скачать книгу бесплатно
– Без комментариев! – резюмировал мой новый знакомый.
Дневной свет преобразил его. Огромная нечесаная грива, рыжеватая борода, огненный взор – сходство было потрясающее, как будто он только что вышел из трехглавого портрета классиков вечно живого учения.
– Всю свою сознательную жизнь я занимался экономикой, учил студентов, стал доктором наук, профессором. Я прочитал все книги по экономике и в один прекрасный день понял, что дело моей жизни – химера, что не может быть экономики социализма или капитализма. Экономика есть или ее нет. «По потребностям, по способностям» – все это глупая фантастика. Рынок – вот глобальный закон жизни. Однажды эти крамольные мысли об экономике развитого социализма я, будучи выпивши, высказал коллеге. Он тоже был крепко нетрезв и со слезами и объятиями поддержал меня. Потом мы целый месяц избегали друг друга. Было боязно и тошно. Позже его пригласили читать лекции в Гарвард. Подозреваю, для хохмы…
Наконец приехал «КамАЗ» с контейнером. Тут же появилась Дарья-хлопотунья, сунула нам по паре рукавиц и отправила на разгрузку. Я не подозревал, что мороженые свиные туши могут быть такими тяжелыми. Мы таскали их целый час, а потом Дарья, задорно сверкая глазами, вынесла две буханки хлеба, круг колбасы, кусок сыра и бутылку водки.
– Сейчас распечатаем или на вечер? – вежливо спросил Карл Маркс.
– Не надо оставлять на вечер то, что можно выпить утром, – сказал я, хотя никогда не употреблял раньше двенадцати.
Просто мне хотелось забыться. Вчерашнему блестящему офицеру-пограничнику, орденоносцу – и одним махом оказаться в бомжах. Никакая психика не вынесет. Вот профессор – это натура. Мужчина! Надо спросить, встречал ли он своих бывших студентов…
Мы позвали Дарью. Она, оглянувшись, пропустила полстаканчика, отщипнула кусочек хлеба, проглотила торопливо и сказала:
– Не уходите пока, ребятки. Еще машина придет – с сахаром-песком.
Она потрепала меня по волосам, вздохнула, видно, хотела меня пожалеть, да побоялась обидеть.
Дарья предложила взять мой чемодан и закрыть на складе. Я тут же согласился. Один только его неприкаянный вид разрывал душу в лохмотья, напоминал о моем паскудном положении.
К обеду мы разгрузили вторую машину. Дарья принесла нам по пачке кефира, кусок датского сыра, две банки тушенки, две бутылки пива, которые мы тут же и выпили. Потом мы разгружали фургон с картофелем в сетках. Мы так наловчились, что справились за полчаса, побросав его на конвейер.
– Ну что вам – деньгами или натурой? – спросила Дарья.
– Натурой! – сказали мы в один голос, понимая, что продуктами будет выгодней.
Тем более профессор уже все давно просчитал. Рынок – закон жизни. Ты – мне, я – тебе. Неси дальше – получай больше.
Мы получили две свои бутылки, килограмм одесской колбасы, пару банок каких-то консервов и двухлитровую бутыль с минералкой на запивку.
– Что ж ты, непутевый такой, без дому? – спросила она меня на прощание. – Взяла бы к себе, да слишком уж ты молодой.
– Профессора возьми, – посоветовал я.
– А ну его! Шибко грамотный. Мне такие не нужны.
– А я и сам не пойду. Я человек вольный… – гордо ответил он.
Две ночи подряд на одном месте КМ никогда не ночевал. Это был один из его принципов. Поэтому мы направились в подвал.
– Очень уютное местечко, – предупредил меня КМ.
И действительно, подвальчик был что надо: теплый и сырой, как болото для крокодилов. Вдоль стен тянулись кабели, в трубах журчала вода, и у меня появилось ощущение, будто я нахожусь в чреве гигантского организма. Мы присели на корточки, расстелили на газете снедь, профессор достал из своей котомки перочинный ножик, аккуратно разрезал колбасу. Я разлил водку в пластмассовые стаканчики, мы беззвучно чокнулись и выпили. Ни у кого и в мыслях не было произносить тосты. Бомжам не нужны надежды. Они умеют радоваться одному дню и умирают в один день без подготовки.
– Вот ты профессор, доктор наук, – начал я. – Неужели всю жизнь будешь маяться возле универсама?
– Буду! – прожевав колбасу, убежденно ответил КМ. – Дело моей жизни потерпело фиаско. Я преподавал мертвую науку. А теперь на своей шкуре постигаю законы рынка. Вместо университета – универсам! Поработал – получил. Товар – деньги – товар. В нашем случае еще проще. Работа – товар – работа… Я искупляю грех.
– Но ведь ты можешь читать экономику Америки или Швейцарии… – предложил я профессору.
– Сказал же: искупляю грех!
Я заметил, что нет в жизни счастья, и снова налил. В этот момент меня потянуло на откровения, я стал рассказывать о своих похождениях в Афганистане, не сильно ударяясь в детали. Поверьте, они были настолько фантастичны, что я не рискнул приводить их профессору. Вам, безмолвный мой читатель, я расскажу о них как-нибудь позже – уж вы-то, искушенный, не посмеете усомниться в моей честности.
КМ кивал головой и все волновался, что я плохо закусываю одесской колбасой. Право, эта беспризорная мужская чуткость растрогала меня почти до слез. Какое-то время я жевал, а профессор рассказывал о своей поездке за океан, в страну милитаризма и агрессии США. Он тоже старался не приукрашать, видно, для того, чтобы не поранить мой шаткий патриотизм. Но я сказал:
– Профессор, какие дела! Американцы – мои давние враги по Афгану, можете ругать их смело! Тем более они сейчас наступили на те же грабли…
КМ обнял меня и сказал, что, несмотря на свое тайное диссидентство, он яро сочувствовал былой афганской эпопее.
Мы выпили всю водку и очень подружились. Потом незаметно уснули. Утром мы, как исправные служащие, отправились на работу. На заднем дворе универсама назревал опасный конфликт. Дарья не пришла, зато мы увидели четверых жлобов. Они сидели на огуречных бочках, курили и плевались. По внешнему виду они напоминали алконавтов.
– А вот и Карл Маркс! – воскликнул самый прыщавый из них.
– Пришел на службу! – вторил другой, с длинными руками и черствым лицом. – Катись колбасой!
– Вот так сразу? – удивился я некультурному обращению. – Профессор, вы их знаете?
– Пойдемте от греха подальше! – тихо сказал КМ и торопливо задергал меня за рукав. – Сегодня нам не удастся подзаработать. Это мафия. Они сами будут разгружать…
А я настроился на работу. Только судьба давала мне крохотный шанс, как тут же бессердечно его отбирала. Жлобам хватило проницательности, чтобы заметить, что я медлю.
– А тебе, гусь, особое приглашение надо? – нагло поинтересовался прыщавый. – Эй, Маркс, это твой дружбан?
– Я не гусь, – сказал я.
– Так почему же такой непонятливый? – Это зашевелился самый крупный из четверых, размером с трехстворчатый шкаф. – Топай отсюда, бомж протухший. Вонючка.
– Сам ты вонючка, – сказал я, обидевшись.
КМ отчаянно тормошил мой рукав:
– Пойдемте, не надо связываться.
Я продолжал упрямо стоять. Трехстворчатый лениво поднялся, притворно зевнул и враскачку направился ко мне. Подойдя, он ухватил меня за грудки, моя кожаная куртка затрещала. Я сумел вырваться, тут же возле моего уха просвистел кулак. Верзила озадаченно посмотрел на меня и ухватил поперек туловища – меня словно зажали в тисках. «Пусть потешится», – подумал я мимолетно, как человек, привыкший к временной боли и унижениям. Так как руки мои крепко удерживались, я с размаху впечатал свой лоб в носовую часть верзилки. Он тут же ослабил хватку, и я жестоко ударил его под коленку, потом добавил несколько хлестких ударов в голову и прилегающие части тела. А тут и остальные бросились ему на подмогу. Но, честное слово, они только мешали друг другу. Знаем мы эту солидарность алкашей. Они разлетелись у меня в стороны, как треснувший веер. Трехстворчатый рухнул на бочку, разрушив ее до основания. Огурцы разлетелись на сто метров. Собирала их потом вся орехово-борисовская алкашня.
Карл Маркс жал мне руку и что-то кричал о торжестве справедливости. Но я с негодованием отмел поздравления, потому что так и не разглядел противника.
Враги ретировались, и поле битвы, а также трудовой деятельности осталось за нами.
И тут я почувствовал, что меня пристально разглядывает человек в кашемировом пальто. Разгоряченный, я хотел и ему настучать по роже, но он быстро опередил это желание.
– Спокойно, парень, я не работаю грузчиком.
– Я догадался…
– Ты отлично рубишься!
Я не ответил и отвернулся. Сейчас предложит какую-нибудь гадость. Например, спалить ночью киоск соседа.
– Могу предложить работенку почище этой.
– Опрокинуть пару ларьков? – сказал я, кивнув неопределенно в сторону.
Человек от души рассмеялся:
– Зачем? Они ведь все мои… А задача простая – охранять мое хозяйство от набегов монголо-татар.
Я смерил взглядом незнакомца. Глаза его смеялись, губы же сохраняли твердость. Кажется, он был постарше меня. Раздражал его белый шарф, он контрастировал с красным, будто обветренным лицом. Ни за что более мой взгляд не зацепился: средний рост, крепкие плечи, темные волосы с редкой проседью. Человек-стандарт.
– Только охранять? – спросил я, дождавшись, когда глаза хозяина «точек» потухнут.
Он пожал плечами:
– Конечно, а что еще?
– Ну, замочить кого-нибудь.
Незнакомец усмехнулся:
– У тебя извращенные понятия о маркетинге.
– Только не надо пугать, – буркнул я и почувствовал острое желание согласиться.
– Для начала тысяча баксов в месяц хватит? – спросил он, чувствуя, что большего не попрошу.
– У меня товарищ, – заметил я, вспомнив о КМ.
– А у меня не фонд милосердия. Хочешь – помогай. Уставом малого предприятия не запрещено.
– Ладно, черт с тобой, – согласился я как можно развязней. – Согласен…
– Только вот фамильярности уже не надо, – тут же предупредил хозяин.
Мы сели в новую «девятку», профессор остался за бортом, он жизнерадостно вычесывал бороду, а я чувствовал угрызения совести. Я думал, что мы куда-то поедем, но хозяин и не подумал заводить машину. Он спросил, есть ли у меня какие-нибудь документы, я показал не сданное когда-то удостоверение офицера погранвойск. Его восхитила меленькая предупредительная надпись: «Комитет государственной безопасности СССР». «Раритет!» – оценил он. Пришлось рассказать, что ушел из дружеских вооруженных сил по идейным мотивам, здесь еще не приткнулся. Решил подзаработать на билет до Владивостока, где живет моя мама. Ответ вполне устроил.
Шеф представился Сашей, сказал, что никаких договоров подписывать не будем, работаем на доверии, расчет в конце месяца «налом». Трудиться пока предстояло в ночную смену – с нуля до восьми часов. Предусмотрены премиальные с дохода. За нарушения дисциплины – «гибкая система штрафов»…
Сунув двести долларов, он приказал быть сегодня в одиннадцать вечера на инструктаже.
На эти деньги мы с КМ купили по дешевке пряного лосося, водки и, допив жгучие капли водки, погрузились в споры об античной философии. Профессор, конечно, был непревзойден. Он знал все. Я только блеял и хотел казаться умным. Память у меня великолепная. Я могу привести все дефиниции, прозвучавшие в нашем разговоре, могу заверить, что античность только с виду загадочна. Короче, профессор положил меня на обе лопатки, мне захотелось пойти в кассу и от тоски душевной купить билет на остров Врангеля…
Я никогда не прогибался. Но, как и обещал, я вышел на дежурство. Меня инструктировали – я кивал, от меня требовали честности – и я грубо напоминал, что я офицер погранвойск, а не лимитная дешевка из Великих Поросюков. Мне сделали первое замечание за спиртной запах изо рта, а я сказал, что трезвенником не был, но и на работе пить привычку не имею.
Итак, меня оставили, вручив резиновую дубинку, свисток и удостоверение охранника третьей категории. Наверное, это что-то вроде ефрейтора.
Продуктовые магазинчики, лавки, киоски сияли, внутренняя иллюминация подсвечивала гадкие иностранные бутылки всех сортов. Толстые продавщицы лениво поджидали покупателей. Теперь они должны были стать моими друзьями…
Прошло время. Не годы, конечно, а дня три. Ночами я слонялся вокруг магазинов, распугивая своим угрюмым видом потенциальных воров. Рэкетнуть меня не пробовали, видно, все было давно улажено и приведено к общему согласию еще до меня. Отсыпался я днем вместе с профессором. Он, добрая душа, помогал мне охранять, а я делился с ним куском хлеба. Иногда и ему удавалось подзаработать. Конкуренты уже не задевали его. Они боялись меня, потому что я, ко всему, занял более высокую социальную ступень.
Однажды после бессонной ночи я вновь отправился на чердак, где впервые ночевал вместе с профессором. Он пошел на заработки, а я завалился на свой матрас, который купил по дешевке. В отличие от моего товарища, я никак не мог свыкнуться с бомжеванием и твердо решил снять у какой-нибудь старушки уголок. Но в эти планы жизнь внесла коррективы.
Меня грубо растолкали. Продрав глаза, я увидел двух сержантов милиции.
– Подъем! – рявкнули мне в ухо.
Я нехотя встал, подхватил сумку.
– Пошли с нами.
Во дворе меня усадили в машину с решеткой. Но прежде чем захлопнулась дверь, я увидел четырех негодяев. Они посасывали пиво из бутылок и откровенно ухмылялись.
Я все понял и почувствовал, что руки стали липкими, как в тот раз, когда я испачкал их чужой кровью. Повязали!
В отделении меня обыскали, долго изучали украинский паспорт, просроченное удостоверение, сличали меня с фотографией. Дежурный офицер в чине капитана глянул на меня как на придурка:
– Не понимаю, ты капитан, а ночуешь как бич.
«Подбирается к основному вопросу», – подумал я и без энтузиазма начал повествование своей несчастной жизни:
– Меня уволили на Украине, приехал в Москву искать место. Пока тянули, деньги кончились. Сейчас подзарабатываю, чтобы добраться к матери во Владивосток.
Капитан покачал головой, на его лбу отпечаталась характерная красная полоса от фуражки. Совсем недавно и у меня была такая отметина, поэтому я почувствовал симпатию к офицеру.
– Ну, вот как тебя отпустить? Грубо нарушаешь общественный порядок. Сдадим тебя в комендатуру, пусть разбираются.
– А мы к военным отношения не имеем! – гордо заявил я. – Лучше позвоните в управление кадров погранвойск и скажите, в каком бедственном положении вы меня обнаружили.
Капитан помялся, стал созваниваться и через некоторое время получил ответ: «Действительно, в журнале зарегистрирован капитан запаса Раевский Владимир Иванович. Находится в распоряжении управления кадров».
– Сказать им, что ты на лестнице ночуешь? – прикрыв трубку рукой, спросил капитан.
– Говори, – махнул я рукой. Мне было все равно. Я знал, что со службой все покончено.
И он сказал. По его лицу я понял, что моя судьба не тронула функционера на другом конце провода. Милиционер положил трубку.
– Твой вопрос решается… Такого бардака, да еще в погранвойсках, никогда не было, – глубокомысленно изрек он. – Ступай себе на все четыре части света, и чтоб больше я тебя не видел.
Он протянул мне руку, и я схватил ее как самую дорогую награду. Ведь с самого начала был уверен, что повяжут за тот нелепый станционный случай.
– Да, кстати, – вдруг остановил капитан, – ты когда в Москву приехал?
– Семнадцатого марта, – не стал врать я, ведь билетики аккуратно лежали в удостоверении. Я еще надеялся выгадать за них деньги.
– А в какой гостинице жил? – продолжал как бы невзначай интересоваться дежурный.
– В ЦДРА.
