скачать книгу бесплатно
Все увидели на горле Флоры два небольших, но глубоких пореза – вернее, два прокола в полутора дюймах друг от друга. Из ран сочилась кровь, стекавшая на ворот кружевной сорочки.
– Чем он тебя? – спросил Генри.
– Не знаю, – ответила девушка. – Но я чувствую себя слабой, словно умираю от потери крови.
– Ты не умрешь, милая Флора. Судя по пятнам на одежде и перине, кровотечение было сильным, но не таким уж и большим.
Внезапно мистер Маршдел оперся рукой на резное изголовье кровати и тихо застонал. Все повернулись к нему. Генри, стараясь скрыть волнение, спросил:
– Вы что-то хотели сказать, мистер Маршдел? У вас появилась догадка, способная пролить свет на это странное нападение?
– Нет, нет, никаких догадок, – ответил Маршдел, усилием воли выходя из депрессии, в которую он впал. – Мне нечего вам сказать. Но я думаю, что Флоре сейчас не помешало бы поспать – если она, конечно, сможет.
– Я не желаю спать! – вскричала девушка. – Я больше не отважусь спать одна.
– Но ты не останешься одна, дорогая Флора, – успокоил ее Генри. – Я сяду рядом и буду присматривать за тобой.
Она взяла его руку в свои ладони, и слезы покатились по ее щекам.
– – Обещай мне, Генри, – взмолилась Флора, – что ты не оставишь меня одну – даже за все дары небес.
– Я обещаю.
Девушка мягко откинулась на подушки и с глубоким вздохом облегчения закрыла глаза.
– Она слаба, – произнес мистер Маршдел. – Ее сон будет долгим.
– Мне не дает покоя ваша реакция, – сказал Генри. – Я уверен, что ваше сердце терзают ужасные мысли.
– Тише, тише, – ответил мистер Маршдел, указав на Флору. – Об этом позже. И не здесь.
– Я понимаю, – согласился Генри.
– Пусть она спит.
Несколько минут в комнате стояла тишина. Флора погрузилась в глубокий сон. Молчание нарушил Джордж.
– Мистер Маршдел, посмотрите на портрет.
Он указал на картину. Взглянув на нее, Маршдел опустился в кресло.
– О, небеса! – воскликнул он. – Какое сходство!
– Не могу поверить, – прошептал потрясенный Генри. – Те же глаза.
– А контуры лица! И этот странный изгиб рта!
– Точно! Точно!
– Панель с картиной следует убрать отсюда. Если Флора проснется и увидит эти жуткие глаза, они могут пробудить в ее уме весь ужас пережитого события.
– Неужели он так похож на злодея, проникшего сюда? – спросила мать семейства.
– Это одна и та же персона, – ответил мистер Маршдел. – Могу ли я на правах человека, прожившего в доме немалый срок, узнать, чей это портрет?
– Сэра Мармадюка Баннерворта – нашего предка, который в угоду своим порокам нанес огромный ущерб имуществу моей семьи.
– Ах, так! Когда же это было?
– Почти девяносто лет назад.
– Девяносто лет? Это долгий срок.
– Вы находите какую-то связь…?
– Нет, нет, – ответил мистер Маршдел. – Мне хотелось бы успокоить вас, но я боюсь…
– Чего?
– Я должен вам кое-что сказать. Но только не здесь. Давайте обсудим это утром… Да, лучше утром. Не сейчас.
– Рассвет уже близок, – согласился Генри. – Я должен выполнить свое обещание. И я никуда не уйду из этой комнаты, пока Флора не проснется и не откроет глаза. Но было бы бессмысленно задерживать здесь остальных. Моей охраны будет вполне достаточно. Ступайте к себе и постарайтесь отдохнуть.
– Я принесу вам пороховницу и пули, – предложил мистер Маршдел. – При желании вы сможете перезарядить эти пистолеты. Еще пару часов, и наступит день.
Его предложение было принято. Генри перезарядил пистолеты и положил их на стол у изголовья кровати, чтобы в случае необходимости воспользоваться ими без лишних промедлений. Убедившись, что Флора спит, все остальные покинули комнату.
Миссис Баннерворт ушла последней. Она хотела остаться, но Генри настоял на том, чтобы мать вернулась к себе в спальную и попыталась возобновить свой прерванный сон. Пожилая леди была настолько сломлена тревогой за здоровье Флоры, что даже не могла сопротивляться. Рыдая и качая головой, она отправилась в свои покои.
Ночная тишина окутала злосчастный особняк, и хотя, кроме Флоры, в нем никто не спал, дом погрузился в напряженное молчание. Тревожные предчувствия и мысли отгоняли сон. Покой в постели казался обидной насмешкой. Генри, терзаясь странными и горькими чувствами, с беспокойством вспоминал рассказ Флоры. Несмотря на глубокую задумчивость он не спускал с нее глаз. А она спала – спала, как невинный ребенок, уставший от игр и забав.
Глава 4
Утро – Совет – Страшное предположение.
Как удивительно разнятся впечатления и чувства в отношении тех же самых событий, когда наш ум воспринимает их при ясном свете дня или когда, теряя объективность, он попадает в тень глубокой ночи и отдает себя во власть воображения. Этот эффект столь значителен и универсален, что ему должна быть очевидная причина. Возможно, солнечные лучи так изменяют состав атмосферы, что она воспроизводит некий неизвестный газ, который при вдыхании и создает то удивительное воздействие на нервы человеческого организма.
Мы не можем объяснить этот феномен иным способом. Но что касается Генри Баннерворта, то юноша ни разу в жизни не ощущал это смещение чувств с такой небывалой резкостью и силой, как в те мгновения, когда дивный свет чудесного утра наполнил комнату, где он нес свою вахту у ложа спящей сестры.
Его дежурство прошло спокойно. По крайней мере, он не заметил никаких попыток вторжения. Ни звука, ни шороха – все было тихо, как в могиле. Однако, пока длилась ночь, и когда он больше полагался на сияние свечи, стоявшей на каминной полке, чем на призрачный свет зарождавшегося утра, в его взволнованной груди обосновались сотни странных и тревожных предчувствий.
Генри часто вглядывался в портрет на стене, и каждый раз, когда он отводил глаза, его пробирало волной необъяснимого страха. Убеждая себя не смотреть на зловещую картину, он каждый раз поступал иначе и, в конце концов, пришел к более мудрому решению – не спускать с портрета глаз. Передвинув кресло так, чтобы смотреть на картину без лишних усилий, юноша перенес свечу на стол. Ее сияние теперь освещало портрет и не слепило глаза. Он сел в кресло, став жертвой многих противоречивых чувств, и не менял свое позы до тех пор, пока пламя свечи при свете дня не стало казаться тусклым и слабым.
События прошлой ночи не укладывались в его голове. Он напрасно побуждал свой разум найти какой-то смысл – пусть даже смутный. Но его усилия не приводили ни к чему. Он лишь терялся в зыбком мраке глубочайшей тайны.
И странно – глаза портрета смотрели прямо на него! В них искрилась жизнь, будто голова, которой они принадлежали, стремилась проникнуть своим взором в душу молодого человека. Это был великолепно сделанный портрет – настолько точный и правдоподобный, что создавал у зрителей иллюзию ответного взгляда.
– Надо будет убрать его, – сказал себе Генри. – Я бы снял эту картину сейчас, но, похоже, панель прибита к стене. Если я начну ее отрывать, то разбужу и испугаю Флору.
Он встал и убедился в верности своих предположений. Тут требовался плотник, с клещами и ломом.
– Конечно, я мог бы вырезать полотно из рамы, но мне не хочется портить такой шедевр и потом сожалеть об этом. Мы снимем его днем и повесим в одной из зал особняка.
Внезапно Генри понял, что уносить портрет из комнаты было бы глупо. После нынешней ужасной ночи эта спальная, наверняка, останется необитаемой, и Флора вряд ли согласится спать в том месте, где испытала столько страха.
– Я оставлю тебя здесь, – сказал он портрету. – При желании мы даже заколотим дверь в эту комнату, чтобы никто больше не вспоминал о тебе.
Утро быстро вступало в свои права, и не успел Генри подумать о том, что нужно прикрыть окно и не дать лучам солнца попасть на лицо сестры, как девушка проснулась.
– На помощь! Спасите! – закричала она.
Генри метнулся к ней.
– Ты в безопасности, Флора. Тебе ничто не угрожает.
– Где он? – спросила девушка.
– Кто? О ком ты говоришь, сестра?
– Об ужасном призраке. Ах, чем я заслужила это наказание?
– Забудь о нем, Флора.
– Но как забыть?! Мой ум в огне! И кажется, что миллионы странных глаз следят за мной со всех сторон.
– О, небеса! – прошептал ее брат. – Она бредит.
– Слышишь? Слышишь? Он летит на крыльях бури. Это ужасно! Ужасно!
Генри позвонил в колокольчик – в полсилы, чтобы не поднять тревоги. Звук достиг слуха матери, и через несколько мгновений она вбежала в комнату.
– Сестра проснулась, – сообщил ей Генри. – Но она заговаривается. Я думаю, что это бред. Ради Бога, успокойте Флору и верните ее рассудок в нормальное состояние.
– Я попытаюсь, Генри. Я попытаюсь.
– И еще мне кажется, что если мы вынесем сестру из этой комнаты и поместим ее в другом крыле дома, то она быстрее отвлечется от своих навязчивых мыслей.
– Да, да, мы так и сделаем. Ах, Генри! Что же это было? Скажи мне, что ты думаешь?
– Я потерялся в море диких домыслов. Не знаю, матушка. Не знаю. Где мистер Маршдел?
– В свое спальной.
– Я пойду к нему и спрошу его совета.
С этими словами Генри вышел из комнаты и направился в покои мистера Маршдела. Пройдя полпути по коридору, он не удержался и взглянул в окно на лик природы.
Как это часто случается, ужасная буря, бушевавшая ночью, очистила воздух и напитала его бодростью и силой. Пасмурная погода и тяжесть в атмосфере, одолевавшая людей вот уже несколько дней, сменились на голубизну небес и восхитительную свежесть.
Утреннее солнце сияло необычно ярко. Птицы пели на каждом дереве и на каждом кусте. Все было приятно глазу и душе – настолько благостно, что сердце замирало. При виде этой дивной красоты Генри на миг показалось, что жизнь идет по старому, в привычном ритме их дома. Семейство Баннервортов не отличалось от других людей. Время от времени их тоже настигали болезни и удары злой фортуны. Но теперь все изменилось – в их дом вошло что-то невообразимо страшное и непонятное.
Мистер Маршдел не спал и был уже одет. Судя по всему, он находился в омуте тревожных размышлений. Увидев Генри, он спросил:
– Я полагаю, Флора уже проснулась?
– Да, но ее ум расстроен.
– Мне кажется, это от телесной слабости.
– При чем здесь телесная слабость? Сестра была сильна и здорова. За всю свою жизнь она ни разу не болела, и на ее щеках всегда алел румянец. Как за одну лишь ночь она могла стать слабой – тем более, настолько слабой?
– Генри, – печально ответил мистер Маршдел, – пожалуйста, присядьте. Вы знаете, я не суеверный человек.
– О, в этом я могу поклясться.
– Однако я ни разу в жизни не был потрясен настолько сильно, как нынешней ночью.
– Еще бы!
– У меня возникла страшная догадка. Догадка, которую подкрепляют все новые и новые обстоятельства. Догадка, о которой я боюсь говорить и которую еще вчера, в этот час, подверг бы презрительным насмешкам.
– Прошу вас объясниться, сэр!
– Да, да, конечно. Но никому не говорите о том, что я вам скажу. Пусть это ужасное подозрение останется между нами, Генри Баннерворт.
– Я теряю терпение.
– Так вы обещаете?
– Что именно?
– То, что никому не повторите мои слова.
– Я обещаю.
– И клянетесь честью?
– Да, я клянусь вам честью!
Мистер Маршдел встал, подошел к двери и выглянул в коридор, желая убедиться в том, что их никто не подслушивает. Удостоверившись, что они одни, он придвинул стул поближе к креслу, на котором сидел Генри, и тихо произнес:
– Вы когда-нибудь слышали о странном и страшном суеверии, широко распространенном в некоторых странах? О вере в неких существ, которые никогда не умирают?
– Никогда не умирают?!
– Да. Иными словами, вы когда-нибудь слышали… Господи! Я даже боюсь произносить это слово.
– Говорите же! О, небеса! Я должен это услышать.
