Энциклопедия наших жизней (семейная сага). Истоки книга 1. Детство и юность Виктора Анатольевича Дудко

Пока все целует ебя твуй сын Андрей и Анна.

Жду ответа от тебя. Сынок говорит чтобы папа прислал ботинки и пальто шапку потому что ботинки ему порвалис а папа жалеет и шапки ходит в платичках дома твой сын.

Наша дочка Стэлла 1.06.80 года, (ей было тогда 20 лет), когда узнала, что в Польше есть её сводный брат – Андрей, написала письмо по адресу, который всегда значился на письмах Анны.

ЗДРВСТВУЙ, Андрей!

В нашем доме хранятся старые письма. Среди них письма твоей мамы. Написаны они двадцать лет назад. Есть фотография. На ней твоя мама и ты совсем маленький.

Из этих писем получается, что ты наш брат.

Очень хочется с тобой познакомиться. Напиши нам письмо.

Меня зовут Стэлла. Мне скоро будет 20 лет. Я работаю фельдшером на «скорой помощи».

Мой брат Олег учится в 9 классе. Ждём твоего письма!

ДУДКО СТЭЛЛА.

Наш адрес: г. Москва и-566 127566…

ДУДКО СТЭЛЛЕ ВИКТОРОВНЕ.

Письмо вернулось обратно. На конверте было написано на польском языке: «Поэтому адресу адресат не проживает»…

Продолжает ИРАИДА…

Где-то осенью 1957 года Анна родила сына Андрея. Присылала она – Виктору фотографии – свою и сынишки. Очень симпатичный – светленький. Когда родился наш Олежек, он тоже был светленьким, и только позже волосы потемнели. Чем – то эти два малыша на фотографиях были похожи…

1957 год

После получения диплома, он ехал в поезде. Я сужу по письмам. Защитился он в феврале, в марте, перед началом работы он съездил в Каменец-Подольский к матери и оттуда – в Брест, к отцу. А письмо Анны датировано маем. Всё сходится.

Вполне вероятно, что история правдива.

Да и о чём это я? Сына – не выдумаешь…

В купе с Виктором ехала молодая женщина – Анна. Разговорились. Она рассказала свою историю. Я точно уже не помню подробности, так как до сегодняшнего дня не записывала об этом событии нигде.

Я предполагаю, что ехали они с Украины в Брест. Виктор от матери к отцу, а Анна – в Брест, чтобы оттуда поездом добираться домой.

Анна попала во время войны в Польшу, среди детей, вывезенных немцами за границу. После войны, уже повзрослев, вышла замуж. Воспитанная в Польше, русский язык, практически знала очень плохо. Тосковала о родной Украине. Уговорила мужа отпустить её – съездить на Родину. Нашла маму, брата и сестру. А теперь возвращалась домой, к мужу. Настроение было паршивое, так как она понимала, что уезжает в Польшу, практически, навсегда, и, глядя в окошко вагона, она прощалась с мелькавшими за окном пейзажами, убегавшими от неё и от прошлого и от будущего.

В вагоне поезда Киев – Брест

1957 год

А здесь ещё – такой молоденький, не по годам повзрослевший, симпатичный молодой человек.

Мне кажется, что Анной руководило ещё и чувство, что она прощается не только со своей исторической Родиной, но в лице Виктора, от неё ускользает надежда остаться в России, любить в России. И, в этой, не такой уж и долгой поездке, Виктор явился для неё тоненькой последней ниточкой, постепенно сокращающейся, по мере того, как поезд продвигался к Бресту…

Я не знаю подробностей. Почему в купе они оказались вдвоём? Выпивали они что-нибудь или нет? Но, что случилось, того уже не исправить.

Ночь была запоминающейся и богатой последствиями.

Анна была не права в том, что ниточка, связывавшая её с родиной, оборвалась навсегда… Родился сын, родина которого – дорога от Украины в Белоруссию. Мать – Анна (по рождению – украинка или русская? по воспитанию – полячка), отец – Виктор (полукровка: по матери – русский, по отцу – украинец).

На мой вопрос – почему Виктор оборвал переписку с Анной, он ответил, что малыша признал муж Анны… И для мальчика будет лучше, если он не будет знать о своём настоящем прошлом, а муж Анна будет для него настоящим отцом…

И, немаловажной второй причиной было то, что Виктор работал на предприятии закрытого типа и боялся, что могут всплыть его связи с женщиной, живущей за границей. На карту была поставлена угроза его дальнейшей работе и карьере.

С тех пор фотографии Анны и сына Андрея лежали в числе наших семейных фотографий, хранившихся в нижнем ящике серванта.

Но, однажды, наши малыши, вытащили пачки фотографий, рассыпали их по полу и некоторые разорвали. Меня удивило, что из множества фотографий, они разорвали снимки Анны и её сынишки, и фотографию моей первой любви – Бориса из моего прошлого… Кто руководил их шаловливыми ручонками?

Письма здесь мы привели. И фотографию Андрея – тоже. Должна быть где-то среди старых снимков сохранилась и фотография Анны…

Когда наши дети выросли большими, однажды мы поведали им эту историю. Старшая – Стэлла, написала по адресу, указанному на письмах Анны, письмо. Но пришло из Польши уведомление, что такие по данному адресу не проживают.

Так и неизвестно, какое провидение сохранило тайну рождения сына Анны. Может быть, это и к лучшему, но только – для кого?

Уступаю очередь – дальше опять вспоминать о прошлом – ВИКТОРУ.

Сейчас у меня мелькнула мысль – а, может быть обратиться в передачу «ЖДИ МЕНЯ»? Ведь написала же Анна в письме, что приезжала к ней сестра из-Запорожья. И она сама ездила на родину.

Может быть однажды она собрала детей и уехала с ними из Польши в Россию, в Запорожье. Но тогда и искать сводного брата наших детей – Андрея сегодня нужно уже где-то на украине.

А нужно ли это делать? Отца-то его, Виктора уже в живых нет…

Часть 16

В поисках работы

Эта часть главы я посвящаю моему самому верному и надёжному другу – АЛЕКСАНДРУ ВАСИЛЬЕВИЧУ СМИРНОВУ

СМИРНОВ И Я В ДУБНЕ НА БЕРЕГУ ВОЛГИ (60-е годы)

Говорят, дружба не исчисляется годами, но проверяется временем. Так вот, с Сашей мы дружим больше 60 лет. Я благодарен СУДЬБЕ, за то, что она подарила мне такого верного друга.

ВСПОМИНАЕТ ВИКТОР

Всё начиналось так…….

Защищался я 9 февраля 1957 года. Завершить обучение мы должны до 1-го марта, а с 1-го апреля должны приступить к работе на предприятиях в соответствии с распределением.

За месяц март мы должны с предприятия получить подъемные. Нашу десятку вызвали в деканат, и объявили, что от нас отказалось заявившее нас предприятие.

Кто-то выяснил, что нас заказали атомщики.

Мы не знали, где находится министерство, но кто-то подсказал, и мы все поехали на Новокузнецкую.

Вызвали представителя Управления кадров, который объяснил, что предприятие не успело сдать в эксплуатацию дом, в котором нам хотели предоставить по комнате. И, не извинившись, удалился, сообщив, что они в нас (отличниках) не нуждаются.

Так мы оказались не у дел.

В деканате нам сообщили, что половина ребят направлена в министерство авиационной, а половина (в том числе я, Смирнов и Колосов) в оборонную промышленность и нам туда надо подъехать и решить свои проблемы, хорошо бы, если бы вы с кем-то договорились (нам предлагалось свободное распределение, что тогда не практиковалось и даже осуждалось).

До 1-го апреля мы еще могли жить в общежитии.

(Дальше последовательность может быть нарушена, так как не все точно запомнилось).

Разочарованные вернулись мы в институт.

Потом мы поехали в министерство, на площадь Маяковского. Министерство оборонной промышленности находилось в здании напротив метро Маяковского, и занимало целый квартал, т. е. находилось на углу площади Маяковского и улицы Горького. В здании находились кинотеатр Москва и на 1-й Брестской архитектурное управление.

Мы втроем поехали в министерство в управление кадров, где к нам вышла женщина и сказала, что нам предоставляется «свободное» распределение и мы сами должны искать кому мы, отличники, нужны. В их числе оказались Саша Смирнов, Колосов, я и ещё двое.

К такому повороту событий мы не были готовы. Тогда получить свободное распределение в условиях планового распределения нельзя было, а, если кто и хотел его получить, считалось огромной удачей. А для нас оно обернулось трагедией.

Я встретился со своим руководителем дипломного проекта – тогда членом корреспондентом АН СССР Б. Н. Петровым, который предлагал раньше мне поступить в аспирантуру при ИАТе. Не воспользоваться таким прекрасным предложением академика, которое может выпасть раз в жизни – чудовищно!

Об этом я уже писал. Предложение Б. Н. Петрова тогда сводилось к тому, что учась в аспирантуре – жить я буду в Подмосковье в общежитии и ездить на работу электричкой. Зарплата у меня до защиты диссертации – 1000 руб. и ещё 1000 руб. мне будет положено в год на приобретение литературы.

Я почему-то на этот шаг не решился, особенно, после блестящих предложений п/я 590.Тогда он мне предложил работу в Подлипках, где он работал Главным Автоматчиком, чего я тогда, естественно, не знал. И опять – общежитие.

И опять я по недальновидности и по незнанию, что такое – "ПОДЛИПКИ, отказался…

Мы возвратились в Москву и пошли в министерство. Это было время реформ Н. С. Хрущева с объединением райкомов, министерств и т. д. Объединялись два министерства, а тут мы неприкаянные. Нам сказали, что, если мы найдем место и оттуда будет запрос, то нас туда и направят. Но мы-то не были к этому готовы: нужно время и знакомства.

Этого у нас не было. Тогда я обратился опять за помощью к академику. Борис Николаевич обещал помочь. И, через несколько дней, он сообщил мне, что он договорился в организации Подлипки и мне нужно туда подъехать в отдел кадров. (Тогда еще не было достаточно известно, что это фирма Королева – мы, по крайне мере, в тот момент этого не знали).

Приехав в институт, я предложил Саше Смирнову и Колосову, поехать в Подлипки. Им предложение понравилось и мы, раструбив всем о таком предложении, шумно отметили его.

И только на другой день мы собрались и поехали в Подлипки. Ехали мы с Ярославского вокзала. В переполненной электричке, без билетов, повиснув на поручнях. (Тогда ходили старые электрички, у которых двери не закрывались автоматически, и ступени спускались почти до полотна железной дороги, а входные двери были утоплены внутрь вагона).

Как сейчас помню, после остановки Лосиноостровская поезд проходил туннель и кого-то зацепило за бетонную стену туннеля.

Прибыв на станцию, мы стали спрашивать, куда пройти и многие не знали, что нам нужно.

Наконец мы увидели табличку крупными буквами: ОТДЕЛ КАДРОВ. Мы немного подождали, пока нас примет начальник отдела кадров.

Выслушав меня, он сказал, что уже были от Бориса Николаевича. Мы удивились. Я сказал, что я делал диплом под руководством академика и я его попросил помочь. Кадровик сказал, что все надо делать вовремя и не трепаться понапрасну. Он сжалился над нами и предложил посмотреть общежития, которые освободятся только летом.

Мы пошли по улице Карла Либкнехта мимо дома директора завода (где впоследствии стал жить Боря Филин, о чем я узнал много позже), вдоль улицы, которая много лет спустя перешла в проспект Космонавтов. Позже выстроили многоэтажные дома, в одном из них – во втором доме, получил квартиру на 7-ом этаже Толя Князев с семьей. А тогда здесь стояли одноэтажные домики.

Мы зашли в один. Это было общежитие. Обшарпанные стены, неказистые двери, неуютный дух, где нам предстояло прожить несколько лет. Нам не понравилось. Мы не вернулись к кадровику. Только Колосов потом попробовал устроиться на фирму. Так закончился наш поход за работой по блату (знакомству, по протекции, которую не использовали). Так мы с Сашей не попали в фирму Королёва, тогда нам неизвестного!!!

Мы вновь поехали в министерство. Там дали направление на Красногорский оптикомеханический завод. Мы приехали на завод, но там нам не обрадовались: им нужны были специалисты по оптике. Общежитие нам не обещали. Работа – в цехах. Мы, конечно, не согласились и попросили написать на путевке, что завод от нас, отличников, отказывается. Но какой кадровик так напишет: в следующий раз министерство не направит ни одного молодого специалиста даже, если это очень будет нужно (это мы поняли гораздо позже). Они написали, что предоставить общежитие не имеют возможности и мы, мол, отказались снимать жилье в частном секторе. Так или, примерно, так закончилось наше первое «свободное» распределение с помощью министерства.

(Хотелось отметить, что этот же эпизод в воспоминания Саши Смирнова в ПРОЗА.РУ описан совсем по-другому, что говорит о том, что двое одно и тоже событие могут запомнить и потом вспоминать по-разному. Поскольку мы всегда, вернувшись в общежитие МАИ – обсуждали вопросы трудоустройства, то одна сокурсница предложила нам со Смирновым помощь в устройстве на работу.

Нам дали адрес далеко от Москвы. Мы поехали по указанному адресу. От ВДНХ два раза в день ходил автобус в город Красноармейск. Шел он туда довольно долго. По пути нам показали вход в подземный завод (ничего не скроешь от населения!). Когда мы приехали (почти конечная остановка), нас приняли в отделе кадров и предложили: мне работу в КБ, а Саше работу на местном аэродроме – ответственным за все оборудование самолета-мишени: беспилотный самолет взлетал с аэродрома, пролетал над определённой территорией страны, затем летел вдоль Волги, пока его не сбивали с земли.

Но мы же только кончили институт и еще не знали все приборы и оборудование самолета. Мы подумали и отказались. Много позже, когда мы ездили на дачу с Ярославского вокзала, видели как от Софрино отходил электропоезд в Красноармейск (он тоже ходил от Ярославского вокзала, и здесь сворачивал на одну колею). Так закончилась еще одна попытка устроиться на работу.

Время шло, а у нас не было ни работы, ни зарплаты, да из общежития нас попросили. Уже несколько месяцев мы болтались без дела.

Опять мы пошли в министерство и попросили направить нас на работу. Мы были согласны на всё.

В это время по предложению Н. С. Хрущёва началось объединение министерств и работники Управления кадров сами не знали, где они будут работать, а тут ещё два выпускника болтаются. Да, это был прикол: никому мы не нужны!

В конце концов, у нас с Сашей кончилось терпение, деньги, нас выселили из общежития и мы, наконец, сдались и согласились выехать по предложенному варианту Управления кадров в Ковров.

Чтобы сплавить нас побыстрее и заняться своим трудоустройством, нам даже дали подъемные из кассы министерства. Мы на них купили билеты и выехали с Сашей в Ковров.

Когда мы заявились на завод, там удивились – они никого не заявляли. С нами поговорили и опять – жить негде: самим снимать, зарплата маленькая, работа неинтересная – технологами. Мы стали роптать. На путевках нам написали: в таких специалистах не нуждаемся (что нам и надо было!).

И опять мы в Москве! Круг замкнулся. Кончался май месяц. Министерства объединялись, а мы тут болтаемся и самим кадровикам мешаем. И отправили нас в министерство сельскохозяйственного машиностроения, вероятно, для подъема сельского хозяйства, расположенного на Миусской площади, недалеко от нашего райкома партии и комсомола.

Мы приехали на Новослабодскую и мимо общежития ЦК, справа от него находился Менделеевский институт, по скверику дошли до большого многоэтажного мрачного здания. Вошли через главный вход и оказались в большом холле. Справа от входа стоял столик и за ним сидел вахтер (или милиционер). Нас направили к нему. Мы объяснили, зачем мы здесь оказались. Он сказал, что это Управление спецхимии и проходить в него можно только по пропускам.

Мы позвонили в Управление кадров и нас приняли, поскольку из МОПа им позвонили. Нам предложили съездить в Люберцы, и, если нас там примут, то они выпишут нам путевки.

Так мы с Сашей первый раз поехали в Люберцы в поселок Дзержинского. От Казанского вокзала мы электричкой доехали до Люберец, нашли автобус до поселка и приехали на площадь. Сойдя с автобуса, вдоль обшарпанной и сильно разрушенной стены, дошли до ворот с часовым, и спросили, где отдел кадров. Нам показали на дверь рядом с воротами. Мы зашли и только там увидели табличку "Отдел кадров". Там куда-то позвонили и сказали, что сейчас придет сопровождающий и нас отведут к замдиректора, который с нами побеседует.

Наконец, сопровождающая пришла и провела мимо ворот ко входу в четырехэтажное здание на второй этаж, где нас принял замдиректора по науке Леонид Алексеевич Смирнов.

Он расспросил нас о том, кто мы, откуда, как учились и, услышав, что я работал на вычислительных, правда, моделирующих, т. е. аналоговых, машинах обрадовался: он давно мечтал приобрести ЭВМ для предприятия. Он позвонил или сходил (сейчас не помню) к директору, и, вероятно, получив добро, сказал, что предприятие может нас принять, поселив нас в общежитии. Мы согласились (а иного выбора у нас и не было!).

Он позвонил в министерство и отослал нас за путевками. Мы поехали в Москву за направлениями, обрадованные тем, что будем находиться рядом с Москвой, к которой мы уже привыкли. Получив направления и приехав на предприятие, мы опять прошли тот же путь, только в конце нас заставили заполнить анкеты для допуска, хотя мы сказали, что в институте мы уже имели допуск. Нам сказали, что допуск надо ждать месяц. Мы спросили, а можно мы съездим в это время домой, нам разрешили, посоветовав устроиться в общежитии.

Мы это сделали. Поскольку это был год Всемирного фестиваля молодежи и в Москву пускать не будут, нам выдали справки, что с июля месяца мы должны прибыть на работу в город Люберцы (правда, она нам не пригодилась!).

Надо отметить, что в период подготовки диплома по подсказке мамы, у которой я был осенью, я познакомился с моими родственниками – дядей Костей и его женой тетей Лией Слабковскими, которые жили недалеко от института.

Я к ним приехал в Тушино. Дядя Костя бывший военный летчик сейчас летал на гражданских самолетах, а затем работал диспетчером сначала на военном аэродроме (есть фильм про летчиков, где он снят в диспетчерской, как он сказал, – это в Луховицах), а потом и на гражданском аэродроме.

Он злоупотреблял спиртным. Тетя Лия была маленькой (миниатюрной) карманной женщиной.

Всегда хорошо и со вкусом одевалась. Она работала начальником отдела кадров 3-го медицинского стоматологического института (об этом я узнал гораздо позже, а в первые приезды я не обратил на это никакого внимания). У них был сын Борис, учившийся в то время в 10-ом классе. Приняли они меня хорошо, тем более, что я был бедным студентом, а затем – таким же бедным выпускником ВУЗа.

Когда, после защиты диплома, я был уже без денег, и без жилья, и в очередной раз был у них, тётя Лия предложила мне переночевать. Разразился грандиозный скандал: меня выгнали из дома и предложили больше не приходить.

На следующий день мы встречались с их сыном – Борисом: он очень извинялся, но я решил больше туда ни ногой. (Я тогда не догадывался, что причиной был я сам: дядя приревновал меня к тетке. А у меня не только в мыслях ничего такого не было, но и не мог я, провинциальный юноша, воспитанный в строгих правилах семейного общежития и иерархии, даже обратить внимание на тетю, как на обыкновенную женщину).

Итак, мы с Сашей поехали по домам, а в начале июля месяца появились в поселке, поселились в общежитии, которое находилось прямо против ворот и проходной (где впоследствии находилась наша медсанчасть).

Вышли мы на работу 6 июля 1957 года, дату, которую мы отмечали потом ежегодно как дату окончания наших мытарств и дату начала работы.

Хотелось отметить, что приказ о приеме на работу по правилам нужно было оформить с момента подачи всех документов, но кадровики нам этого не сделали! И мы потеряли месяц стажа!

Зато, мы получили второй раз подъемные, а наш работодатель «потерял» огромную сумму в две тысячи рублей!!! без которой наша оборонка "не смогла бы" двигаться семимильными шагами вперед к новым достижениям.

Добавляет – Александр Смирнов…

Прочитав эту часть воспоминаний Виктора, я как бы окунулся в атмосферу тех незабываемых лет, получив приличный заряд адреналина. Некоторые события и детали запомнились мне несколько по-иному, но интерпретация Виктора более детальная и, наверное, ближе к истине. Издалека события кажутся не очень драматичными, но переживаний нам досталось немало. Что интересно, несмотря на непростую сложившуюся ситуацию, длившуюся в течение нескольких месяцев, я не помню, чтобы у нас с Виктором возникали какие-либо разногласия в процессе поиска выхода из неё. И в конце концов наши поиски привели к вполне приемлемому варианту трудоустройства, хотя кто знает, как бы сложилась наши судьбы в случае иного развития событий. Мне доставляет большое удовлетворение, что судьба свела меня с Виктором и Ираидой, наши тесные дружеские отношения в течение очень многих лет только укрепились и стали близки к родственным.

Александр Смирнов

Часть 17

Молодой специалист

ОПАСНЫЙ ПРОМЫСЕЛ

Поселили нас с Сашей в общежитии напротив проходной. В нём жили и рабочие. Вечерами они обычно играли в карты, а мы иногда ходили на танцы в Дом Культуры.

Однажды вечером, когда делать было нечего, мы присоединились к ребятам. Они играли в очко на деньги. Ставки были небольшими – от 10 коп до 1 рубля. Перед этим мы с Сашей получили подъёмные, по окладу (по 800 руб.).

До этого на последних курсах в институте мы научились играть в преферанс, причём – вместе почти не встречались. А этот раз нас захватил азарт, а, может быть, ребята играли кооперативно против нас, а мы против них и друг друга.

До этого в очко мы никогда не играли. Конечно, мы продули почти все подъёмные. А ребята потом хвалились приобретениями на выигранные деньги, в том числе и наручными часами.

Саша сказал, что со мной вместе играть не будет.

Вскоре я уехал в командировку. По возвращении – Саша похвалился мне: он почти всё вернул, но больше играть в эту игру не будет.

Через несколько дней ребята пригласили меня поиграть. Я согласился. Я стал играть спокойно без азарта, а ребята завелись, решив обыграть интеллигентов: меня и ещё кого-то.

Но мне всё время везло, да к тому же, я запоминал расклад карт, как, наверно, и Саша. Поэтому к утру в моих карманах была куча смятых рублёвок и троек. Мне даже стало жалко ребят, и к концу игры я специально немного проигрался.

Но всё равно я почти все свои, проигранные раньше, подъёмные отыграл. Прямо от игорного стола через проходную, раньше времени, я пришёл в лабораторию, высыпал и сосчитал свой выигрыш.

И принял решение больше никогда не играть в очко на деньги.

Своё решение я не нарушил, хотя потом раз в месяц, иногда чаще, мы с САШЕЙ играли в преферанс, позже я почти бросил играть.

Хотя два памятных случая потом было. Один в Киеве на пляже – мы с Сашей стали играть с чужими людьми. (Нас могли просто убить, такие случаи уже были).

А второй – в командировку в Ташкент мы поехали поездом, и у нас было трое суток, в течение которых можно было сыграть в преферанс с пассажирами. Что мы частично и сделали. (Правда, нас потом ругали в бухгалтерии: почему не летели самолётом!)

НЕМНОГО ИСТОРИИ

Однажды, будучи в командировке, я встретился с бывшим старожилом наших мест. Он рассказал, что вокруг монастыря вплоть до Люберец были кругом сплошные леса и болота.

Где-то в конце 20-х годов в монастыре открыли колонию беспризорников, для которых соорудили мастерские, где впоследствии стали собирать первый отечественный фотоаппарат «ФЭД» (Феликс Эдмундович Дзержинский), чьё имя потом получил и посёлок вокруг монастыря.

Производство фотоаппаратов впоследствии передали на завод в Красногорск, но перед этим решено было построить сюда железную дорогу. И колонисты её построили. О строительстве этой дороги есть первый звуковой фильм «Путёвка в жизнь». Одну станцию по имени отряда назвали «Мальчики». Потом эта дорога пригодилась для нашего предприятия и ряда других, возникших рядом с дорогой. Колонисты или коммунары выросли, повзрослели. Некоторые из них остались здесь жить, женились, заимели детей, и сохранили дух своей коммуны, помогая, и поддерживая друг друга.

На фотографии – Спасо-Преображенский собор Николо-Угрешского монастыря (до реставрации).

retrofoto.ru

В первые дни войны, чтобы не привлекать самолёты противника, решено было взорвать верх колокольни. На ней в то время размещались часы, одна из двух точных копий часов, расположенных на Спасской башне Кремля. Куда они пропали после демонтажа, неизвестно.

Оба монастырских пруда покрыли плотами, на которых в качестве камуфляжа построили макеты домов. Сделано это было для того, чтобы ночью не было отблесков от воды, а днём для дезинформации.