скачать книгу бесплатно
До возвращения Лоуренса оставался всего час, поэтому, не притронувшись к чаю, Гвен решила осмотреть дом снаружи. Вчера они подъехали к нему на новом «даймлере» Лоуренса уже в сумерках, и она не смогла разглядеть фасад. Отыскав обратный путь по коридору в главный холл, Гвен открыла одну створку темных двойных дверей с симпатичным веерообразным окошком наверху и оказалась на крыльце под тенистым навесом. Гравийная дорожка, обсаженная цветущими тюльпанными деревьями вперемежку с пальмами, зигзагами уходила от дома вверх, в горы. Несколько опавших цветков лежали на краю газона, будто там сами по себе выросли тюльпаны.
Гвен хотелось прогуляться в горы, но сперва она завернула за угол, где находилась крытая терраса. Из нее тоже открывался вид на озеро, но немного под другим углом, чем в ее комнате. Крышу террасы, своеобразный портик, поддерживали восемь колонн из темного дерева, пол был мраморный, мебель из ротанга, а стол уже накрыт к обеду. Вверх по одной из колонн проскакала и скрылась за балкой шустрая белка. Это вызвало у Гвен улыбку.
Вернувшись к входу в дом, она пошла по гравийной дорожке, пересчитывая деревья. Чем выше она поднималась, тем сильнее покрывалась потом, но решила не оглядываться, пока не досчитает до двадцати. Гвен считала и вдыхала аромат персидских роз, а жара тем временем усиливалась, хотя, к счастью, не доходила до точки кипения, как в Коломбо. По обеим сторонам дорожки росли кусты с крупными листьями в форме сердца и персиково-белыми цветами.
На двадцатом дереве Гвен скинула с себя шаль и обернулась. Все сверкало: озеро, красная крыша дома, даже сам воздух. Она сделала глубокий вдох, как будто так хотела впитать в себя каждую частичку этой красоты: душистые цветы, ошеломляющий пейзаж, светящуюся зелень покрытых чайными кустами склонов, пение птиц. Голова кружилась. Все пребывало в движении, и воздух, наполненный кипучей жизнью, звенел от беспрестанной суеты.
С этой выгодной точки обзора дом был как на ладони. Высокая задняя часть его шла параллельно озеру, справа к ней примыкала терраса, и с одной стороны была сделана пристройка, так что в плане дом представлял собой букву «Г». Рядом с пристройкой имелся двор, от которого шла дорожка, исчезавшая за стеной из высоких деревьев. Гвен сделала еще несколько живительных глотков чистейшего воздуха.
Тишину нарушил отвратительный звук полуденного гудка. Она потеряла счет времени, но сердце у нее на миг замерло, когда она заметила Лоуренса, шагавшего к дому вместе с каким-то незнакомым мужчиной. Ее муж явно был в своей стихии, энергичный и деловитый. Гвен закинула шаль на плечо и припустила к дому. Однако спуск по склону оказался не таким удобным, как подъем. Через пару минут она поскользнулась на гравии, зацепилась носком туфли за торчавший из земли корень, потеряла равновесие и упала лицом вперед, так сильно ударившись о землю, что у нее перехватило дыхание.
Когда она обрела способность нормально дышать и попыталась встать на ноги, левая лодыжка у нее подкосилась. Гвен потерла ссадину на лбу, у нее закружилась голова, она села на землю и ощутила начало приступа головной боли, причиной которого стал солнцепек. Утром было так свежо, что она и не подумала надеть шляпу. Из-за деревьев раздался какой-то страшный визг. Так мог кричать от боли кот или ребенок, а может, шакал. Ей не хотелось ждать, чтобы узнать, кто это был. Она заставила себя подняться, на этот раз сжав зубы, чтобы не спасовать перед болью, и заковыляла вниз, к дому.
Как только Гвен показалась на дорожке против входа, Лоуренс вышел из дому и заторопился к ней.
– Как я рада тебя видеть! – крикнула она, и дыхание у нее участилось. – Я пошла наверх, чтобы полюбоваться видом, но упала.
– Дорогая, это небезопасно. Там встречаются змеи. Травяные, древесные. Змеи, которые избавляют сад от крыс. Всякие кусачие муравьи и жуки. Лучше не ходи никуда одна. Пока что.
Гвен указала рукой туда, где женщины собирали чай:
– Я не такая неженка, какой выгляжу, и там были те женщины.
– Тамилы знают эту землю, – сказал Лоуренс, подойдя к жене. – Ну ничего, держись за мою руку, и мы доберемся до дому. Я попрошу Навину перевязать тебе лодыжку. И могу вызвать из Хаттона местного доктора, если хочешь.
– Навину?
– Айю.
– Ах да.
– Она ухаживала за мной, когда я был ребенком, и я очень привязан к ней. Когда у нас появятся дети… – Гвен подняла брови и медленно улыбнулась ему; Лоуренс усмехнулся, а потом закончил фразу: – Она будет нянчить их.
Гвен погладила его по руке:
– А чем буду заниматься я?
– Тут много дел. Ты скоро узнаешь.
По пути к дому Гвен ощущала тепло его тела. Несмотря на боль в лодыжке, она испытала знакомый трепет и подняла руку, чтобы потрогать глубокую ложбинку на подбородке Лоуренса.
Как только ее нога была перевязана, они уселись на террасе.
– Ну, – произнес Лоуренс, и глаза у него заискрились. – Тебе нравится то, что ты видишь?
– Это прекрасно, дорогой. Я буду счастлива здесь с тобой.
– Я виноват, что ты упала. Хотел поговорить с тобой вчера вечером, но у тебя болела голова, и я решил подождать. Мне нужно объяснить тебе некоторые мелочи.
Гвен подняла на него глаза:
– О?
Морщины на лбу Лоуренса залегли глубже, и когда он прищурился, стала ясна причина этого – жгучее солнце.
– Для своего же блага не встревай в дела работников. Тебе не нужно беспокоиться о том, что происходит в рабочих линиях.
– А что это такое?
– Место, где живут работники плантаций и их семьи.
– Но это, должно быть, очень интересно.
– Честно говоря, смотреть там особо не на что.
Гвен пожала плечами:
– Что-нибудь еще?
– Лучше не ходи по округе одна. – (Она фыркнула.) – Пока не освоишься здесь.
– Хорошо.
– Позволяй Навине видеть тебя в ночной сорочке. Она будет приходить в восемь утра и приносить тебе «постельный чай» – так они это называют.
Гвен улыбнулась:
– А ты будешь пить со мной постельный чай?
– При любой возможности.
Она послала ему через стол воздушный поцелуй:
– Не могу дождаться.
– Я тоже. И вот еще: ни о чем не волнуйся. Ты скоро поймешь, как тут и что. Завтра познакомишься с женами других плантаторов. Флоранс Шуботэм – забавная старая птичка, но она может быть тебе очень полезна.
– Мне больше нечего надеть.
– Моя девочка, – улыбнулся Лоуренс. – Макгрегор уже послал кого-то с воловьей упряжкой забрать твой сундук со станции в Хаттоне. Позже я представлю тебе слуг. Но по-моему, какой-то ящик от «Селфриджеса» уже дожидается внимания хозяйки. Полагаю, в нем вещи, которые ты заказала перед отъездом?
Гвен в восторге раскинула руки. Ей вдруг стало веселее при мысли об уотерфордском хрустале и восхитительном новом вечернем наряде. Платье было что надо – короткое, с несколькими слоями серебристо-розовых оборок. Она вспомнила тот день в Лондоне, когда Фрэн настояла, чтобы его сшили. Всего полторы недели – и Фрэн тоже будет здесь. Над столом порхнула галка и в мгновение ока стащила хлебец из корзины. Гвен захохотала, и Лоуренс подхватил ее смех.
– Тут много разных животных. Я видела полосатую белку, она забежала под крышу веранды.
– Их две. Они устроили там гнездо. От них никакого вреда.
– Мне это нравится.
Гвен прикоснулась к руке мужа, а он, взяв ее пальцы, поднес их к губам и поцеловал:
– Одна последняя вещь. Я почти забыл, но, вероятно, это самое важное. Домашние дела полностью на тебе. Я не стану ни во что вмешиваться. Прислуга отвечает перед тобой, и только перед тобой. – Он помолчал. – Вероятно, ты обнаружишь, что тут все немного запущено. Люди слишком долго были предоставлены самим себе. Не исключено, что тебе предстоит борьба, но, я уверен, ты вернешь им форму.
– Это развлечет меня, Лоуренс. Но ты так и не рассказал мне почти ничего о самом имении.
– Ну, трудятся здесь в основном тамилы. Они прекрасные работники, в отличие от большинства сингалов. У нас тут их живет по крайней мере тысячи полторы. Для них организовано нечто вроде школы, бесплатная аптека, им оказывают первичную медицинскую помощь. У них много разных льгот, есть магазин, им дают субсидии на рис.
– А само производство чая?
– Это делают на нашей чайной фабрике. Процесс трудоемкий и длительный, но я тебе как-нибудь покажу, если хочешь.
– Хочу.
– Хорошо. Значит, мы со всем разобрались, и я предлагаю тебе отдохнуть после обеда, – сказал Лоуренс, вставая.
Гвен посмотрела на остатки трапезы и обхватила себя руками. Потом глубоко вдохнула и медленно выдохнула. Ну вот, время пришло. Когда Лоуренс наклонился поцеловать ее в лоб, она закрыла глаза и не могла сдержать радостной улыбки, однако, открыв их, поняла, что он собрался уходить.
– Увидимся вечером. Мне очень жаль, дорогая, но я должен встретиться с Макгрегором. В четыре часа дадут гудок на чайной фабрике, и тогда я буду далеко от дома, а ты спи.
Гвен почувствовала тепло слез под веками и утерла глаза столовой салфеткой. Она знала, какой занятой человек Лоуренс, и, конечно, плантация стояла для него на первом месте, но ей показалось или ее милый, нежный супруг немного отдалился от нее?
Глава 3
На следующий вечер Гвен стояла у окна и любовалась закатом. Небо и водная гладь стали почти одинаково золотистыми, озеро обрамляли холмы разных оттенков сепии. Она отошла от окна и оделась очень тщательно, потом придирчиво взглянула на свое отражение в зеркале. Служанка помогла ей украсить серебряными бусинами волосы, скрученные в тяжелый узел на затылке, однако Гвен вытащила из него один завиток. Лоуренс устроил небольшую вечеринку, чтобы представить ее в качестве новой хозяйки плантации Хупера, и она хотела выглядеть наилучшим образом, хотя свое новое платье решила поберечь до приезда Фрэн. Тогда они будут вместе учиться танцевать чарльстон.
Сегодня Гвен надела платье из светло-зеленого шелка с кружевной оборкой вдоль выреза, более низкого, чем она привыкла. Разумеется, оно было с заниженной талией и шифоновой юбкой годе, остроконечные клинья которой образовывали опасно короткий подол. В дверь постучали.
– Войдите.
Лоуренс толкнул дверь и остановился на пороге, слегка расставив ноги. Они посмотрели друг на друга.
Он был в черном костюме с белой рубашкой, белым жилетом и белым же галстуком-бабочкой, волосы попытался разделить пробором. Под долгим взглядом мужа Гвен ощутила дрожь и задержала дыхание.
– Я… Ты… Боже мой, Гвендолин! – Он сглотнул.
– Ты сам выглядишь превосходно, Лоуренс. Я уже почти привыкла видеть тебя в шортах.
Он подошел, обнял ее и поцеловал в шею сзади за ухом:
– Ты выглядишь умопомрачительно!
Гвен обожала ощущение его теплого дыхания на коже и предвкушала восхитительную ночь. Кто мог сомневаться в таком мужчине, как Лоуренс? Он дышал энергией и был полон сил, достаточно всего лишь оказаться рядом с ним, чтобы почувствовать себя желанной и защищенной, ничего плохого с тобой просто не может произойти там, где он.
– Я не шучу. В этом платье ты посрамишь остальных дам.
Гвен посмотрела на свое мерцающее платье:
– Оно довольно короткое.
– Нам всем иногда нужно немного встряхнуться. Не забудь свое боа. Даже при зажженном камине после захода солнца тут бывает прохладно. Ты, наверное, уже сама это заметила.
Вчера Лоуренс был занят делами поместья, так что уютный вечер вдвоем перед камином не состоялся. Около девяти по одному, в порядке старшинства, начали появляться слуги. Сперва отвечавший за весь дом дворецкий в белом тюрбане, потом главный повар, или аппу, как его называли, который то ли был лыс, то ли сбривал волосы до макушки, а оставшиеся скручивал в затейливый узел. В чертах его лица проглядывало что-то восточноазиатское, будто он имел предков в Индокитае, и обычно поверх синего с золотом саронга повар носил длинный белый передник. Навина пришла с кружкой горячего козьего молока, подслащенного медом вместо джаггери – патоки из пальмового сахара; она посчитала нужным упомянуть об этом и с очаровательной улыбкой пожелала хозяйке доброй ночи. За ней последовали пятеро мальчиков-слуг, которые выстроились в ряд и хором сказали: «Спокойной ночи»; наконец настала очередь кухонных кули – те лишь молча опустили глаза на босые ступни и поклонились. Вскоре после завершения этого отработанного ритуала прощания на ночь Гвен легла спать одна, сославшись на больную лодыжку. Сейчас она улыбнулась при мысли о том, как странно все это было.
– Что тебя развеселило? – спросил Лоуренс.
– Я подумала о слугах.
– Ты скоро к ним привыкнешь.
Лоуренс поцеловал ее в губы, и она почувствовала запах мыла и лимона на его коже. Рука об руку они вышли из комнаты и направились в гостиную выпить по коктейлю перед ужином.
– Чем пахнет от женщины-служанки? – спросила Гвен.
– Ты говоришь о Навине?
– Да.
– Не знаю. Вероятно, это смесь кардамона и мускатного ореха. Сколько себя помню, от нее всегда так пахло.
– Давно она здесь работает?
– С тех пор, как мать отыскала ее и сделала моей айей.
– Бедная Навина. Могу представить, как ты мальчишкой с диким топотом носился по дому.
Лоуренс засмеялся:
– Мать собирала что-то вроде семейного архива: письма, фотографии, свидетельства о рождении, записи о браках, ну, знаешь, всякое такое. Думаю, там могут найтись фотографии Навины в молодости.
– Я бы с удовольствием взглянула. Мне хочется знать о тебе все.
– Я и сам не видел этого архива целиком. Верити хранит коробку с ним в Англии. Мне так не терпится познакомить тебя с ней, ну да что там.
– Жаль, что она пропустила нашу свадьбу. Может, твоя сестра привезет с собой этот семейный архив, когда приедет в гости?
– Конечно, – кивнул Лоуренс.
– А Навина была и айей Верити?
– Нет, у Верити до отъезда в пансион няней была женщина помоложе. Когда умерли наши родители, Верити сильно переживала, бедная девочка. Ей было всего десять.
– А что случится, когда Навина состарится и больше не сможет работать?
– Мы позаботимся о ней, – сказал Лоуренс и открыл высокое французское окно. – Пройдем через веранду.
Гвен шагнула вперед и засмеялась. На улице стоял оглушительный гомон: рат-та-та, тви-тви, тап-тап. Птичьи крики, свист и утробное кваканье доходили до крещендо, смолкали и начинались заново. Слышались журчание бегущей воды и громкое скри-скри-скри — влажный воздух полнился пением цикад. Гвен невольно улыбнулась, не в силах скрыть удовольствия от этого многозвучного концерта.
Над темными кустами метались светящиеся огоньки.
