Энциклопедия наших жизней (семейная сага). Истоки книга 1. Детство и юность Виктора Анатольевича Дудко

Эта память для меня очень и очень дорогая. Я здоровая и не плохая, а многие говорят что я симпатичная и красивенькая.

Андрей мой не похожий до меня похожий до тебя, голубые глаза чубик беленький очень хорошенький поёт танцует и первое его слово папа, а потом дай Анна. Очень и очень его люблю. Он меня обнимае, целует, спить со мной так я его научила очень умный мальчик. Я пришлю тебе фото-карточку Андрейка, а сейчас неимею нужно сделать.

Фотография, присланная Анной, где она «с нутриями»

Витя тыпиши более простей и смело потому что твоих писем никто ничитает окромы меня, потому что я много не могу додумаца. Мой ты любимый и дароже всево на свете это ты Витя и Андрей.

Я всё время думала, что стобою случилось что ты не пишиш писем. Не одну ноч не спала, а всё думала и видела тебя перед собою, мне не верилос что бы ты меня забыл, я знала что ты и за пять лет вспомниш меня и сына.

Что-то в моей душе чувствовало что ты не забудиш.

В глазах моих стоял ты нераз, а вособености когда я была больная когда родила сына я имела горячку я звала тебя на помощ кричала Витя помоги, и когда я была здорова мне спрашивали кого я имею Витю что всё время звала. Витя хотя ты оженися но краше от меня никто тибя не будить любит в жизни.

Может быть мы больше невстретимся и ты будиш хотеть миня забыть но не сможеш. Потому что ты первая любов моя в жизни, первы Руский человек которого я узнала два года тому. А поэтому так случилось через войну проклятую. Это писмо которое я получила от любимого Руского человека для меня очень много щастя даже здорово сделалас, мне очень скучно за своймы людямы и землёй. Но чтож судба такая, занесла меня так далеко, а ещё далей была я в жизни не думала что я узнаю хотя одного человека Рускую душу.

Витя очень тебялюблю хотя тибе на бумашке скажу, не забывай о нас хоть и оженищя. Витя ты пишешь встретица должны это только раз то я вже луче……………….

и т. д. Витя не понимаю что ты пишиш. А я потом с 1 го 5 ое октября, декабря и т. д. Договоримсь? А я тебе в сентябре ноябре и январе и т. д., на это всё я ничего не понимаю и не догадиваюсь напиши то простее. В прошлом году была в Киеве Полтаве а встым году небыла. В прошлом году была моя сестра в Полще. Поэтому письма ещё отибя не получи вышлю фото – к сыночка и себя но и ты незабуд свою. Работы я имею немного.

Вот высылаю тебе две маленькие очен фотокарточки ходовля моих нутрии на шубы возле моего дому а Андрей мне не дает писат забирает карандаш, чтобы ты его видил тебе хотелобися жит 200 лет, пришли сыночку конфет, валянку и теплый кожух.

Вот я ему недаю писат по писме а он плачет и кричит папа а вже два раза достал по заднице от меня мешает мне работать а нужно делать.

Целует тебя твой сын Андрей В. и целую тебя крепко при крепко случайно в жизни встретила.

Анна. Писат кончаю жду ответу снетерпением, Витя сколько ты имееш лет я вже забыла. Погода у нас сейчас падают дожди я хожу до лесу по грибы, грушек очень много внас в саду сливек чувствуюс хорошо вету неделю ты мне снился. Мы были стоби разом и ты был мойм мужем хотя во сне я и ты.

Конец пиши скорей.

Следующее письмо – 8.09.59.

Здравствуй любимый Витя.

Письмо я твоё получила на которое ответила, и пишу другое письмо высылам тебе свое фото-карточку с сыном Андреем. Я с Андреем вышла на фотокарточке не хорошо рука у меня не ест такая как он на фото-кар, но солнце упало както и так вышло.

Андрей вышел такой как ты совсем до тебя похожий я его очень люблю вот высылаю тебе его и посмотри на сибя и нанего это как один и тот сам. Я тебя вижу всегда днём и ночу сплю с Андреем. А сибя если сделаю фото-кар, то тебе вышлю сама сибя на вес рост руки вминя тонкие и нету так как на фото-кар.

Работать нужно много а вособености стирать я неймею прачки на электричество которая стирает беле все нужно в руках. Андрей это для меня найлучший ребенок это для меня все насвете.

Только сколько ночей не спалось и дней нянчилось, но только в Андрейки правая ручка ест больная имел на руке чирку адну я вытиснула потом имел втом месту 13 штук, а на этим месту тепер красная пляма и ему чешица он ее драпает это такое сверху как бутобы луска с муки а под нею красное это лишай и везде ежду по докторах плачу денги чтобы вилечит и некак не могу это вже онимеет 1 год 7 месяцев и неможна вылечит он беднинкой мучицся должен я вже так ежчу чтобы муж незнал и плачу денги один раз пойти до доктора 100 рублей нужно имеет. А леки покупала американске и гавно помогають.

Еслибы можна было вылечит дак былобы не жал но низнаю или вообще сдес вилечут.

Пока все досвидание целую тибя разом сынем крепко при крепко.

Андрей Анна. Пиши ответ.

На конверте в штампеле – 14.10.59 г.

ЗДРАВСТВУЙ МОЙ ЛЮБИМЫЙ

Витя очен и очен скучно мне без тибя хотябы написал одно письмо до мине, ты забыл вже миня совсем и не хочеш знать. Я тибя немогу забыт.

Андрей вже большой и умный только ручка ему очень болить что сойдет то и обратно. Я знаю что тобе тежело письмо написат комне мне легче ребенка воспитывать как тибе написать, но это твоя кров незабывай о Андрейку. Сынок говорить по полску некоторие слова. Ты пишиш чтобы мы могли встретица еще когда в жизни абы хотя раз. Я хотела совсем приехать, но писала письмо домой, что я хочу приехать, а брат написал что мать хату продала, и чтобы я не приезжала и я неймею кому и где ехать.

Должна здес умерет начужей земле но подданства невзяла польского мне вже жить нехочица. Вот живу только чтобы год два дети подросли, чтобы сних нихто неиздевался а все найхужей маленького Андрека жал это найменший пишу письмо и невижу строчек как пишу за слезамы. Муж мой всегда говорит что он хочет полячку а не руску но я ему говорю чтобы шол от миня то нехочет полячка не такая дурная так работат как я. Смотрить на меня противно что я не полячка судьба моя такая, и ещё знат и тибя вжизни. Я вислала фото-карточку свою и Андрейка ответу не получила отибя.

Пока все целует ебя твуй сын Андрей и Анна.

Жду ответа от тебя. Сынок говорит чтобы папа прислал ботинки и пальто шапку потому что ботинки ему порвалис а папа жалеет и шапки ходит в платичках дома твой сын.

Наша дочка Стэлла 1.06.80 года, (ей было тогда 20 лет), когда узнала, что в Польше есть её сводный брат – Андрей, написала письмо по адресу, который всегда значился на письмах Анны.

ЗДРВСТВУЙ, Андрей!

В нашем доме хранятся старые письма. Среди них письма твоей мамы. Написаны они двадцать лет назад. Есть фотография. На ней твоя мама и ты совсем маленький.

Из этих писем получается, что ты наш брат.

Очень хочется с тобой познакомиться. Напиши нам письмо.

Меня зовут Стэлла. Мне скоро будет 20 лет. Я работаю фельдшером на «скорой помощи».

Мой брат Олег учится в 9 классе. Ждём твоего письма!

ДУДКО СТЭЛЛА.

Наш адрес: г. Москва и-566 127566…

ДУДКО СТЭЛЛЕ ВИКТОРОВНЕ.

Письмо вернулось обратно. На конверте было написано на польском языке: «Поэтому адресу адресат не проживает»…

Продолжает ИРАИДА…

Где-то осенью 1957 года Анна родила сына Андрея. Присылала она – Виктору фотографии – свою и сынишки. Очень симпатичный – светленький. Когда родился наш Олежек, он тоже был светленьким, и только позже волосы потемнели. Чем – то эти два малыша на фотографиях были похожи…

1957 год

После получения диплома, он ехал в поезде. Я сужу по письмам. Защитился он в феврале, в марте, перед началом работы он съездил в Каменец-Подольский к матери и оттуда – в Брест, к отцу. А письмо Анны датировано маем. Всё сходится.

Вполне вероятно, что история правдива.

Да и о чём это я? Сына – не выдумаешь…

В купе с Виктором ехала молодая женщина – Анна. Разговорились. Она рассказала свою историю. Я точно уже не помню подробности, так как до сегодняшнего дня не записывала об этом событии нигде.

Я предполагаю, что ехали они с Украины в Брест. Виктор от матери к отцу, а Анна – в Брест, чтобы оттуда поездом добираться домой.

Анна попала во время войны в Польшу, среди детей, вывезенных немцами за границу. После войны, уже повзрослев, вышла замуж. Воспитанная в Польше, русский язык, практически знала очень плохо. Тосковала о родной Украине. Уговорила мужа отпустить её – съездить на Родину. Нашла маму, брата и сестру. А теперь возвращалась домой, к мужу. Настроение было паршивое, так как она понимала, что уезжает в Польшу, практически, навсегда, и, глядя в окошко вагона, она прощалась с мелькавшими за окном пейзажами, убегавшими от неё и от прошлого и от будущего.

В вагоне поезда Киев – Брест

1957 год

А здесь ещё – такой молоденький, не по годам повзрослевший, симпатичный молодой человек.

Мне кажется, что Анной руководило ещё и чувство, что она прощается не только со своей исторической Родиной, но в лице Виктора, от неё ускользает надежда остаться в России, любить в России. И, в этой, не такой уж и долгой поездке, Виктор явился для неё тоненькой последней ниточкой, постепенно сокращающейся, по мере того, как поезд продвигался к Бресту…

Я не знаю подробностей. Почему в купе они оказались вдвоём? Выпивали они что-нибудь или нет? Но, что случилось, того уже не исправить.

Ночь была запоминающейся и богатой последствиями.

Анна была не права в том, что ниточка, связывавшая её с родиной, оборвалась навсегда… Родился сын, родина которого – дорога от Украины в Белоруссию. Мать – Анна (по рождению – украинка или русская? по воспитанию – полячка), отец – Виктор (полукровка: по матери – русский, по отцу – украинец).

На мой вопрос – почему Виктор оборвал переписку с Анной, он ответил, что малыша признал муж Анны… И для мальчика будет лучше, если он не будет знать о своём настоящем прошлом, а муж Анна будет для него настоящим отцом…

И, немаловажной второй причиной было то, что Виктор работал на предприятии закрытого типа и боялся, что могут всплыть его связи с женщиной, живущей за границей. На карту была поставлена угроза его дальнейшей работе и карьере.

С тех пор фотографии Анны и сына Андрея лежали в числе наших семейных фотографий, хранившихся в нижнем ящике серванта.

Но, однажды, наши малыши, вытащили пачки фотографий, рассыпали их по полу и некоторые разорвали. Меня удивило, что из множества фотографий, они разорвали снимки Анны и её сынишки, и фотографию моей первой любви – Бориса из моего прошлого… Кто руководил их шаловливыми ручонками?

Письма здесь мы привели. И фотографию Андрея – тоже. Должна быть где-то среди старых снимков сохранилась и фотография Анны…

Когда наши дети выросли большими, однажды мы поведали им эту историю. Старшая – Стэлла, написала по адресу, указанному на письмах Анны, письмо. Но пришло из Польши уведомление, что такие по данному адресу не проживают.

Так и неизвестно, какое провидение сохранило тайну рождения сына Анны. Может быть, это и к лучшему, но только – для кого?

Уступаю очередь – дальше опять вспоминать о прошлом – ВИКТОРУ.

Сейчас у меня мелькнула мысль – а, может быть обратиться в передачу «ЖДИ МЕНЯ»? Ведь написала же Анна в письме, что приезжала к ней сестра из-Запорожья. И она сама ездила на родину.

Может быть однажды она собрала детей и уехала с ними из Польши в Россию, в Запорожье. Но тогда и искать сводного брата наших детей – Андрея сегодня нужно уже где-то на украине.

А нужно ли это делать? Отца-то его, Виктора уже в живых нет…

Часть 16

В поисках работы

Эта часть главы я посвящаю моему самому верному и надёжному другу – АЛЕКСАНДРУ ВАСИЛЬЕВИЧУ СМИРНОВУ

СМИРНОВ И Я В ДУБНЕ НА БЕРЕГУ ВОЛГИ (60-е годы)

Говорят, дружба не исчисляется годами, но проверяется временем. Так вот, с Сашей мы дружим больше 60 лет. Я благодарен СУДЬБЕ, за то, что она подарила мне такого верного друга.

ВСПОМИНАЕТ ВИКТОР

Всё начиналось так…….

Защищался я 9 февраля 1957 года. Завершить обучение мы должны до 1-го марта, а с 1-го апреля должны приступить к работе на предприятиях в соответствии с распределением.

За месяц март мы должны с предприятия получить подъемные. Нашу десятку вызвали в деканат, и объявили, что от нас отказалось заявившее нас предприятие.

Кто-то выяснил, что нас заказали атомщики.

Мы не знали, где находится министерство, но кто-то подсказал, и мы все поехали на Новокузнецкую.

Вызвали представителя Управления кадров, который объяснил, что предприятие не успело сдать в эксплуатацию дом, в котором нам хотели предоставить по комнате. И, не извинившись, удалился, сообщив, что они в нас (отличниках) не нуждаются.

Так мы оказались не у дел.

В деканате нам сообщили, что половина ребят направлена в министерство авиационной, а половина (в том числе я, Смирнов и Колосов) в оборонную промышленность и нам туда надо подъехать и решить свои проблемы, хорошо бы, если бы вы с кем-то договорились (нам предлагалось свободное распределение, что тогда не практиковалось и даже осуждалось).

До 1-го апреля мы еще могли жить в общежитии.

(Дальше последовательность может быть нарушена, так как не все точно запомнилось).

Разочарованные вернулись мы в институт.

Потом мы поехали в министерство, на площадь Маяковского. Министерство оборонной промышленности находилось в здании напротив метро Маяковского, и занимало целый квартал, т. е. находилось на углу площади Маяковского и улицы Горького. В здании находились кинотеатр Москва и на 1-й Брестской архитектурное управление.

Мы втроем поехали в министерство в управление кадров, где к нам вышла женщина и сказала, что нам предоставляется «свободное» распределение и мы сами должны искать кому мы, отличники, нужны. В их числе оказались Саша Смирнов, Колосов, я и ещё двое.

К такому повороту событий мы не были готовы. Тогда получить свободное распределение в условиях планового распределения нельзя было, а, если кто и хотел его получить, считалось огромной удачей. А для нас оно обернулось трагедией.

Я встретился со своим руководителем дипломного проекта – тогда членом корреспондентом АН СССР Б. Н. Петровым, который предлагал раньше мне поступить в аспирантуру при ИАТе. Не воспользоваться таким прекрасным предложением академика, которое может выпасть раз в жизни – чудовищно!

Об этом я уже писал. Предложение Б. Н. Петрова тогда сводилось к тому, что учась в аспирантуре – жить я буду в Подмосковье в общежитии и ездить на работу электричкой. Зарплата у меня до защиты диссертации – 1000 руб. и ещё 1000 руб. мне будет положено в год на приобретение литературы.

Я почему-то на этот шаг не решился, особенно, после блестящих предложений п/я 590.Тогда он мне предложил работу в Подлипках, где он работал Главным Автоматчиком, чего я тогда, естественно, не знал. И опять – общежитие.

И опять я по недальновидности и по незнанию, что такое – "ПОДЛИПКИ, отказался…

Мы возвратились в Москву и пошли в министерство. Это было время реформ Н. С. Хрущева с объединением райкомов, министерств и т. д. Объединялись два министерства, а тут мы неприкаянные. Нам сказали, что, если мы найдем место и оттуда будет запрос, то нас туда и направят. Но мы-то не были к этому готовы: нужно время и знакомства.

Этого у нас не было. Тогда я обратился опять за помощью к академику. Борис Николаевич обещал помочь. И, через несколько дней, он сообщил мне, что он договорился в организации Подлипки и мне нужно туда подъехать в отдел кадров. (Тогда еще не было достаточно известно, что это фирма Королева – мы, по крайне мере, в тот момент этого не знали).

Приехав в институт, я предложил Саше Смирнову и Колосову, поехать в Подлипки. Им предложение понравилось и мы, раструбив всем о таком предложении, шумно отметили его.

И только на другой день мы собрались и поехали в Подлипки. Ехали мы с Ярославского вокзала. В переполненной электричке, без билетов, повиснув на поручнях. (Тогда ходили старые электрички, у которых двери не закрывались автоматически, и ступени спускались почти до полотна железной дороги, а входные двери были утоплены внутрь вагона).

Как сейчас помню, после остановки Лосиноостровская поезд проходил туннель и кого-то зацепило за бетонную стену туннеля.

Прибыв на станцию, мы стали спрашивать, куда пройти и многие не знали, что нам нужно.

Наконец мы увидели табличку крупными буквами: ОТДЕЛ КАДРОВ. Мы немного подождали, пока нас примет начальник отдела кадров.

Выслушав меня, он сказал, что уже были от Бориса Николаевича. Мы удивились. Я сказал, что я делал диплом под руководством академика и я его попросил помочь. Кадровик сказал, что все надо делать вовремя и не трепаться понапрасну. Он сжалился над нами и предложил посмотреть общежития, которые освободятся только летом.

Мы пошли по улице Карла Либкнехта мимо дома директора завода (где впоследствии стал жить Боря Филин, о чем я узнал много позже), вдоль улицы, которая много лет спустя перешла в проспект Космонавтов. Позже выстроили многоэтажные дома, в одном из них – во втором доме, получил квартиру на 7-ом этаже Толя Князев с семьей. А тогда здесь стояли одноэтажные домики.

Мы зашли в один. Это было общежитие. Обшарпанные стены, неказистые двери, неуютный дух, где нам предстояло прожить несколько лет. Нам не понравилось. Мы не вернулись к кадровику. Только Колосов потом попробовал устроиться на фирму. Так закончился наш поход за работой по блату (знакомству, по протекции, которую не использовали). Так мы с Сашей не попали в фирму Королёва, тогда нам неизвестного!!!

Мы вновь поехали в министерство. Там дали направление на Красногорский оптикомеханический завод. Мы приехали на завод, но там нам не обрадовались: им нужны были специалисты по оптике. Общежитие нам не обещали. Работа – в цехах. Мы, конечно, не согласились и попросили написать на путевке, что завод от нас, отличников, отказывается. Но какой кадровик так напишет: в следующий раз министерство не направит ни одного молодого специалиста даже, если это очень будет нужно (это мы поняли гораздо позже). Они написали, что предоставить общежитие не имеют возможности и мы, мол, отказались снимать жилье в частном секторе. Так или, примерно, так закончилось наше первое «свободное» распределение с помощью министерства.

(Хотелось отметить, что этот же эпизод в воспоминания Саши Смирнова в ПРОЗА.РУ описан совсем по-другому, что говорит о том, что двое одно и тоже событие могут запомнить и потом вспоминать по-разному. Поскольку мы всегда, вернувшись в общежитие МАИ – обсуждали вопросы трудоустройства, то одна сокурсница предложила нам со Смирновым помощь в устройстве на работу.

Нам дали адрес далеко от Москвы. Мы поехали по указанному адресу. От ВДНХ два раза в день ходил автобус в город Красноармейск. Шел он туда довольно долго. По пути нам показали вход в подземный завод (ничего не скроешь от населения!). Когда мы приехали (почти конечная остановка), нас приняли в отделе кадров и предложили: мне работу в КБ, а Саше работу на местном аэродроме – ответственным за все оборудование самолета-мишени: беспилотный самолет взлетал с аэродрома, пролетал над определённой территорией страны, затем летел вдоль Волги, пока его не сбивали с земли.

Но мы же только кончили институт и еще не знали все приборы и оборудование самолета. Мы подумали и отказались. Много позже, когда мы ездили на дачу с Ярославского вокзала, видели как от Софрино отходил электропоезд в Красноармейск (он тоже ходил от Ярославского вокзала, и здесь сворачивал на одну колею). Так закончилась еще одна попытка устроиться на работу.

Время шло, а у нас не было ни работы, ни зарплаты, да из общежития нас попросили. Уже несколько месяцев мы болтались без дела.

Опять мы пошли в министерство и попросили направить нас на работу. Мы были согласны на всё.

В это время по предложению Н. С. Хрущёва началось объединение министерств и работники Управления кадров сами не знали, где они будут работать, а тут ещё два выпускника болтаются. Да, это был прикол: никому мы не нужны!

В конце концов, у нас с Сашей кончилось терпение, деньги, нас выселили из общежития и мы, наконец, сдались и согласились выехать по предложенному варианту Управления кадров в Ковров.

Чтобы сплавить нас побыстрее и заняться своим трудоустройством, нам даже дали подъемные из кассы министерства. Мы на них купили билеты и выехали с Сашей в Ковров.

Когда мы заявились на завод, там удивились – они никого не заявляли. С нами поговорили и опять – жить негде: самим снимать, зарплата маленькая, работа неинтересная – технологами. Мы стали роптать. На путевках нам написали: в таких специалистах не нуждаемся (что нам и надо было!).

И опять мы в Москве! Круг замкнулся. Кончался май месяц. Министерства объединялись, а мы тут болтаемся и самим кадровикам мешаем. И отправили нас в министерство сельскохозяйственного машиностроения, вероятно, для подъема сельского хозяйства, расположенного на Миусской площади, недалеко от нашего райкома партии и комсомола.

Мы приехали на Новослабодскую и мимо общежития ЦК, справа от него находился Менделеевский институт, по скверику дошли до большого многоэтажного мрачного здания. Вошли через главный вход и оказались в большом холле. Справа от входа стоял столик и за ним сидел вахтер (или милиционер). Нас направили к нему. Мы объяснили, зачем мы здесь оказались. Он сказал, что это Управление спецхимии и проходить в него можно только по пропускам.

Мы позвонили в Управление кадров и нас приняли, поскольку из МОПа им позвонили. Нам предложили съездить в Люберцы, и, если нас там примут, то они выпишут нам путевки.

Так мы с Сашей первый раз поехали в Люберцы в поселок Дзержинского. От Казанского вокзала мы электричкой доехали до Люберец, нашли автобус до поселка и приехали на площадь. Сойдя с автобуса, вдоль обшарпанной и сильно разрушенной стены, дошли до ворот с часовым, и спросили, где отдел кадров. Нам показали на дверь рядом с воротами. Мы зашли и только там увидели табличку "Отдел кадров". Там куда-то позвонили и сказали, что сейчас придет сопровождающий и нас отведут к замдиректора, который с нами побеседует.

Наконец, сопровождающая пришла и провела мимо ворот ко входу в четырехэтажное здание на второй этаж, где нас принял замдиректора по науке Леонид Алексеевич Смирнов.

Он расспросил нас о том, кто мы, откуда, как учились и, услышав, что я работал на вычислительных, правда, моделирующих, т. е. аналоговых, машинах обрадовался: он давно мечтал приобрести ЭВМ для предприятия. Он позвонил или сходил (сейчас не помню) к директору, и, вероятно, получив добро, сказал, что предприятие может нас принять, поселив нас в общежитии. Мы согласились (а иного выбора у нас и не было!).

Он позвонил в министерство и отослал нас за путевками. Мы поехали в Москву за направлениями, обрадованные тем, что будем находиться рядом с Москвой, к которой мы уже привыкли. Получив направления и приехав на предприятие, мы опять прошли тот же путь, только в конце нас заставили заполнить анкеты для допуска, хотя мы сказали, что в институте мы уже имели допуск. Нам сказали, что допуск надо ждать месяц. Мы спросили, а можно мы съездим в это время домой, нам разрешили, посоветовав устроиться в общежитии.

Мы это сделали. Поскольку это был год Всемирного фестиваля молодежи и в Москву пускать не будут, нам выдали справки, что с июля месяца мы должны прибыть на работу в город Люберцы (правда, она нам не пригодилась!).

Надо отметить, что в период подготовки диплома по подсказке мамы, у которой я был осенью, я познакомился с моими родственниками – дядей Костей и его женой тетей Лией Слабковскими, которые жили недалеко от института.

Я к ним приехал в Тушино. Дядя Костя бывший военный летчик сейчас летал на гражданских самолетах, а затем работал диспетчером сначала на военном аэродроме (есть фильм про летчиков, где он снят в диспетчерской, как он сказал, – это в Луховицах), а потом и на гражданском аэродроме.

Он злоупотреблял спиртным. Тетя Лия была маленькой (миниатюрной) карманной женщиной.

Всегда хорошо и со вкусом одевалась. Она работала начальником отдела кадров 3-го медицинского стоматологического института (об этом я узнал гораздо позже, а в первые приезды я не обратил на это никакого внимания). У них был сын Борис, учившийся в то время в 10-ом классе. Приняли они меня хорошо, тем более, что я был бедным студентом, а затем – таким же бедным выпускником ВУЗа.