скачать книгу бесплатно
– Не показалось. Но, честно говоря, я его не виню.
Надя тоже плохо спала. Все те тяжелые месяцы, что прошли после ночи в соборе, ее преследовали не самые приятные сны. Но по крайней мере, в них ей не приходилось мириться с тишиной в своем сознании. Она никогда раньше не оставалась наедине со своими мыслями и внезапно поняла, что ей это не нравится.
– Вычитала что-нибудь интересное? – поинтересовалась Париджахан.
Она всегда задавала этот вопрос после Надиных прогулок в библиотеку, но та всегда лишь пожимала плечами. Надя и сама не знала, что искала. Да и по большей части просто пряталась там: от себя самой, от Серефина, от Париджахан.
– В Транавии жила святая по имени Марина Чирпица, которой отрубили голову. Но она просто подняла ее и ушла.
Париджахан покосилась на подругу.
– Ты это действительно вычитала или придумала сама?
Надя прижала руку к сердцу.
– Это моя религия, Пардж, зачем мне врать?
Аколийка фыркнула.
– Это не выдумки! В честь нее даже создали культ. Но вера в богов все уменьшалась, и примерно через сто тридцать лет Транавия отказалась от веры.
Париджахан задумчиво хмыкнула, переступая порог их комнаты. Надя тут же плюхнулась на козетку в гостиной.
– Хватит пропадать в библиотеке каждый день, читая истории о святых, которые ты и так уже знаешь.
Расстроенная, Надя потянулась к четкам, но тут же отдернула руку, не обнаружив их на шее. Подобное происходило каждый день, но она все еще чувствовала боль и все еще надеялась, что та поутихнет. Собрав волосы за спиной, Надя принялась заплетать их.
– Как ему пришло в голову, что именно он должен свергнуть богов? Уверена, он где-то вычитал про это. Что-то же натолкнуло его на подобную мысль? И я должна отыскать, что именно.
Париджахан пересекла комнату и присела рядом с Надей.
– Или он просто идеалист, который отыскал для себя «козла отпущения». Так что не думаю, что ты найдешь ответы на эти вопросы в старых книгах.
– А что мне еще остается делать? – тихо проговорила Надя.
Париджахан обхватила рукой ее подбородок и повернула лицом к себе.
– Перестань. Он причинил тебе боль. И ты не должна тратить все свои силы на его спасение, потому что он явно не хочет, чтобы его спасали.
– Знаю.
Никто даже не догадывался, что боги больше не разговаривают с Надей, что она стала простой калязинской крестьянкой. И пользы от нее теперь никакой. Так что она пыталась не спасти его, а просто понять. Последнее и стало для нее губительным. Именно этот недостаток использовал Малахия, чтобы соткать гобелен лжи, которым и очаровал ее.
– Кроме того… – продолжила Париджахан, и в ее голосе зазвучали хитрые и расчетливые нотки, – если он и наткнулся на эту идею в книге, то почему бы не поискать ее в соборе?
Надя вздрогнула. Она избегала этого места несколько месяцев. И даже мысль о возвращении туда пробирала ее до костей… Но все же…
Аколийка заметила, что она колеблется.
– Его там нет, – сказала она. – Тебе ничего не угрожает.
Надю тут же окутали противоречивые эмоции: желание отомстить и тоска.
– Я не поняла, ты меня ругаешь или поощряешь?
На лице Париджахан появилась печальная улыбка.
– Может, и то и другое?
– Сколько осталось до ужина?
– Думаю, у нас есть время, – покосившись на солнце, видневшееся в окне, ответила Париджахан и пожала плечами.
Надя рассматривала сломанные статуи, выстроившиеся вдоль входа в огромный черный собор, и задавалась вопросом, не вызван ли сковывающий ее страх тем, что она уже знает, что скрывается внутри? Или он связан с тем, что в этот раз она переступит порог без какой-либо защиты?
На лице Париджахан застыло безразличное выражение, и она едва ли скользнула взглядом по осыпающемуся фасаду собора. «Наверное, ей так проще, скрываться за маской полнейшего равнодушия», – решила Надя, когда аколийка рывком распахнула огромные деревянные двери.
Внутри стояла полнейшая тишина. Надя судорожно вздохнула, не желая вспоминать последний раз, когда она была здесь: как переплела пальцы с пальцами Малахии, как доверяла ему вопреки всякой логике. Ведь она не хотела переступать порог дома Стервятников.
«Вот только когда-то этот собор не был их домом», – подумала она. Проведя рукой по стене, Надя принялась гадать, какому богу поклонялись здесь до того, как Транавия решила отказаться от веры. Паника, вызванная тишиной в голове, тут же сдавила своими когтями ее грудь, поэтому она старательно отогнала эти мысли прочь и последовала за Париджахан, которая, к сожалению, целеустремленно шагала вперед.
– Ох, Пардж, ты уверена?
– А где еще нам искать? – ответила аколийка.
И она была права. О том, что произошло с Черным Стервятником, не ходило ни единого слуха. А Надя спрашивала, хотя на самом деле ей не хотелось ничего знать. Ведь это означало признать тот почерневший шрам на ее ладони, который, к Надиному стыду, время от времени нагревался и сильно чесался. А еще признать, что ее сердце тянется к чему-то далекому, словно связано с кем-то единой нитью. Надя не знала, что произошло той ночью, когда она вырезала символ Велеса сначала на своей ладони, а затем на ладони Малахии. Что-то произошло, когда она украла его силу, чтобы воспользоваться ей. Когда Надя совершила невозможное.
И это все еще жило в ней. Грязная, чернильная тьма магии Малахии дремала где-то глубоко внутри.
Париджахан толкнула дверь в покои Малахии, и в уголках ее губ мелькнула легкая улыбка, когда та поддалась.
Но Надя не спешила переступать порог. С ее последнего посещения этой комнаты здесь ничего не изменилось. На спинке кресла все так же висел военный мундир в заплатках. В каждом углу комнаты виднелись сложенные рисунки, а на книжных полках высились стопки книг. Много, очень много книг.
Париджахан тихо присвистнула.
– Вот где надо искать ответы.
Нахмурившись, она подняла мундир с кресла и протянула Наде.
А Надя подождала, пока аколийка отвернется, затем надела его поверх платья и уткнулась лицом в воротник. От него все еще исходил запах железа, земли и парня, который успокаивал ее и в то же время причинял боль. Боль, сравнимую лишь с ударом ножом в грудь.
Она так и не разобралась в своих чувствах касательно предательства Малахии, но надеялась, что со временем ей удастся распутать эту мешанину. Надя знала, какие чувства должна испытывать к нему сейчас и каких чувств от нее все ожидали. Вот только она не понимала, будут ли они искренни.
Да, ее сжигали гнев и обида, но она все так же ловила себя на мысли, что ждет, когда он ворвется в ее комнату в вихре темных волос, плохих шуток и сияющих до рези в глазах улыбок. Надя скучала по нему.
Но Малахия больше не был тем парнем. Он стал сильным и жестоким идеалистом, его тело изменилось, а разум повредился.
Надя все еще надеялась, что перестанет думать о нем. Он врал ей месяцами, изображая из себя встревоженного парня, который совершил ошибку и ищет помощи, чтобы исправить ее. Но вместо этого Малахия воспользовался Надей, чтобы обрести силу, столь грозную, что та стерла в нем все остатки человечности.
Нелепый и высокомерный транавиец с хитрой улыбкой, который грыз ногти от волнения, исчез. И возможно, навсегда. И она была так сильно опечалена его потерей, что это даже утихомирило ее злость. Он не заслуживал ее сочувствия, но ее сердце считало иначе.
– Как думаешь, он планировал это с самого начала? – тихо поинтересовалась Надя.
Париджахан перестала рыться в стопке рисунков и подняла голову.
– Неужели ты наконец готова поговорить об этом?
Надя пожала плечами.
– Мы с ним путешествовали несколько месяцев, и он ни разу не говорил о том, чтобы тебя найти, – сказала Париджахан. – Мне даже пришлось уговаривать его пойти с нами, когда мы услышали слухи о клирике. А значит, что-то заставило его сбежать в Калязин, а потом вернуться сюда. Но он никогда не упоминал, что именно.
– Зато он прекрасный лжец.
– Он очень хорошо умеет лгать, – согласилась Париджахан. – Или он просто говорит правду.
Надя покосилась на темные двери кабинета. Что она надеялась здесь найти? То, что объяснит его безрассудное стремление уничтожить богов? Или что-то еще?
Она медленно перебирала книги. Чего здесь только не было: и исторические хроники, и романы, и теория магии. Только Надя плохо разбиралась в магии крови, чтобы что-то узнать из них. Так что она просто теряла здесь время.
Но Париджахан уже открывала двери в его кабинет. Перешагнув через порог, она громко покашляла. Надя не собиралась тут же следовать за ней, но что-то будто потянуло ее туда. Из комнаты донесся шелест, когда Париджахан начала перебирать бумаги на его столе, а по Надиной спине пронесся холодок, заставляя вздрогнуть.
Магия.
Что-то, чего она уже давно не чувствовала.
– Что нашла? – громко спросила она, чувствуя, как в животе все перевернулось.
Что-то знакомое, но пугающее тянуло ее, взывало к ней, захлестывая волной ужаса.
– Похоже на какие-то заклинания, – не замечая окутавшего Надю беспокойства, ответила Париджахан.
Войдя в кабинет, Надя вздрогнула. Правая ладонь заныла от тупой боли, которая медленно расползалась по руке. На висках выступил пот. Ее бросило в жар, а через мгновение зазнобило, и она ощутила… ощутила…
Выхватив бумаги из рук аколийки, Надя стиснула их в кулаке. С ее губ срывалось тяжелое дыхание, а в голове билась мысль, что что-то не так. Будто внутри просыпалось что-то голодное, желающее причинить сильную, всепоглощающую боль, мечтающее поглотить все и вся, если его не остановить.
– Надя?
– Нет, – хлопнув ладонью по столу, решительно сказала она. – Магия так не действует.
Надя разложила перед собой на столе листы с заклинаниями. Ее сердце замерло при виде беспорядочных, едва разборчивых каракулей Малахии. Она не должна ощущать его силу, не должна чувствовать его. Ведь уже прошло столько времени. Надя не разучилась читать по-транавийски, но слова расплывались перед глазами. Лихорадочно перевернув еще несколько листов, она откопала несколько торопливо нацарапанных заметок и диаграмм под заклинаниями. А также множество непонятных ей приписок.
– Мне не следует находиться здесь, – прошептала Надя, чувствуя, как ужас сжимает когтями ее сердце.
Она подняла со стола страницу, нижняя часть которой загрубела и потемнела от крови. Но надписи в верхней части все еще виднелись. Вот только Наде не хотелось верить своим глазам.
Это оказались заметки о калязинских чарах, дарованных богами. Ее богами. И о том, как эти чары могут соединяться с магией крови. Это не укладывалось в голове, но, судя по всему, что-то еще медленно видоизменялось, и это могло быть чем-то новым или союзом того и другого.
Серефин как-то упоминал, что нашел на поле боя транавийские книги заклинаний с приписанными к ним калязинскими молитвами. Подобное сочетание казалось невероятным. Так почему Малахия изучал это?
Но тут что-то откликнулось на другом конце связующей ее нити. Надя замерла. А затем почувствовала взгляд, которого раньше не ощущала. И силу, безумно темную и намного превосходящую ее собственную. Магию, которая не принадлежала ей и сейчас гудела в венах, желая дотянуться до того, кто действительно владел ею.
Ей не следовало красть силу Малахии.
Но ведь он наверняка знал, что произойдет, когда Надя провела лезвием по его ладони? Ведь он сам когда-то высказал эту идею – вернее, даже мысль вслух, в надежде посеять семена сомнения, – что она станет сильнее, если воспользуется его кровью. Это отвратительно и ужасно, но Малахия добился своего. Еще одно искажение истины, которое подтолкнуло ее помочь его непостижимым планам.
Надя зашла слишком далеко и пожертвовала всем, во что верила, ради возможности изменить мир, но потерпела неудачу, и теперь ее наказывали молчанием.
Хватая ртом воздух, она прижала горящую руку к сердцу. Грязная сила видоизменилась, а нить превратилась в натянутую веревку.
«Мне не следовало приходить сюда».
Чудовище. Малахия. Надя попятилась, пытаясь противостоять силе, которая внезапно стала чересчур требовательной, взывающей и наполненной злом.
Она попыталась вздохнуть, и словно издалека донесся голос Париджахан, выкрикивающий ее имя, а затем Надино сознание оторвалось от реального мира, и она осторожно, самыми кончиками пальцев, коснулась черного стекла, отделявшего ее от Малахии.
«Это моя вина». В момент, когда она украла его силу и связала со своей, между ними что-то возникло. И это лишь усилилось и вызвало последствия. Боги, Надя чувствовала его. Он казался сломленным, а его жизненные силы подтачивались, как у скалы, на которую обрушиваются океанские волны.
Но вдруг – так же ясно, словно это происходило рядом с ней, – Надя услышала звук железных когтей, скоблящих по стеклу. Мучительный, въедливый визг, вонзающийся в уши словно иголки. Еще один. Еще. И еще. Чья-то ладонь шлепнула по стеклу, но тонкие пальцы заканчивались железными когтями, с которых капала кровь.
И это помогло Наде прийти в себя.
Она отшатнулась от стола и судорожно сглотнула, стараясь удержать в желудке последнюю трапезу. Ей до сих пор не верилось в то, что произошло. Да и как вообще это могло случиться?
Прошло несколько мучительных секунд, но извращенная связь больше не восстанавливалась, и ей больше не пришлось сталкиваться с бурлящим хаосом его безумия.
Вот только то, с чем она встретилась, не напоминало Малахию. Его разумом все еще владело чудовище.
Может, оно падет от руки Нади?
Она перевела взгляд на Париджахан, которая с ужасом взирала на нее.
– Ну, – прохрипела Надя, – судя по всему, он все еще жив.
Сцена I
Черный стервятник
Голод не ослабевал, а его сущность не поддавалась. Получалось вызвать лишь жажду и нужду, пока наконец он не погрузился в полнейшее забытье и бесчувствие. Ни голода, ни бесконечной, беспрерывной пустоты, сжимающей его сердце, ни постоянной угрозы полнейшей капитуляции.
Тьма стала его утешением. К тому же факелов здесь находилось немного, и их легко удавалось избегать. А еще желанным спасением стало то, что удавалось держаться вдали от любых источников света, которые напоминали ему о потерях. О чем-то мелькающем за пределами его сознания, сохраненном лишь в виде размытых образов. О чем-то, напоминающем трепещущие крылья маленькой птички, которая не собиралась сдаваться надвигающейся тьме.
Эти образы были такими манящими, что вызывали нестерпимое желание чуть подтолкнуть, усилить его безумие. Хотя невежество было слаще. К тому же он никогда не пытался вырваться из первых объятий тьмы.
Да, появлялись какие-то проблески, разочаровывающие поползновения, но их вызывал не он, а кто-то другой. Девушка с волосами цвета сверкающего снега и с бледными веснушками на коже. Упрямая и пылкая, что любит спорить и отстаивать свою позицию. Красивая, яркая и невероятно задумчивая. Он не знал, кто она такая, и это безумно расстраивало его.
Вечность, мгновение, само понятие времени стали чуждыми. Любые отвлекающие внимание проблески исчезли. Остался только голод, дикий голод. И ощущение, что тебя разобрали на части, а затем собрали снова, но ты все еще чувствуешь себя разорванным на куски. Видимо, преобразование – это непрерывный процесс.
А еще не покидало смутное ощущение, что необходимо что-то делать. Но пустота заволокла все, только она имела значение, так что остальное могло подождать. Пока тьма не станет чуть менее удушающей. Пока голод чуть не притупится. Пока мысли не выстроятся в ряд из бессвязных, разрозненных обрывков, которые скачут, трепещут и…
