скачать книгу бесплатно
Карл еще раз позвонил в дверь. Ответа не было.
– Хм…
Карл в нерешительности топтался на месте. Может, она в ванной? Или слушает музыку в наушниках? Или Мэрл просто спит и не слышит его звонка?
Он помялся на одном месте. Воровато оглянулся. Опустил руку на дверную ручку. И аккуратно нажал.
К величайшему удивлению Карла, дверь открылась. Собственное безрассудство и смелость лишили мужчину дара речи – ему невообразимо сильно хотелось увидеть ту самую Мэрл, мысли о которой терзали его уже несколько недель. Он вошел в квартиру. Красивый серый ламинат, несколько курток разных размеров на вешалке у входа. Аккуратно выставленная женская обувь. Девушка! Он был прав!
Сердце в груди запрыгало из стороны в сторону. Оглядев прихожую, Карл сделал несколько шагов по небольшому коридорчику квартиры. На побеленных стенах коридора висело несколько фотографий животных, а также видов гор и лесов севера США. Судя по качеству снимков, девушка была отменным фотографом. Нос ему приятно щекотал сладковатый запах каких-то отдаленно знакомых конфет. Разглядывая снимки, Карл не заметил, как наступил на лежащий на полу теннисный мячик. От этого нога его подвернулась, и, охнув, мужчина завалился на стену. Мяч отскочил от него, с силой ударив в одну из нескольких дверей коридора.
– Ах… черт… эй! Извините! Меня зовут Карл!
Восстановив равновесие, мужчина собрал всю свою волю в кулак и направился к распахнувшейся двери, из-за которой и лился ярко-желтый, тёплый, почти домашний свет.
– Я зашел к вам потому, что у вас дверь была откр…
Комната представляла собой некое подобие лаборатории по проявлению снимков. На подвешенных к потолку ниточках красовались фотоснимки – парень лет 25 в военной форме, обнимающий девушку. Таких фотографий было сразу несколько, причём все они так или иначе отличались. Одежда, выражения лиц, декорации. На некоторых фото оба были в камуфляже и позировали на фоне какого-то гигантского дерева.
Весь потолок был украшен этими самыми ниточками. На всех висело по дюжине фотографий. На всех были парень и девушка. Оба улыбались.
На стенах комнаты красовались не менее живописные фотоснимки, схожие по композиции с теми, что Карл видел в коридоре. Поля, леса, горы, острова – в общем, пейзажи завораживающей красоты. В углу комнаты стоял письменный стол – на нем лежал открытый ноутбук с запущенной программой по редактированию фото. Карл едва смог разглядеть надпись: “Не дождалась”.
По центру же комнаты стояло мягкое кресло. Оно было повернуто спиной к Карлу. И в этом самом кресле сидела девушка.
– Кхм… мэм, здравствуйте. Меня зовут…
Карл сделал два шага в сторону кресла. И неожиданно замер.
Сладковатый запах в комнате был до рвоты мерзко-гнилым. В кресле перед Карлом сидел полуразложившийся труп девушки. Вены её были вскрыты, нож лежал на коленях. В остатках лица покоилось выражение бесконечной тоски. Глаза запали, в остатках носа копошились невесть откуда взявшиеся личинки. Живот её под одеждой вздулся. От мертвенно-синей кожи рук и ног бросало в дрожь, висящие лоскуты кожи на лице и открытой части груди отвратно смердели. Карл отшатнулся от Мэрла. Споткнулся. Повалился на спину. Задел торшер, стоящий неподалёку. Рухнул. Не отводя взгляда от Мэрла, отполз. И, наконец, заорал.
На берегу безымянной реки
Джон недовольно поморщился. У него уже вторую неделю к ряду болела голова. И он не понимал – почему.
Вернее сказать, он догадывался о причинах. Джон слишком много сидел в офисе и, как следствие, мало двигался. Да еще и на свежем воздухе не бывал. Однако сейчас, сидя на обрывистом берегу вяло бегущей реки, Джон с новым рвением принялся разглагольствовать на тему болящей головы.
– … и что самой главное – таблетки не помогают! Хоть ты вешайся. Болит и болит, блин. Сколько мы тут уже?
– Вторые сутки.
– Почти три дня, ты только вдумайся! А голова всё не проходит!
Лили лишь отмахнулась. Она уже привыкла к жалобам мужа на головную боль. А еще на болящую спину, сбивающееся с ритма сердце и плохо слышащее левое ухо. Список жалоб Джона пополнился головной болью. Что с того? Разве что раздражать еще больше начал.
– И ты только вдумайся – я был у четырех врачей. Четырёх. Специалистов. И хоть бы один помог, блин!
– Ага…
Лили тяжело вздохнула. С берега, на котором они удобно расположились, открывался шикарнейший вид на бескрайний зеленый простор. Вокруг бушевала листва, деревья мягко шумели в плену ветра. Бегущая река плавно огибала подтопленный участок березовой рощи, над водой возвышалось несколько почерневших стволов. Однако даже они умудрились распустить почки, ознаменовав приход долгожданного лета. Лили сладко потянулась, полностью отключившись от жалоб мужа на головную боль. Или на коллег. Или на проигранный его любимой бейсбольной командой матч.
– Нет, ты слышала? Он сказал…
Он сказал. В очередной блядский раз он что-то сказал. Она что-то сказала. Оно что-то сказало. Ей-богу, если бы деревья и собаки умели разговаривать – они непременно полили бы говном ее мужа. Новоявленного мужа. Да, они были женаты всего год, и это была их первая крупная совместная поездка со времен медового месяца. Сейчас, сидя на обрывистом берегу прямо на траве, Лили всё больше погружалась в воспоминания о том прекрасном времени. О том, как они поженились. О том, как вместе не вылезали из постели почти 4 дня. О том, как он трахал её в душе. О том, как у них лопнуло колесо, пока она делала ему минет за рулем.
Вишенкой на торте стал момент, к которому она шла несколько недель. К которому готовилась. И который ознаменовался ответом “да”.
– А я ему в ответ: “Да пошел ты в жопу, Алэн! В жопу!”
Ага. В жопу Алэна. В жопу Донни. В жопу Мироса. Всех их, уродов, в жопу. Мы ведь не умеем по-другому. Совсем не умеем.
Лили вновь вздохнула. На этот раз уже более легко и непринужденно. Она аккуратно поправила свою коричневую бейсболку. Смахнула с красивого ровного лба локон светлых, словно колос, волос. И улыбнулась.
– Слушай, Майкл, а ты помнишь, как мы с тобой гуляли под луной в Венеции?
Майкл замолчал. Ненадолго задумался.
– Хм… да… припоминаю. Это в тот раз, когда меня гондольер водой облил за то, что я ему мятую купюру вручил. Вот уж точно – гондон… льер.
– Да, именно тогда. Ты еще так смешно его ругал. А он ругал тебя в ответ. Забавно вышло в тот раз.
– Кому как. Меня-то он водой облил. Да и… Лили, а что ты в этом забавного-то нашла?
– Да ничего, Роджер. Ничего. Ровным счетом ни-че-го.
Она отчеканила слова. И вновь уставилась на водную гладь. Река всё так же ползла мимо. Птицы все так же голосили, требуя то ли корма, то ли самку. Ветер всё так же терялся в кронах деревьев, норовя сбросить на людей пару шишек да пронырливую белку. Которая, однако, позиции свои сдавать не спешила и ветру в настырности уступать не собиралась. Она носилась по стволам, прыгала с ветки на ветку, иногда забавно повизгивая, а иногда, словно шурша газетой, кушала.
– Слушай, Лили, а как давно мы тут сидим?
Лили взглянула на часы.
– Достаточно долго, Нико. Достаточно. Думаю, мы можем собираться в обратную дорогу. До лагеря еще дойти нужно, и я бы хотела сегодня пожарить креветок. Если ты не против.
– До лагеря… креветок… что-ж, звучит аппетитно! Давай я помогу тебе встать.
Мужчина поднялся на ноги. И протянул девушке руку. Та улыбнулась. Протянула ему свою руку. Она поднялась. Прильнула к нему. И, на секунду застыв, сняла кепку и поцеловала его. Сладко, нежно. И страстно. Он ответил ей тем же. Они стояли так добрый десяток минут, целуясь и наслаждаясь друг другом.
А птицы всё горланили. Лес всё шумел. Белка все прыгала. И лишь едва различимый писк нарушал столь изящную картину умиротворения.
– Ну что, дорогая. Пойдем?
– Пойдем, милый.
Пуля разворотила ему полчелюсти. Кровь брызнула на лицо Лили, залила ей грудь и глаза. Его тело покачнулось и, мягко завалившись, упало вниз с обрыва. Словно тряпичная кукла, оно несколько раз зацепилось за сучковатые стволы торчащих из берега деревьев и, насыщенно шлёпнув о камни остатками черепной коробки, скрылось в речном потоке.
Лили протерла глаза от крови. Спрятала пистолет в карман. Вытащила из кармана трубку и, не глядя, набрала номер.
– Да, эксперимент прошел удачно. Ровно четырнадцать минут. Установка работает в штатном режиме, никаких сбоев. Можете вести следующего.
– Отличная работа, Мартина. Ты прекрасно справляешься. Не забудь принять дозу препарата. Иначе…
– Знаю, знаю. Не улыбается мне такой же блаженной становиться. А что вы ему в итоге показали?
– Лес, реку. Вы вдвоём сидели рядом. Ему накинули пару воспоминаний про коллег. Ну и всё в таком духе. Разве что про головную боль мы не упоминали – видимо, развивающийся в процессе обработки побочный эффект дублирует кратковременную память на длительный срок. А вот с именами ты здорово придумала, снимаю шляпу.
– Ага, спасибо. Мне за это и платят, в общем-то.
– Это точно. Так… всё. Коллектор очищен, тело уничтожено. Смени одежду, и давай приступать к следующему испытуемому. Мне еще после этого дела блок убирать и к Коннохи на совещание бежать.
– Привет ему передавай. И напомни про мою страховку.
– Обязательно. Так… далее у нас идут горы, небольшой поход – в общем, сама всё знаешь. Её зовут Кристина. Итак… 3… 2… 1… пуск!
Рапорт
Начальнику департамента полиции
штата Филадельфия
по г. Филадельфия
полковнику полиции
Д.Дк. Ростому
Рапорт
Довожу до Вашего сведения, что 04.07.1992 года я совместно с четырьмя офицерами ФБР по г. Филадельфия выехал на адрес: г. Филадельфия, Хэндерсон парк, с целью расследования возможного убийства в ходе расследования дела М.К. Лоныца, находящегося на рассмотрении ФБР и FPD по г. Филадельфия.
В 21:24 мне поступил телефонный звонок от диспетчера К. Э. Сэмюэльса, который отдал мне приказ о выезде на место предполагаемого убийства. Спустя несколько минут, примерно в 21:30, К.Э. Сэмюэльс связался со мной по моему личному номеру телефона и передал, что на место происшествия также выехало несколько агентов ФБР по подозрению в причастности данного случая к череде дел, связанных с убийствами М.К. Лоныца. Сэмюэльс был взволновал и попросил меня воспользоваться служебным джипом вместо обычного служебного автомобиля. Я, как старший офицер, имеющий доступ к данному транспортному средству, попытался выяснить причину волнения Сэмюэльса, а также выяснить причину, по которой я должен сменить транспортное средство. Он не смог ответить мне на вопросы, а лишь сбросил звонок. Дозвониться я до него не смог.
Экипировавшись, я выехал на служебном автомобиле в сторону Хэндерсон парка. Примерно в 22:00 я был на месте, где меня встретили трое агентов. Они отказались назвать свои фамилии, продемонстрировав лишь свои значки. На мои просьбы предоставить документы для рассмотрения они не отреагировали, сославшись на приказ номер 2142469 округа Филадельфия о нераскрытии личности агентов ФБР, находящихся при исполнении.
После встречи и определения района, на который указал Сэмюэльс, мы приступили к поискам. Парк был пуст, свидетелей или потенциального заявителя не было видно. Также в парке отсутствовало освещение ввиду проведения ремонтных работ, о которых нас уведомил самаритянин, встретившийся на входе в парк.
Спустя некоторое время нами были обнаружены первые признаки преступления. В районе одной из скамей парка в урне найден молоток, измазанный кровью. В той же урне обнаружены парик розового цвета, одна женская туфля и несколько бритвенных лезвий, также окровавленных. Мы с агентами приступили к расширенным поискам в районе данной урны, разделившись. Спустя некоторое время мне поступил звонок от одного из агентов с неизвестного номера телефона. После непродолжительного разговора я понял, что агенту угрожает опасность – он почти кричал в трубку, пытаясь дозваться до некой Николь. Мы с остальными агентами, оказавшимися неподалёку, оперативно выдвинулись к пострадавшему.
Он оказался в нескольких сотнях ярдов от нас. Агент сидел на коленях и смотрел куда-то в сторону дерева. Попытки окликнуть его не привели ни к чему. Мы попытались растормошить его, однако агент не реагировал. Он лишь смотрел куда-то на дерево и трясся. Один из агентов попросил меня осветить то место, куда смотрел пострадавший. Я подчинился.
Мы увидели девушку. Она была привязана колючей проволокой к дереву на высоте примерно трех-четырех футов над землей. Девушка была оголена. Проволока впилась в ее тело, кровь стекала по стволу дерева, впитываясь в землю. Сама девушка всё еще была жива: она едва заметно подрагивала. Однако звуков не издавала. Ее ноги были прибиты к стволу гвоздями, а руки связаны на животе. Голова лежала на груди. Сама же грудь представляла собой кровавое пятно: маньяк отрезал ей часть грудей, и, судя по кровавым следам, засунул их в рот жертве. Девушка наголо выбрита. Глаза закрыты, губы посинели. На окрики она не реагировала.
Мы с агентами подбежали к ней. До сих пор было неясно, как именно ее там закрепили. При ближайшем рассмотрении оказалось, что ноги жертвы, как и бедра, а также паховая область и живот изрезаны лезвиями, найденными ранее. Раны представляли собой какие-то неизвестные знаки, соответствующие подчерку Лоныца. Ближайший ко мне агент потерял сознание, упав в траву. Его партнёр отдал мне приказ – попробовать забраться к девушке. Сам же он наклонился к своему товарищу. А я полез на дерево.
Я полез. Карабкался я долго. Очень долго. И вот я наконец добрался до нее. Несколько раз оцарапав руки о проволоку, я приподнял ее голову, пытаясь установить зрительный контакт. Однако у девушки отсутствовали глаза. Неожиданно она захрипела, улыбнулась и попросила оставить ее там, где она находится. Потому что ей это нравится. И она находится в раю.
Я потерял равновесие. Упал с дерева. В этот момент, словно кара Господня, на нас обрушился настоящий ураган: ветер засвистел со страшной силой, несколько раз сверкнули молнии. Начиналась гроза. А девушка всё улыбалась. И все шептала: “Как же хорошо… как же хорошо…”
Она шептала. Агенты пытались прийти в себя. Вокруг сверкали молнии, начался дождь. А я лежал. И не мог пошевелиться. Господи! Что это? Как это возможно? Кто сотворил с ней такое? Как зовут эту девушку?
Ветер и дождь хлынули на ее оголенное тело. Кровь полилась ручьями, ветер метнул ее мне в лицо. Я закашлялся. Девушка неожиданно засмеялась. Господи! Этот смех. Пожалуйста, не надо! Хватит!
Она смеется. Ей хорошо. Но за что? За что?
Мы не хотели
Подажйса
ПОЖАЛУЙСТА
ПОМОГИТЕ
ОН У МЕНЯ В ГОЛОВЕ
ЭТОТ СМЕХ РАЗРЫВАЕТ ЕЕ
ПОЖАУЙЛСта
Поддалуста
Поластавьпо
Ппппрппп….
Мы будем едины с ним. Он поможет нам. Он очистит нас. Я хочу быть с ним. Я хочу стать им. Пожалуйста. Прими меня к себе. Молю.
*Черновик сохранен. Пожалуйста, нажмите клавишу Enter для того, что отправить его.*
Считай, что я – птица
– Считай, что я – птица. Именно это мне говорила мама каждый раз, когда укладывала меня спать. Правда, происходило это нечасто. Но… каждый раз она говорила именно это.
Маятник часов плавно качался из стороны в сторону, отсчитывая мгновения с неумолимостью летящей в грабителя пули полицейского. Мягкие покачивания медного набалдашника из стороны в сторону волей-неволей навевали мысли о круговороте жизни: о ее начале в левой половине часов, пике в середине, и окончании – в правой части соответственно. Говорящий сидел в глубоком кожаном кресле, закинув одну ногу на другую, и кисло поглядывал на эстетично отделанный серебром циферблат.
– Собственно… фраза была весьма… специфической. Не в том смысле, что птица подразумевает отлет в теплые края на зиму, нет. Подумайте только: мама говорит своему девятилетнему ребенку, что она – птица. Я как это воспринимать должен был? Мол, мам, ты – воробей, а я – воробушек? Так, что ли?
Тиканье отражалось от стеклянных шкафов, сплошь заставленных книгами. Мечась из угла в угол, тиканье облетало дорого отделанную комнату, то сталкиваясь с утонченным торшером в виде руки женщины, то пробираясь сквозь переплетенья подвешенной у высокого, отделанного под дерево потолка, люстры. Тиканье кралось сквозь пряди седых волос человека, сидящего за большим дубовым столом. Он внимательно смотрел на говорившего, изредка стараясь поймать его водянистый взгляд. Впрочем, попытки его за всю встречу увенчались успехом лишь дважды. В первый раз говорящий чихнул и, отнимая руку от лица, взглянул в лицо слушающему. Второй раз – когда взмахом руки опрокинул стакан с водой. Правда, стакан не разбился – однако говорящий взглянул во второй раз на слушающего. И извинился.
– Получается, что так. Я – воробей, а моя мать – воробьиха. Ну, или синица. Или перепёлка. Хотя, пожалуй, больше всего внешне она походила на фазана.
– Фазана?
– Ну да. Вы когда-нибудь видели фазанов, Олег?
– Да, Майкл. Видел. Я иногда охочусь.
– Тогда вы понимаете, о чем я. Фазан. Собственно говоря, такое сравнение пришло мне на ум лишь сейчас, когда я вам рассказываю обо всем этом. “Считай, что я – птица”. Курлык-курлык, блядь.
– Майкл, пожалуйста, постарайся не использовать нецензурную брань.
