История войны и владычества русских на Кавказе. Георгиевский трактат и последующее присоединение Грузии. Том 3

скачать книгу бесплатно

История войны и владычества русских на Кавказе. Георгиевский трактат и последующее присоединение Грузии. Том 3
Николай Федорович Дубровин

История войны и владычества русских на Кавказе #3
Первые попытки сближения имели место еще в XVII веке, но без серьезных последствий. Первая реальная попытка долговременного союза с Россией произошла в эпоху Петра. XVIII век стал решающим для судьбы грузинской государственности. Грузия была разделена на три царства: Картлийское, Кахетинское и Имеретинское и несколько других территорий, в основном княжеств. Но сохранение во главе грузинских царств древней царской династии Багратионов давало надежду на возрождение и объединение Грузии. Определенные надежды на помощь и защиту возлагали грузины и на единоверную Россию.

Николай Дубровин

История войны и владычества русских на Кавказе. Георгиевский трактат и последующее присоединение Грузии. Tом 3

Георгиевский трактат и последующее присоединение Грузии.

Оформление художника Е.Ю. Шурлаповой

1782–1794

Георгиевский трактат. Нападения горцев на русские войска. Интриги Порты. Заключение Ясского мира

Георгиевский трактат

Глава 1

Просьба грузинского царя Ираклия принять его под покровительство России. Условия, на которых он хотел признать верховную власть императрицы. Участие в этом деле князя Потемкина-Таврического. Назначение генерал-поручика П.С. Потемкина командующим войсками на новой Моздокской линии. Отправка в Грузию полковника Бурнагиева и подполковника Тамары. Цель посылки этих лиц. Заключение договора о покровительстве. Исправление дороги в Грузию. Прибытие в Тифлис русских войск. Торжество в Тифлисе по поводу присылки ратификаций трактата и знаков инвеституры. Присяга царя Ираклия II. Награды и подарки, пожалованные императрицей. Прибытие в Петербург двух сыновей Ираклия и князя Чавчавадзе в качестве министра

Тревожное состояние, в котором находилась Грузия, окруженная со всех сторон враждебными соседями, и внутреннее неустройство страны заставили царя Ираклия II искать помощи и защиты в лице ближайшей и единоверной России. В конце 1782 года царь отправил письмо на высочайшее имя, в котором просил принять Грузию под верховную власть Русской державы и подписать с ним торжественный трактат о покровительстве.

В случае согласия императрицы Ираклий просил утвердить его с потомством в царском достоинстве, оставить в Грузии звание католикоса, как главы духовенства, прислать в его отечество 4000 русских войск, необходимых для защиты от врагов и покорения отделившихся от него провинций, и, наконец, снабдить его деньгами на содержание войск, обязуясь всю пожалованную ему сумму выплатить в течение нескольких лет.

Со своей стороны царь, по азиатскому обычаю, обещал прислать в Петербург аманатами (заложниками верности) одного из своих сыновей, нескольких князей и дворян, обещал вносить в казну половину прибыли от обработки руд, платить подати по семидесяти копеек с каждого двора, отбывать рекрутскую повинность наравне с русскими подданными, посылать ежегодно для двора императрицы две тысячи ведер лучшего катехинского вина и четырнадцать лошадей самых высоких статей. С жителей тех областей и провинций, которые могли быть покорены и возвращены Грузии впоследствии, Ираклий II обязывался вносить ежегодно по двести пудов шелка, платить также по семидесяти копеек с каждого двора и сверх того половину той платы, которую вносили с души русские помещичьи крестьяне.

Соглашаясь принять Грузию под свое покровительство, императрица Екатерина II простирала свои виды гораздо дальше мелочных условий, которые предлагал ей Ираклий. Россия не нуждалась в обязательствах, служивших к приращению ее казны, тем более что при тогдашнем состоянии Грузии и ее населения царь при самых выгодных условиях мог внести в русскую казну не более 250 000 рублей, то есть сумму, которая была недостаточна даже для содержания просимых им русских войск. Не денежная дань привлекала императрицу, а желание устроить нравственное и имущественное благосостояние единоверного ей населения Закавказья. Екатерина II мечтала об образовании по ту сторону Кавказских гор одного христианского государства, ни от кого, кроме России, не зависящего. Она хлопотала об освобождении всего христианского населения от магометанского ига персов и турок и потому охотно согласилась на просьбу Ираклия о покровительстве, ибо видела в желании грузинского царя первый шаг к упрочению нашего влияния за Кавказом.

Ближайший сподвижник императрицы, князь Григорий Александрович Потемкин, как человек прежде других понявший виды и намерения Екатерины, был избран исполнителем ее воли. Предоставляя князю Потемкину непосредственно заведовать всеми делами с Персией и Грузией, императрица тем самым передала в его руки и все наши сношения с Востоком. Она дала ему широкие полномочия распоряжаться по своему усмотрению и поручила подписать окончательный трактат с Ираклием. Князь Григорий Александрович принялся за дело со свойственными ему пылкостью и увлечением. Отправляя двоюродного брата генерал-поручика Павла Сергеевича Потемкина для командования войсками, расположенными на повой Моздокской линии, он написал ему[1 - В секретном предписании от 6 сентября 1782 г. Госуд. арх. XXIII, V 13.]:

«Как высочайшая ее императорского величества воля есть, чтобы иметь связь с прилеглыми к границам нашим владельцами, как то: с Грузией и армянами в Карабаде и Карадаге находящимися, то и должны вы частые, под разными предлогами, иметь с ними сношения и поставить себя в знакомство, через что и приготовиться для видов и предприятий впредь назначаемых.

На месте же пребывания вашего вы должны войти в точное сведение о народах Большой и Малой Кабарды, до коей все касающиеся дела получите вы из моей походной канцелярии. Вам предлежит (предстоит) связать их собственными их выгодами с Россией и развязать давно вкорененные междоусобия; разведать, кто из них сильнее между князьями и кто надежнее; какова связь между сими и подлым народом и сии две части не худо держать в некоторой друг ко другу зависти».

Приступая к исполнению обширной политической программы, князь Потемкин желал ознаменовать начало своей деятельности особыми милостями царю Ираклию, которые могли бы указать и другим владельцам, что покровительство России ведет к многочисленным выгодам и преимуществам. По его ходатайству императрица не только согласилась удовлетворить все просьбы Ираклия, но и предоставила ему гораздо больше, чем он сам мог желать. Царю было разрешено употреблять в свою пользу дань, которую он обязывался вносить в знак подданства, и еще до подписания трактата один из сыновей Ираклия был награжден орденом Св. Анны[2 - Ираклий с восторгом принял эту награду и благодарил за нее Потемкина. «При вашем письме, – писал царь 18 мая, – получили мы такую радость, которую не ожидали. По посредству вашему от всемилостивейшей нашей государыни получили присланный орден для нашего сына. Хотя мы вам не наслужили, чтобы вы оказывали нам такую дружбу, однако же постараемся, конечно, за все вами оказанное приятство отслужить. Как из меньших наших сынов был старше Юлой, то рассудили оную ленту надеть на него».].

В начале 1783 года князь Потемкин, сообщая Ираклию, что ему поручены все дела с Грузией, писал, что для подписания с царем трактата он уполномочил своего двоюродного брата П.С. Потемкина и в помощь ему назначил подполковника Тамару, с которым и посылает ему проект трактата[3 - Ордер генерал-поручику Потемкину 3 апреля 1783 г., № 106. Госуд. арх. XXIII, № 13, карт. 45.]. Так как все просьбы царя были не только удовлетворены, но сделано даже гораздо больше, князь выражал уверенность, что Ираклий не встретит затруднения в заключении договора и в самом непродолжительном времени пришлет своих полномочных на линию, в то место, которое будет назначено генерал-поручиком Потемкиным. Последнему в то же время было предписано приготовить для отправки в Грузию два батальона, Горский и Кабардинский, с четырьмя орудиями, но до повеления их не отправлять, а озаботиться только починкой дороги, причем одна половина ее должна быть исправлена нами, а другая – грузинами[4 - То же от 3 апреля. № 103. Там же.].

В середине мая 1783 года подполковник Тамара оставил Кавказскую линию и отправился в Грузию с проектом трактата. Генерал-поручик Потемкин снабдил его письмом к царю Ираклию, в котором просил прислать в Георгиевск не меньше двух полномочных и заготовить провиант для войск, назначенных к отправке в Грузию[5 - Письмо П.С. Потемкина Ираклию от 9 мая 1783 г.]. Он поручил Тамаре убедить царя поспешить с высылкой полномочных и не раздроблять своих владений разделом поровну между сыновьями.

Принимая Грузию под свое покровительство на вечные времена, русское правительство, конечно, не могло допустить раздробления владений между лицами, редко единомысленными, а потому, писал П.С. Потемкин подполковнику Тамаре[6 - В ордере от 9 мая. Госуд. арх. XXIII, № 13, карт. 45.]: «Рекомендую, объясняясь с царем Ираклием о содержании трактата, упомянуть, – если подлинно сие есть его намерение, – что слава его дел, его имени и польза его народа требуют того, чтоб область его соединенною навсегда осталась. Прямое сведение ваше по сей статье и обстоятельства откроют, должно ли будет при заключении трактата составить о сем сепаратный артикул».

Тамаре нетрудно было убедить в этом Ираклия, гораздо труднее было убедить его поскорее назначить полномочных и отправить их в Георгиевск. Преданность самого Ираклия России была безгранична, на все предложения с нашей стороны он отвечал безусловным согласием и только часто повторял свое желание видеть как можно скорее русские войска в Грузии. Царь надеялся, что в середине июня они будут уже в его владениях и, не подписав еще трактата, хотел торжественно праздновать в Тифлисе свое вступление под покровительство России. Хотя такая торопливость была обусловлена политическими причинами, ибо царь хотел этим торжеством показать Персии, что имеет могущественного союзника, тем не менее генерал-поручик Потемкин вынужден был удержать Ираклия от излишней поспешности. Он писал царю, что прибытие войск в Грузию может произойти не раньше того, как будет подписан трактат, и просил Ираклия, отложив торжество до окончания переговоров, поторопиться с посылкой полномочных[7 - Ордер генерал-поручика Потемкина Тамаре от 4 июня и письмо его царю Ираклию от 7 июня 1783 г.]. Подполковник Тамара настаивал на том же, но Ираклий в деле назначения полномочных был до крайности нерешителен и медлил до невозможности. Причиной тому было совершенное незнание царем и его окружением обрядов и условий, которые обычно соблюдаются европейскими дворами при заключении государственных договоров. Тамаре пришлось самому составить от имени царя полномочие, по нескольку раз объяснить каждое слово, в нем написанное, как самому царю, так и его советникам. Врожденная недоверчивость Ираклия к своим подданным, свойственная всем азиатским владыкам, имела место в Грузии и была второй причиной медлительности в назначении полномочных. Ираклий не только не доверял помощникам по управлению, но не верил и своим ближайшим родственникам, так что долгое время не мог определиться в выборе доверенных лиц, «у которых, доносил Тамара[8 - Генерал-поручику Потемкину. 27 мая 1783 г.], хотя для одной наружной формы в сем случае посылаемых, ищет прежде отгадать мысли для того, что боится речей, кои, считает, уже неоднократно ему повредили». Царь назначал то одного, то другого, менял, снова назначал и тем затягивал дело. Имея поручение от князя Потемкина съездить в Имеретию для заверения царя Соломона в расположении к нему русского правительства и доставить письмо светлейшего князя[9 - Имеретинский царь Соломон просил императрицу защитить его от турок, которые, по его словам, прислали своих чиновников для осмотра границ Имеретин и устройства там крепостей. См. письмо астраханского губернатора П.С. Потемкину от 11 октября 1782 г. Госуд. арх. XXIII, № 13.], подполковник Тамара решил отправиться в Кутаис, не ожидая окончательного решения Ираклия. Он сумел только заручиться обещанием, что за время, которое он потратит на поездку и возвращение из Имеретин, Ираклий непременно назначит полномочных и приготовит все необходимое для их отъезда, чтобы они могли вместе с Тамарой отправиться на линию.

Путешествие в Имеретию продолжалось гораздо дольше предполагаемого. Страшная распутица от беспрерывных сильных дождей и болезнь некоторых лиц, сопровождавших подполковника Тамару, задержали наше посольство в пути, заставили ехать медленно и все-таки оставить по дороге нескольких больных. В Кутаис Тамара прибыл 5 июня, а на третий день после его приезда заболел царь Соломон, так что Тамара вынужден был провести там девять дней и смог отправиться назад только 14-го числа.

По возвращении в Тифлис он узнал, что полномочными назначены князь Отий Андроников и князь Сулхан Туманов, но утром 24 июня царь прислал сказать, что он изменил свой выбор и окончательно назначает первым полномочным своего зятя, главного советника в делах провинции Эриванской и генерала войск от левой руки князя Ивана Константиновича Багратиона, а вторым – своего генерал-адъютанта и начальника Казахской провинции князя Герсевана Ревазовича Чавчавадзе, ассистентом при них назначен архимандрит Гаиос, знавший русский язык, один секретарь посольства и человек двадцать свиты. Ираклий обещал снабдить посылаемых особ полномочием, в силу которого каждый из них по какому-либо непредвидимому случаю мог подписать трактат без своего товарища[10 - Рапорт Тамары генералу Потемкину 21 июня 1783 г.].

Отправляя князей Багратиона и Чавчавадзе в Георгиевск, царь поручил им передать генерал-поручику Потемкину свое желание с ним встретиться хотя бы на середине пути в Кавказских горах, там, где разрабатывалась дорога нашими рабочими. Предложение было обусловлено как желанием лично познакомиться с пограничным русским начальником, так и недоверием к полномочным и опасением, как бы не было пропущено что-либо в трактате. Ниже мы увидим, что желание Ираклия и в этом случае было удовлетворено в гораздо большей степени, чем он мог ожидать. После подписания трактата Потемкин посетил его в Тифлисе и имел случай познакомиться со всеми членами грузинского царского дома. Теперь же был послан в Грузию в качестве посредника в сношениях царя с русским правительством полковник Бурнашев, к которому Ираклий мог обращаться со всеми своими просьбами и желаниями.

Полковник Бурнашев был отправлен в Тифлис почти одновременно с подполковником Тамарой. Назначая его состоять при Ираклии, Потемкин поставил Бурнашеву как обязательное условие ближе познакомиться как с внутренним состоянием Грузии и Имеретин, так и с политическим положением их относительно соседей. Бурнашев должен был осмотреть границы обоих владений, составить как можно более верную карту и описание Грузии и Имеретии и определить наиболее важные пункты в стратегическом отношении, чтобы впоследствии можно было на указанных им местах построить ряд укреплений для обороны страны от вторжения неприятеля. Не придавая им характера обширных построек, Потемкин поручил Бурнашеву проектировать укрепления небольшие, но достаточно сильные для отражения нападений соседей[11 - Полковник Бурнашев находил необходимым построить два укрепления: одно в Имеретии по дороге в Ахалцих на речке Цхенис-Цхали у замка Богдада, а другое в Грузии на реке Алазань при урочище Кумбат. Представленные им проект и смета оставлены, однако же, Потемкиным без исполнения.].

Совместные и единодушные действия царей Грузии и Имеретии против общего врага, конечно, могли бы значительно облегчить защиту их владений, но взаимная вражда, возникшая из-за фамильных интересов, не допускала единодушия. Полковник Бурнашев, как посредник между русским правительством и обоими царями, одинаково преданными России и стремившимися к одной и той же цели, должен был принять меры к примирению и восстановлению между ними дружественных отношений.

В конце мая полковник Бурнашев в сопровождении доктора и переводчика отправился в Грузию, имея при себе двадцать два казака, назначенных для постоянного пребывания с ним в Тифлисе[12 - Ордер П.С. Потемкина полковнику Бурнашеву 21 июня 1783 г. Госуд. арх., XXIII, № 13, карт. 45.]. Ираклий II принял его весьма ласково и объявил, что без его согласия и одобрения не будет иметь никаких сношений и переписки с соседними владыками[13 - Рапорт Бурнашева генералу Потемкину 16 мая. Там же.].

Вскоре после прибытия Бурнашева в Тифлис уполномоченные вместе с подполковником Тамарой отправились в Георгиевск. Приняв безусловно все параграфы трактата, они просили только оставить царю титул умаглесо – «высочества», который давался ему во всей Азии, оставить за царями право при вступлении на престол короноваться, образовать в Грузии отдельную епархию, позволить им иметь собственную монету и немедленно ввести в их отечество два батальона русских войск[14 - См. параграф 4 секр. условий. Воен. – уч. арх., отд. I, дело № 183.]. Генерал-поручик Потемкин обещал ходатайствовать об удовлетворении просьб полномочных и тем устранил все недоразумения.

24 июля 1783 года трактат был подписан. Грузинский царь, прекращая сношения с Персией и вассальную зависимость от нее, обязался за себя и своих преемников не признавать над собой иной державной власти, кроме власти русских императоров. Он обещал содействовать пользе Русского государства во всех случаях, когда от него потребуется такое содействие. Ираклий II обязывался без предварительного сношения с русским пограничным начальством и без совета с аккредитованным при нем русским министром не вступать ни в какие сношения с окрестными владыками, не принимать их посланных или писем и не давать обещаний и даже ответов. Он должен был выполнять все требования пограничных начальников и охранять в своих владениях русских подданных от любых обид и притеснений.

С своей стороны императрица, ручаясь за сохранение целости владений царя Ираклия II, обещала распространить это ручательство и на владения, которые со временем будут им приобретены и прочным образом утверждены. Императрица обещала сохранить престол наследственным в роде Ираклия с условием, чтобы его преемники, вступая на царство, сразу же извещали русское правительство, испрашивали утверждения русских императоров и, по получении разрешения и знаков инвеституры[15 - Инвеституру составляли грамота, знамя с российским гербом, имеющим внутри себя герб царств Карталинского и Кахетинского, сабля, повелительный жезл и мантия или епанча горностаевая.], присягали на верность.

Обещая защищать Грузию от любых неприятельских покушений и считать ее врагов за своих собственных, императрица предоставляла грузинским подданным равные с русскими права и преимущества относительно торговли, возможности селиться в России, въезжать в нее и возвращаться. Она обещала не вмешиваться во внутреннее управление страны, предоставить царю суд, расправу и сбор податей в его пользу. Для удобства взаимных контактов русское правительство постановило иметь при Ираклии II своего министра или резидента, точно так же как принять и его резидента или министра наравне с министрами прочих владетельных князей. Относительно духовных дел положено образовать в Грузии отдельную епархию, чтобы католикос, или начальствующий архиепископ Грузинский, имея навсегда титул члена Св. синода, занял место среди русских архиереев в 8-й степени, а именно после Тобольского[16 - Поли. соб. закон. Т. XXI, № 15, 835.].

Для защиты страны от внешних врагов хотя и постановлено было особыми секретными статьями содержать в Грузии на местном продовольствии два полных батальона русских войск с четырьмя орудиями полковой артиллерии, но Ираклию для получения большей самостоятельности был дан совет сохранять дружбу и поддерживать постоянную связь с имеретинским царем Соломоном и прочим христианским населением Закавказья. Пребывая в союзе и согласии, христианское население при единодушии в действиях могло оказать довольно сильное сопротивление всем покушениям на их свободу, покой и благоденствие. Поэтому при заключении договора русское правительство настаивало, чтобы Ираклий устранил все недоразумения между собой и имеретинским царем Соломоном, чтобы он помирился с ним и действовал единодушно. Царь обещал исполнить требование и дал слово в будущем любые недоразумения оставлять на решение императрицы.

Со своей стороны русское правительство для обеспечения независимости и самостоятельности Грузии обещало не ограничивать помощи только двумя батальонами, но увеличивать число войск но мере надобности и по взаимному согласию царя с пограничным русским начальником. «Ее императорское величество, – говорится в трактате[17 - См. параграф 4 секретных условий. Военно-учен, арх., отд. I, дело № 183.], – обещает в случае войны употребить все возможное старание пособием оружия, а в случае мира настоянием о возвращении земель и мест, издавна к царству Карталинскому и Кахетинскому принадлежавших, кои и останутся во владении царей тамошних, на основании трактата о покровительстве и верховной власти Всероссийских императоров над ними заключенного».

Подписанный уполномоченными трактат о подданстве Грузии достиг Петербурга 17 августа. «Вчерашний день, – писала императрица князю Потемкину[18 - В письме от 18 августа 1783 г. Письмо с купюрами напечатано в «Русской старине» 1876 г., № 5.], – я письмо твое от 5-го сего месяца получила чрез полковника Тамару, который привез и грузинское дело, за которое снова тебе же спасибо. Прямо ты – друг мой сердечный! Voila bien des choses de laites en peu de temps. На зависть Европы я весьма спокойно смотрю, пусть балагурят, а мы дело делаем. По представлениям твоим дела не будут залеживаться, изволь присылать».

Принимая известие о подписании трактата с удовольствием, равным «славе из того приобретенной и пользе несомненно ожидаемой», императрица пожаловала генерал-поручику Павлу Потемкину 6000 рублей и табакерку с портретом, а трудившимся с ним чиновникам – две тысячи рублей[19 - Рескрипт князю Потемкину. Архив кабинета его величества, св. 410.].

Вместе с трактатом полковник Тамара представил и дополнительные просьбы грузинских уполномоченных, которые и удостоились высочайшего утверждения. Императрица оставила Ираклию II титул «высочества», пожаловала ему корону и особым параграфом трактата[20 - Утвержденным 8 сентября 1783 г. Поли. собр. зак. Т. XXI, № 15, 840.] предоставила право как Ираклию, так и его преемникам совершать обряд коронования и миропомазания[21 - Ираклий, не довольствуясь обещанием, данным полномочным генерал-поручиком Потемкиным, и опасаясь, что разрешение короноваться не будет вписано в трактат, вскоре после заключения договора отправил к князю Потемкину своего первого секретаря и любимца князя Сулхана Туманова. «Князь Туманов, – доносил Потемкин императрице 7 октября, – человек благоразумный, весьма хорошего просвещения и со многими дарованиями; нельзя, казалось, таковым себе представить жителя тифлисского. Виной сего послания – венчание царское, коего желает Ираклий и о котором возобновляет просьбы свои к престолу вашего императорского величества. Как уже есть на сие высочайшая ваша императорская воля, то и отправляю я его обратно в Грузию, подтверждая царю обнадежение о всемилостивейшем благоволении». Несмотря, однако же, на желание Ираклия сохранить за собой и потомством право венчания, сам он умер, не будучи коронован.]. Сверх того царям Грузии дозволено было бить собственную монету «с их изображением и на обороте гербом царства Карталинского и Кахетинского, над коим только изображен будет орел двуглавый в знак покровительства и верховной власти Всероссийских императоров над сими владетелями и их подданными»[22 - Поли. собр. зак. XXI, № 15, 841.].

В середине августа известие о подписании трактата достигло Тифлиса, и 20-го числа того же месяца грузины торжественно отпраздновали это событие[23 - Рапорт генерала Потемкина князю Потемкину, 6 сентября. Госуд. арх. XXII, № 13, карт. 45.]. Всеобщая радость населения усиливалась вестью, что русские войска двинутся в Грузию в самое ближайшее время, как только будут готовы мосты на реке Терек и исправлена дорога.

Мы видели, что еще с мая дорога в Грузию приводилась в лучшее состояние. Вскоре после прибытия в Тифлис полковник Бурнашев доносил, что приступил к постройке мостов от Тифлиса до перевала на северный склон Кавказских гор и что, согласно договору, Ираклий обещал дать ему 1500 человек рабочих[24 - Рапорт полковника Бурнашева генералу Потемкину, 11 июля. Там же.]. Для устройства же дороги и мостов с нашей стороны был также отправлен в мае обер-квартирмейстер Фохт с 800 рабочими и с батальоном гренадер для их прикрытия. Исполнение этого поручения требовало немалых усилий, ибо тогдашняя дорога в Грузию была едва доступна для одиночных пешеходов. На протяжении 32 верст, от селения Балты до Казбека, Фохту пришлось построить 27 мостов для переправы войск. Несмотря на то что для устройства спусков приходилось взрывать каменные глыбы гор, что все мосты строились на сваях, Фохт успел к октябрю окончить свое трудное поручение столь успешно, что генерал Потемкин при осмотре этой дороги смог без затруднений проехать в коляске, запряженной восемью лошадьми, и в таком месте, «где человек не мог один проходить без ежеминутной опасности низвергнуться в пропасть»[25 - Рапорт П.С. Потемкина князю Потемкину 7 сентября. Это был первый путь в Грузию, проложенный трудами 1500 человек русских солдат, в течение трех месяцев, и ничего не стоивший, кроме нескольких лишних мясных и винных порций.].

Найдя путь вполне удовлетворительным, Потемкин тотчас же отправил в Грузию два егерских батальона, Горский и Белорусский, с двумя единорогами и двумя пушками. 3 ноября батальоны прибыли в Тифлис, где были встречены огромной толпой народа и поступили в распоряжение Ираклия и под начальство полковника Бурнашева. Грузины праздновали этот день с особенным увлечением, и Тифлис был иллюминован, несмотря на небывалый холод, ознаменовавший вступление русских в Грузию. «Русские принесли нам зиму», – говорили жители Тифлиса, отогревавшиеся в своих саклях у мангалов.

Как бы в подтверждение их слов, в ночь с 24 на 25 декабря и все 26-е число шел такой снег, что в Тифлисе выпало его на полтора аршина, и при узости городских улиц в течение нескольких дней почти не было прохода. До половины января 1784 года тифлисцы, к своему крайнему огорчению, вынуждены были или сидеть дома, или путешествовать по улицам не иначе, как верхом, тогда как происходящие события манили на улицу, чтоб узнать новости и принять участие в предстоящем новом торжестве и праздниках[26 - Рапорт Бурнашева П.С. Потемкину 16 января 1784 г. Госуд. арх. XXII, № 13, карт. 47.].

Еще в начале января, вскоре после рождественских праздников, в городе ходили слухи, что полковник Тамара отправлен в Грузию с высочайшими милостями и подарками, что он везет ратификацию императрицы на подписанный трактат и знаки инвеституры. Принимая Грузию под покровительство, императрица желала ознаменовать это событие многими милостями, как членам царского дома, так и тем, кто непосредственно участвовал в подписании трактата. «Что принадлежит до подарков, – писал князь Потемкин генерал-майору Безбородко, – то сверх назначенных послам со свитами и контрассигнировавшим полную мочь царскую, не излишним я считаю некоторые награждения и первейшим в царстве людям. Как католикос имеет камилавку с крестом, то и может ему таковой крест быть пожалован с камнями. В бытность еще в Петербурге докладывал я ее императорскому величеству о готовящемся к сей степени сыне Ираклиеве (Антонии), который и носит уже сан диаконский[27 - Когда князь Потемкин писал это письмо, царевич имел уже сан архимандрита.]; не угодно ли будет повелеть сделать ему в Москве посвящение в епископы и в таком случае богатый крест и панагия весьма важным будут ему даром. Для царицы нет лучшего подарка, как орден Св. Екатерины; для прочих же дому царского – вещи с бриллиантами».

Мнение князя Потемкина было одобрено императрицей, и полковник Тамара отправился в Грузию с несколькими тюками подарков. 2 января он выехал из Моздока и в шесть переходов достиг подошвы снеговых гор. Перевалив на противоположную сторону Кавказского хребта, он нашел дороги в Закавказье покрытыми столь необыкновенным количеством снега, что продвигался весьма медленно, несмотря на все усилия присланных ему навстречу князей и дворян. Последние, желая ускорить путешествие, разбирали вещи Тамары и в трудных местах перевозили их на своих лошадях[28 - Рапорт Тамары генералу Потемкину 30 января 1784 г. Госуд. арх. XXIII, № 13, карт. 47.]. Наконец, 17 января 1784 года в Тифлисе узнали, что царь Ираклий, получив известие о приближении полковника Тамары, отправил к нему навстречу князя Ивана Константиновича Багратиона с некоторыми лицами из числа своих придворных и что они, встретив посланного, проводили его инкогнито в город[29 - За отсутствием вне столицы домов, сколько-нибудь удобных для размещения, полковник Тамара был препровожден в Тифлис без официальной встречи.].

Тамара действительно в этот день приехал в Тифлис[30 - Бутков в своем сочинении (ч. II, 129) говорит, что ратификация трактата и знаки инвеституры были доставлены в Грузию в ноябре 1783 г., но это неверно.], а на следующий имел приватную аудиенцию у Ираклия. Он передал ему письмо князя Потемкина и договорился относительно предстоящих церемоний. Для торжественного вступления русского посланного в столицу Грузии было избрано 22 января, и накануне царь разослал но городу своих герольдов, одетых в панцири «по образцу древних персидских воинов», на лучших лошадях с богатым убором. В сопровождении хора музыкантов и значительного числа дворян герольды, проезжая по главным улицам Тифлиса, возвещали народу о предстоящем торжестве.

С рассветом 22 января сто один выстрел из русских орудий дал знать о начале церемонии, и площади Тифлиса заполнились народом. При тесноте улиц, покрытых к тому же глубоким снегом, церемониальный кортеж мог следовать только по главнейшим, и потому для сбора участников церемонии был избран дом полковника Бурнашева, как представлявший большие удобства и расположенный в лучшей части города. Отсюда собравшиеся направились к царскому дворцу по улицам, по обеим сторонам которых стояли вооруженные жители Тифлиса.

Впереди ехали герольды, а за ними конный конвой из грузин при младшем церемониймейстере и царском генерал-казначее. Позади следовали два взвода русских войск, а за ними 24 человека придворных дворян, предводительствуемых старшим церемониймейстером и первым царским секретарем князем Бегтабеговым.

За придворными ехал верхом подполковник Мерлин, а за ним следовали обер-офицеры, несшие по порядку знамя, саблю, царскую мантию, скипетр, корону и грамоту. По обеим сторонам регалий следовали придворные дворяне. За грамотой шел полковник Тамара, по бокам от него обер-шталмейстер князь Абашидзе и царский генерал-адъютант князь Баратов. Процессию замыкали два взвода егерей и конный грузинский конвой.

Приближаясь к царскому дворцу, кортеж был встречен музыкой находившихся в строю русских батальонов, «а при царском дворе – трубным гласом, бубнами и других музык звуками». При вратах царского двора процессия была встречена полковником Бурнашевым и царевичем Мирианом, а у крыльца, на лестнице и при входе в зал – первейшими царскими чиновниками.

В аудиенц-зале был поставлен трон с присланным от русского двора богатым балдахином. Перед троном стоял царь, по бокам от него царевичи, царские внуки, католикос, архиереи, министры и многочисленная свита из знатных особ. Полковник Тамара после приветствия его высочества передал ему поочередно все регалии и грамоту.

Царь принимал их, стоя у ступеней трона. Знамя и саблю он вручил старшим из княжеских фамилий, имеющим древнее право носить их за царями; мантию приняли придворные чиновники; корону и скипетр царь приказал держать на подушках близ себя, а грамоту чрез старшего царевича передал князьям Орбелиани и Багратиону. Передача последней сопровождалась сто одним пушечным выстрелом. По получении грамоты и по окончании речи полковника Тамары, в которой он удостоверил Ираклия в желании императрицы оказывать покровительство Грузии, царь взошел на трон, на ступенях которого поставил семь своих сыновей и двух внуков.

«Все сие, – доносил полковник Тамара[31 - Генералу Потемкину от 30 января 1784 г. Госуд. арх. XXIII, № 13, карт. 47.], – в самом действии представлено им с такою важностью и изображением, как бы окончил он у ступеней престола прошедшие времена земли своей и дал начало новым».

Ираклий высказал Тамаре самую глубокую благодарность императрице за ее милости и потом принимал поздравления от присутствующих, причем все подданные царя целовали его руку[32 - Описание торжества и пр. Бурнашева. Там же.].

Торжество закончилось во дворце роскошным обедом, на который приглашены были все офицеры двух русских батальонов. Многочисленные тосты, музыка и орудийные выстрелы сопровождали пиршество. В течение целого дня в городе был колокольный звон, а вечером и всю ночь улицы Тифлиса были иллюминованы.

На следующий день движение русских войск к царскому дворцу привлекло новые толпы любопытных.

В десятом часу утра полковники Бурнашев и Тамара отправились во дворец и, войдя в зал, нашли там царя, окруженного членами царского дома, министрами и прочими знатными особами. По прибытии представителей русской власти царь отправился в соборную церковь для принесения присяги.

Взойдя на трон, поставленный посреди церкви, Ираклий надел царскую мантию, по бокам от него расположились лица, державшие остальные регалии, на ступенях трона стали царевичи и их дети. Перед троном и несколько правее на столе, покрытом золотым глазетом, лежала ратификация императрицы, а левее, на столе, покрытом бархатом, ратификация Ираклия II.

Католикос совершал богослужение. Во время литургии при первом возглашении имени русской императрицы во всех церквах Тифлиса раздался колокольный звон, а по окончании молебна Ираклий подписал ратификацию и приступил к присяге. Перед троном были поставлены Крест и Евангелие, по правую руку от царя встал полковник Бурнашев, по левую – полковник Тамара, и обряд начался.

«Аз, нижеименованный, обещаюсь и клянусь Всемогущим Богом пред святым Его Евангелием в том, что хочу и должен ее императорскому величеству всепресветлейшей, державнейшей, великой государыне императрице и самодержице Всероссийской Екатерине Алексеевне и ее любезнейшему сыну, пресветлейшему государю цесаревичу и великому князю Павлу Петровичу, законному Всероссийского императорского престола наследнику и всем высоким преемникам того престола верным, усердным и доброжелательным быть, признавая именем моим наследников и преемников моих и всех моих царств и областей на вечные времена, высочайшее покровительство и верховную власть ее императорского величества и ее высоких наследников надо мною и моими преемниками, царями Карталинскими и Кахетинскими. Вследствие того, отвергая всякое надо мною и владениями моими, под каким бы то титулом или предлогом ни было, господствование или власть других государей и держав и отрицаюсь от покровительства их, обязываюсь по чистой моей христианской совести неприятелей Российского государства почитать за своих собственных неприятелей, быть послушным и готовым во всяком случае, где на службу ее императорского величества и государства Всероссийского потребен буду, и в том во всем не щадить живота своего до последней капли крови. С военными и гражданскими ее величества начальниками и служителями обращаться в искреннем согласии; и ежели какое-либо предосудительное пользе и славе ее величества и ее империи дело или намерение узнаю, тотчас давать знать; одним словом, так поступать, как по единоверию моему с российскими народами и по обязанности моей в рассуждении покровительства и верховной власти ее императорского величества прилично и должно. В заключение сей моей клятвы целую Слово и Крест Спасителя моего. Аминь».

За присягой последовал обмен трактатов: полковник Тамара вручил царевичу Вахтангу трактат, ратифицированный императрицей, а царевич передал Тамаре трактат, подписанный Ираклием.

По возвращении из церкви царь вторично дал обед русским офицерам, и вечером весь город был иллюминован. «При дворе царском, – доносил полковник Бурнашев, – была особливая иллюминация в лавках, украшенных парчами, разными персидскими и индийскими материями. Купцы тифлисские ужинали и забавлялись музыкой и танцами; на площади, наполненной множеством народа, играла во многих местах музыка; словом, весь народ старался изъяснять свою радость, происходящую от столь благополучной с ним перемены».

Так кончились эти два дня, ознаменованные многими милостями императрицы. Супруге Ираклия, царице Дарье, пожалован орден Св. Екатерины со звездой, украшенною драгоценными камнями[33 - Грамота императрицы царю Ираклию от 30 сентября 1783 г. Орден этот Ираклий сам возложил на нее в церкви, где царица Дарья была впервые с непокрытым лицом. В запас было послано еще три простых звезды и две ленты.], перстень в 5500 рублей и богатое платье, «которое как носить посылается кукла». Супруге старшего сына Ираклия царевича Георгия пожалованы бриллиантовые серьги в 3500 рублей. Так как два старших сына Ираклия царевичи Георгий и Юлой получили ордена еще до заключения трактата, третьему сыну царевичу Вахтангу был прислан тростяной набалдашник с бриллиантами. Четвертый по старшинству сын Ираклия царевич Антоний, принявший постриг всего двадцати лет от роду, призывался в Москву для посвящения в архиепископы[34 - «По воле его светлости, – писал Ираклий генералу Потемкину 26 января 1784 г., – ваше превосходительство изволите сообщать мне о сыне моем архимандрите Антонии, чтоб его отправить для посвящения в престольном граде в епископское достоинство. Сия новая благость прилагается к числу многих щедрот всеавгустейшей государыни, и благоволение ее превыше всякой благодарности».]. Самый младший брат, царевич Мириан семнадцати лет, произведен в полковники[35 - Указ Военной коллегии 18 августа 1783 г. Арх. кабинета его императорского величества, св. 440.] и назначен командиром Кабардинского пехотного полка. Грузинский католикос Антоний получил бриллиантовый крест на клобук[36 - Письмо Антония генералу Потемкину от 31 января 1784 г. Госуд. арх. XXIII, № 13, папка 47. См. также указ кн. Потемкину 30 сентября 1783 г. Арх. кабинета его императорского величества, св. 440.] в 2500 рублей, а царский генерал-адъютант князь Герсеван Чавчавадзе, принимавший деятельное участие в заключении договора, принят при петербургском дворе в качестве министра. Многие члены знатнейших грузинских фамилий также получили разные подарки, общая стоимость которых простиралась до 30 500 рублей[37 - Князьям Орбелиани и Челокаеву пожаловано по табакерке с бриллиантами, князю Бегтабекову – перстень бриллиантовый (см. Реестр подаркам. Госуд. арх. XXIII, № 13, карт. 48).].

По окончании торжеств Ираклий выразил желание ехать в Петербург и лично поблагодарить императрицу, но Екатерина II отклонила желание царя и посоветовала прислать в столицу его сыновей. 23 мая оба сына Ираклия в сопровождении князя Герсевана Чавчавадзе выехали в Россию[38 - Отправляя своих детей, Ираклий писал императрице: «Всемилостивейшее покровительство, дарованное дому моему из призрения, простирается даже до того, что ваше императорское величество благоволили повелеть детям моим предстать пред высочайшим престолом вашего императорского величества. Почему всенижайше представляя их при сем как наипоследнейших рабов, желаю, дабы чрез верные и рабские свои услуги удостоились приобресть себе матернее милосердие вашего императорского величества и дабы я пребыл пренаисчастливейшим в настоящем моем состоянии» (Письмо Ираклия от 23 мая. Моек, арх. Министерства иностранных дел. Переписка владетельных особ с высочайшим двором, д. № 455).]. Побывав в Кременчуге у князя Потемкина, они в сентябре достигли Петербурга, где и были приняты императрицей. Князю Чавчавадзе, как прибывшему в качестве министра, была назначена особая аудиенция[39 - Письмо Безбородко канцлеру 18 сентября 1784 г. Моек, архив Министерства иностранных дел.].

20 сентября по окончании церковной службы князь Чавчавадзе был введен в аудиенц-залу Зимнего дворца, где находились особы, имевшие вход во внутренние покои. Сделав три поклона, грузинский посол обратился к императрице с речью от имени Ираклия II: «Царь Карталинский и Кахетинский, удовлетворяя обязательствам своим и тому благоговению, которое он со всем его домом и со всеми народами, им обладаемыми, питает к верховной своей государыне и покровительнице церкви нашей православной, избрал меня быть свидетелем таковых чувств своих. Сугубое счастье мое, когда, быв одним из участников в постановлении торжественного договора, коим с утверждением зависимости отечества моего от империи Всероссийской утверждены навеки и наше благоденствие и безопасность, удостаиваюсь ныне в лице владетеля моего и всех сограждан наших приблизиться к священному престолу вашего императорского величества и пасть к стопам вашим».

«Ее императорскому величеству, – отвечал на это канцлер, – служит к особливой угодности жертвоприношение царя Карталинского и Кахетинского и всех обладаемых им народов, основывающееся на собственном их благоденствии. Ее величество, даровав его высочеству и подданным его свое покровительство и усынови их единожды под благословенный свой скипетр, не оставит, конечно, пещись всегда о постоянном их благосостоянии. Лицо изъяснителя пред ее престолом благоговения и усердия, питаемых царем Карталинским и его подданными, сугубо приятно ее величеству, потому что он сам был участником в постановлении торжественного договора, коим с утверждением зависимости отечества его от империи Всероссийской утверждено навеки благоденствие и безопасность его, посему он и может полагаться на особенное ее величества благоволение и милость».

Допущенный к руке императрицы, князь Чавчавадзе сделал три поклона и, не оборачиваясь, спиной вышел из залы. Этой аудиенцией закончился акт вступления Грузии под покровительство России.

Глава 2

Впечатление, которое произвело на закавказских владык поступление Грузии под покровительство России. Положение армян в Закавказье. Просьба их о защите от притеснений карабахского хана. Намерение князя Потемкина устроить будущее армян и образовать особое христианское государство по ту сторону Кавказских гор. Деятельность и участие в этом армянского архиепископа Иосифа. Переговоры с карабахским ханом

Через несколько дней после заключения договора князь Потемкин известил всех азербайджанских ханов и других соседних владык, что Грузия признала над собой верховное покровительство русской императрицы. Туземное население приняло это известие с большим волнением, еще более усилившимся, когда в Закавказье узнали, что русские исправляют дорогу в Грузию, строят мосты и даже двинули туда часть своих войск. Все соседние правители смотрели на Россию с крайним недоброжелательством и опасением. Поводом к этому были произошедшие в ближайшее время присоединение к России Крыма, Кубани и подчинение Грузии.

Опасаясь за свое будущее, ханы и владыки объяснили движение наших войск в Закавказье желанием русского правительства захватить часть владений, принадлежавших Персии и Турции. Все пограничные с Грузией правители, считавшие свое поведение небезгрешным относительно России, торопились принять меры против ее завоевательных намерений. После неоднократных взаимных совещаний одни решили с приближением русских войск защищаться до последнего, другие предпочитали оставить свои владения и спасаться у соседей. Окружающие Фетх-Али-хана Дербентского уверяли его, что с прибытием русских войск в Грузию он будет непременно свергнут – «и будешь ты, говорили они, у русских свинопасом»[40 - Секретное известие от 18 августа 1783 г. Госуд. арх. XXIII, № 13, карт 45.].

Фетх-Али-хан боялся и высказывал намерение в крайнем случае бежать в Персию.

Больше других беспокоился Сулейман-паша Ахалцихский, часть владений которого входила некогда в состав Грузинского царства. Происходя из древнего рода князей Грузинских, Сулейман-паша считал себя наследственным владетелем Саатабого (Ахалциха) – древней провинции Грузии. Желая стать независимым от Порты и при тогдашней слабости турецкого правительства надеясь достичь этого, Сулейман неприязненно встретил известие о вступлении Грузии под покровительство России. При болтливости, свойственной всем азиатским народам, грузины не могли скрыть важнейших статей трактата, и Сулейман не без страха за свое будущее узнал о существовании второго параграфа секретного договора, в котором русская императрица не только ручалась за сохранение в целости нынешних владений царя Ираклия, но обещала распространить это ручательство и на все те владения, которые будут им приобретены впоследствии. Сулейман-паше так и казалось, что, включая этот параграф, русские имели в виду прежде всего овладеть Ахалцихским пашалыком и подчинить его власти грузинского царя. Естественно, что при таких настроениях Сулейман, едва получив известие о движении русских войск в Грузию, тотчас же отправил нарочного в Константинополь просить помощи Порты.

Посланный явился в резиденцию султана с донесением, что движение русских войск навело ужас на всю Анатолию и в Малой Азии убеждены, что русские намерены громить турок со стороны Грузии. Победы наших войск в Европейской и Азиатской Турции во время последних войн навели столь большой страх на жителей, что они с особым вниманием следили за всяким движением русских войск и часто придавали их перемещению преувеличенное значение. Паника охватывала население каждый раз, когда оно узнавало о появлении русских. Так, в июне 1783 года все поморские жители Трапезонда бежали в глубь страны от одного известия, что наш флот появился в виду берегов. Хотя впоследствии и оказалось, что то была стая плавающих птиц, но туземцы с трудом и неохотно возвращались в покинутые ими селения[41 - Отношение генерал-поручика Потемкина полковнику Бурнашеву от 13 августа 1783 г. Госуд. арх. XXIII, № 13, карт. 45.]. Ожидание скорого появления русских заставило всех жителей Эрзерума и его окрестностей переходить в укрепленные места и побудило Сулейман-пашу вторично просить Порту об оказании помощи.

«Царь Ираклий, – говорил посланный Сулеймана, – есть колеблющаяся скала, падения которой нужно опасаться. Он поддерживается русскими войсками, потому что ищет нашего разрушения, и если не будет помощи, то, без сомнения, мы погибли. Помогите нам…»

«Мы с Россией в мире, – отвечала Порта посланному, – но если вы заметите какие-либо неприязненные действия с ее стороны или встретите врагов, то должны обращать их в бегство».

Переход Грузии под покровительство России не был нарушением мирных договоров с Портой, ибо Грузия была независима от Турции. Не имея повода к открытому вмешательству в наши дела в Закавказье и сознавая свою слабость, турецкое правительство не отказывалось, однако же, от тайных действий и интриг. Официально отказав в помощи посланному ахалцихского паши, константинопольский двор втайне обнадеживал своей поддержкой не только Сулеймана, но и всех азербайджанских ханов. Эмиссары с султанскими фирманами рассыпались по Дагестану и Закавказью и приглашали всех соединиться воедино для защиты веры и на разорение Грузии. Порта советовала паше Ахалцихскому договориться с персидскими ханами и пригласить к себе лезгин, на содержание которых отправила ему пятьдесят мешков денег. Последний тотчас же послал нарочного ко властвовавшему тогда в Персии Али-Мурат-хану и разослал письма ко всем азербайджанским ханам и дагестанским правителям.

Призывая их к совместным действиям против общего врага, Сулейман просил вспомнить, что «всяк, кто в ревности своей ищет истреблять врагов, угоден Богу, а кто поразит единого из неверных, тот обрящет отпущение всех грехов, и вечный рай будет ему воздаянием»[42 - Письмо Сулеймана уцмию Каракайдагскому. Госуд. арх. XXIII, № 13, карт. 47.].

«Со слезами молим вас, – писал паша в другом письме[43 - К народам дагестанским. Там же.], – помогите нам, защитите нас. Примите меры опровергнуть неверных от пределов наших».

Сулейман просил лезгин прислать к нему до 3000 человек, обещая обеспечить их продовольствием и давать такое жалованье, какое сами назначат. Большинство лезгинских владык, не желая стеснять себя никакими обязательствами, отвечали уклончиво. Они говорили, что с русскими и грузинами согласны никогда не будут и что готовы служить султану, как своему единоверному государю, но только тогда, когда получат от него фактическую помощь. Видя, что переговоры с дагестанцами не приводят к желаемым результатам, и не надеясь на поддержку лезгин, Сулейман старался привлечь на свою сторону азербайджанских ханов. Он предлагал им воссоединиться, и тогда, говорил он, мы будем сильны, чтобы рассеять бурю, собирающуюся нас сокрушить.

«Проклятые русские, – писал Сулейман Ибраим-хану Шушинскому (Карабахскому)[44 - Госуд. арх. XIII, № 13, карт. 47.], – проложили путь через Кавказ, и дорога, ими сделанная, дозволяет везти не только нужные вещи, но и артиллерию и все, что к продовольствию потребно. Их войска вступают исподоволь в Грузию, и в исходе лета все они соберутся с тем, чтобы впасть в Персию и в пределы оттоманские и поглотить нас, как быстрый летний поток поглощает все, где протечет».

Ахалцихский паша советовал Ибраиму оглянуться на свое положение, принять меры против неожиданного бедствия и стараться потушить огонь, по словам паши, готовящийся их пожрать.

Отправляя письмо шушинскому хану, Сулейман знал, куда следует направить удар. Ибраим-хан был самым заинтересованным в этом деле из всех. Большая часть его подданных были армяне, исповедовавшие христианскую религию, ненавидевшие хана и склонявшиеся в сторону России.

Подпав под власть ханов Шушинского (Карабахского) и Карадагского, армяне находились в крайнем порабощении и помимо личных оскорблений часто лишались материального благосостояния и даже жизни. Каждый армянин вынужден был тщательно скрывать свое имущество: если хан узнавал о нем, или отбирал силой, или умерщвлял армянина, чтобы завладеть его богатством. Так, в 1781 году Ибраим лишил жизни дизахского мелика Исая и завладел его сокровищами, а через несколько месяцев поступил точно так же и с его наследником.

Устрашенные этим, остальные мелики заперлись в крепких местах и решили сопротивляться хану. Они искали защиты у Ираклия II, как союзника Ибраима и единственного сильного владыки в Закавказье. Не получив от него помощи, армяне отправили тайно своих депутатов в Россию, поручив умолять императрицу об освобождении их от несносного ига.

Представители армян были приняты в Петербурге с большим сочувствием и полною готовностью протянуть руку помощи угнетенному народу. Прошлый опыт подсказывал, однако же, нашему правительству, что одной перепиской с правителями невозможно избавить армян от бесчисленных притеснений, которым они подвергались, и что для их освобождения необходимо удалить мусульманских правителей и воссоединить все христианское население Закавказья. Такое воссоединение было возможно только при единодушии, достаточной доле мужества, энергии и самопожертвовании со стороны туземного населения. Насколько то и другое имело место среди армян, в Петербурге судить было трудно, и потому князь Потемкин, отправляя на линию своего брата, П.С. Потемкина, поручил ему ближе познакомиться с армянами, с их политическими настроениями, характером и материальными средствами.

Воспользовавшись постоянными контактами, которые находившийся в России армянский архиепископ Иосиф Аргутинский-Долгорукий поддерживал со своими соотечественниками, П.С. Потемкин обратился к нему, как к человеку, лучше других знакомому с положением дел и характером народа. Задавая Иосифу ряд вопросов, командовавший войсками на Моздокской линии писал ему, что желание получить ответы вызывается не простым любопытством, а политическими соображениями относительно той земли, «которая древностью столь знаменита и которая ныне представляет жалостное позорище, напоминающее человечеству тщетность вещей»[45 - Записка Потемкина архиепископу Иосифу от 21 декабря 1783 г., № 64.].

«Земля великой Армении, – спрашивал П.С. Потемкин, – впад в руки нечистых по закону турок и персиян, чрез толико долговременную неволю сохраняет ли силу духа, нужную для свободной души? Порабощения и разные притеснения не истребили ли благородных в сердцах чувствований? Сила разума, закон и крепость веры толико ль действуют, чтобы внутреннее сердец расположение клонилось свергнуть иго, их угнетающее?»

Имея в виду, что главное занятие армян составляли торговля и промыслы, генерал-поручик Потемкин спрашивал: пожелают ли они нынешнее состояние поменять на лучшее будущее, «ибо генеральное примечание сделано, что все люди, кои обращаются в торговле, всякое другое чувствование заглушают, кроме жадности к корысти своей. Вера сильно и действует в армянском народе, и благочестие может ли быть поводом к побуждению народному? Сан патриарший в каком между ними почтении? Мелики сохраняют ли к священному чину должное благоговение, а народ к меликам повиновение и, наконец, какие средства угодить народу, присоединить верность меликов и привязать духовенство?».

Коснувшись политических особенностей армянского народа, нельзя было оставить без внимания и его соседей. «Я прошу ваше преосвященство, – писал П.С. Потемкин Иосифу, – заметить мне, как далеко простирается союз грузинского царя Ираклия с армянами и какую поверхность имеет он над теми ханами, кои прилежат к пределам его земель. Принадлежащая земля армянам ныне во владении кому принадлежит? Сколько меликов в Карабахской провинции и сколько можно полагать народу? Какие важнейшие места встретятся, если проходить через Тифлис, а равно с другой стороны, ежели бы путь взять от Дербента? Как далеко можно полагаться на услуги и обещания князей и владельцев и на народ тех мест, если бы туда идти следовало?»

Потемкин просил указать более укрепленные места, лежавшие на пути от Тифлиса к Эривани и из Дербента через Шемаху к Нахичевани. Он хотел получить сведения о характере правителей и естественных богатствах провинций, лежавших по ту сторону Кавказских гор. «Можно ли, – спрашивал П.С. Потемкин, – получить нам продовольствие для войск, хлеб, фураж и проч.? Какие есть реки судоходные, чрез кои можно бы было облегчить доставление провианта? В которой земле (провинции) более оного, в которой менее; в которых местах и какого рода хлеб, ибо сие есть основание дел: где войско сыто, там оно действительно. Горе тому начальнику, который о пропитании войск не помыслит».

Предложенные архиепископу вопросы скоро стали известны всем армянам и произвели на них самое радостное впечатление. В сборе сведений, притом весьма обширных, туземцы видели желание русского правительства восстановить древнюю Армению и навсегда избавить население от притеснений мусульман. В коллективном письме, подписанном двумя патриархами (Иоанном и Лукой), всеми меликами и другими знатнейшими лицами, армяне просили поспешить с прибытием для их избавления и обещали доставить русскому войску самое изобильное продовольствие, уверяли, что в их плодородном отечестве можно содержать в течение пяти лет до тридцати тысяч человек и более.

Князь Потемкин, принимавший живейшее участие в судьбе армянского народа, именем императрицы обнадежил армян и объявил депутатам, что в скором времени желания их будут исполнены.

«Шушинского (Карабахского) хана Ибраима свергнуть должно, – писал князь Таврический своему брату П.С. Потемкину[46 - В ордере от 6 апреля 1783 г. Арх. Главы, штаба.], – ибо после сего Карабах составит армянскую независимую, кроме России, никому область. Вы тут употребите все старание, чтобы новая сия область устроилась наивыгоднейшим образом для народа; чрез сие и прочие сильные армянские провинции последуют их примеру».

Ибраим сам не считал своего положения прочным: из-за своего двуличия он не мог рассчитывать на расположение к себе петербургского двора. Хан то прикидывался искренно преданным России, писал льстивые письма нашим пограничным начальникам и высказывал желание перейти под покровительство императрицы, то вдруг изменял свое поведение, переходил на сторону наших противников, грабил и притеснял своих подданных-христиан. Таково было поведение хана, и неудивительно, что, когда он узнал о контактах армян с нашим правительством, опасаясь наказания за свои поступки, снова прикинулся преданным России. «Давно уже, – писал Ибраим, – имел я расположение быть верным и усердным рабом всемилостивейшего Всероссийского трона и царствующей с несметными щедротами императрицы. Не имея ни знакомых, ни малейшей связи, как мог я отважиться ступить на стези, ведущие к толикому блаженству? Ожидая от Провидения Всевышнего пристойного случая к изъявлению моей ревности, скорбел внутри души моей». Ибраиму было сообщено, что скорбь его и застенчивость были напрасны, ибо до сих пор никто из искавших покровительства России еще не был отвергнут императрицей и положение всех, прибегающих под ее защиту, обеспечивалось наилучшим образом.

«Быть подвластным великой Екатерине, – говорил П.С. Потемкин карабахскому хану, – значит заимствовать сияние тех лучей, которые украшают ее священную корону. Подчинение ее скипетру не только не уменьшит, но утвердит ваше владычество, чему примером может служить Крымский Шагин-Гирей-хан, при помощи русского оружия два раза восставленный владетелем».

Потемкин советовал Ибраиму поспешить изъявлением покорности и просить принять его под покровительство России. Хан отвечал, что он искренно желает такого покровительства и даже готов платить дань. Несмотря на предыдущие поступки правителя Карабаха, враждебные России, Екатерина II готова была согласиться на его просьбу. «Что касается до Ибраим-хана, – писала она князю Таврическому[47 - В рескрипте от 5 мая 1783 г. Госуд. арх.], – если в принятии его под российское покровительство не встретится никакого затруднения или сомнительства, кажется, можно взять за руководство то, что сделано с царем Ираклием, и в таком случае вы не оставите поручить генералу Потемкину заключить с ним договор о подчинении его российскому императорскому престолу и о признании им моей и преемников моих верховной власти над ним и его преемниками. Принятие на подобных условиях может служить доказательством кроткого здешнего обладания и побуждением для многих тамошних наших соседей подражать примеру сих двух владетелей».

Князь Потемкин, хорошо знакомый с характером Ибраим-хана, не веря в чистосердечность его намерений и готовность платить дань, поручил отвечать хану, что самая лучшая дань, которую предпочитает русская императрица, – это верность, и, если Ибраим сохранит ее и будет всегда исполнять высочайшие повеления, только тогда сможет надеяться, что будет принят в русское подданство[48 - Ордер князя Потемкина-Таврического генералу Потемкину от 19 мая 1783 г.].

Сухость ответа испугала Ибраима, и он торопился укрепить город Шушу и предохранить себя от нападений. Генерал-поручик Потемкин заявил хану, что укрепления его не грозны для русских войск, но двуличие хана будет неудобно для него самого, в особенности в том случае, если он не поспешит заявить о своей покорности[49 - Письмо П.С. Потемкина царю Ираклию от 28 июня 1783 г.]. Карабахский хан предпочел, однако же, не возобновлять вопроса о подданстве и впоследствии перемену своего поведения объяснял обидой, нанесенною ему царем Ираклием при заключении трактата, не включившего вместе с Грузией и Карабах. Генерал Потемкин отвечал, что дело это легко исправить, если хан пришлет доверенное лицо для заключения желательного ему договора. Ибраим доверенных не присылал, и князь Таврический, не особенно желавший его подданства, был весьма рад такому стечению обстоятельств. Светлейший намеревался при удобном случае лишить Ибраима ханского достоинства и всю его область, населенную преимущественно армянами, передать в управление одному из наиболее уважаемых армянских меликов. «Чрез то, – писал он императрице[50 - От 19 мая 1783 г.], – возобновится в Азии христианское государство сходственно высочайшим вашего императорского величества обещаниям, данным чрез меня армянским меликам».

«Армян извольте, ваше превосходительство, ласкать, – писал вместе с тем князь Таврический своему брату П.С. Потемкину[51 - В ордере от 19 мая 1783 г. Госуд. арх. XXIII. № 13, карт. 45.], – и питать благое в них расположение к России, дабы иметь их всегда усердными и готовыми к совершению предприятий, которых обстоятельства и польза дел наших востребуют».