Энциклопедия наших жизней. Семейная сага. Наша доченька – Стэлла. Том 2

Таким вкусным пловом провожали нас в дальнейший путь. А нам жалко было думать, что четыре дня пролетели. Вот сейчас бы всё сначала!… Сначала вечер и ночь на водоразделе. Вот уж сейчас бы… А сейчас мы ели шикарный плов, опять говорили сладкие речи благодарности…

Двадцать второй день отпуска. 8 августа, среда.

И вот настало утро отъезда из гостеприимного Уч-Кургона. Гариф Нассибуллович не велел уезжать без его команды и ушёл на работу. Накрыли завтракать – его нет. Нас осенило, что мы ещё не попробовали висящие над головой груши и переспелую крупную темно-бордовую вишню. Еле заставили Элю залезть по приставной лестнице и набрать половину бидончика вишни. Ох, и вкусна же! Почему мы не сделали вареников? От лени, наверное. Взяли вишню с собой, с ведро груш. Они были зелёные, но до конца пути мы их все сгрызли. Часть переспелых – подавили и выбросили. Но это было потом, а сейчас завтракать и в путь.

Пришёл Гариф Нассибуллович с большим свёртком… и оказалось, что он принёс нам подарок, который заставил нас самих разворачивать. А сам, когда видел, как мы не смущаясь, радуемся, радовался больше нас.

Нам подарили шесть косе – большие пиалы для первых блюд типа лагмана, шурпы. Косе расписаны синим узбекским орнаментом. Такие косе в продаже не бывают. Их заказывают для именитых людей в подарок. Поэтому подарок оказался редкой ценности. А если учесть, что мама о косе мечтала много лет, то надо представить её радость. Кроме кассе, нам подарили шесть миниатюрных пиал с красной росписью и два чайника – средний. и большой.

(Примечание: от этих подарков у нас сейчас ещё в обиходе – одно косе и маленькая пиала. Наверху – на посудных буфетных полках стоит – памятный чайник, у которого надтреснута ручка. Но выбросить – рука не поднимается. Память…)

Упаковали мы подарки тщательно – в корзину, завернули – в мягкое. Довезли всё целым…

Позавтракали и… поехали дальше. Все вышли нас провожать на дорогу и долго махали нам вслед машине.

ПРОВОДЫ

ПРОЩАЕМСЯ: Стэлла, Светочка, Гариф Нассибуллович и Нина Евстафьевна с внуками, и мама Ираида с Динкой. Перед отъездом Динку мама держит уже на руках, чтобы она опять не потерялась…

Токтогульское водохранилище

"Тем, кто едет мимо Токтогулки сегодня, становится очевидно – она высыхает.

В этом году уровень воды там достиг критического, и кыргызским энергетикам приходится надеяться на милость природы, чтобы только не пришлось глушить ГЭС. В месте впадения реки Нарын в водохранилище оно высохло полностью: осталось только едва заметное русло реки посередине", – поделился впечатлениями Тутыхин.

http://www.topnews.kg/

7–00 по московскому времени. Выехали из Уч-Кургона. Мы хотели купить арбузы и дыни, чтобы привезти хоть маленькие гостинцы близким. Нам посоветовали дыни покупать в Маданиате. Мы заезжали по дороге на два – три рынка, останавливались у дороги. Во многих местах кучками лежат дыни и арбузы. Цены приблизительно везде одинаковые – в зависимости от размера – за штуку – 1–00, 1–50 или 2–00 рубля. Купили мы в Маданиате большой арбуз – килограмм на двенадцать и несколько маленьких дынь. Ещё покупали дыни и арбузы дальше при въезде в горы – в предгорных районах. Обложились дынями и арбузами: и у заднего стекла – аппетитный рядок и под ногами и в багажнике. Всего 6 арбузов и 11 дынь – 17 круглых полосатых и жёлтых мячиков. Мы не ставили перед собой цель – закупить весь урожай Средней Азии. Да и денег было ограниченно, т. к. уже пустили в ход н.з. – наши 50 рублей, поэтому решили ограничиться купленным, причём часть дынь решили съесть по дороге, т. к. не все дыни мы довезли бы целыми.

В итоге мы истратили в Маданиате:

– арбузы – 2 шт. – 3–00 руб.

– арбузы – 2 шт. – 1–00 руб.

– дыни – 4 шт. – 3–50 руб.

– дыни – 4 шт. – 3–00 руб.

– дыни – 1 шт. – 1 руб.

– дыни – 2 шт. – 1 руб.

– – – – – – – – – – – – – —

Итого 6 арбузов и 11 дынь = 14 руб.

В Таш Кумыре купили:

– лимонад, хлеб и сыр – 2–20 руб.

В Маданиате купили:

– семечки и мороженое – 1–00 руб.

– – – – – – – – – – – – – —

Итого за день истратили = 17–20 руб.

На спидометре – 74045. Кизил-Кия. Заправили – 45 литров.

На спидометре – 74233. Ташкумыр. Заправили 25 литров.

Кончилось предгорье и сразу стало темнее. Долго выбирали место для обеда. И, наконец, нашли. В сторону от основной дороги уходила протоптанная автомобилями тропа, которая петляла вдоль такой же петлистой речки – мелкой, но чистой и быстрой, как в песне – "По камушкам, по камушкам…"

Сели под раскидистыми вётлами и с удовольствием пообедали. Тётя Нина в дорогу нам приготовила жаркое с картофельным пюре. Охладили и съели арбуз.

Когда проезжали предгорье, заехали в Таш-Кумыр. Там в магазине купили сыр и лимонад, которые с удовольствием были приобщены к нашему обеду.

Когда мы обедали, неизвестно откуда появился из кустов ослик. Мы с Элькой попробовали его оседлать.

В этом месте Эля сделала приписку: "На этой остановке свершилась вторая мечта Стэллы Викторовны, она наконец-то сфотографировалась с ослом".

А какая же была её первая мечта?

Во время обеда вдруг на глазах начала сгущаться мгла, подул ветер, вдали загремел гром. Мы не видели снегопадов и лавин, но гром грохотал с таким треском (может быть, в горах акустика такая?), что нам казалось, что по ту сторону ущелья горы движутся и трясутся, жуя камни и выплёвывая их назад. Стали спешить. На узкой тропе пробовали развернуться. Чтобы не видеть эту душераздирающую картину, когда угроза нависла над судьбой нашей старушки и тех, кто в ней сидел. Казалось, что двинься хоть вперед на 5 см., хоть назад на 5 см., машина покатится кубарем или в одну сторону с горы или в другую. Тропа возвышалась над пропастями, как дамба. Мама с Элей и Диной ушли вперёд на основную дорогу, чтобы сберечь нервы. Как уж папа тыркался и пыркался, не знаем, но он всё-таки развернулся и машина, в конце концов, выползла на дорогу.

Поехали дальше. Гроза всё время была где-то рядом, но мы в неё не попали… Справа от нас всё время рядом с нами бежала река, иногда встречался мостик, и река появлялась слева от нас – это Нарын. Если бы мы не видели это волшебное явление наяву, можно было бы не поверить, что такая красота может быть на нашей грешной матушке земле.

Суровые каменные берега, причудливо изрезанные, заточили Нарын в своём каменном ложе. Тесно реке, хочется на волю и она бежит от этих нависающих над ней камней быстро – быстро. А иногда каменные стены, как стены замка, вдруг размыкаются, и освободившаяся река расплескивается вширь и замирает – не хочется ей бежать дальше. И, кажется, что вода перестала двигаться.

И необычен цвет воды. Иногда лазурный, с белыми пенистыми порогами, а то, вдруг, изумрудной становится гладь воды. А каменные берега будто облицованы огромными каменными плитами разной формы, нарезанными, нагромождёнными, изрезанными ветром и снежными ручьями.

Строгостью, суровостью и мудростью веет от горных берегов Нарына. Нарын вытекает из Токтогульского водохранилища, построенного недавно. В прошлую поездку родителей его ещё не было, и они ехали напрямик по будущему его дну. А сейчас перед нашими глазами раскинулась спокойная серебристая гладь водохранилища. Ехали мы ехали, ехали мы ехали – в объезд этого водохранилища, ели объехали.

Перевал Кок-Бель

http://www.veloturist.ru/

На спидометре – 74333. Перевал Кок Бель.

Ещё до водохранилища мы прошли первый перевал Кок Бель, в 15 ч. – 1550 м над уровнем моря. А нам ещё предстоит Ала-Бель – 3218 м, недалеко от которого запланирован ночлег.

Наконец, объехали водохранилище.

На спидометре – 74418. Токтагул. 16–45 ч. Заправились. Здесь нам отпустили на заправке только 10 литров. Наверное, в горы бензин завозить трудно.

Я с Элей были против, но мама с папой, оставив нас в машине, отправились вниз по длинной каменной лестнице в долину на рынок.

Приценились. Цены здесь подскочили резко вверх. Зашли в хозяйственный магазин. В прошлый приезд здесь ими была куплена хрустальная вазочка.

И в этот раз они смотрели и любовались… Мама ещё долго потом вспоминала – какие же там стояли на прилавках хрустальные вазы, салатницы…, а ладьи!… Цены у них были также прекрасны, как и они сами: от 150 руб. и выше…

Поехали дальше. Темнело быстро и заметно холодало. Ухудшались дороги.

Слева встречались участки взорванного камня – белого, как осколки мрамора на вид. Осколки скатывались и засыпали дорогу. Вдоль дороги строилась ЛЭП.

Но людей – строителей мы не встретили, может быть потому, что рабочий день уже кончился.

Мама дописала на этой страничке свои воспоминания.

Восемь лет назад, когда мы проезжали через эти же горы, как и сейчас, нас ночь застала в дороге. Прошлый раз мы остановились около метеостанции, попросились на ночлег. Нам тогда постелили в служебном помещении матрацы прямо на пол.

На метеостанции жила семья – муж, начальник станции, жена – радистка и у них были две чудесные девочки, приблизительно четырёх и шести лет. Нас удивило, что девочки в прохладный вечер бегали босиком. Нам объяснили, что они здесь закалились, растут в прекрасном, но суровом климате, т. к. высоко в горах холодновато ночами и рядом – ледники. Не менее романтической, была и фамилия этой семьи – Сокол.

Кроме них в домике жили студенты – практиканты – три девчонки и паренёк. На улице стояла печка, на которой готовилась пища. В обязанности этой бригады входило не только передавать данные наблюдений за погодой. Более важным было наблюдать за ледниками и снежными лавинами. Особенно весной, да и зимой, снежные лавины приносят беду – обрушиваясь, заваливают дороги. При сходе лавин могут погибнуть люди. Сокол с помощниками должен следить за ледниками и за состоянием снежных шапок. Нужно предугадать их движение и в нужный момент направленным взрывом обрушить снежную лавину в нужном направлении. Работа опасная. Люди должны быть смелыми, отважными.

Сам Сокол Виктор – высокий, русый, красивый русской богатырской красотой.

Я помню, как мы с ним пили сухое вино, ели испечённые его женой блины и слушали рассказы о горах, о ледниках…

Этот человек был влюблён в своё дело. Мы спросили – как же они будут здесь с дочками жить? Ведь рано или поздно им придётся учиться. Предполагалось отправить их в город в интернат или к родственникам. Бывает так – не зная человека, встретился с ним в пути или на привале и прикипел душой.

Вот, кажется, всё отдашь, ничего не жалко. И открываешь ему – самое сокровенное, и он в ответ поверяет доверчиво свои тайны, боль, радость.

А потом каждый пошёл своей дорогой, с уверенностью, что напишет письмо или позвонит и ещё встретятся друг с другом не раз… Так и мы в тот раз уехали, заворожённые этой простой самоотверженностью Сокола – вдали от цивилизованных городов, круглый год среди суровых гор. Несколько человек, в основном, сменяющиеся практиканты – вот всё окружение. А общение людьми, в основном, с проезжающими мимо. А в остальное время – опять только горы, ледники и вечные снега.

В этом месте опять приписка Стэллиной рукой: – "Каждой женщине свойственны преувеличения, а Ираида Владимировна превосходит всех в этом плане". Ну, ну!!!

В этот раз маме с папой хотелось заночевать именно на этой метеостанции. Мы нашли её, родители сразу её узнали. Тот же дом. Вдоль дороги чисто символический частокол. Слева от дороги вырос дом деревянный с участком, цветами, зеленью. Мы так и не спросили, кто там живет. Мы подъехали, когда на ночлег во двор уже заехало несколько машин. Ехало несколько семей по маршруту: Иссык-Куль, горы, Средняя Азия, в основном – узбеки. Мне понравилась их подготовленность к поездке.

Машины устанавливаются по прямоугольнику, так, чтобы организовать в середине закрытую площадку для сна. На эту площадку вытаскивают что-то типа ковра и на него расстилают войлок, кладут подушки. Спят в тёплых вязаных свитерах, и куртках – типа коротких тулупчиков на натуральном меху.

Женщины моментально устанавливают казаны, что-то варят и кипятят чайники.

Мы решили отыскать хозяев метеостанции, чтобы спросить разрешения переночевать… и увидели Сокола. Он ходил с каким-то мужчиной около дома. Но всё-таки, боясь ошибиться, мама не стала с ним о чём-то вспоминать, просто спросила – можно ли переночевать.

Нам, естественно, разрешили остановиться во дворе. Маму проводил к машине тот, второй мужчина. Вот у него-то она и спросила – "А вот не знаете ли вы – был здесь такой Сокол?…" – "Так вот же, это Сокол и есть, вон ходит". Ну, здесь мама уже кинулась к нему с радостью – "А я вас сразу узнала." А он говорит – "И я вас сразу узнал".

Он обрадовался очень и мы тоже. Он сказал, что застали мы его случайно. Он собрался в отпуск, завтра уезжает. А перед отъездом должен ещё проверить какой-то дальний ледник. Он рассказал, что теперь он один. Семья распалась. Жена с дочками во Фрунзе. Он продолжает работать здесь один. Один, в смысле – без семьи. Радист – теперь мужчина, который приехал сюда с женой и маленьким ребёнком. Значит, ещё чья-то молодая жизнь закаляется в этих горах, недалеко от перевала Ала-Бель. Выдержит ли эта молодая семья испытания трудностью? Или также через несколько лет один их них останется здесь, не в силах порвать с горами, ставшими сутью жизни, а кто-то второй спустится вниз, к людям?

Я чувствовала, что Виктору Соколу очень хотелось поговорить, может быть, излить душу. Ведь мы пришли из той, старой его жизни, когда было начало и не было известно, как будет дальше. А сейчас всё известно…

Он предложил нам ужин и чай. Даже сказал – "Может, хотите согреться? Есть водка". Он очень хотел с нами посидеть, но настаивал не навязчиво. А мы устали так, что даже не хотели ужинать. Работники метеостанции, узнав, что мы знакомые Сокола, все нам улыбались. У них, оказывается, здесь есть пасека. Они налили нам два стакана неочищенного мёда. А мы их угостили, вернее, подарили две пачки цейлонского чая. Все остались довольны дарами, как при встрече с индейским племенем. Только кто больше был похож на индейцев? Наверное, мы.

Подошли и позвали нас ужинать узбекские «туристы»… Но мы так устали, что нам не хотелось – ни есть, ни пить. Это, значит, мы действительно устали.

На спидометре – 74459. Мы проехали от Уч-Кургона всего 414 км. Но ехали предгорьем, потом в горах… Дорога утомительная. В общем, отказались мы от всего. Мама с Элей легли в машине. А папу и меня уложили в одной из комнат на метеостанции. Встали мы рано. По московскому времени – в 3 часа 40 минут. Уезжая, оставили для Сокола записку с московским адресом и приглашением в гости. После прошлой поездки родителей, они однажды посылали ему письмо, но ответ не пришёл. Больше не писали. Так что и сейчас неизвестно, приедет ли к нам Сокол проездом, возвращаясь из отпуска или нет. А может быть, не увидим ли мы Сокола до следующей нашей поездки в Среднюю Азию?

Но поедем ли мы туда на машине и поедем ли мы вообще… и когда? Неизвестно.

Перевал Тюз-Ашуу. Въезд в туннель, длиной 10 км – без освещения.

http://ssl.panoramio.com/

Двадцать третий день отпуска. 9 августа, четверг.

В 3–40 утра, оставив Соколу записку, мы выехали дальше. Сокол поехал проверять опасный ледник и надеялся по возвращении пообщаться с нами. По крайней мере, его друзья очень жалели, что мы его не дождёмся.

Сначала дорога шла плохая. Сзади нас все время провожали тучи, сырость, мелкий дождь. Чем дальше, тем становилось светлее.

4–20 утра. На спидометре – 74483. Перевал Ала-Бель. 3218 м над уровнем моря. После перевала зигзагами спустились в альпийские луга. Видели пасущиеся стада и раскинутые юрты.

Вскоре дорога опять стала забираться ввысь. Предстоял ещё один перевал – Тюз-Ашуу, высотой 3585 м. Правда, сам перевал находиться на высоте 4200 м, а мы подбираемся к туннелю под перевалом. К нему мы подбирались постепенно, серпантинами, всё выше и выше. Все притихли. Дорога трудная, крутая, отвесные стены гор. Едешь, а впереди и сзади, выше и где-то совсем внизу видишь маленькие фигурки машин, ползущих медленно, бесшумно. А горы так величественны и спокойны, что, кажется, – они просто терпят этих движущихся машинок – букашек, маленьких коробочек на колёсах, а вот стоит им только захотеть, они так небрежно, лениво пошевелятся, и стряхнут с себя всё это ползущее…

Горы, действительно кажутся живыми, лишь на время задремавшими чудовищами. Особенно вверху, ближе к вершинам – острые пики, снег, а где-то ещё выше вверху, недалеко, но на самом вверху – снежные шапки. А рядом, недалеко от дороги, похожие на туловища застывших мамонтов, горбы огромных верблюдов и спины китов – тела, покрытые мхом. Иногда, даже, хотелось добраться и погладить их, пожалеть. А горы те, что выше, похожи на гордый замок, в котором жили прекрасные люди, превращённые в этих спящих бархатных чудовищ.

Перевал Тюз-Ашуу. Под его вершиной прорыт туннель, который тянется около 10 км. (А, ведь, недавно надо было подниматься на его вершину! А это более 400 метров вверх, в горы, и – в любую погоду!!!) По обе стороны туннеля – посты. Нас остановил охранник с ружьём и предупредил: – "В туннеле нет света, будьте осторожны со встречными машинами. Должен предупредить, мало ли кто может встретиться на пути. Не останавливайтесь, езжайте осторожно!".

Он нас озадачил. Мама спросила: – "А что, бывают случаи?" – "У нас бывает всё."

После такого напутствия мы въехали в туннель. Все напряглись, притихли. Едем о широким листам железа. В туннеле темно, хлюпает вода. Встретились два грузовика, но людей мы не встретили, хотя мама так и представляла, что в свете прожекторов машины, сейчас на глазах от стены отодвинется фигура с чем-нибудь в руках и встанет на пути. Но никто на пути не возник и мы, наконец, выехали из туннеля. Около выхода так же стояла будка. Около неё было несколько мужчин, наверное, дорожные рабочие. Они с огромным любопытством проводили взглядом нашу машину.

После перевала нам встретился ручей. Решили перекусить. В ручье помыли посуду.

Мы поехали дальше – горы изменились резко. Всё стало более острым, изрезанным. Меньше зелёных, больше коричневых тонов. Горы открылись нам совсем с другой стороны, как будто вчера мы ехали в одних горах, а сейчас попали в другие, ещё более прекрасные. Мы всё время ехали по большому ущелью, вернее, опускаясь в него по очень крутым дорогам. А ущелье открывалось нам – то слева, то справа. А мы были вверху. И не оно, а мы, петляя, поворачивались к нему – то левой стороной, то правой. Но самое прекрасное видение явилось перед нами, когда мы были наверху и ущелье лежало у наших ног. Более величественного зрелища я не видел. По мере того, как мы спускались в ущелье, величественность уступала место гордому спокойствию. Чувство страха перед высотой и бездной, трепетавшее в нас, постепенно проходило. А ущелье поглощало нас. Над головами сгущался сумрак, и нам казалось, что горы скоро сомкнуться над нашими головами.

Когда мы спустились вниз, даже стало жалко, что мы уже уехали от вершин, что те горы, которых мы так долго ждали, уже сзади. Горы как-то расступились сразу, пошли холмы.

Речка убежала в сторону. И вскоре пошли сёла – это были украинские мазанки, и сады, сады…

Одно село переходило в другое, менялись лишь названия. Проезжали беленькие домики с садами и добротные домищи с ещё большими садами. Мелькали церкви. По улицам встречались русские лица. Это сёла переселенцев.

Ещё в Столыпинскую реформу, украинские казаки, получив подъёмные, переселялись на свободные земли в Средней Азии. Ехали на телегах, выбрав понравившиеся места, оставались на поселение. Так и выросло в долинах СЕМИРЕЧЬЯ несколько украинских сёл.

Мой дед по отцу – Анатолий Евстафьевич (БАТЯ), уроженец села Садовое, которое мы тоже проехали. Спросили у проходящей женщины – не знает ли она, где живут ДУДКО. Она расспросила нас – откуда и кто мы. Потом сказала, что в селе живёт несколько семей ДУДКО. Но, судя по расспросам, самая близкая Батина родня живёт в доме, на который она нам указала.

Подъехали к дому. И не подумаешь, что мы в Средней Азии. Беленький домик утопал в зелёном саду. А через изгородь свисали, разомлевшие от жары золотые шары.

Вышла к нам женщина. Узнав, кто мы, стала звать в дом. Но мы отказались. Поговорив, поехали дальше.

На спидометре – 74682. 8–45 утра. Заправили 30 литров. Скоро Фрунзе.

Незаметно сёла перешли в пригород. Мы въехали во Фрунзе.

В Уч-Кургоне живет сестра Анатолия Евстафьевича – тётя Нина, а во Фрунзе – два брата – дядя Серёжа и дядя Петя. Дядя Серёжа живет в 4-ом микрорайоне. У него 3 сына, все выросли и разлетелись. Дядя Петя живет недалеко от центра в собственном домике. У него 3 дочки. Две из трех живут ещё дома.

Мы поехали к дяде Пете. В этом доме папа ещё в молодости прожил несколько лет, кончил во Фрунзе 10-ый класс и потом поступил в МАИ, в Москве. Дядя Петя работает сменным слесарем, на работу ему нужно было идти – аж на следующий день и он оказался дома. Жена его – тётя Таня – отдыхала на озере Иссык-Куле. Девочки вскоре пришли с работы, засуетились, загремели посудой. Нас накормили супом, напоили чаем и уложили всех спать.

Мы проснулись, когда услышали голоса пришедших (им уже позвонили) дяди Серёжи и его жены – тёти Тони. Тётя Тоня стала помогать девочкам – готовить. Они наварили огромную кастрюлю вкусных щей, а девочки приготовили национальную еду дунган, живущих в этих местах – фунчезу.

Обед всем понравилось очень. Мама взяла с девочек слово, что они пришлют ей рецепт фунчёзы и лапшу, которая продаётся на базаре, правда не всегда.

Лапша эта делается из крахмала. Лапша из крахмала, – типа вермишели непомерной длинны, смотанной, как моток тонкой проволоки, мутновато – прозрачного цвета. Лапша отваривается и рвётся руками на части. Редька зелёная режется соломкой. Также соломкой режется перец зелёный и красный, сладкий. А тот, что зелёный – солёный. Режутся лук, помидоры и ещё всякая всячина из чеснока и других приправ. Всё это томится вместе с мясом в хлопковом масле и жире, а потом смешивается с лапшёй из крахмала. Можно это есть, как горячим, так и холодным. В тушение добавлялись баклажанчики. Именно они составляют основную изюминку блюда.

Мама говорила, что ей очень хочется освоить целый ряд рецептов местных блюд. Представляю – позвать гостей на Средне-Азиатский стол: лепёшки, манты, самса, плов, лагман и т. д. и т. п… и зелёный чай. Слюнки текут… Косе у нас теперь есть, пиалы – есть. Остаётся научиться кое-что готовить (кстати, плов у нас дома отменный бывает) и позвать гостей. Дело за маленьким… захотеть всё это организовать. А причин для застолья тоже хватает. 20 ноября 20 лет со дня свадьбы родителей, в декабре мне исполнится 16 лет, в январе – маме 45 и т. д.

А, может быть, и, правда, вернувшись домой, соберутся у нас гости и вспомним этот наш отпуск и горы и гостеприимство, которое нам было здесь оказано.

Перед отъездом из Уч-Кургона, тётя Нина сунула нам обратно две бутылки водки, а Гариф Нассибуллович – бутылку вина. Мы всё это выставили во Фрунзе на стол, к обеду, вручили коробку конфет. За обедом пили плохо. На всех выпили лишь бутылочку коньяка узбекского и чуть-чуть водки с бальзамом. Получили в подарок от каждого из дядей по бутылке бальзама – "Киргизбальзам".