих пор, от случая к случаю, в основном в семейном кругу, мог положить на лопатки кого-нибудь из прислуги. Нашей юной леди он понравился; собственно, в этот день ей нравилось все без исключения, однако же хотелось думать о викарии как об источнике духовной благодати.

После ленча все направились в сад, и лорд Уорбертон словно невзначай задержал гостью.

– Хотелось, чтобы вы посмотрели мое владение как следует, а светская болтовня вам этого сделать не позволит.

Впрочем, лорд не столь вдавался в древнюю историю Локли (хоть и рассказал немало любопытного), сколько обращался к темам более личным – как для юной леди, так и для самого себя. И все же, взяв небольшую паузу, снова вернулся к своему дому:

– Очень рад, что вам приглянулась моя старая хижина. Жаль, вы не останетесь подольше, иначе мы обошли бы ее всю. Кстати, сестрам вы пришлись по душе – возможно, вас это побудит заглянуть к нам снова.

– Приехала бы и без того, – вздохнула Изабелла, – однако, боюсь, все в руках тетушки.

– Уж позвольте, пардон, вам не поверить. Мне сдается, что вы вольны поступать так, как вам угодно.

– Сожалею, ежели у вас создалось подобное впечатление. На мой взгляд, оно говорит обо мне не лучшим образом.

– И тем не менее дает надежду.

– Надежду? На что же?

– На то, что в будущем буду видеть вас чаще.

– А! Для этого мне ведь большой свободы и не требуется.

– Разумеется, нет; однако ваш дядюшка меня, пожалуй, недолюбливает.

– Вы ошибаетесь, милорд. Дядюшка говорит о вас в самых превосходных тонах.

– Счастлив, что вы обо мне беседуете, и все же не уверен в желании мистера Тушетта часто принимать меня в Гарденкорте.

– Ну, за вкусы дядюшки я отвечать не могу, – возразила наша героиня, – однако его предпочтения уважаю. Впрочем, лично мне будет приятно вас видеть.

– Подобные слова я и хотел услышать и совершенно ими очарован.

– Выходит, вас несложно очаровать, милорд?

– Не сказал бы. – Уорбертон на миг остановился. – Тем не менее вы меня очаровали, мисс Арчер.

Его тон Изабеллу напугал – такой она слышала в жизни не раз. Уж не прелюдия ли к серьезному разговору? Продолжения она пока не желала, а потому ответила как могла беспечно и быстро, затратив лишь миг, чтобы перебороть волнение:

– Боюсь, все же к вам я вряд ли еще приеду.

– Никогда?

– Ну, «никогда» – это слишком отдает патетикой.

– Могу ли я нанести вам визит на следующей неделе?

– Разумеется! Что же вам может помешать?

– Серьезных препятствий нет, однако с вами никогда нельзя быть уверенным. Честно говоря, у меня складывается впечатление, что вам свойственно взвешивать своих знакомых на весах.

– Ну, вам это нисколько не повредит.

– Вы очень добры; однако, ежели и так, отношусь с опаской, когда меня подвергают строгому суду. Стало быть, миссис Тушетт собирается увезти вас за границу?

– О да, надеюсь.

– Так Англия для вас недостаточно хороша?

– Каверзные вы задаете вопросы, милорд! Стоит ли на них отвечать? Впрочем, нет: я просто хочу увидеть столько стран, сколько получится.

– Значит, бедную Англию будут сравнивать с иными землями?

– Разумеется. Я рассчитываю получить от подобного сравнения удовольствие.

– Не сомневаюсь, что эта привычка доставляет вам наслаждение. И все же ваши намерения остаются для меня тайной, – вздохнул лорд. – Планы у вас, как видно, большие, а вот цели мне неясны.

– Польщена, что вы придумали насчет меня целую теорию, однако совершенно напрасно. Каждый год не менее пятидесяти тысяч моих соотечественников пускаются в путешествия. Что же загадочного в их целях? Каждый желает развить свой ум новыми впечатлениями – вот и все.

– Так ли уж вам это необходимо, мисс Арчер? Ваш ум и без того остер до чрезвычайности. Вы столь умны, что смотрите на нас свысока; возможно, даже и с презрением.

– С презрением? Да вы смеетесь, – серьезно возразила Изабелла.

– Вы ведь почитаете нас забавными – а это то же самое. Во-первых, мне не хочется выглядеть в чужих глазах забавным, во-вторых, ничего подобного нет и в помине. Так что протестую.

– Ваш протест сам по себе забавен, – улыбнулась Изабелла.

Лорд ненадолго замолчал, а затем продолжил:

– Вы судите со стороны, вам нет дела до того, что здесь происходит. Вам требуется лишь развлечься.

Изабелла вновь расслышала в его тоне странные нотки, только теперь к ним примешивалась горечь – настолько острая и неожиданная, что наша героиня испугалась: не обидела ли она собеседника? Ей частенько приходилось слышать об англичанах как о людях весьма эксцентричных, а один остроумный писатель даже говорил, что, в сущности, британцы в глубине души – чистейшей воды романтики. Неужто в Уорбертоне сейчас проснулся романтизм? Не устроит ли он театральную сцену прямо в собственном доме, при третьей всего лишь их встрече? Впрочем, Изабелла быстро себя успокоила: манеры у него самые утонченные, хоть он ненароком и перешел некоторые пределы, выражая восхищение юной леди, доверившейся его гостеприимству. В прекрасном воспитании лорда наша героиня была убеждена не без оснований – он засмеялся и вновь заговорил уже без всякого следа смутившего Изабеллу душевного порыва:

– Разумеется, я не имею в виду, что вы развлекаетесь пустяками. О нет, вы находите удовольствие, подмечая людские слабости, причуды и печали, исследуете особенные черты иностранных народов.

– Ну, – пожала плечами Изабелла, – американцы меня тоже не перестают занимать. Но нам предстоит неблизкий путь до Гарденкорта, и, боюсь, тетушка вскоре распорядится об отъезде.

С этими словами она направилась к прочим гостям. Лорд Уорбертон сопровождал ее молча и все ж наконец нарушил тишину:

– Я нанесу вам визит на следующей неделе.

Изабелла вздрогнула, однако, когда удивление прошло, решила, что не стоит притворяться: слова лорда были ей приятны. Ответила тем не менее довольно прохладно:

– Как вам будет угодно.

Холодность нашей героини не говорила о тонкой игре, в которой заподозрит ее читатель. Кокетство ей было несвойственно – на самом деле Изабелла испытала некоторый страх.

Глава X

На следующий день после поездки в Локли Изабелла получила письмо от мисс Стэкпол, и конверт с почтовым штемпелем Ливерпуля, надписанный аккуратным каллиграфическим почерком Генриетты, немало ее ободрил.

«Вот вы меня и дождались, милая моя подруга, – писала мисс Стэкпол. – Наконец удалось освободиться. Все решилось за день до того, как я выехала из Нью-Йорка, – ко мне обратился “Интервьюер”. Я быстро покидала вещи в сумку, как бывалый репортер, прыгнула в конку и добралась до порта. Где вы сейчас? Как мы можем встретиться? Вероятно, пребываете в каком-нибудь средневековом замке и уж обзавелись английским акцентом? Возможно, вышли замуж за лорда? Очень на это надеюсь, ибо мне необходимо свести знакомство с самыми выдающимися фигурами, а потому я рассчитываю на вашу помощь. “Интервьюер” намерен сделать серию материалов об аристократических кругах. Мои первые впечатления (о британцах вообще) не самые радужные, однако мне нужно обсудить их с вами. Вы ведь знаете: обо мне говорят разное, но человек я, во всяком случае, не поверхностный. Кстати, мне тоже есть что рассказать. Давайте назначим встречу на самое ближайшее время; приезжайте в Лондон (ужасно хотелось бы осмотреть его достопримечательности вместе). Или позвольте приехать к вам – уж не знаю, где вы сейчас находитесь. Я бы с удовольствием! Меня все здесь интересует, и я горю желанием ознакомиться как можно подробнее с местными нравами и обычаями».

Изабелла сочла за лучшее не показывать письмо дядюшке, однако коротко передала его содержание. Как и ожидалось, мистер Тушетт попросил заверить мисс Стэкпол, что будет рад принять ее в Гарденкорте.

– Хоть ваша подруга и пишет в газету, все же она – американка, а потому надеюсь, что не будет выставлять меня в невыгодном свете, как сделала та леди, о которой я рассказывал. Мисс Стэкпол наверняка видела немало подобных мне людей.

– Может, и немало, но столь милых – никогда! – ответила Изабелла.

Впрочем, она все же тревожилась по поводу репортерской хватки Генриетты – одной из сторон личности подруги, что не внушали ей спокойствия. Тем не менее Изабелла написала ответ: мистер Тушетт с удовольствием примет мисс Стэкпол в своем доме. Энергичная молодая женщина не заставила себя ждать. Прибыла в Лондон, села на поезд и сошла на ближайшей к Гарденкорту станции, где ее встречали Ральф с Изабеллой.

– Проникнусь ли я к ней симпатией? Или возненавижу? – осведомился Ральф, пока они с кузиной прогуливались по перрону.

– Хоть так, хоть этак – ей все равно. Генриетте безразлично, что о ней думают мужчины.

– Значит, будучи мужчиной, я обязан ее невзлюбить. Ваша подруга, кажется, просто чудовище. Наверное, она дурнушка?

– Напротив – очень даже хороша собой.

– Хм, женщина-репортер, журналист в юбке… Любопытно будет ее увидеть, – сбавил тон Ральф.

– Посмеяться над ней за глаза легко, а вот попробуйте стать таким же смелым, как она!

– Пожалуй, вы правы. Мисс Стэкпол ведь беззастенчиво нападает на своих жертв, не дает им прохода? Тут и вправду требуется недюжинная отвага. Возьмет ли она у меня интервью?

– Ни за что на свете! Вряд ли она сочтет, что вы представляете интерес.

– Вот увидите, – пробурчал молодой человек, – она отправит в свою газету рассказ обо всех обитателях дома, включая Банчи.

– Я попрошу, чтобы она этого не делала.

– А! Стало быть, от нее можно ожидать подобных поступков?

– Вполне.

– И все же вы сочли возможным сделать ее ближайшей подругой?

– Не могу сказать, что ближайшей; и все же она мне нравится, несмотря на все недостатки.

– Ну что ж, – промолвил Ральф, – а я, видимо, возненавижу мисс Стэкпол, невзирая на ее достоинства.

– Вы влюбитесь в Генриетту уже на третий день.

– И мои любовные письма появятся на страницах «Интервьюера»? Нет уж, увольте!

Поезд наконец прибыл, и быстро выскочившая из вагона мисс Стэкпол оказалась, как и обещала Изабелла, особой очень милой, хоть и с несколько провинциальным налетом: среднего роста, аккуратной, пухленькой и круглолицей, с маленьким ротиком и нежными чертами лица, с копной отброшенных назад светло-каштановых волос и открытым, слегка удивленным взглядом. Глаза были самой примечательной ее особенностью – смотрели они твердо, но не дерзко, и на каждом интересовавшем их обладательницу предмете останавливались без всякого стеснения, добросовестно пользуясь дарованным им от природы правом.

Подобным образом изучила мисс Стэкпол и Ральфа, слегка смущенного вполне любезным и располагающим видом гостьи, который словно бы давал понять: отнестись к ней с предубеждением будет не так-то легко.

Серовато-голубое платье Генриетты отражало лучи осеннего солнца и тихонько шуршало складками, невольно заставив Ральфа сразу сравнить ее со свежим, еще ни разу не свернутым номером газеты. В этой даме не было ни единой опечатки. Голос ее оказался чистым, высоким и звучным, хоть и не слишком глубоким. Уже заняв место в экипаже мистера Тушетта, она не произвела на Ральфа впечатления набранной крупным шрифтом газетной страницы с кричащими заголовками, чего он подспудно ожидал. Отвечала на расспросы Изабеллы четко и ясно, и Ральф даже осмелился присоединиться к беседе. Позднее, уже в библиотеке Гарденкорта, познакомившись со старым банкиром, Генриетта дала всем понять, что вполне в себе уверена. Миссис Тушетт к гостье выйти не соблаговолила.